Паутина грез - Вирджиния Эндрюс 12 стр.


Все утро я сгорала от ненависти к Тони, но сейчас меня захватила волна какой-то теплой, необыкновенной силы - никогда прежде я не была свидетельницей таких романтических отношений. Было ощущение, что я шагнула в волшебный мир кино… Я не могла отвести глаз от этой прекрасной пары. И никто не мог. Влюбленные невольно оказались в центре внимания, на мгновение даже повисла тишина, все украдкой вздохнули. Когда разговоры загудели снова, Тони устремил на меня небесный свет своих глаз.

- Ли, ты тоже красавица. Какое счастье, что мне удалось заманить вас обеих сюда! С вами Фартинггейл засияет еще ярче.

Он подхватил нас под руки, но я была скованна и холодна, надеясь этим задеть его. А он как ни в чем не бывало представлял нас друзьям.

Маленький принц по имени Трой сидел в старинном кресле в углу салона. Ножки его не доставали до пола. Выглядел он потерянным и одиноким, но очаровательным, ибо по всем правилам был облачен в смокинг и галстук-бабочку. Увидев меня, мальчик расцвел.

- Здравствуй, Трой. С Днем Благодарения тебя! - Я пожала маленькую ручку.

- Здравствуй. Тони говорит, что ты скоро переедешь к нам жить насовсем и будешь моей старшей сестрой. Это правда? Правда?

Я улыбнулась. Он говорил с таким милым восторгом, но в то же время невинные слова мальчика казались мне пугающими и чужими.

- Похоже, что это так, Трой.

- Как хорошо! Мне еще столько надо показать тебе! Даже кое-какие тайны есть, - шепотом добавил он, оглядываясь, как бы кто не услышал.

Подошло время праздничного обеда. Все собрались в парадной столовой за длинным столом. Мы с Троем решили сесть рядом. Мама, как всегда, заняла место по правую руку от Тони, мы - по левую. За одним столом я еще никогда не видела такого количества гостей.

В центре красовалось огромное блюдо с рубленой лебяжьей печенкой. Вино наливали в высокие хрустальные бокалы, еду подавали на знаменитом веджвудском фарфоре, расписанном в пасторальном стиле. Столовые приборы были из старинного, тяжелого серебра, но с изящнейшим рисунком. На голубых салфетках красовался вручную вышитый шелком вензель "Ф" - Фартинггейл.

Вскоре после начала трапезы мама стала делиться своими планами относительно предстоящего их с Тони бракосочетания.

- Это будет пышнее, чем церемония коронации, - заявила она. - Приглашения на свадьбу могут претендовать на звание художественного раритета. Филокартисты оценят их дизайн, автором которого являюсь я, и полиграфическое исполнение, его роскошью мы обязаны издательскому дому Дэрроуз. - Мама с улыбкой кивнула Патрику и Клариссе. - Будет приглашен оркестр в составе двадцати шести музыкантов, цветы спецрейсом доставят из Южной Америки. Еще один сюрприз готовит Тони. Может быть, расскажешь, дорогой?

- Увы, это будет уже не сюрприз, - мягко улыбнулся он. - Но, поскольку сегодня мы в кругу самых близких друзей, я готов сообщить, что каждый гость на нашей свадьбе получит памятную игрушку Таттертона. Они делаются по особому заказу.

- Задумка изумительная! - воскликнула мама. - Две фигурки - жених и невеста, как две капли воды похожие на нас и… - тут она протянула руки к своему будущему красавцу-супругу, - …танцующие в райском саду!

Раздался дружный вздох восхищения. Все были изумлены, в том числе и я, ничего не подозревавшая о таких чудесах. Тони пытался перехватить мой взгляд, но я старательно отводила глаза. Как просто удалось маме привлечь внимание всех собравшихся! Все до одного с завистью смотрели на нее. Мужчины, правда, завидовали Таттертону, который "отхватил" себе такую невесту, а женщины завидовали маминой красоте и молодости.

Конечно, предстоящие свадебные торжества обещали быть удивительными. Безусловно, этот праздничный обед, который хозяин скромно назвал дружеской встречей, затмил наши прежние домашние праздники. И все же мне было невыносимо грустно и одиноко.

До самого вечера подробности бракосочетания обсуждались с неизменным интересом. Трой был предоставлен сам себе и колдовал над шоколадным тортом со взбитыми сливками. В результате вся рожица у него оказалась в креме. Я засмеялась и вытерла малыша салфеткой.

После еды гости вернулись в музыкальный салон. Трой пригласил меня к себе, чтобы вместе раскрасить картинки. Но я не подозревала, что увижу работы настоящего художника. Потрясенная, я смотрела на его рисунки и думала, насколько щедро природа наделила его талантом.

Мальчик весело стал объяснять мне, как зовут людей на его рисунках, как работают землекопы, которые занимали один из листов, и что это за огромный дом, нарисованный на самом большом листе бумаги.

- Раскрашивай Эдгара, - распорядился он, вручая мне коричневый карандаш. - Эдгар всегда ходит в коричневой рубашке.

Я весело подчинилась. Рисование так увлекло меня, что я потеряла счет времени. Трой болтал без устали, рассказывая о лабиринте, о парке, о своих друзьях-слугах, о Тони… Доносящийся из холла голос матери я узнала сразу. Потом услышала, что рядом с ней Тони. Трой не замечал ничего, настолько был углублен в творчество. Голос Таттертона звучал раздраженно. Меня это удивило, и я пошла взглянуть, в чем дело. Мальчик не обратил на это внимания. С несвойственным ребенку упорством он заканчивал свои работы.

Мама и Тони были от меня в десятке-другом ярдов. Высокий, сильный, мужественный Тони страстно обнимал мать, желая прижать ее как можно крепче. О моем присутствии они не подозревали.

- Ну же, Джиллиан, - говорил он хмуро. - Мы практически муж и жена.

- Однако мы не женаты. И дело не только в этом, - отвечала мама. - Здесь Ли. Не забывай о ней.

- Я предоставлю ей комнату в другом конце дома. Она даже не узнает, что ты приходила ко мне.

Он склонился и нежно поцеловал ее в шею.

- Не надо, Тони, - отстранилась мама. - Я говорила: до свадьбы - нет! К тому же завтра у меня в городе масса дел. Остаться на ночь мы не можем. Не упрямься.

- Хорошо, - с тяжелым вздохом произнес Таттертон. - Но ты мучаешь меня… в такой день мучаешь, - полушутя, полусерьезно добавил он.

Мне, с одной стороны, хотелось по-детски захихикать, с другой - было стыдно, что я подслушиваю и подсматриваю.

Они повернулись, чтобы выйти к гостям, и в этот момент Тони увидел меня в дверях детской. Он впился взглядом в мои глаза, и я ощутила странное тепло, будто кто-то укрыл меня легкой кисеей.

Мы побыли с Троем еще около часа, а потом за мной пришла мама.

- Пора возвращаться в Бостон, Ли.

Трой надулся.

- Когда же вы наконец поселитесь в Фарти насовсем?

- Скоро, Трой, очень скоро, - успокоила его мама. - А сейчас уже поздно. Тебе все равно пора собираться спать.

- Я не устал, я не хочу, - захныкал мальчик.

- Это решать не тебе, - твердо сказала мама. - Ты недавно болел, надо соблюдать режим. Пойдем, Ли.

Она повернулась и быстро вышла.

- Я еще приеду, тогда и закончим, - пообещала я.

Это не очень утешило мальчика, но его личико разгладилось, особенно когда я поцеловала его на прощание.

Мама и Тони ждали в холле. Почти все гости уже разошлись.

- Спасибо, что нашла время поиграть с Троем, Ли, - сказал Тони. - Он ведь обожает тебя.

- Он так одарен!

- Да, - улыбнулся Тони. - Того и гляди, начнет делать профессиональные эскизы к игрушкам Таттертона. - Он шагнул ко мне и поцеловал в лоб. - Спокойной ночи, Ли.

Его рука скользнула по моему плечу. Я вздрогнула. Вот уж не думала, что такой красивый молодой человек окажется моим отчимом.

- Спокойной ночи, - пробормотала я и торопливо вышла за дверь.

Мама еще несколько минут шепталась с возлюбленным, потом он нежно поцеловал ее в губы, и она заторопилась ко мне. Я стояла, глядя на этот дом, который скоро станет мне родным, и удивлялась, как вообще можно жить в таком огромном, со множеством пустующих комнат, здании. Наверное, здесь я не смогу чувствовать себя дома.

Судя по всему, маму такие мелочи не беспокоили. Она пребывала в полном восторге.

- Не было у нас Дня Благодарения чудеснее, правда? - воскликнула она. - Такое угощение, такие люди… Ты видела, что за драгоценности были на Лилиан Рамфорд?

- Я не запомнила, как кого зовут, мам.

- Не запомнила? Но разве можно не обратить внимания на эту бриллиантовую диадему, на эти браслеты, на камею?

- Не знаю, мама. Наверное, я просто не заметила, - вяло объяснила я.

Мать уловила печальные нотки в голосе, и улыбка слетела с ее губ. А я ощутила злорадное удовлетворение. Сердце мое вдруг ожесточилось против моей красивой матери, против ее жажды развлечений и против ее чувства к богатому молодому человеку.

Разговаривать с ней не хотелось. Я отвернулась и стала смотреть в окно. Она немного помолчала, а потом вновь стала возбужденно болтать - какие наряды были на женщинах, какие замечательные слова все ей говорили и что отвечала она, как обожает ее Тони, какие чудеса ожидаются на свадьбе и что их свадьба станет событием года.

Я смотрела в черноту ночи и почти не слушала ее. На одном участке дороги был виден океан. Далеко-далеко я заметила огоньки судна, спешащего куда-то, и подумала, что где-то в темноте сейчас папа… единственная звезда, которая светит с ночного небосвода.

Глава 7
Потеряны

Спустя две недели мы снова ехали в Фартинггейл, где должна была состояться генеральная репетиция свадьбы. За пару дней до этого по всей Новой Англии прошел сильнейший снегопад. Окрестности усадьбы были укрыты белым пушистым одеялом, которое этим морозным солнечным утром казалось накрахмаленным до блеска. На лесной дороге я обратила внимание на причудливые очертания деревьев; под тяжестью снежных шапок они склонились, как старцы, некоторые ветви даже надломились под непосильной ношей. На хвойных лапах выросла бахрома сосулек, заиндевевшие стволы были в замерзших слезах-каплях.

Красота природы маму не интересовала. Она с головой углубилась в подготовительные хлопоты, рассчитывала все по минутам, продумывала все до мельчайших деталей, как будто действительно собиралась сделать свою свадьбу гвоздем светского сезона. Тони даже выделил для мамы личного секретаря - миссис Уолкер, очень высокую, стройную черноволосую женщину, которая знала только свои обязанности и совсем не умела улыбаться. Думаю, новое назначение не особенно ее радовало, но она оставалась невозмутимой. Вот и сейчас, сидя в лимузине напротив нас, миссис Уолкер терпеливо записывала бесконечные мамины приказания и распоряжения. Каждое утро теперь начиналось с чтения распорядка мероприятий, и каждое утро в него вносились добавления и распоряжения. Однако сегодня мама велела секретарю вслух прочесть расписание еще и по дороге в Фартинггейл.

"Свежие идеи" теперь приходили в голову матери постоянно. Она, например, решила, что после свадьбы больше никогда в жизни не сядет за руль автомобиля. Мать пожелала, чтобы отныне всюду за ней присылали лимузин с шофером.

Чем ближе подходило Рождество, а значит, бракосочетание, тем чаще я замечала перемены в ней. Перед зеркалом мать стала сидеть даже дольше обычного, ибо считала, что теперь она просто обязана выглядеть безукоризненно.

- Люди знают, что мне предстоит стать миссис Таттертон. Соответственно, ко мне присматриваются, на меня равняются. Отныне я в настоящем светском обществе, Ли.

Я, правда, считала, что лишние несколько часов перед зеркалом ничего не изменят. Ее волосы не могли стать еще более шелковистыми и мягкими, а кожа более чудного сливочно-персикового тона. Но я ничего не говорила маме, поскольку понимала, как важны для нее предстоящие события. А вот что по-настоящему коробило меня, так это ее отношение к старым друзьям. Об Элизабет Деврой она отзывалась теперь плохо. Наверное, мать считала, что, будучи замужем за папой, она могла дружить с ней, но в качестве миссис Таттертон… нет. Если раньше они с Элизабет работали вместе, то отныне та будет работать на нее. Где уж тут дружить!

Когда миссис Уолкер называла в списке гостей имена старых знакомых, мама морщилась и вздыхала:

- Конечно, приходится их приглашать. Но они будут чувствовать себя не в своей тарелке в таком обществе.

Одну пару она все-таки вычеркнула, а вместо них вписала другую - неких Кингсли, только потому, что Луиз Эвери сказала ей недавно: "Мартин Кингсли, издатель газеты "Глоб", недавно вернулся из Москвы, и теперь они с женой самые популярные гости в свете". Миссис Уолкер относилась ко всей этой суете явно скептически, но мама ничего не замечала. Она была в своем мире, в своей паутине грез, которую называла счастьем.

Мы проехали уже знаменитые фартинггейлские ворота, а мама все продолжала "проверку". В очередной раз проговаривалось меню. Она теребила нас с миссис Уолкер, спрашивая, не стоит ли сделать дополнительный заказ на холодные закуски. Вполуха слушая ее болтовню, я сказала, что всего и так предостаточно и что еды будет больше, чем на папиных двухнедельных круизах. Это оказалось непростительной ошибкой. Мама осеклась, будто ее ударили, а потом заговорила еще жарче:

- Ли, как же можно сравнивать! Мы не собираемся набивать гостям животы, лишь бы произвести впечатление своим богатством. Это будет парад кулинарных шедевров. Я наняла лучших бостонских поваров, и у каждого своя специализация. А француз, который будет готовить раковый суп, вообще мировая знаменитость…

- Но и Райс Уильямс великолепный повар. Разве он не справился бы сам, а?

- Справился?! Со всеми блюдами? - Мать расхохоталась, тем самым показывая миссис Уолкер, что рассуждать так, как я, может разве что пятилетний ребенок. - Конечно, нет. Работы хватит на десять поваров такого уровня, как Райс Уильямс. Но ты не должна этим забивать себе голову, - дружелюбно добавила она, похлопывая меня по коленке. - Тебе надлежит думать о нарядах и своей красоте.

Признаться, это всерьез меня волновало. В свите невесты всем женщинам полагалось появиться в светло-розовом шифоновом платье без бретелек с белыми кружевными оборками на пышных юбках. Но среди взрослых женщин я одна была девчонка - ни у кого нет таких узеньких, костлявых плечиков, никому не придется надевать бюстгальтер с пышными чашечками… Я была уверена, что в этом наряде буду выглядеть, по меньшей мере, глупо. Но мать настаивала на единообразии одежды в свите подружек, вплоть до того, что никому не разрешалось надевать ожерелья и серьги. Мать желала в одиночестве сверкать драгоценностями. Впрочем, ей было чего опасаться, так как многие из ее знакомых могли позволить себе настоящие сокровища.

Когда мы подъехали к парадным дверям Фартинггейла, я сразу увидела на улице Троя и миссис Хэстингс, его няню. Это была очень милая женщина, но, встречая ее, я всякий раз чувствовала, что ей нелегко с Троем, настолько для своих лет он был умен и развит. Конечно, он быстро научился добиваться своего в спорах с ней, потому что такому чертенку ничего не стоило перехитрить любого взрослого. И в этот раз няня стояла рядом с воспитанником, который "ваял" снеговика, и тщетно пыталась увести его домой. По выражению лица мальчика я сразу поняла, что он настолько увлечен, что просто не слышит ее. В таком творческом экстазе я уже видела Троя, когда мы вместе раскрашивали его картинки. Он прорабатывал каждую деталь фигуры снеговика, а черты лица вырезал с помощью серебряной ложечки.

- Ли! - закричал Трой, увидев нас. - Иди посмотри, какой у меня снеговик. Иди скорее!

- Тебе надо переодеться! - предупредила меня мама.

Миссис Уолкер и Майлс уже возились с багажом. Навстречу им спешил Куртис - я еще не видела, чтобы он двигался с такой скоростью. Бедняга запыхался и даже не успел одеться по форме. В жилете, но без сюртука, он выглядел просто комично.

- Вот это снеговик! - одобрила я труды Троя. Он горделиво выпрямился и посмотрел на миссис Хэстингс. Она стояла, съежившись от холода и так глубоко спрятав в карманах пальто руки, что возникала угроза оборвать эти карманы.

- Но сейчас мы все идем в дом, чтобы готовиться к репетиции. И ты тоже, - твердо сказала я мальчику. Няня сразу повеселела и с благодарностью взглянула на меня. - Ты ведь шафер, не забывай.

- Я знаю. Тони уже сказал, что я буду подносить кольца.

- Тогда быстро переодеваться. Потом повозимся еще в снегу.

- Обещаешь?

- Обещаю.

Я протянула Трою руку, в которую он сразу вцепился, и все вместе мы вошли в дом. Шествие замыкала сияющая миссис Хэстингс.

Свадебную церемонию решено было проводить в большом парадном зале. С первыми аккордами венчального гимна на лестнице должна была появиться невеста и торжественно сойти вниз; таким образом, всякий вынужден будет любоваться "сошествием ангела с небес". У подножия лестницы красавицу-невесту будут ожидать счастливый жених, священник и шафер Трой с кольцами на подносике. Гостям отводились места в зале; мягкие кресла уже были расставлены, ковры расстелены. Тони рассказал маме, что для Фартинггейла это будет уже четвертая свадебная церемония. Его прадед, дед и отец венчались в родных стенах. Каждый камень здесь пропитан традициями, в каждом зале портреты предков, и где же, как не в Фарти, жениху и невесте клясться друг другу в вечной любви.

Тони покинул свой рабочий кабинет сразу, как только ему доложили о нашем приезде. Он был еще не готов - в рубашке без галстука и манжет и без смокинга. Впервые я увидела его в таком домашнем виде, и почему-то в этом облике он еще больше походил на киногероя - высокий, ласково-небрежный, элегантный… Его мужская красота не давала мне покоя. Отца нельзя было назвать безобразным, но он был на много лет старше, его лицо давно исчертили морщины, просолило море, обветрили штормы. Внешне папа не был красавцем, никогда не имел ничего общего с кинозвездой, но для меня это не играло роли. Все равно я любила его. Но сейчас передо мной стояли Тони и мама. Вместе они мгновенно привлекали всеобщее внимание. Казалось, эта великолепная пара сошла с обложки модного журнала. С болью в сердце, но мне приходилось признать, что они идеально подходят друг другу. И образ папы таял, уходил все дальше и дальше, в глубины времени и пространства. Я отчаянно пыталась сберечь в душе этот образ, мечтала, что когда-нибудь выйду замуж за человека, похожего на отца…

- Дорогая. - Тони мягко взял мамину руку и поднес к губам. Потом улыбнулся, в его глазах мелькнул озорной огонек. - Ты готова к репетиции?

- Конечно.

- Твоя комната ждет тебя. - Он повернулся ко мне: - Здравствуй, Ли. Держу пари, ты спокойна, не в пример мне.

- А вот и ошибаетесь, - резко ответила я, не сдержавшись. Неужели он действительно думает, что их дурацкая свадьба оставляет меня равнодушной? Что не причиняет мне боль? Я вообще предпочла бы не знать о ней и не слышать. Пришлось отвести глаза, чтобы не выкрикнуть такие слова.

- Я совершенно спокоен, - важно пропищал Трой, и все, кроме меня, засмеялись.

Назад Дальше