- Еленой, но можно и Леной.
- Давайте-ка, Лена, все вместе займемся мелиорацией, идет?
- Да, - прорезался наконец бывалый москвич. - Это было бы неплохо.
"Неплохо было бы голову не терять, - мысленно пожелала ему Мария. Но в ее пожеланиях здесь, похоже, никто не нуждался.
… Скульптор оказался точно таким, каким его описывал Елисеев, не доставало только колечек с творогом. Он восторженно блеснул очковыми стеклами при виде московского друга, споткнулся взглядом о гостью, удивленно вытаращился на свою соседку и обрадовался, словно ребенок, всей разноперой троице.
- Как здорово, что вы здесь! А я уже подвял, честно. Народ собрался - один умнее другого. Слоняются вокруг с умными рожами и несут такую хрень, что уши вянут. Будь я проклят, если еще когда-нибудь соглашусь на это аутодафе!
- Держись, старик, - весело подбодрил творческую личность неунывающий бизнесмен. - Такова участь любого таланта: быть на виду и подвергаться пыткам. Вот, привез тебе еще одну умницу, - с гордостью указал на Марию. - Но к ее мнению, действительно, стоит прислушаться. Настоящий искусствовед, не чета твоим шарлатанам. Почти десять лет отпахала в лучшем музее Рима, - он виновато вздохнул, - правда, забыл в каком.
- Серьезно?! - восхитился доверчивый демиург и скромно представился: - Антон, Антон Леднев.
- Маша.
- Вы правда жили в Риме?
- Да.
- А где работали?
- В Национальной римской галерее.
- Здорово! А я ни разу еще в Италии не был. Но побываю, обязательно! Вот пройдет выставка, прикупит какой-нибудь новый русский пару-тройку работ, - размечтался скульптор, - и рвану весной к итальянцам, будь я проклят!
- Господи, Антон, - ужаснулась тихая Лена, - как ты можешь насылать на себя проклятия? Это же плохая примета. Сейчас каждый ребенок знает, что слово материально и влияет на судьбу человека. А ты постоянно себя проклинаешь.
- Я не верю в приметы. И мне плевать, что думает по этому поводу каждый. Я доверяю только собственной интуиции.
- А она подсказывает, что Антон Леднев прославится и заработает кучу денег, - бесцеремонно вмешался в разговор насмешливый мужской голос. - Так вот, дорогой, я тебя порадую. Если то, что знающие люди говорят мне об этой выставке, правда, лет через сто за твои шедевры будут драться лучшие музеи. Увы, истинная слава приходит всегда слишком поздно.
- Евгений Саныч, - просиял Антон, - вы все шутите!
- Никогда не был таким серьезным, - заверил "пророк", нависнув над невысоким худощавым ваятелем.
- Знакомьтесь! Мои друзья - Мария, Дмитрий, Лена. А это, - голос окрасился неподдельным почтением, - Евгений Александрович Егорин.
Человек в сером свитере грубой вязки и черных джинсах с интересом разглядывал могучую кучку. Высокий, подтянутый, с нестираемой улыбкой на тщательно выбритом загорелом лице, всего лет на десять старше Антона, уверенный в себе - от него разило успехом, как от пьяницы - алкоголем. С такими стремятся дружить мужчины и крутят романы женщины в тщетной надежде окрутить навсегда.
- Отчество прошу тут же забыть, - добавил Егорин, придавая своей улыбке максимум обаяния. - И не заражайтесь дурным примером Антона, у творцов свои причуды. Надеюсь, сегодня вечером вы, друзья, будете с нами?
- Конечно, Евгений Саныч, - поспешил ответить за всех Антон.
- Отлично, тогда до встречи, - и скрылся так же внезапно, как появился.
- Мой спонсор, - доложился обласканный талант, - классный мужик! Между прочим, тоже москвич. Крупный бизнесмен, занимается фармацевтикой. Создал с друзьями целый холдинг. Раньше их было трое, один погиб. Теперь Егорин ворочает делами на пару.
- Егорин, Егорин, - бормотала Мария, глядя задумчиво вслед удачливому фармацевту. Что-то знакомое было в этой фамилии, что-то давно забытое, из далекого детства.
- Так, сейчас ты все расскажешь Машуне об этом типе, - деловито распорядился Дмитрий, - а мы с Аленой отправляемся лицезреть твои шедевры. - Елисеев весело подмигнул Антону, виновато улыбнулся Марии и, подхватив под руку притихшую девушку, сбежал от обоих.
- По-моему, Ленка произвела на него впечатление.
- А по-моему, ваша соседка влюбилась в Митю, - и тут она вспомнила. Ну конечно же Женька Егорин! Лучший шашист потока, головная боль вожатой и мечта всех девчонок третьего отряда, незримая тень, скользившая за ней повсюду и, наконец, первый в жизни поцелуй - щекочущее прикосновение чужих губ к ладошке, от которого и сладко, и смешно, и страшно. Все он, Жека, когда-то поклявшийся никогда ее не забыть. Забыл.
- А можно на "ты"?
- Что?
- Я говорю, может, лучше перейдем на "ты"? - напомнил о себе герой дня. - Мы же почти ровесники.
"С разницей почти в десять лет", - подумала "ровесница" и улыбнулась.
- Принимается. Я пошла.
- Куда?
- Выставку твою смотреть.
- Я сейчас все покажу.
- Послушай, Антон, - хотелось верить, что этот милый очкарик такой же разумный, как и талантливый, - местоимение "ты" имеет много оттенков, я бы предпочла дружеский. Ты меня понимаешь?
- Нет.
- Жаль, - вздохнула она и отправилась тратить время на то, ради чего так легкомысленно поддалась уговорам своего шалопутного друга.
Однако у первой же работы молодого скульптора искусствовед поняла, что цель оправдала и поездку, казавшуюся никчемной, и предательское поведение Елисеева, и ненужные проблемы, какие, похоже, пытается навязать ей Антон. Мария бродила по залу, не замечая никого вокруг, не слыша голосов, в который раз изумляясь и радуясь тому, что могут сотворить человеческие руки. Работ экспонировалось немного, но от каждой было не оторваться.
- Нравится?
- Да.
- Мне тоже.
Она неохотно отлипла от небольшой скульптуры и посмотрела на человека, снова позволившего себе бесцеремонность. Ухмылка, открывающая чуть заметную щель между зубами, с легкой горбинкой нос, серые глаза, в которых появился цинизм, родинка над верхней губой - годы, конечно, его изменили, но остался зазор, откуда выглядывал забавный мальчишка. Преданный, задиристый и смешной.
- Как поживаешь, Маша?
- Напомните мне, пожалуйста, когда мы с вами переходили на "ты"?
- Напомню, - охотно согласился Егорин. - В пионерском лагере, двадцать лет назад. Только тогда мы не переходили на "ты", начинали с этого. Не помнишь? А я тебя не забыл, Маша Бодун. Хоть и времени столько прошло, и изменилась ты очень, но я все равно тебя узнал. Сразу, как только увидел. Даже сам удивился. Где ж ты раньше-то была, Машка?
Она решила не рядиться в тогу лицемерки.
- Я тоже тебя узнала, правда не сразу.
- Послушай, Маш, завтра - Новый год. Давай его встретим вместе. Вдвоем, только ты и я. Не случайно же мы с тобой столкнулись через столько лет, черт возьми! Может, это судьба делает нам новогодний подарок, а? - Евгений ухватил ее за руку, словно боялся, что она растворится в воздухе. На безымянном пальце сверкнуло обручальное кольцо.
- А жена будет одна?
- Ирка знает, что меня могут задержать дела. Она привыкла.
- Но я не привыкла.
Егорин разжал пальцы, отступил на шаг и прищурился:
- Уверена?
- Абсолютно.
- А вдруг я чем-нибудь пригожусь?
- Ты не золотая рыбка, я не старуха.
Он окинул ее оценивающим взглядом.
- По-моему, ты перепутала роли. Ну да ладно, забудем. Будем считать, что мы познакомились только сегодня. Надеюсь, увидимся вечером. Ты ведь не откажешь нашему гению в моральной поддержке, придешь отметить открытие выставки? Кстати, я наблюдал за вами. Кажется, из-за тебя Антон впал в транс, - наблюдатель ухмыльнулся. - Похоже, я с ним оказался в одной упряжке.
Волоча за собой остроносого оператора с телекамерой, к Егорину подскочила бойкая девица в черном костюмчике и затараторила:
- Господин Егорин, не могли бы вы поделиться с нашими зрителями мыслями о выставке? Чем привлекло вас творчество молодого петербуржца Антона Леднева? Разве в Москве мало талантливых скульпторов? - и, не давая опомниться, сунула под нос микрофон.
- Не мог бы! - рявкнул взбешенный меценат.
Но даже эту, единственную, фразу Мария не слышала. Она спешила к выходу, где, перекуривая, мило ворковали двое: ее друг и соседка Антона.
С первого взгляда на них стало ясно, что внезапный елисеевский приступ любовной горячки грозит обернуться хроникой.
- Митя, я устала. Поедем отсюда.
- Сейчас, - не двинулся с места тот.
- Дай, пожалуйста, ключ и скажи точный адрес. Я доберусь сама.
- Я тоже поеду с вами, - опомнилась первой белобрысая тихоня. - Мне надо собаку выгулять.
Собачий выгул оказался мощнее дружеской просьбы и мгновенно склонил чашу весов в пользу обратной дороги. В машине Мария приняла решение.
- Извините, ребята, я передумала. Хочу прогуляться по Невскому. Черкни мне адрес, Митенька, - она с невинной улыбкой протянула Елисееву блокнот и ручку. - Я недолго, ты не волнуйся.
- С тобой все в порядке?
- Да.
- Точно? Может, пройдемся вместе? - кажется, совесть в нем еще оставалась.
- Пиши!
- Не забудь, в восемь у нас банкет.
- Ага.
Через полчаса она томилась у кассы на Московском вокзале, где конечно же вышел облом: билетов на тридцатое декабря не было никаких. Незадачливая путешественница соглашалась вояжировать даже в тамбуре, но кассирша рявкнула следующего и потребовала не мешать.
- Девушка, вы пройдите к той кассе, - показала рукой на другое окошко женщина в енотовой шубе. - Там, кажется, есть билеты на "Красную стрелу".
- Спасибо большое! - никогда еще новогоднюю ночь она не встречала в поезде. Но когда женщине перевалит за тридцать, а она еще делает что-то впервые, значит - это только начало.
В ресторан они отправились вдвоем, у Елены был спектакль. Соседка Антона, оказывается, служила искусству. Поглощая с аппетитом закуски, Маша вполуха слушала сразу двоих. Слева захлебывался восторгом друг, докладывающий о бесчисленных талантах восходящей театральной звезды, справа делился творческими планами скульптор, намекая, что в новогоднюю ночь искусствоведа ожидает приятный сюрприз. Она терпеливо выслушивала обоих, удивляясь, как могла променять тишину и уют нового дома на этот бессмысленный треп. Вокруг льстили, искренне восхищались, пророчили успех, поздравляли, выражали надежду - отрабатывали приглашение на банкет.
- Можно пригласить вас на танец? - над ней почтительно склонился Егорин.
- Можно.
В танце Женька двигался, как пантера: пластично, уверенно и опасно. Мария пожалела егоринскую жену.
- Чем занимаешься?
- Работаю в антикварном салоне.
- Кем?
- Экспертом.
- Устраивает?
- Вполне.
- Личная жизнь в порядке?
- В полном.
- Замужем?
- Да.
- А почему обручального кольца нет?
- Послушай, Егорин, ты пригласил меня танцевать или допрашивать?
- Я пригласил тебя, чтобы побыть в этом бедламе вдвоем. Давай смоемся отсюда, а?
Она остановилась посреди такта. Рядом застыл большой упрямый ребенок, который канючил понравившуюся игрушку.
- Женя, я давно уже не та девочка, которой ты целовал руку в пионерском лагере.
- Вижу, - ухмыльнулся он и снова вовлек ее в танец. - В тебе, Машка, наверное, черт сидит, еще минута, и я потеряю голову, - последние слова он выдохнул в ухо.
- Надеюсь, ты не думаешь, что я тоже соглашусь стать безголовой?
- Почему нет? Жить одним рассудком скучно.
- Мне нравится иногда поскучать.
- Отлично! Главное, чтоб "иногда" не становилось "всегда". Но тебе вроде это не грозит, - певица лихо закрутила последнюю ноту, народ вяло похлопал и двинул к своим столикам. В кармане Егорина зазвонил телефон. - Черт! Извини. Да, Ириша… Все в порядке, я очень занят, у меня переговоры, перезвоню, - отрывисто бросал в трубку "переговорщик", не отставая ни на шаг от Марии. - Маш, подожди!
- Да?
- Возьми мою визитку. Может, все-таки понадоблюсь. Жизнь - штука сложная, никто не знает, что будет завтра.
- Завтра, Женя, наступит Новый год, - улыбнулась она.
За столиком уныло жевал в одиночестве Димка.
- Ты куда пропала?
- Танцевала.
- А, - безразлично кивнул Елисеев и посмотрел на часы. - Мань, может, рванем отсюда? Подышим свежим воздухом, прошвырнемся по Невскому до Дворцовой, елку посмотрим. А потом я тебе памятник Катьке покажу.
- Кому?
- Екатерине второй. Там есть одна особенность… В общем, сама поймешь, когда увидишь.
- Елисеев, скажи честно: ты договорился с Леной забрать ее после спектакля?
- С чего ты взяла?
- Памятник, о котором ты мне талдычишь, в двух шагах от Александринки. Подозреваю, что в этом театре и служит твоя Елена.
- Пока не моя, - вздохнул Елисеев.
- "Пока" - категория временная, - усмехнулась Мария, поднимаясь со стула. - Поехали, горе ты мое луковое.
Через четыре часа, когда Антон сопел в соседней комнате над детективом Агаты Кристи, а Мария бездумно пялилась в телевизор, позвонил по сотовому Елисеев и доложился, что они с Аленой пьют чай.
- Это все? - спросила Мария.
- Я, наверное, ночевать не приду. Ты не в обиде?
- Я не твоя жена, чтобы в таком случае обижаться.
- Ну, - промямлил Димка, - все-таки приехали вместе, а остаешься одна с Антоном.
- Беспокоишься за мою честь? Катись, Митька, к черту, ты мне надоел!
В комнату заглянул хозяин.
- Что-то случилось?
- Ничего. Звонил Митя, он у Алены. Предупредил, чтобы не волновались.
- Ясно, - понимающе кивнул Антон и испарился. Через минуту высунулся снова. - Маш, у меня обнаружился неплохой коньяк, давай по рюмке, а?
- Не хочу.
- А чаю?
- Кофе есть? С молоком?
- Есть, - обрадовался он.
- Тащи.
После кофе сами собой на журнальном столике оказались рюмки, рядом выставилась бутылка армянского коньяка и маслины с лимоном.
- Маша, можно я скажу пару слов?
- Под маслины?
- Больше ничего нет, - растерялась творческая личность. - Хочешь есть? Может, сгонять в магазин? У нас рядом ночной.
- А колечки с творогом там продают?
- Ты любишь колечки?
- Обожаю!
- Правда?! Я тоже, это моя слабость. Только о ней никто не знает.
- Скрываешь?
- Ну, - замялся он, - взрослый мужик, а помешан на пирожных, глупо как-то. Я вообще-то не любитель сладкого, - поспешил откреститься скульптор от постыдной страсти, - но в нашей кондитерской их так выпекают. Потрясающе! У них там свой цех и…
Мария, не выдержав, расхохоталась, разом скинув лет десять.
- Ты чего?
Но она не в силах была ответить, заливаясь смехом, как будто не чашку кофе выпила, а осушила бадью смешинок. Ее приводила в восторг забавная смесь интуиции, какой от рождения обладает каждый талант, и простодушия, странного в молодом современном мужчине. Невысокий очкарик с внешностью заштатного чиновника поражал святой простотой, одаряя надеждой, что мир не так уж и плох.
- Наливай! Не надо никаких магазинов. Мы после банкета в твою честь забыл?
- А ты знаешь, - обескураженно признался он, - я там даже пожрать толком не смог. Только возьмусь за кусок, тут же кто-нибудь подваливает и начинает треп. Не будешь же человека с набитым ртом слушать, верно?
- Верно. У тебя холодильник совсем пустой?
- Не знаю. Кажется, яйца есть.
- Отлично! Честно говоря, кулинар из меня никакой, но омлет или яичницу я осилю. Что предпочтете, хозяин?
- Омлет. Я не ел его три года, с тех пор, как мамы не стало. Она готовила потрясающий омлет.
- А отец жив?
- Он ушел от нас, когда мне было пять лет.
- У меня тоже родителей нет, погибли. Ладно, Антоша, сейчас постараюсь изобрести что-нибудь съедобное, а ты мне расскажешь о себе, хорошо?
И он рассказал. В этом наивном щуплом создании таились недюжинная сила и воля, разбавленные юмором и острым умом. Страсть к лепке проявилась у Антона с естественной потребностью выражать свои мысли словами. Маленький Тошка лепетал еще что-то невразумительное, но уже бойко скатывал из хлебного мякиша шарики и ромбики; складывал слоги по букварю и беспрерывно мял пластилин, выдавая одну за другой забавные фигурки, в которых угадывались мама, соседские кошка с собакой и толстая воспитательница детского сада, куда чинно ходил пятилетний Антоша. В первом классе он увлекся рисунком, за что получил в зубы от соседа по парте, изобразив его кабаном с конопатой мальчишеской рожицей. Во втором записался в изокружок, но быстро усвоил все азы мастерства, и ему там быстро наскучило. В пятом, начитавшись Гоголя, вылепил из глины кузнеца Вакулу, летящим на черте, и про него черкнули статейку в "Пионерской правде". В десятом работами одаренного юноши заинтересовался известный скульптор, двоюродный брат журналиста дяди Володи, жившего этажом ниже. В институт имени Репина он поступил без усилий, но студентом считался трудным из-за дурной привычки вечно спорить с преподавателем истории искусств. Днями дискутировал, изучал, впитывал, ночами фантазировал с глиной, которую на себе таскал из карьера. В день, когда вручали диплом, скончалась мать. Онколог, добродушная полная тетка с крашеными кудряшками, сочувственно покачивала головой и бубнила про статистику, успокаивая, что перед раком в четвертой стадии медицина бессильна, а потому больному лучше отмучаться, чем терпеть невыносимые боли. Как будто можно успокоить подобным бредом! Вечером он жахнул в одиночестве бутылку "Московской", закусывая черным хлебом с луком, после отправился через дорогу от дома в кафе "Сфинкс", где частенько спорили о высоком студенты "репы". Тогда никому и в голову не пришло, что Леднев потерял мать в этот день. А потом он влюбился, но на эту тему Антон говорить подробнее не захотел.
Они проболтали до рассвета. Около пяти гостья заявила, что новогодняя ночь наступит только завтра, сегодня же все нормальные люди должны отдыхать, а не заглядывать друг другу в рот, накачивая себя кофеином.
… Проснулась она от ощущения, что кто-то рядом. Так внезапно просыпается утром хозяин от пристального собачьего взгляда. В первые секунды не могла понять, где находится. Полумрак, смутные очертания чужой мебели, дискомфорт. Затем вспомнила вокзал, выставку, банкет, ночной разговор - перевернулась на другой бок, собираясь урвать для сна еще пару-тройку часов. И наткнулась на блеснувшие в полутьме стекла очков, отражавшие свет уличного фонаря. На полу у дивана восседал по-турецки Антон.
- Господи, что ты здесь делаешь?
- Сижу.
- А почему не спишь?
- Смотрю.
- Тебе отдохнуть надо, а не разглядывать посторонние предметы в собственном доме, - пошутила она, пытаясь скрыть раздражение. Было ясно, что со сном покончено. Тупо болел от недосыпа затылок, слипались глаза. - Который час?
- Не знаю, кажется, семь.
- Антон, не усложняй себе жизнь. Иди спать.
- Да, - он не двинулся с места.
- А законы гостеприимства в вашем замечательном городе позволяют отдохнуть полумертвому от усталости гостю?
- Гораздо точнее будет сказать: полуживому. Слово "мертвый" ни в каком сочетании тебе не подходит. Ты слишком живая.