""Променял на диплом!" - с досадой вспомнил он обидные слова. - Да я любил и люблю только ее! К тому же Лида больше не беременна, и если не брать в расчет поданное в ЗАГС заявление (сколько студенческих пар фиктивно подают заявления, чтобы отовариться в магазине "Счастье"!), меня с ней больше ничего не связывает! Ну, совестно перед ее родителями, но, в конце концов, она сама заварила эту кашу! Я не собирался на ней жениться. И вообще, дался мне этот диплом! На работу можно устроиться и с неоконченным высшим, - подумал он и вдруг осекся: выходило, Тамара права. Он променял ее на диплом. - Чем больше думаешь, как выкрутиться из ситуации, тем больше ошибок совершаешь, - сощурившись, посмотрел он на чистое голубое небо. - Где же ваше былое умение просчитывать ситуацию наперед, Алексей Радченко? Надо вернуться и по горячим следам попробовать поговорить еще раз!"
Продумывая на ходу фразы и возможные варианты ответов, Леша решительно поднялся со скамейки. На этаже второго курса стояла тишина: после успешно сданного экзамена кто-то отправился на пляж, кто-то гулял по городу, кто-то отсыпался. Войдя в незапертый тамбур Тамариной комнаты, он постучал, но ему не ответили. Он снова постучал и прислушался: никого.
"Успела уйти? Куда? Скорее всего на пляж".
Но на пляже среди компании однокурсников Тамару он не нашел. Не было ее и у Инны, не было у родственников, которым он, набравшись смелости, позвонил. Точнее, там вообще никто не снял трубку.
"Значит, вечером, - взглянув на часы, принял он вынужденное решение. - Но сначала я должен забрать рецензию и поговорить с Лидой".
Быстро поймав такси, он помчался в трест, потом на стройку искать главного инженера, снова вернулся и чудом застал на месте начальника отдела кадров, в сейфе которого за семью замками лежали и сам дипломный проект, и злополучная рецензия. Как и следовало ожидать, на руки ему ничего не выдали, но пообещали завтра утром отправить нарочным в институт.
По большому счету его дипломная работа готова, оставалось оформить несколько плакатов, переплести и отправить проект в Москву. Надо было успеть сделать все до того, как станет известно, что никакой свадьбы с Тишковской не будет. Вернуть работу должны аккурат к защите, и тогда вряд ли кто-то решится его "завалить". Даже несмотря на то что защита должна пройти за закрытыми дверями. Кстати, позже Алексей не раз вспоминал обо всей этой завесе секретности и посмеивался: о стройках в закрытом городе западные спецслужбы были осведомлены гораздо лучше его, а что касается проекта, то половина данных там изначально была взята с потолка…
"Ну что ж: завтра так завтра", - вздохнул он и оглянулся в поисках телефона-автомата.
- Лешенька, как хорошо, что ты позвонил! - защебетала в трубку Лида. - Я сегодня забрала свадебное платье! Жаль, что тебе нельзя его показывать! Приезжай к нам на ужин, - радостно предложила она.
- Спасибо, я не голоден, - несмотря на то что в животе давно урчало, сухо ответил Алексей. - Нам надо поговорить. Ты не могла бы спуститься к половине восьмого во двор?
- Зачем? - удивилась она. - Приходи к нам, здесь и поговорим.
- Нет, - твердо стоял он на своем. - Сначала я хочу поговорить с тобой. Спустишься?
- Ну хорошо… Что-то случилось?
- При встрече.
Радченко появился у профессорского дома ровно в назначенное время: чем ближе подходил он к элитному кирпичному зданию, тем тяжелее становилось на душе, но решимости расставить все точки над і от этого не убавлялось. Даже наоборот.
- Что случилось? - встревоженно поднялась со скамейки дожидавшаяся его Лида.
По характерному блеску в глазах Леша догадался, что она готова вот-вот заплакать. Такой сцены на глазах жильцов он допустить не мог.
- Давай отойдем, - быстро подхватил он ее под локоть и завернул за угол. - Лида, я должен тебе сказать, что никакой свадьбы не будет. Все ваши расходы - на платье и остальное - я возмещу. Извини.
Вопреки ожиданию Тишковская восприняла новость спокойно: ни слез, ни истерики. Выходило, прежнее ее поведение было хорошо продуманной игрой? Или она ждала этого разговора?
- Ты все еще продолжаешь ее любить, - насмешливо произнесла она после недолгого молчания. - А ты уверен, что она любит тебя?
- Тебя это не касается.
- Касается! - жестко заявила Лида. - Касается! Я не отдам тебя той, которая убила твоего ребенка! Если бы она тебя любила, то никогда этого не сделала бы! Любящая женщина всегда отождествляет своего ребенка с его отцом, а она его убила! Когда-нибудь она убьет и тебя!
- Что за чушь ты несешь? Какой ребенок?
- Вот видишь, ты даже не знал, что она была беременна… Бог дает орехи беззубым, - повторила она услышанную от врача поговорку и безжалостно добавила: - Через неделю после моего выкидыша она преспокойно сделала аборт: в той же больнице и в том же отделении.
- Я тебе не верю… - выйдя из кратковременного ступора, вымолвил Алексей и вдруг крепко тряхнул Лиду за плечи. - Этого не могло быть, ты все придумала! Ты врешь!!!
- Рада бы соврать… Отпусти, мне больно, - повела она плечами. - Можешь зайти в больницу и спросить у заведующей. Кажется, она сегодня дежурит.
"Неправда, неправда, неправда! - твердил Алексей, пока несся к троллейбусной остановке. - Она не могла! Надо успокоиться, все проверить. Мало ли Крапивиных в городе!"
- Ксения Олеговна! - бросился он навстречу появившейся в приемном покое женщине в белом халате. Та испуганно отпрянула. - Мне нужно узнать одну вещь. Помогите, пожалуйста, - взмолился он.
Устоять перед таким напором было невозможно.
- Хорошо. Пройдите ко мне в кабинет. Молодой человек со мной, - бросила она медсестре. - Что вы хотите узнать? - спросила она, закрыв за собой дверь с табличкой "Заведующий гинекологическим отделением".
- Я хочу знать, делала ли аборт в конце апреля студентка Тамара Крапивина.
- Это конфиденциальная информация, я не имею права, - протестующе подняла руку доктор.
- Я вас очень прошу, одно слово: да или нет.
- Ну хорошо… - неожиданно быстро сдалась она. - Поскольку знаю вас лично… Подождите, я проверю в журнале.
Десять минут, которые она отсутствовала в кабинете, показались Алексею вечностью.
- Да, - услышал он и почувствовал, как мир вокруг стал медленно распадаться на части. - Тамара Крапивина, студентка второго курса…
Он брел к общежитию, а мир продолжал рушиться, все самое яркое, что жило в душе, меркло, тускнело, покрывалось черным налетом…
"Зачем она соврала? Ведь я помню ее слова, что от меня беременна лишь одна женщина!.. И это после того как я сказал, что люблю ее… Можно понять, когда такое совершают в угаре обиды, в приступе ярости, но чтобы вот так, спокойно и хладнокровно, не поставив меня в известность… Да кто дал ей право решить судьбу моего ребенка?" - кипело в груди.
Чем ближе он подходил к студенческому городку, тем сильнее себя накручивал. Решив не делать крюк до ворот, он взобрался по железной решетке ограждения, собрался прыгнуть с высоты, как делал это множество раз, и… Просветление наступило в последний момент: нельзя, колено! Цепляясь за поржавевшие, еще не крашенные в этом году прутья, он медленно слез, точнее, сполз на землю, сделал пару шагов и сразу зацепился в темноте за какую-то проволоку. Едва не упал, а потом, обдирая ладони и чертыхаясь, долго выпутывался… Пока выбрался на ведущую к высокому зданию тропинку, гнев в душе слегка поутих.
"И все-таки это могла быть ошибка, - попытался он оставить хоть какую-то надежду. - Надо успокоиться и спросить прямо".
Присев на одну из скамеек у футбольного поля, он закурил и поднял голову: почти во всех окнах горел свет - сессия. Тамарино окно, как и его, выходило на другую сторону.
"Но если это - правда? Что тогда?.." - отбросив в сторону окурок, в полной растерянности поднялся он со скамейки…
11
…После ужина всей компанией решили прогуляться по набережной. Юлька, не проронившая за столом ни слова, демонстративно взяла Алексея под руку и, слегка ускорив шаг, увела вперед.
- Знаешь, на что это похоже? На капризы избалованной девочки, которой не купили очередную игрушку, - оглянувшись на понуро шагавшего друга, не удержался он от комментария. Размолвка отца с дочерью затягивалась, более того, похоже, искусственно раздувалась одной из сторон. - Тебе уже восемнадцать, могла бы что-нибудь и поинтересней придумать.
- Могла бы, - кивнула она. - Я уже и вещи собрала, осталось только такси до аэропорта вызвать.
- И что же тебе помешало?
- Папу стало жалко… - чистосердечно призналась Юля. - И потом… все равно ведь придется мириться. Мы с ним в детстве так часто играли: поссоримся, подуемся друг на друга за ужином, а перед сном помиримся. Он мне даже колыбельную пел, я помню… А потом - исчез. Дядя Леша, ну почему он нас тогда бросил, променял на чужую семью?
- Так вышло, - тяжело вздохнув, ответил тот и слегка коснулся второй рукой ее ладони. - Никто не застрахован от ошибок: жизнь намного изобретательней наших фантазий.
- Фантазии… В детстве в моих фантазиях всегда был папа… Думаете, это легко забыть?
- Он и сам этого не может забыть… Ты вот что… Попробуй общаться с ним, не оглядываясь на прошлое. Я уверен, пройдет время - и ты его поймешь. Поймешь и простишь. У тебя замечательный отец.
- Хорошо вам, взрослым: все свои ошибки уже совершили, поумнели, помудрели, теперь можно и прощать, - вздохнула Юлька.
- Ошибаешься… Закон жизни: пока человек жив, он постоянно совершает ошибки… Чтобы было что исправлять, - горько усмехнулся Алексей. - И жизненный опыт, как ни странно, помогает избежать их лишь в мелочах, но не в глобальном масштабе.
Какое-то время они шли молча. Алексей готов был продолжить тему, но, чувствуя, что Юлька напряженно о чем-то думает, не решался перебивать ее мысли.
- Вы тоже строите площадь Согласия? - наконец спросила она.
- Какую площадь?
- Мама постоянно твердит, что у каждого в душе должна быть площадь Согласия.
"Площадь Согласия своей души, - сразу вспомнил Алексей строку из журнальной статьи. - Так вот откуда это у Тамары!"
- Твоя мама права: площадь Согласия всегда лучше, чем поле битвы.
- А вы умеете прощать?
- Приходилось…
- Нет, вы меня не поняли: после глобальной ошибки вы прощали кого-нибудь? Человек совершил ошибку, а вы его простили, - конкретизировала она вопрос.
- Пока нет, - чистосердечно признался Алексей, снова вспомнив о Тамаре. - Не простил.
- Значит, вы должны меня понять… Я насчет того, что веду себя, как капризная, избалованная девочка… Дело не только в том, что пока не могу простить папу. Просто хочется как можно дольше называть белое - белым, черное - черным, хочется плакать, когда грустно, смеяться, когда смешно! Почему, повзрослев, люди начинают врать, становятся ненастоящими?
- Это как?
- Возьмите моих родителей: я же знаю, что мама продолжает любить папу, хотя делает вид, что это не так. И папа постоянно ею интересуется… Как мне кажется, тоже неспроста. Неужели надо было разводиться, чтобы вот так вот всю жизнь друг друга мучить? Или взять вас с Тамарой: у вас была очень красивая любовь, мне мама рассказывала. Зря, что ли, Тамара так и не вышла замуж? Ведь пишут, что настоящее чувство не исчезает бесследно! Иногда оно никуда и не девается, мы сами от него прячемся! Вот ответьте честно, вы любите Тамару до сих пор?
Алексей буквально онемел. Не столько от свойственного юношескому максимализму стремительного поворота мысли, сколько от самого вопроса. Если у них такой откровенный разговор, следовательно, его ответ должен быть честным. Фальшивить с Юлькой нельзя, он это уже понял. Проблема в другом: Алексей и сам не знал ответа на такой вопрос… Точнее, до сего момента он об этом даже не задумывался! Но едва он решился ответить так, как есть, со стороны маленького островка в море раздался грохот и небо озарилось яркими гроздьями салюта.
- Ух ты! - восторженно воскликнула девушка. Тут же забыв, что ей так и не ответили, она отпустила локоть Алексея и приблизилась к парапету набережной. - Вау!!!
Волшебное зрелище как по команде оторвало отдыхающих от разглядывания лотков с сувенирами и заставило посмотреть в сторону моря. Постепенно феерическое шоу переместилось ближе к набережной, какое-то время стелилось по водной глади, снова вернулось на островок. Стоило отдать должное тем, кто, обладая недюжинной фантазией, придумал, срежиссировал и воплотил в жизнь эту сказку, а теперь, невидимый, переключал кнопки и выстреливал в небо миллиардами искр.
В компании из пяти человек ликовала и восклицала только одна Юлька. С некоторых пор Владимир терпеть не мог не то что выстрелов - даже раскатов грома, Михаил учился у старшего товарища сдержанности и во всем копировал его поведение, ну а Алексею с Артемом было как-то не до веселья.
- Салют в честь одного женского журнала и двух старых идиотов, - пробормотал приблизившийся к другу Кушнеров. - Салют по прошлому… или по настоящему… Впрочем, какая теперь разница.
Алексей ничего не ответил. Продолжая искать ответ на Юлькин вопрос, он по-прежнему блуждал где-то в дебрях растревоженной души, заглядывал в самые укромные уголки, откуда появлялись забытые лица, воскресали давно пережитые чувства…
"Нет, это невозможно! - тряхнул он наконец головой. - Этого просто не может быть!.. Блажь, каприз, расшалившиеся на отдыхе нервы и нездоровые фантазии! Юлька, Юлька! Что же ты натворила? Ты и вправду напоминаешь Тамару, только есть одна разница: в тебе больше открытости и раскрепощенности! Как же хорошо, что времена переменились! Ведь все вокруг нас только и учили: молчать, держать все в себе. Вот и выходило: в душе немереное количество вопросов и сомнений, которыми нельзя поделиться, а в результате - бесконечная череда ошибок…"
…На следующий день Алексей вошел в аудиторию и, заметив Тишковскую, сразу сел на свободное место рядом с ней.
- Ты сможешь завтра поехать ко мне домой? - глухо спросил он. - Я хочу познакомить тебя с родителями.
Лида отложила в сторону ручку и закрыла глаза. Из-под ресниц медленно выползла прозрачная слеза и крупной горошиной покатилась по щеке.
- Я люблю тебя, - не открывая глаз, прошептала она. - Я поеду за тобой хоть на край света.
Услышав эти слова, Алексей глубоко вздохнул: больше ничего и не нужно. Как есть, так и есть. Главное - тебя любят. Как хорошо, что тебя кто-то любит, особенно когда в душе кровоточит рана от вырванного с корнем чувства.
"Стерпится - слюбится, - вспомнилось ему. - Значит, такая моя судьба".
Вечером он зашел на переговорный пункт и с ходу объявил:
- Мама, послезавтра я приеду, но не один.
- Ну наконец-то! - обрадовалась мать. - А заявление уже подали, или у нас свадьбу гулять будем?
- Подали. На двадцать пятое июня.
- Так ведь скоро как! - испугалась мать. - Что же ты нам не сообщил, когда две недели назад был дома? Как тебе не стыдно! А может быть, вы тогда поссорились? - мелькнула у нее догадка. - Так такое бывает перед свадьбой. Тамара - девушка умная и со временем поймет, что вам, Радченко, лучше уступить в малом!
- Мама, мою невесту зовут Лида, - перебил ее Алексей. - Ее отец - ректор нашего института.
- То есть как… - растерялась мать. - Я хорошо помню, что девушку на фотографии звали Тамарой!
- Это другая девушка, - спокойно пояснил он. - Ждите. Целую. Пока.
Повесив трубку, он оперся рукой на аппарат и прислонился спиной к стенке кабины. Лишь когда в стекло требовательно постучали, он подхватил сумку, открыл дверь и, ни на кого не глядя, направился к выходу. В общежитии ему предстояло еще одно непростое дело: убрать все письма и фотографии Крапивиной. Их, конечно, можно было вернуть, например, через Ленку, но делать этого не стоило. Раз нет любви - нечего хранить о ней воспоминания. Пусть уж лучше все исчезнет: и письма, и фотографии…
Леша выгреб из ящиков стола снимки, не просматривая, бросил их в целлофановый пакет, туда же втолкнул две толстые пачки писем и направился к мусоропроводу. Как назло, тот оказался забит: из-под крышки, поднятой кверху, вперемешку с картофельной шелухой торчали конспекты, тетради и разный другой мусор. На полу было не чище.
"Сожгу дома в печке, - решил он. - Здесь нельзя оставлять".
Родители встретили сына с невестой, как положено: накрыли стол, пожелали счастья и принялись сухо расспрашивать о будущих родственниках. Лида поначалу отвечала на вопросы подробно и из кожи вон лезла, чтобы понравиться. Но по выражению лиц будущих свекра и свекрови быстро поняла, что делать это в общем-то бесполезно: они ее не приняли.
"А ведь зимой, едва взглянув на фотографию Тамары, сразу прониклись к ней симпатией, - вспомнил Алексей, не проронивший за вечер ни слова. - Как все непостижимо в этой жизни!"
- Пойдем прогуляемся перед сном, - предложил ему отец, пока мать разбирала постели. - Ти навіщо її привіз? - непривычно грубо начал Радченко-старший. - Я по очам бачу, що ти її не любиш.
- Зато она меня любит.
- А як же Тамара? - с горечью спросил отец.
- Пап, если ты вызвал меня читать мораль, то опоздал: свадьба состоится в обязательном порядке.
- Без батьківського благословіння?
- Да пойми ты: все уже заказано, гости приглашены!
- А как же любовь?.. Или ее ты тоже гостьей на свадьбу пригласил?
- Папа, ты опоздал, - повторил Алексей.
- Запізнився, - после долгого молчания согласился отец. - Не навчив сина головному… Завтра мать отдаст тебе твою сберкнижку - наш подарок на свадьбу. С Валентином можешь сам поговорить, ему перечить не станем, но из наших родственников на свадьбе никого не будет. Не по зубам нам профессорская семья, - запирая калитку, заключил отец.
- Как знаете, - без всяких эмоций ответил сын.
Обижаться на родителей ему было не за что. Честно говоря, в глубине души даже стало легче: притворяться на глазах родных было бы совсем невмоготу…
…Две недели пролетели в бешеном ритме: туда, сюда, костюм, туфли, пробная защита… Рано утром в день защиты диплома в комнату Алексея с радостным воплем ворвался Артем:
- Дочка!!! - орал он. - Инка в пять утра девочку родила! Три пятьсот, пятьдесят один сантиметр!
- Ура! - присоединился Алексей и обнял друга.
- Что тут у вас? - с бритвой в руках заглянул в комнату Пашка.
- У Артема дочка! Три пятьсот!
- Ура!!! А это много или мало? - вдруг озадачился Щедрин.
- Нормально! - успокоил Кушнеров. - Вечером спать легла, среди ночи схватки начались, а через четыре часа родила. Чуть успел в роддом отвезти!
- Вот напьемся! Защита, рождение дочки и мальчишник! - принялся загибать пальцы Пашка. - Завтра дипломы некому будет вручать!
- Не убегут! - отмахнулся Алексей. - Но после защиты - сразу в роддом, иначе вечером точно не дойдем.
В том, что в последний день защиты все, кроме Филевского, получили пятерки, не было ничего удивительного. И студенты, и преподаватели устали и мечтали лишь об одном: дожить до пятницы. Кстати, после защиты почти все сочувствовали Филе: похоже, председательствующий в комиссии декан наконец припомнил ему ту декабрьскую драку.