Стихотворение Маяковского ориентировано на детей, но продиктовано взрослыми соображениями: это именно тот минимум сведений, который требуется для идеологической ориентации в воображаемом пространстве Советского Союза. О том, что такое пространство оставалось в существенной степени именно воображаемым, много говорить не приходится: для подавляющего количества советских людей передвижение по стране было ограничено институтом прописки, кодексом о труде (предельно ограничивавшим самовольную смену места работы), наличием паспорта и другими административными обстоятельствами, предельно осложнявшими, помимо прочего, общение советских людей с иностранцами .
Виртуальности советской физической географии служило также представление о ее предметной самодостаточности: пространство СССР оказывалось пространством, где, как в чеховской Греции, все есть. Знаменитая "Песня о Родине" из кинофильма "Цирк": "Широка страна моя родная, много в ней полей, лесов и рек" - выражает это вполне символическим, но и дидактическим образом, подразумевающим политико-экономические и социальные выводы, логично следующие из преимущественно пространственного сравнения, например, территории Камчатки и Франции (в пользу Камчатки), площади такого-то колхоза и Бельгии (в пользу колхоза) и т. д. Понятно, что географические представления советских людей оказывались при этом тем сильнее мифологизированными, так как каких-то реальных возможностей попасть в ту же Францию и Бельгию у подавляющего большинства советских граждан не было.
Вторая мировая война, конечно, сильно трансформировала представление тысяч советских людей как о пространственной реальности физической географии, так и о ее исторической событийности. Но идеология поспевает за историей: в послевоенном СССР пропагандистский образ Запада и Европы обязывает, как и в 1930-е годы, прежде всего к оценочным, негативным характеристикам, к противопоставлению мира социализма миру капитализма. Стереотипное представление о пространственной локализации СССР начиная с первых послереволюционных лет подразумевает картографирование Советского государства в окружении вражеских государств (не случайно объединяемых в политической риторике советской поры словосочетанием: "капиталистическое окружение"), но - уже поэтому - в некоем виртуальном по отношению к ним центре. Политико-географический изоляционизм оказывался при этом прямым продолжением идеологической экспансии вовне. Позиционируя СССР как благодетельную альтернативу капитализму с его кризисами и противоречиями, советские идеологи вольно или невольно обозначали СССР как центр, а Запад - как периферию. На XVII съезде ВКП(б) Сталин убеждал себя и присутствующих в том, что "среди <…> бушующих волн экономических потрясений и военно-политических катастроф СССР стоит отдельно, как утес, продолжая свое дело социалистического строительства и борьбы за сохранение мира" .
Второе издание Большой Советской энциклопедия, предпринятое по личной инициативе и под патронажем Сталина в 1947 году, стало своеобразным памятником, в котором представление о СССР как о центре мировой цивилизации получило свое доктринальное и декларативное выражение. В предисловии, открывавшем вышедший в 1949 году первый том энциклопедии, указывалось, что ее издание инициировано партией и правительством и подготовлено с учетом достижений в социальной жизни, в науке и технике, ставших возможными благодаря "мудрому водительству великого Сталина", "гениальным трудам Сталина", "сталинскому "краткому курсу" - настоящей энциклопедии основных знаний в области марксизма-ленинизма", четвертому изданию Сочинений Ленина, Собранию сочинений Сталина, победе материалистического учения в биологии, "превосходству над деградирующей буржуазной культурой" и т. д. Ниже приводился и главный тезис, объяснявший читателю причины для нового издания Советской энциклопедии: "Советский Союз по праву стал центром мировой цивилизации" .
По сравнению с первой Советской энциклопедией новая энциклопедия была изначально приуготовлена к тому, чтобы стать сводом оценочно неотменяемых политически грамотных сведений и безальтернативной информации. Показательно, что, когда главный редактор первой Советской энциклопедии О. Ю. Шмидт, напуганный чехардой непредсказуемых политических переоценок лиц и событий, упомянутых в уже выпущенных томах энциклопедии, предложил выпускать последующие тома "не вшитыми в переплет, а скрепленными под переплетом металлической пружиной, позволяющей мгновенно вынуть любую страницу и заменить ее другой", этому предложению так и не было дано хода . Новая энциклопедия не предполагает a posteori идеологического цензурирования.
В собственно географических статьях энциклопедии вышеприведенный тезис об СССР как центре мировой цивилизации выразился опосредованным (но оттого не менее эффективным) образом в дискурсивном поглощении европейского географического пространства виртуальным - политико-культурным - пространством Советского Союза. Описание физико-географических областей Европы начинается с описания Русской равнины - "наиболее обширной равнины Европы", простирающейся "от Белого моря до Черного и от Урала до Карпат", далее следуют описания Урала и Кавказа, затем кратко говорится о горно-холмистой области Скандинавии и Финляндии, области низменных равнин Западной Европы, области герцинских средневысотных гор (простирающейся от Бискайского залива до Русской равнины), области складчатых гор и низменностей Центральной Европы (Альпы и Карпаты), области южных полуостровов Западной Европы и Британских островов. Обзор современных народов Европы также начинается с описания народов Европейской части СССР, первым из которых называются русские - "крупнейшая нация Европы" и, по приводимому здесь же определению Сталина, "наиболее выдающаяся нация из всех наций, входящих в состав Советского Союза". Далее называются наиболее тесно связанные с русскими по языку и культуре нации - украинцы и белорусы, а затем - по нисходящей - связанные с ними в убывающей степени: молдаване, литовцы, латыши и эстонцы (последние, хотя их язык и принадлежит к отдельной языковой группе, близки к литовцам и латышам, а те, в свою очередь, обнаруживают "немало общего" со славянскими народами и особенно русскими, белорусами и поляками). Дальнейшее упоминание о марийцах, удмуртах, коми-пермяках, чувашах и татарах сопровождается указанием, что в развитии всех этих народов большую прогрессивную роль сыграло "хозяйственное и культурное влияние русских, ставшее особенно сильным с середины 16 века". Перечень кавказских и закавказских европейцев включает абазинцев, адыгейцев, кабардинцев, аварцев, лаков, даргинцев, лезгин, ногайцев, горских евреев (однако не упоминаются чеченцы и ингуши, насильно депортированные в феврале - марте 1944 года в Казахстан и Киргизию), а также народы, "сложившиеся в социалистические нации", - азербайджанцы, армяне и грузины. Как и у других народов Европейской части СССР, их экономическое и культурное развитие связывается с "руководством партии большевиков и ее вождей В. И. Ленина и И. В. Сталина" и ленинско-сталинской национальной политикой.
Перечисление народов зарубежной Европы также начинается со славянских народов, которые "по основным культурным особенностям" близки к русским, украинцам и белорусам, причем подчеркивается (с цитатой из Сталина), что "языковое родство <…> таких наций <…> не подлежит сомнению". Европейским народам, составляющим население капиталистических стран, в энциклопедии уделено три колонки - столько же, сколько народам, населяющим Европейскую часть СССР. Перечисление завершается обобщающей классификацией: "Все народы зарубежной Европы по своему социально-экономическому, политическому и культурному положению делятся на две группы: народы капиталистических стран и народы стран социалистической демократии. Народы первой группы состоят из антагонистических эксплуататорских и эксплуатируемых классов, ведущих между собой ожесточенную борьбу".
Политико-экономический очерк Европы столь же предсказуемо начинается с панегирического описания Европейской части СССР - "первой в мире страны победившего социализма, осуществляющей переход к коммунизму". Далее следуют политико-экономические очерки стран народной демократии, а последним - и самым коротким - разделом статьи является очерк о капиталистических странах Европы, подчеркивающий общую картину "загнивания капитализма в период его общего кризиса".
Не менее красноречив и иллюстративный материал, сопровождающий разбираемую статью. Читатель, не вникающий в содержание текста, мог судить об образах Европы по иллюстрациям, на которых изображены (цитирую подписи к иллюстрациям в последовательности их воспроизведения):
"Москва - столица Союза Советских Социалистических Республик", "Строительство Московского государственного университета", "Вид на первый шлюз со стороны Волги. Волго-Донской судоходный канал им. В. И. Ленина", "Лесные полосы и посевы пшеницы, выращенные Уральской селекционной станцией на бывших полупустынных землях", "Улица Мира, построенная после Великой Отечественной войны 1941–1945 годов в Сталинграде", "Перронный зал станции Московского метрополитена "Комсомольская кольцевая"", "Прокат стальной болванки на слябинге на заводе "Запорож-сталь" им. Серго Орджоникидзе", "Сборка мощной паровой турбины на заводе им. И В. Сталина (Ленинград)", "В цехе сборки легковых автомобилей им. В. М. Молотова (Горький)", "Сборка экскаваторов на Уральском заводе тяжелого машиностроения им. Серго Орджоникидзе (Свердловск)", "Уборка пшеницы комбайном "Сталинец-6" в колхозе им. Ленина. Запорожская область (Украинская ССР)", "Культивация чайных плантаций в совхозе им. С. М. Кирова (Грузинская ССР)", "В коровнике Ново-Медвенского пригородного совхоза (РСФСР)", "Спуск на воду вновь построенного парохода "Петровский" на судоходной верфи в Гданьске", "Один из участков строительства Дунай - Черное море", "Строительство азотно-тукового завода им. И. В. Сталина в Димитровграде (Болгария)", "В одном из цехов станкостроительного завода им. Октябрьской революции (Чехословакия)", "В сталеплавильном цехе металлургического комбината им. И. В. Сталина (Венгрия)", "Сбор лепестков роз в Карловской околии (Болгария)", "Уборка урожая самоходным комбайном, полученным из Советского Союза (Румыния)", "На текстильном комбинате им. И. В. Сталина (Албания)", "Макет строящегося в Бухаресте полиграфического комбината", "Просмотр готовых книг биографии И. В. Сталина, изданной на венгерском языке", "Библиотека-читальня обувной фабрики "9 сентября" в Софии", "Дворец молодежи им. Болеслава Прута в г. Катовице", "Курорт Марианске - Лазне (Чехословакия)", "На строительстве металлургического комбината "Ост" (ГДР)", "Демонстрация участников Всемирного фестиваля молодежи и студентов в защиту мира в Берлине", "Парад войск агрессивного Атлантического союза близ Падеборна", "Митинг в Лондоне, организованный Обществом англо-советской дружбы", "Демонстрация протеста в Реджио-ель-Эмилия против закрытия заводов и увольнения рабочих", "<…> в шахтах Луары прекращены строительные работы", "Бастующие рабочие Роттердама", "Безработные на одной из улиц Неаполя", "Митинг в Копенгагене против ремилитаризации Западной Германии".
Таков визуальный образ Европы, дающийся на страницах Большой Советской энциклопедии. Занятно, что, несмотря на социально-экономическое деление на страны социализма и капитализма, читатель волен в данном случае представить пространство, которое размечено не столько идеологически, сколько иерархически: от центра к периферии. В центре этой умозрительной карты находится СССР, далее располагаются страны социализма, а совсем на окраине, сотрясаемые социальными невзгодами - капиталистические страны. Предпосланное энциклопедии заявление, что "Советский Союз по праву стал центром мировой цивилизации", таким образом, соответствует давней традиции европоцентризма, располагающей в центре мировой цивилизации именно Европу.
Энциклопедия и учебники географии представляют собою наиболее декларативные образчики текстов, призванных к созданию у их читателей определенной картины мира. Оригинальность советской культуры в этой области не стоит, конечно, преувеличивать: принципы картографирования всегда в той или иной мере обусловлены идеологически. Своеобразие советской ситуации состоит в социально-психологической эффективности пропагандистской дидактики, напоминающей не столько о традициях картографии, сколько о традициях фольклора. Эпичность и сказочность советского социального пространства воспроизводится при этом (в полном соответствии с фрейдовской теорией речевых ошибок) не только в специализированных нарративах "о географии", но и в тех текстах, которые "проговариваются" такими нарративами вопреки своему основному содержанию. Замечательным примером может служить один из шлягеров эпохи позднего сталинизма, зазвучавший по радио и в концертных залах СССР в том же самом 1949 году, когда был напечатан 1-й том Большой Советской энциклопедии с редакционным предисловием о центре мировой цивилизации. Это песня Матвея Блантера на стихи Михаила Исаковского "Летят перелетные птицы" с самозабвенно-патетической строфой:
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой, -
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна.
Остается гадать, задавались ли авторы и слушатели этой песни вопросом о географической локализации той страны, с которой не хочет расстаться ее патриотически настроенный герой, но, собственно, это и не так важно. Важнее то, что эта страна, непреднамеренно поглотившая в данном случае территорию Европы, принципиально предполагает не реальное, но виртуальное картографирование, самодостаточное в своих вполне фольклорных - эпических и сказочных - ориентирах. Мы не сильно ошибемся, если назовем такие ориентиры иллюзорными . Советская география как дисциплина, обязывающая к ориентации в пространстве, дополнила собою столь же виртуальную "ориентацию в истории", связав в одно целое иллюзию пространства с пространством иллюзий. Но если согласиться с тем, что идеологически рекомендуемые представления об истории и географии в советской культуре так или иначе демонстрируют эффективность коллективного (самовнушения, то каковы его фольклорные составляющие, помимо специфически понятой сказки и эпоса?
О колыбельных и частушках
Фольклористы 1920–1930-х годов охотно пишут об отмирании и перерождении привычных жанров фольклора. Былина, сказка, духовный стих, обрядовая песня плохо согласуются в своем традиционном виде с прокламируемым радикализмом социальных и культурных перемен в жизни страны. В ряду жанров, обреченных к своему исчезновению под натиском городской культуры и коллективизации, называется и жанр колыбельных песен . Статья Юрия Соколова о колыбельных, помещенная в пятом томе "Литературной энциклопедии" (1931), читается как некролог исчезающему жанру. Традиционные "песни, исполняемые матерью или нянькой при укачивании ребенка" (так определяет колыбельные автор этой статьи), в новой социальной действительности не имеют будущего уже потому, что обнаруживают черты пережиточной архаики и социально-предосудительного происхождения. С одной стороны, поясняет Соколов, колыбельные связаны с "идеализацией быта и хозяйства - проявлением магических пожеланий и заклинаний", сферой обрядового фольклора (подблюдными песнями, колядками, свадебными величаниями), а с другой - со "средой господствующих классов старой Руси", патриархальным семейным укладом и классовым неравенством (описанием богатства/бедности, противопоставлением труда и праздности). Есть, впрочем, у колыбельных и такая особенность, которая могла бы оправдать их присутствие в советской культуре, а именно - их ритмическое сходство с "рабочими" песнями, "отображающими в себе ритмы трудового процесса", в данном случае - "ритм движений раскачивающейся колыбели", передаваемый двустрочной строфой с парными соседними рифмами с преобладанием четырехстопного хорея. Но будущее, по Соколову, неотвратимо: "традиционная колыбельная песня или вымрет начисто или сильно видоизменится и по содержанию и по форме" .