Добредя до своего дома, капитан долго не может нашарить дверную ручку - и тут руки обвивают его шею, и губы впиваются в губы. Какое-то время капитан еще колеблется - видать, пытается понять, чье гибкое тело прижимается к нему. А потом все это становится неважно, имеет значение только нежная кожа под пальцами, сладкие вздохи, горячий рот. Проклятая ручка как-то сразу находится, и вот они уже в спальне. Целоваться-то капитан целуется, с такой силой, что они чуть не сталкиваются зубами, и шарит руками по своему ночному гостю, но никаких активных действий не предпринимает. И Дэнна укладывает его навзничь, стаскивает с него и с себя одежду, не забыв достать из кармашка смазку, и садится на него сверху. Тогда только капитана пронимает - он хватает Дэнну за бедра и пытается сам вести, а когда это не получается - просто опрокидывает его ничком на кровать и подминает под себя. Так Дэнну еще не трахали - грубо, в бешеном ритме, и он зажимает зубами уголок подушки, чтобы не завопить в голос. Чтоб он еще когда-нибудь… с пьяным кавалеристом… мамочка! Капитан вбивает его в постель последний раз и содрогается в оргазме. Стоит только измученному Дэнне выползти из-под него, как кавалер Тинвейда бормочет что-то неразборчивое и засыпает.
Морщась от боли, Дэнна находит свою одежду при свете, падающем из другой комнаты, и прихватывает с собой кое-что, принадлежащее капитану, прежде чем уйти. Ему хочется плакать, но слез почему-то нет. В доме своей госпожи он долго сидит под струящейся водой в купальне, глядя в одну точку. На бедре у него цветет роскошный синяк. Дэнна чувствует себя так, будто его поимели, использовали - но ведь он сам этого хотел, разве нет? Может, дело в том, что капитану он совсем не нравится. Не будь капитан так пьян, он и близко бы Дэнну не подпустил.
Ангельские крылья, ну зачем он в это ввязался? Даже удовольствия не получил.
Ну, хоть ясно теперь, за что леди-капитан так любит кавалера Тинвейду.
- Это ваша рубашка, господин. Я ее постирал и погладил.
Капитан Тинвейда открывает пошире дверь.
- Зайди-ка, парень. Тебя зовут Дэнна, так?
- Да, господин. Я оруженосец леди-капитан Лизандер.
- Я помню.
Капитан хмурится, отводит глаза, и видно, что ему страшно не по себе.
- Послушай, Дэнна, я вчера был пьян… - начинает он нерешительно.
- Это только моя вина, господин, - говорит Дэнна угрюмо. - Я это сделал нарочно. Извините. И леди-капитан я ничего не расскажу, не беспокойтесь.
Он поворачивается, чтобы уйти, и капитан Тинвейда удерживает его за плечо. Смущаясь, он говорит:
- Послушай, это я должен извиниться. Я не слишком опытен… с мальчиками. В смысле… наверное, все не очень хорошо получилось, ты меня извини.
- Да нет, нормально, - бурчит Дэнна. - Просто я не в вашем вкусе, да?
Капитан совершенно теряется.
- Ну… эээ… ты симпатичный парень, просто я никогда такими делами не увлекался.
Дэнна вздыхает с несчастным видом.
- Я думал, мы могли бы с вами… иногда… ну, из-за леди-капитан… вы же с ней…
Он уже толком не понимает, что говорит, потому что теперь капитан Тинвейда смотрит прямо ему в глаза, и взгляд у него… голодный и будто бы шальной слегка… И снова захваченный той же силой, которая заставляет действовать, не раздумывая, Дэнна делает шаг и поднимает лицо, и капитан наклоняет голову, и губы их встречаются.
На этот раз они никуда не торопятся. Целуются долго, медленно, лежат в постели голые, прижавшись друг к другу, капитан неловко гладит его по животу, по крепким ягодицам и берет лицом к лицу, прижав ему колени к груди. И при мысли, что так же он брал Лэйтис, Дэнну пронзает острая судорога, и он кончает на несколько секунд раньше капитана.
Лежа рядом с ним, Дэнна думает, что оттраханный мужчина ничем не отличается от оттраханной женщины. Такая же приятная расслабленность во всем теле, в голове звенящая легкость, внизу живота горячо пульсирует кровь, и в промежности мокро и скользко…
Неудивительно, что она не может от этого отказаться.
Всхлипнув, Дэнна прячет лицо в подушку.
- Эй, ты чего? - капитан кладет ему ладонь на плечо, слегка сжимает. - Больно, что ли?
- Она никогда вас не бросит, - шепчет он горько.
- Ты о чем? Ааа…
Капитан встает и начинает одеваться.
- У меня дежурство. Ты ночуй здесь, если хочешь.
Теперь Дэнна понимает, почему раньше Лэйтис называла Тьерри Тинвейду не иначе, как "высокомерный ублюдок". Как он смеет вести себя так, будто между ними ничего особенного не произошло!
Разумеется, вернувшись утром, кавалер Тинвейда застает пустую спальню и аккуратно убранную постель.
Но вечером в его дверь снова стучат, и на пороге - Дэнна. Молча капитан отступает в сторону, пропуская его, и Дэнна идет прямо в спальню, расстегивая на ходу одежду.
До приезда леди-капитан Лизандер они спят в одной постели. Кавалер Тинвейда быстро учится. Должно быть, самолюбие не позволяет ему пренебрегать удовольствием любовника - дня через три он все-таки отдает себе отчет в анатомическом отличии Дэнны от девочки и впервые касается рукой этого самого анатомического отличия. С ним и так было неплохо, а теперь становится чудо как хорошо, и на пике удовольствия у Дэнны вырывается непонятно откуда взявшееся: "Тьерри!.. Ооо, Тьерри!.."
И капитан может сколько угодно напускать на себя невозмутимый вид. Все равно ему нравится держать в объятиях Дэнну - распаленного, голого, вздрагивающего в оргазме, доставлять ему удовольствие, заниматься с ним сексом, делить с ним свой ужин, ловить на себе его игривые взгляды из-под ресниц. Дэнна знает это так же точно, как будто услышал от прорицателя из Фаннешту.
Когда Лэйтис Лизандер возвращается из столицы, ее ожидает большой сюрприз.
* * *
Как же хорошо дома! Здесь, в Белой крепости, и солнце по особенному светит, и запах свой, привычный, и белый камень стен под голубым небом словно шепчет: "Здесь твой дом, здесь твоя жизнь… здесь твое счастье!"
Одна из составляющих счастья носится по дому с шальными глазами, кидаясь то разбирать подарки Лэйтис, то складывать ее разбросанную одежду, то подливать ей вина. Леди-капитан ловит Дэнну за руку и тащит на колени, но он со смехом отбивается. Не ребенок уже, чтоб на коленках сидеть… Ангельские крылья, а мальчик как-то незаметно вырос. Кажется, что за время ее отсутствия в нем прибавилось независимости. Шутка ли, две недели один в притоне разврата.
- Дэнна, а Дэнна! - мурлычет она. - Как Симург без степняков, лучше или хуже?
- Лучше! - смеется он. - Не надо полтора дня на лошади трястись.
- Ну, а кто поставил рекорд по скоростному траху, Кунедда?
- Думаю, это лейтенант Джефферсон, когда я ее видел, она удалялась в казарму на плечах у троих солдат из своей сотни.
Лэйтис хохочет.
- А ты, зайка? Хорошо провел время?
И тут он вдруг мгновенно и неудержимо краснеет.
- Силы небесные, Ди! Ты завел себе дружка? Или подружку? Познакомишь?
Он смущенно улыбается и молчит. Лэйтис обнимает его, пробегает ладонями по бокам, по бедрам.
- Сейчас совращу, а кончить не дам, пока не расскажешь все в подробностях.
- Расскажу… и познакомлю… обещаю, только чуть позже, ладно? А как там было, в столице? Ты на Праздник урожая успела?
И Лэйтис расписывает ему в красках столицу, королевский двор, нахальных столичных аристократов, из которых самые нахальные - кавалер Ахайре и его приятели из Академии.
Вечером Дэнна исчезает куда-то, радостный и возбужденный. И тут очень кстати ей приносят записку от капитана Тинвейды: "Жду у себя дома". Какая прелесть. По сравнению с его обычной холодностью - не меньше, чем любовный сонет.
Лэйтис целует его на пороге, не заботясь, что кто-нибудь может увидеть. Сегодня она слишком весела и счастлива, чтобы играть в обычную игру "между-нами-ничего-нет-пока-мы-не-окажемся-в-постели".
- У меня для тебя подарок, - говорит Тьерри, и странное дело - он как будто взволнован или пьян, или то и другое сразу.
- Какой же?
- Эротический.
И без лишних прелюдий распахивает дверь в спальню. А там…
Там Дэнна. На шелковых простынях. Абсолютно голый, в одном широком ожерелье из черного агата и таких же браслетах на руках и ногах (она подарила с полгода назад…)
- Ангельские крылья! - вырывается у Лэйтис.
Больше она ничего не может сказать и только смотрит на Дэнну, а на губах ее проступает блестящая хищная улыбка.
Тьерри Тинвейда сбрасывает рубашку, садится на кровать, и два ее любовника целуются долго и с наслаждением. От этого зрелища у нее темнеет в глазах и начинает ехать крыша.
- Лэй, ты так и будешь там стоять? - говорит белокурый дьяволенок, изогнувшись чувственно.
…Отлетевшие пуговицы на ее куртке ему же самому и пришлось пришивать.
Два любовника одновременно. Один - покорный и нежный, второй - сильный и уверенный. Нет, раньше ее ласкали вдвоем, кто бы сомневался, но в первый раз это полный треугольник. В первый раз она видит, как ее мужчины занимаются сексом друг с другом. И каким! Кажется, Дэнна может принимать самые немыслимые позы и выдерживать хоть три часа непрерывного траха.
Есть что-то невыразимо трогательное и возбуждающее в мальчике, делающем минет.
Капитан Тинвейда получает доступ в спальню Лэйтис, где раньше безраздельно царил Дэнна, - там кровать шире. Засыпая между двумя горячими телами, она бормочет:
- Это мой эротический кошмар.
- А кошмар-то почему? - усмехается Тьерри.
- Потому что раньше я могла каждому из вас сказать, что пошла к другому, а сама завалиться спать в казарме!
- Не спааать! Лэй, кому говорят! Ах, вот так, значит? Эй, Ди, перебирайся сюда. Пускай она дрыхнет.
- А вот хрен вам, развратные сволочи. Разве с вами уснешь!
- Где, где хрен? Вввау! Это явно не твой! А где твой?
- Тебе мало одного? Силы небесные, и этот парень попал ко мне в дом девственником!
И опять до рассвета не спать. Как славно, когда утром не надо спешить на построение или еще куда. Они валяются в кровати втроем, периодически пытаясь выпихнуть кого-то варить кофе. Обычно это бывает Дэнна - во-первых, самый младший, во-вторых, низший по званию, а в-третьих - самый легкий. К тому же, кофе у него получается отменный, гораздо лучше, чем у самой Лэйтис. Так что грубая сила в сочетании с грубой лестью неизменно обеспечивает всю троицу божественным напитком по утрам.
Иногда они пьют втроем вино, и ее мальчик лежит головой у нее на коленях, гладит ее руку, а она слушает рассказы Тьерри, прислонившись к его плечу, и вставляет изредка ехидные комментарии. Чего ей не хватает для полного счастья? Ну, наверное, верлонского скакуна, парных мечей из кимдисской стали, чина полковника и поста командира крепости…
* * *
Многие в Белой крепости, конечно, знали, что их командир, полковник Гинли Гаэрри в прошлом году закрутил роман с изящной чернокудрой аристократкой из столицы, когда проводил свой отпуск на побережье. С окончанием отпуска, вопреки обыкновению, роман не окончился, и многие опять же знали, к кому полковник ездит в столицу и посылает птиц-вестников, и видели пассию полковника, когда она гостила в Селхире. И не одному человеку приходило в голову, что вот наконец нашлась женщина, которая сможет внушить пятидесятилетнему полковнику мысли о семье и детях. Однако, когда это все-таки случилось, то для всех, за редким исключением, обернулось большой неожиданностью.
На исходе девятого месяца в крепость прикатила комиссия из столицы, и слухи о том, что полковник Гаэрри собирается покинуть гарнизон ради семейной жизни, подтвердились. Комиссия привезла королевский указ о назначении полковника Гаэрри в штаб командующего в Трианессе. Там и жалованья с почетом побольше, и до имения чернокудрой леди в окрестностях столицы совсем недалеко. Назначение вступало в силу с Нового года. За неделю предстояло провести экзамен на определение преемника кавалера Гаэрри, и еще три месяца нынешний командир должен был вводить в курс дел командира будущего.
Когда о назначении было заявлено официально, полковник вызвал к себе своих капитанов по одному и сказал им следующее:
- С тяжелым сердцем я покидаю Белую крепость на холме, ибо отдал ей тридцать лет своей жизни и обагрял степь на многие мили вокруг своей и чужой кровью. Двадцать лет я был ее командиром, ища славы не для себя, а для гарнизона Селхира и для криданской монархии, да стоит она тысячу тысяч лет. И гарнизон Селхира заменил мне семью. Однако не следует криданскому гражданину пренебрегать своим долгом по достойному воспитанию отпрысков в почтении к Единой вере и королевской власти. Пришла пора мне посвятить себя радостям семейной жизни. И теперь должно передать мой боевой пост достойному преемнику, каковым может стать кто-то из вас. Кто же это будет, пусть решит справедливый поединок мечей и умов.
По крайней мере, так записано в архиве Селхирского кавалерийского гарнизона.
Лэйтис Лизандер, скрестив руки и слегка приподняв подбородок, смотрит на Гинли Гаэрри, а полковник смотрит не на нее - на панораму крепости, открывающуюся за раскрытым окном главной башни.
- С тяжелым сердцем я покидаю Белую крепость на холме, леди-капитан. Потому, главным образом, что мне не на кого ее оставить. Иногда я чувствую себя солдатом, бросающим свой пост, чтобы сбежать к возлюбленной.
- Вы слишком строги к себе, полковник. Селхир - не слишком подходящее место для семейного человека. Да и в штабе командующего вы не перестанете приносить пользу государству.
- Не время сейчас для велеречия, леди-капитан. Я позвал вас не затем, чтобы вы утешали меня, как илмайрская монашка.
- Я полагаю, вы меня вызвали, чтобы обсудить совместную стратегию действий на комиссии. Конечно, я не жду, что вы назовете мне имя вашего кандидата, но, согласитесь, это было бы удобно для…
- Замолчите и послушайте меня. Вы все хорошие офицеры, но среди вас нет ни одного прирожденного вождя, которому я без сомнений доверил бы руководство крепостью. Все мои капитаны самонадеянны, ограниченны, поспешны в суждениях, склонны злоупотреблять властью, - сурово произносит полковник, поворачиваясь к Лэйтис. - И вы не исключение! - добавляет он, когда она открывает рот, чтобы возразить. - Но я не могу допустить, чтобы Белой крепостью командовала штабная крыса из столицы. Как тот идиот, прикативший с комиссией, который изучал военную стратегию по книжкам и не нюхал дыма погребальных костров. Мой штандарт должен перейти к тому, кто разбирается в обычаях Дикой степи и узнал жизнь гарнизона изнутри.
- Это совпадает и с моим желанием, полковник, - церемонно говорит Лэйтис, уже подавшая заявку на должность командира Белой крепости.
- Если у щенка есть хватка, то с божьей помощью из него можно воспитать отличного пса. И да поможет мне Бог, леди-капитан, потому что я буду поддерживать на комиссии вас.
Лэйтис шумно вздыхает и расцепляет руки, сложенные на груди, впившись взглядом в лицо полковника. Губы ее против воли складываются в торжествующую улыбку.
Поддержка самого полковника! Об этом она и не мечтала!
Кавалер Гаэрри между тем продолжает:
- Не думайте, что вы достойны столь ответственного поста. Это трижды тридцать раз не так, и упаси вас Единый бог думать, что вы получите мой штандарт по праву. Нет, вам придется доказывать свое право каждый день, даже если комиссия все-таки назначит вас командиром, и доказывать не только штабу, не только своим солдатам, но и самой себе. Каждый божий день, леди-капитан.
Она склоняет голову - главным образом, чтобы скрыть откровенную радость, для которой занудные наставления полковника не помеха.
- Но сначала вам придется потрудиться гораздо больше, чем вы привыкли в рейде. Зная вас, я могу сказать, что вам придется напрячь все ваши ограниченные силенки и умственные способности. Я бы даже употребил выражение: прыгнуть выше головы! Потому что я не стану вас поддерживать, если вы окажетесь негодным кандидатом. Снисхождения не ждите! И легкой победы тоже. Ваши соперники куда достойнее вас как воины и руководители. Хотя бы этот пронырливый Тинвейда, который умудрился подать заявку на месяц раньше остальных, чем и обеспечил себе, что называется, преимущество при прочих равных условиях.
- На месяц раньше? - глаза Лэйтис сужаются, и торжествующее выражение мгновенно покидает ее лицо. - Вы сказали ему, что переводитесь в столицу, месяц назад?
- Я ничего ему не говорил! - рявкнул полковник. - Месяц назад я сам еще ничего не знал! И меньше всего мне хочется, чтобы крепость перешла в руки этого смазливого хлыща из Военной академии. У него наверняка мохнатая лапа в генштабе. Я не допущу, чтобы командиром крепости вертели из столицы! Вот он - ваш самый серьезный противник! Не удивлюсь, если у него в рукаве припрятана еще не одна карта. Вы, слышно, еще и шуры-муры с ним водите. Так вот, леди-капитан - если Бог явит нам чудо, и вы выдержите все экзамены, он может опротестовать результат на основании наличия интимной связи.
- Простите мне мою откровенность, полковник, но с вами я тоже состояла в интимной связи, на основании чего…
- Входя в комиссию, я принес клятву, что не буду руководствоваться в своих решениях личными мотивами. Кто посмеет подвергнуть сомнению слово кавалера Гаэрри? А вы придержите свой язык, леди-капитан. Зарубите себе на носу: я сделаю все возможное для вашей поддержки, но от меня будет зависеть очень мало. За победу вы будете драться зубами и когтями, а если я не увижу в вас должного рвения, то до своего перевода еще успею разжаловать вас из капитанов сразу в рядовые! Вам все ясно?
- Так точно, полковник.
- И прекратите сиять, как эутангская побрякушка! Девчонка! Это вам не ожерелье на шею! И не почетная грамота! Это тяжкий груз, страшная ответственность, и когда вы взвалите ее на плечи, то вам даже не будет дано благословение свалиться под ее тяжестью!
- Я оправдаю ваше доверие, полковник.
- Слова, слова! Ступайте. Я не имею права ни о чем больше с вами говорить. Завтра с утра явитесь на беседу с комиссией. Там и посмотрим, чего вы стоите.
Наверное, она и вправду сияла, потому что встреченный по дороге Кунедда, с которым они вчера крупно повздорили, смотрит на нее странно и вдруг ухмыляется:
- Вы там что, трахались? Нашли время!
От избытка чувств она берет его в охапку, крепко целует в губы и торжественно объявляет:
- Кано, ты, конечно, полный идиот, но я тебя люблю!
Он ржет, встряхивая своей гривой, распущенной по плечам - совершенно пижонским образом и в нарушение устава.
- Ладно, так и быть, уговорила. Стану командиром крепости, сделаю тебя заместителем, а твоего мальчишку возьму в секретари.