- Трудно осмыслить, как это происходит, а еще труднее объяснить, Ли, - негромко сказала мама. - Тони обожает меня, поклоняется мне. Он говорит, что я как мифическая богиня сошла с небес и наполнила его жизнь смыслом, а главное, сердце - любовью. Потому что как бы богат и знатен ни был мужчина, без любящей и любимой женщины он живет неполноценно. Любовь, Любовь с большой буквы - вот что одухотворяет нашу жизнь. Тебе тоже предстоит это познать. Поверь, ты еще вспомнишь мои слова. Позволь сказать тебе еще кое-что. Ты ведь моя единственная подруга. У меня никогда не было настоящих, близких друзей. Я росла с сестрами, которым знакомы были только зависть и злоба, и я не могу доверить им сокровенных мыслей или поделиться переживаниями. Понимаешь, Ли?
- Конечно, мы с тобой как подруги, мама, только…
- Вот это хорошо, - с облегчением промолвила она, не дослушав меня. А потом заговорила, мечтательно глядя вдаль: - Когда мы с Тони впервые увидели друг друга, для нас будто небо вмиг очистилось от туч. Вокруг меня все ожило, расцвело. Краски стали ярче, птицы запели громче, и ветер, пусть даже самый холодный, казался мягким и освежающим. Я не могла дождаться утра, когда снова поеду в Фарти, услышу голос Тони, увижу его взгляд, буду ходить, дышать с ним рядом… Вот что такое любовь, Ли, настоящая любовь. - Она потянулась ко мне, и я, завороженная ее словами как волшебными заклинаниями, подошла ближе. Теперь мать в упор глядела мне в лицо. - Я знаю, что его сердце открыто для меня. Я нашла там уголок. Он так нежен со мной, в голосе его столько любви, а в глазах столько желания, что меня пробирает дрожь. - Мама говорила как школьница, признающаяся подружке в первой любви. Но ведь это мать обращается к дочери! - Сначала я изо всех сил пыталась удержать себя. И твоему отцу я не изменяла. Я твердила, что я замужняя женщина, что должна прежде всего заботиться о семье и детях… но чем больше мы общались с Тони, тем слабее становилось мое сопротивление, пока, наконец, мне не пришлось сдаться. Я была вынуждена признаться себе в своих чувствах. Как-то вечером, закончив работу, переоделась, чтобы ехать домой, но Тони удержал меня, предложил прогуляться по берегу. Вечер был на редкость теплый. Сразу я не решилась согласиться, но Тони умолял, обещал потом отвезти домой… я поддалась на уговоры, и мы пошли к океану. С небольшого пригорка мы смотрели на бескрайнюю гладь. Солнце висело низко, его красный шар почти касался воды… Дух захватило от такой красоты. Неожиданно Тони сжал мою руку, и сердце у меня в груди закричало, взмолилось… чтобы его услышали. Именно тогда я призналась, как несчастлива с мужем, но предупредила, что не могу бросаться очертя голову в новую жизнь. Он был очень деликатен, но и настойчив.
Три или четыре раза я пыталась объясниться с твоим отцом, но он либо уходил от разговора, либо не слушал, так как мысли его были заняты служебными делами. В результате на прощальном приеме перед круизом я дала Тони обещание. Но даже после этого пыталась отговорить себя. Весь путь на Ямайку превратился для меня в пытку, ибо нет большей муки, чем отказываться от любви, когда она заполнила твое сердце, когда она горяча и взаимна, как у нас с Тони. В общем, я поняла, что придется делать окончательный выбор, иначе я засохну, как цветок во мраке. Попытайся понять меня, Ли, обещаешь? Случится и с тобой когда-нибудь такое, и тебе понадобится родная душа, которой ты сможешь доверить все.
Мать сжала мою руку и с мольбой вглядывалась в мои глаза.
- Мама… все так быстро… для тебя это длится давно, а на меня обрушилось все сразу.
- Знаю, девочка моя. Тебе выпали непростые переживания. И все же надеюсь, что ты поможешь мне. Я так нуждаюсь в твоей поддержке и любви. Сможешь ты быть мне больше, чем дочерью? Сможешь быть лучшим другом?
Ее глаза были полны слез, но из них исходила такая теплота и любовь, что я бросилась в мамины объятия. Она крепко поцеловала меня.
- Хорошо, мамочка. Я постараюсь. Но… что же будет с папой?
- С ним все будет хорошо, вот увидишь, Ли. У него есть любимая работа, она занимает его мысли с утра до вечера. Ты будешь с ним видеться сколько захочешь, но, думаю, он не станет уделять тебе времени больше, чем это было до сих пор, - сухо констатировала она.
Я промолчала. Возможно, она и права, но все равно эти слова будто мечом ударили в сердце.
- А самое главное, Ли, - продолжала мать, - постарайся полюбить Тони. Дай и ему шанс понравиться тебе. Тогда ты увидишь, какой он милый, бесконечно добрый человек, и поймешь, почему я так люблю его.
Но сердцу не прикажешь. Каждый раз, когда она произносила "Тони", я думала об отце, о том, как его отвергла любимая женщина. При мысли о Таттертоне меня начинало мутить, потому что я уже осознала - это он во всем виноват. Ненавижу его!
О Боже, ну зачем этот богатый, красивый молодой человек ворвался в мамину жизнь, так что она увлеклась им, как девчонка, забыв обо всем на свете? Невыносимо хотелось отомстить ему за то, что он разорвал на части мой счастливый, безмятежный мир.
- Ли, ты обещаешь? - переспросила мать. Теперь в ее голосе явственно угадывалось отчаяние. Хотя победа осталась за ней. Я проиграла и поэтому покорно кивнула. - Спасибо, спасибо тебе, дружочек, - обрадовалась она и снова обняла меня крепко-крепко.
Мне так необходимы были ее руки, ее тепло, ее любовь, что я поняла: сейчас ради этого соглашусь на все. Но как же тяжело было сознавать свою слабость! Ведь одновременно я предавала отца!
- Есть еще один момент, о котором я хотела бы поговорить с тобой, Ли. Я прошу тебя как лучшего друга хранить один мой секрет. Могу я тебе доверять? Обещаешь?
- Обещаю, мама.
- Молодец. - Она наклонилась ко мне и зашептала, как будто в комнате мы были не одни: - Тони не знает, сколько мне на самом деле лет. Несмотря на то что мы собираемся пожениться, я не хочу, чтобы он узнал правду. Он, как я уже говорила однажды, думает, что мне двадцать восемь.
- Ты что, никогда не скажешь ему об этом?
- Когда-нибудь - возможно, но не сейчас. Договорились?
Я вновь кивнула, хотя удивилась, как любящие люди могут обманывать друг друга, пусть даже в мелочах. Разве сама любовь не подразумевает отсутствие в отношениях тайн и недомолвок? Разве доверие друг другу не спасает от недоразумений, которые в иных обстоятельствах могли бы привести к разрыву?
- Спасибо, Ли, спасибо, девочка. Я знала, ты поймешь. Я знала, что ты уже взрослая. Так я говорила и Тони. Ты, между прочим, очень понравилась ему. Он постоянно говорит о тебе, о том, в каком восторге от тебя Трой, о вашей прогулке по берегу. Господи, жду не дождусь, когда мы все вместе окажемся в Фартинггейле. Ли, для нас мечта превратится в реальность. Вот увидишь. Ты станешь настоящей принцессой. У тебя будет блистательный женский дебют. - Мать встала. - Теперь я могу со спокойным сердцем принять ванну, потому что знаю: моя девочка меня любит и понимает. А попозже мы с тобой сядем и поболтаем. Расскажешь мне о Ямайке и о своих впечатлениях, о’кей?
Я тут же вспомнила о подарке.
- Я кое-что купила для тебя, мама.
- Правда? Как это мило с твоей стороны. Ты такая чудесная, добрая девочка, Ли. Я счастлива, что ты моя дочь.
- Подожди, я сейчас принесу. - Я быстро сбегала к себе за подарком. - Вообще-то он небольшой, но красивый, - сказала я, вручая ей коробочку.
Она быстро развязала ленточки.
- Подарки, сувениры хороши любые, даже самые недорогие. Тони тоже так считает. Он почти каждый день преподносит мне какой-нибудь сюрприз! - воскликнула мать. А я, следуя обещанию не противиться "новому счастью", промолчала. - О, какая прелесть, Ли! - завопила мама, разворачивая расписной шелковый шарф. - У тебя чудесный вкус. Шарфик подойдет ко многим моим нарядам. Да, жаль, что мы с тобой не побродили там вместе, но ничего, я все тебе восполню. Вот увидишь.
- А папе я купила резную тросточку, - сообщила я.
- Это прекрасно, - уже на ходу бросила мама, направляясь в ванную.
Я несколько секунд послушала, как она напевает вполголоса, и вышла.
Незадолго до ужина приехал папа. Мама все еще сидела у себя, болтала по телефону, делала маникюр, причесывалась. До меня у нее руки пока не доходили, так что рассказы о сестрах Спенсер, о Рэймонде и Фултоне приходилось держать при себе. Я надеялась поговорить с ней за ужином. Но неожиданно услышала, как открылась входная дверь и Кларенс сказал:
- Здравствуйте, мистер ван Ворин.
Это папа! Когда я слетела вниз, он был уже в кабинете, перебирал бумаги.
- Ли, привет! Ну что, освоилась дома?
- Да. Мама здесь. Она наверху.
- Ясно. - Отец снова склонился к столу.
- Ты побудешь здесь немного? - робко поинтересовалась я. Мне было до боли жаль его. Он выглядел таким усталым, подавленным, старым, каким не казался никогда, и я подумала, какой удар он получил от мамы, узнав о ее любви к Таттертону. А вдруг он до сих пор не расстался с надеждой, что все уладится, несмотря на начатый развод?
- Нет, Ли. Я только соберу документы и поеду в правление. Новый круиз требует большой подготовки.
- Но где же ты будешь спать?
- Я снял номер в "Хилтоне". Не стоит из-за меня так беспокоиться, Ли. Я считаю, что ты больше должна думать о своей жизни и… - Он бросил взгляд вверх, будто мог видеть сквозь потолок мамины апартаменты. - …И о маме.
Папа начал складывать папки в портфель. Я неподвижно сидела на кожаном диване и страдала. Мне казалось, я предаю отца, скрывая от него правду - факт предстоящей свадьбы, мамину любовь к Тони. Противоречивые чувства раздирали меня. Когда я улыбаюсь маме, тянусь к ней - я причиняю боль отцу. И наоборот. Более того, мать не простит мне, если я выдам ее секреты.
Отец заметил мое смятение.
- Ну что ты, что ты, - промолвил он. - Не трави себя. Я же говорил, буря прошла, впереди безмятежное плавание. Все ветра тебе нипочем. Будь отважной. Ты столько дней провела в море, что на суше бояться нечего.
- Да, папа.
- Вот и умница. Что же, по-моему, я взял самое необходимое, - сказал он, просматривая ящики стола. Потом застегнул портфель и встал.
Сердце у меня отчаянно билось. Вдруг я увидела, как мягкое, доброе выражение на его лице сменилось жестким, даже сердитым. С трудом я взглянула на дверь. На пороге стояла мама.
- Здравствуй, Клив, - произнесла она.
- Я зашел за бумагами.
- Очень кстати. Нам есть что обсудить. Я собиралась отложить этот разговор, но, пожалуй, сегодня это можно сделать с тем же успехом.
- Разумеется, - сухо отозвался отец.
- Ли, оставь нас на некоторое время, пожалуйста, - с ледяной улыбкой попросила мать.
Я взглянула на папу. Он кивнул. И неожиданно мои ноги, которые были хилые, как вареные макароны, обрели силу. Я вскочила и вылетела из кабинета. Мать закрыла за мной двери.
Сначала я хотела прижаться ухом к дверям, но не посмела.
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем мама поднялась ко мне. Я жадно посмотрела в коридор, надеясь увидеть там папу. А вдруг им удалось преодолеть разногласия, вдруг они решили дать шанс своему браку, что, если папа сказал волшебные слова, и оба вспомнили дни, когда им светила любовь… Я с отчаянной надеждой ждала этих вестей. И молилась за такой исход.
- Могу поспорить, что ты умираешь с голоду, - сказала вместо этого мать. - Я, например, чуть жива.
- Папа будет ужинать с нами? - угасая, спросила я.
- Нет, все как прежде, - сухо ответила она. - Отец поехал в порт.
- Как? Он уехал? - вскричала я. - Нет, он не мог уйти, не попрощавшись, не поцеловав меня напоследок!
- Да, он уехал. Пошли ужинать.
И мама отправилась вниз.
Он не мог уйти! Внутри у меня все кричало. Он не мог уйти без доброго слова на прощание! Я выскочила из комнаты, но побежала не в столовую, а в отцовский кабинет.
Я распахнула двери, и на меня обрушилась темнота. И пустота.
- Где он? - в слезах закричала я.
- Ушел, я же сказала, - раздался сзади голос мамы. На мои крики она вышла в холл.
- Но… как же я… он не попрощался, - чуть ли не в истерике билась я.
- У него не было настроения прощаться. Ну все, все, милая. Успокойся. Иди умойся, освежись. Не можем же мы перед слугами демонстрировать свои переживания, правда? Потом поедим, и тебе станет полегче. Вот увидишь.
- Я не хочу есть! - крикнула я и рванула вверх по лестнице.
- Ли!
Я не обернулась. Не смогла. В своей комнате я кинулась к окну в надежде увидеть отца, но улица была пуста. Далеко-далеко уходил ряд тусклых фонарей, бросавших на мостовую мутно-желтые пятна. Мои кулаки непроизвольно сжались. А потом я оглядела свою комнату, где столько напоминало об отце: вот его фотография, вот модели судов, картина на стене. Но все кончено. Прежняя жизнь моя ушла в никуда по пустынной ночной улице. Встречая приятного человека, отец имел привычку говорить: "Надеюсь, мы не разойдемся, как в ночном море корабли. Звоните, заходите".
Ах, папа, папа, а теперь такими кораблями стали мы. Ночь разлучила нас.
Потянулись однообразные дни. Я вернулась к занятиям в школе. Всем подружкам расписала свое путешествие на Ямайку. Особенно они заинтересовались Фултоном и Рэймондом. Кстати, через неделю после возвращения я получила от Рэймонда замечательное письмо. Я даже показала его в школе, особенно тем девочкам, которые считали, что я привираю насчет дружбы со старшими парнями и насчет их мнения, что я "скорее как старшеклассница". В письме он в основном писал о школе, но все-таки добавил, что постоянно вспоминает наш круиз и время, проведенное вместе. В конце стояло: "Верный тебе Рэймонд".
На исходе первой недели позвонил папа, чтобы рассказать о своих ближайших планах. В конторе у него стоял ужасный шум, от телефона его все время отрывали, так что разговор получился скомканным. Папа обещал написать или даже позвонить сразу по прибытии на Канарские острова. Как же я скучала без него! Как же злилась на мать, что она вырвала из моей жизни дорогого человека!
Ей, однако, все это было невдомек. Спустя еще несколько дней она влетела ко мне с известием, что на День Благодарения мы отправляемся в усадьбу Фартинггейл.
- Такого праздничного обеда у нас еще не было! - Мама сияла. - Приглашены многие влиятельные люди, его друзья, между прочим. Приедут даже Патрик и Кларисса Дэрроуз, владельцы издательского дома, где я сотрудничала. И, конечно, Элизабет Деврой с мужем. Так что не все будут тебе незнакомы. Ну не чудесно ли?
- Но на День Благодарения мы всегда обедаем дома, мама! - возразила я. До сих пор мне в голову не приходило, что в этом году семья наша не соберется вместе. Впервые папы не будет с нами. Ведь прежде, как бы он ни был занят, на Благодарение мы всегда садились за стол в полном составе.
- Знаю, - коротко откликнулась мама, - но я хочу быть рядом с Тони. У них в усадьбе этот день празднуется широко. На стол подадут не обычную индейку, а фазанов, шампанское и фантастический десерт. Надеюсь, ты помнишь, какой замечательный повар Райс Уильямс.
- Но без индейки нельзя в День Благодарения…
- Ничего, ты отведаешь массу других восхитительных блюд. Но для предстоящего праздника нам понадобятся новые платья, - торжествующе добавила она.
- Мама, но я еще половины подаренного на день рождения не надевала!
- Не путай. Это разные вещи. Нам надо блистать! - Она вдруг заторопилась и с озабоченным видом сказала: - Надевай пальто. Поедем в "Андре Бутик", выберем что-нибудь оригинальное.
- Но мама… - растерялась я, прекрасно зная, что в "Андре" платья стоили от восьмисот долларов и выше, доходя до нескольких тысяч. - Разве мы сейчас можем позволить себе это… когда папа…
- Конечно, можем. Твой отец обязан оплачивать все счета, пока я не выйду замуж снова, - твердо заявила мать. - А тебя он будет содержать до совершеннолетия. Впрочем, о будущем ты не беспокойся. Тони необыкновенно щедр. Пошли!
Для себя мама приобрела черное бархатное платье на тоненьких бретельках и с широким шелковым поясом. В праздничное утро она облачилась в него, натянув черные атласные перчатки до локтей. Из украшений мама выбрала массивное бриллиантовое ожерелье и серьги с крупными бриллиантами.
Я нарядилась в потрясающее аквамариновое платье из какой-то воздушной ткани. На Благодарение у меня еще никогда не было такого ослепительного туалета.
Тони Таттертон утром прислал за нами лимузин. Но Майлсу пришлось проскучать за рулем еще минут сорок пять в ожидании, пока мама закончит прическу и макияж. Наконец в наброшенном на плечи собольем манто она появилась в дверях. Майлс был поражен ее сногсшибательной красотой. Он даже привстал на месте. Действительно, мама была ярче любой кинозвезды.
Мне вдруг ужасно захотелось, чтобы ее сейчас увидел папа, но я тут же отбросила эту мысль, ибо знала, что такая встреча принесет ему только страдание… Ведь эта женщина больше не любит его.
- Как я выгляжу? - спросила она у меня.
- Здорово, мам. Красивее, чем раньше.
- Спасибо, милая. Ты тоже сегодня хороша. Мы с тобой затмим всех, - заявила она, направляясь к лимузину.
По пути в Фартинггейл мать рассказывала мне о друзьях Таттертона, с которыми она уже познакомилась. Все, кого она называла, оказывались знаменитостями или богачами.
- Но подожди восхищаться. Ты еще их жен встретишь, - пообещала мама. - С таким богатством, с такими возможностями они ничего не смыслят в моде, не могут даже макияж хороший сделать. Так что мы с тобой будем выглядеть как… розы среди сорняков.
Она хихикнула и шаловливо обняла меня за плечи. И, как бы я ни печалилась, что провожу День Благодарения без папы, я была в восторге от маминых слов. Она вела себя скорее как старшая сестра, чем мать. Наверное, действительно я для нее самый близкий друг.
- Главное, не надо нервничать из-за того, что эти люди миллионеры. Когда дело дойдет до общения, ты увидишь, что не так уж они умны и образованны. Если тебе зададут вопрос, отвечай вежливо, но строго в рамках поставленного вопроса, не более. Мужчины ценят женщин, которые не болтливы и ведут себя сдержанно. Мужчины любят сами вести разговор за столом. Чаще всего они обсуждают политику и бизнес.
- Папа не такой… - сказала я и тут же загрустила, представив, что посреди океанских просторов ему придется в День Благодарения сидеть в судовой гостиной с чужими людьми.
- Не надо быть букой, - заметила мать. - Ты такая хорошенькая, когда улыбаешься.
Миссис и мистер Деврой, супруги-издатели Дэрроуз были уже в усадьбе, когда мы приехали. Все в один голос сказали, что мы с мамой как сестры. Под одобрительными взглядами мужчин я сразу почувствовала себя взрослее и краше. Но мама… мама шла как королева. Отовсюду к ней сбежались гости и слуги: кто-то принимал манто, кто-то сыпал комплиментами, кто-то предлагал шампанское. Наконец нас проводили в музыкальный салон. Гости в основном были в сборе.
- Джиллиан! Наконец-то! - воскликнул Тони Таттертон, стремительно выходя из толпы людей. Он взял мамину руку и впился глазами в ее лицо. Взгляд его был полон любви и восторга. - Ты, бесспорно, самая красивая женщина на свете.