Приходилось держать лицо. Я очень старалась вести себя, как обычно, и, наверное, у меня получалось, потому что девчонки на работе на меня совсем разобиделись и взгляды их перестали быть злорадными, как в первые дни. Они снова на меня злились за каждую мелочь. Я себя мысленно поздравила. А о том, что у меня на душе творится, никому знать не нужно. Все свои проблемы я дома оставляла, а на работу шла с настроем на самом деле заработать этот самый миллион. Ведь если я его заработаю, мне перепадёт с него немалая часть. К тому же, работы хватало, засиживаться не приходилось. Шильман только руки потирал, предвкушая хорошую прибыль.
- Порадуй себя, порадуй, - говорил он, выдавая мне зарплату и прикладывая к ней отдельно ещё конвертик. – В Москву съезди, устрой себе праздник.
Я покачала головой.
- Нет, не поеду. Копить буду, - неожиданно заявила я и призадумалась, стараясь быстро придумать, на что именно я буду копить деньги.
Лёва удивлённо приподнял брови.
- На что?
- На машину. Может быть…
- О-о. Ника, тебя на подвиги потянуло?
Я махнула на него рукой.
- Ну тебя. – А конвертик спрятала в сумку, в кармашек, который на молнию застёгивался.
- На следующей неделе у нас важный заказ, французы приезжают, фабрику у нас строить собираются. Слышала? – Довольно улыбнулся. – Шоколадную. Вот наши отцы города просят, чтобы мы им устроили… - Многозначительную паузу выдержал, а после рассмеялся. – В общем, всё как ты умеешь. Чтобы культурная программа была на высшем уровне.
Я брови сдвинула.
- По клубам водить не буду, - предупредила я. – Это без меня.
- Какие клубы? С ума сошла? Там все солидные люди, лет под шестьдесят.
Что тоже не радостно, мало того, что за каждым моим шагом следить будут, раз уж "отцы города" тут замешаны, так ещё и скучно будет, как я подозреваю. Будет всё чинно, благородно и скучно. Разговоры, наверняка, будут серьёзные, так что надо подготовиться.
Витька, не тот, который бывший муж, а тот который мой новый сосед, про шоколадную фабрику слышал.
- В тридцати километрах от города строить хотят, - сообщил он.
- Мне, вообще-то, до этого никакого дела нет.
- Но ты же должна с ними о чём-то разговаривать.
- О строительстве фабрики они со мной точно беседовать не станут, - рассмеялась я. Витьку с подоконника, на который он уселся, согнала, и достала из шкафа банку с кофе, сунула ему в руки. – Когда свой купишь?
- Скоро, - пообещал он. – Как до магазина дойду.
Я глаза закатила.
- Скорее бы уже мама твоя вернулась из дома отдыха. Ты оголодаешь и одичаешь без неё.
Витька усмехнулся, голубые глаза сверкнули и он выдал:
- Может, мне жениться?
- Чтобы было кому в магазин ходить? Умно.
Он поскрёб в затылке.
- Хорошая жена редкость.
Я даже рот открыла от такого заявления, потом заверила:
- Хороший муж ещё большая редкость.
- А я? Сижу перед тобой. – Он руками развёл и весело уставился на меня. Я скептически на него посмотрела.
- Так с тобой в придачу мама идёт.
- И что? Хорошая мама.
- Так это она тебе мама, а жене твоей свекровью будет.
- Это да.
- Слушай, - вдруг вспомнила я, - а та девочка, рыженькая, к тебе всё ходила. Позвони ей, поиграть в семью у вас ещё время есть.
- Да я её потом не выгоню.
Я рассмеялась.
- Анна Михайловна приедет и выгонит.
Витька прищурился, белобрысая чёлка упала на глаза, вид принял загадочный, а я его по носу щёлкнула. Парнем он, конечно, был симпатичным, и не так прост, как с первого взгляда мне показался. Жил с мамой в квартире по соседству, успешно притворялся перед женщинами абсолютно беспомощным, спасибо Анне Михайловне, и совершенно не желал остепениться и жениться, в свои двадцать девять, чем мать расстраивал. Та, не уставая, подыскивала ему подходящих невест, я тоже в её список попала, когда только переехала, но надолго на ней мой взгляд не задержался, наверное, справедливо решила, что я её сыночку не подхожу. Я и не подходила, и Витька мне не подходил ну ни по каким параметрам, и радовало только то, что он прекрасно это понимал, и даже намёков никаких не делал, а уж тем более рук не тянул. Я на самом деле была этому рада, потому что, кроме него, мне и поговорить-то, по сути, не с кем было. А Витька всё-таки нет-нет да забежит. То за кофе, то за хлебом, а то и просто поужинать. Хотя, это он сейчас голодный, Анна Михайловна уехала отдыхать, а Витька начал стремительно терять в весе. Я его подкармливала, мама его меня по телефону благодарила, правда, после нашего с ней разговора, сынок её сознался:
- Она боится, что у нас роман.
- Почему это она боится? – не поняла я.
- А как же? В таких, как ты, без последствий не влюбляются. А мама ещё надеется, что я женюсь на скромной, тихой девушке, чем её порадую.
Я улыбаться не стала, вместо этого серьёзно кивнула.
- Это правильно. Найдёшь такую – женись.
- Да где ж я её найду?
- А где обычно ищешь?
- Ну… - Он глазки к потолку поднял и заулыбался, а я пальцем ему в грудь ткнула.
- Вот в этом "ну" больше не ищи. Порадуй маму.
Хорошо давать советы, как говорится. Мне вот никогда не удавалось маму порадовать. Моя мама всегда присматривалась ко мне с настороженностью, не зная, чего от меня ждать, а если и ждала, то только неприятностей. О чём мне совсем недавно и сказала, в пылу скандала, грянувшего на дне рождения Альки две недели назад. Я, как только пришла, почувствовала неладное, мать смотрела на меня напряжённо и хмурилась, но отворачивалась всякий раз, как я её взгляд перехватывала, а я очень надеялась, что успею уйти до того момента, как она всё же решится со мной поговорить. Я даже знать не хотела, что ещё случилось. Попыталась улизнуть одной из первых гостей, но была остановлена и отослана на кухню, разливать чай. Из комнаты слышались громкие детские голоса, веселье шло полным ходом, а я чай заваривала и гадала, что мне сегодня мама скажет. Вроде я развелась уже, все разговоры на эту тему закончились давно, а новых неприятностей не хотелось.
Съев торт и все сладости, Алька с одноклассниками изъявили желание отправиться гулять, а немногочисленные взрослые вздохнули свободнее и за столом пошли совсем другие разговоры и появился алкоголь. Отчим себе ни в чём не отказывал, махнул сначала одну рюмку, потом следом другую, включился в разговор, выглядел чересчур оживлённым, а я вдруг поняла, что за сегодняшний день ещё ни одного его взгляда не удостоилась. Это открытие насторожило, и я сама на него уставилась.
Никого из друзей матери я не знала. Слишком много лет я не жила в этом доме, да и праздники встречать предпочитала отдельно, скорее уж с Фаей, чем здесь, а в этот раз, оказавшись на семейном торжестве, стала объектом пристального внимания. За мной наблюдали, переглядывались, и я знала наверняка, что стоит мне уйти, как меня начнут обсуждать. А мама ещё и жаловаться будет, наверное, сетуя на мою безответственность и беспечность. По женским взглядам я видела, что они знают всё, что происходит в моей личной жизни. А вот мужчины, всем лет сорок да за сорок, на меня смотрели украдкой. Любопытство проявляли и тут же отворачивались, словно боялись, что их жёны за чем-то неблаговидным поймают. Меня всё это хоть и смешило, отчасти, но ощущение всё равно неприятное.
- Красивая у тебя дочка, Таня, - похвалила мать одна из подруг. Все, как по команде, на меня посмотрели, а я ногу на ногу закинула, сидя в кресле. Не специально, просто машинально. А вышло вызывающе, я заметила, как мать лицом потемнела, а мужчины снова принялись глазами пятый угол в комнате искать. Дурацкое поведение, я тоже разозлилась. В первый раз за вечер с отчимом взглядом встретилась, и теперь уже сама отвернулась.
Зря, наверное, пришла. Никогда на торжества не оставалась, подарки Альке дарила и уходила, а теперь, как говорится, времени свободного много, пришла-осталась, но ничего хорошего из этого не вышло. Не получилось дружных семейных посиделок. Я снова чувствовала себя лишней, и вряд ли ещё рискну сей опыт повторить.
Когда гости начали расходиться, отчим спустился с ними на улицу, якобы проводить, а сам уже минут десять стоял у подъезда и курил. Снизу слышались веселые возбужденные голоса, расходиться, видимо, никто не собирался, шумели, и, кажется, собирались песни петь. Я из окошка вниз глянула, и вздрогнула, когда голос матери услышала.
- Ты с ним спала?
Я обернулась и посмотрела непонимающе.
- С кем?
- С Серёжей.
Мать смотрела на меня пытливо, напряжённо, но откровенной злости я в её глазах не видела. Я глаза опустила, отвернулась от неё и хмыкнула.
- Так что?
- Мама, ты вообще думаешь, что говоришь?
- Да. Я просто хочу знать.
- Нет. Даже в голову никогда не приходило. И очень странно от тебя такое слышать.
Она кухонное полотенце со стола взяла, в руках его покрутила, словно не замечая стопку вымытых тарелок. Я как раз собиралась начать тарелки вытирать.
- Это вы только думаете, что я ничего не замечаю.
- Это ты о чём?
- О том, как он на тебя смотрит.
Я глаза к потолку подняла, не зная, откуда ещё силы взять.
- Так это его проблемы, мама.
- Не совсем. Это и мои проблемы. Может, даже больше, чем его.
Я последнюю тарелку ополоснула и со стуком поставила её на стол. Выхватила у матери полотенце, чтобы руки вытереть.
- Ладно, я всё поняла, приходить я больше не буду. Ты успокоишься тогда?
- Не надо со мной так разговаривать. И виноватой меня делать не надо. Я много раз тебя просила: веди себя прилично. И тогда никаких проблем не будет!
Я на самом деле обиделась.
- А я веду себя неприлично?
- Да, Ника! – Мама тоже была возмущена и смотрела на меня с большой претензией. – Ты не заметила, что сегодня все на тебя смотрели?
- Я даже слова не сказала!
- А тебе это не нужно. У тебя всё в глазах.
- Что? – горько переспросила я. – Бесстыдство?
- Я говорила тебе, что не нужно разводиться, - неожиданно сказала мать. – Нужно было поговорить с Витей, нужно было помириться с ним. Что ты будешь делать одна?
- Мужиков менять, - зло ответила я. Полотенце на стол швырнула и пошла в прихожую. От злости губы тряслись, а от обиды слёзы на глаза наворачивались. Я старалась стоять к матери спиной, торопливо одевалась, а она наблюдала за мной, потом сказала:
- Не надо на меня обижаться. Я просто хочу, чтобы ты задумалась. Как ты дальше жить будешь?
- Без мужа? Нормально буду жить. – Я сделала резкий жест рукой, прежде чем пальто запахнуть. – В отличие от тебя, я этого не боюсь.
- Были бы у тебя дети, ты бы по-другому говорила.
- Правда? – Я к ней всё-таки повернулась. – У тебя были дети, когда ты за Серёжу нашего замуж выходила, у тебя я была. Только не помню, чтобы ты меня как-то выделяла на его фоне. Но разве я когда-нибудь тебя за это винила? Я даже из дома ушла, чтобы вам не мешать. Ты пыталась меня остановить? Не помню такого. По крайней мере, не усердствовала, это точно. Конечно, семнадцатилетняя дочь рядом с тридцатипятилетней матерью – это плохо, да? А теперь ты меня обвиняешь в том, что я с ним спала? Да я себя уважать не буду, если я с ним в постель лягу. Ты уж как-нибудь сама его ублажай, без меня.
- Значит, что-то между вами всё-таки происходит?
- Да. Моё бесстыдство сталкивается с его бесстыдством. Вот и всё. И вообще, почему ты мне эти вопросы задаёшь? Задай их своему мужу.
- Ника!
- Зря я пришла. – Я в подъезд вышла и, спускаясь по лестнице, принялась пуговицы на пальто застёгивать. Открыв подъездную дверь, я натолкнулась на шумевшую компанию, все при моём появлении замолчали, кто-то дорогу без лишних слов уступил, видимо, лицо у меня была очень выразительное в этот момент, а отчим за руку поймал.
- Ника, ты уходишь?
Я рукой дёрнула и в полный голос пожелала ему провалиться к чертям, прямо здесь и сейчас. Я была так зла, что дышать не могла. До автобусной остановки шла быстрым шагом, что в темноте, на каблуках и по мокрому снегу могло сойти за героический поступок. Запыхалась, но зато пар выпустила. По сторонам огляделась, высматривая такси, но подошёл автобус, и я нырнула внутрь, торопясь спрятаться от холодного ветра. Злость к этому моменту отступила, и я уже чувствовала раскаяние. Я снова ругала себя за то, что не сумела сдержаться и матери нагрубила в ответ. Ну зачем? Разве не знаю, как она к отчиму относится? Что на его грехи она глаза закроет, а вот на мои нет. Нужно было промолчать, или отшутиться, заверить её, что все её подозрения безосновательны, в конце концов, а я в который раз взбрыкнула. А она расценила это, как признание вины. И что с этим делать, я совершенно не знала. Если бы чужой человек, и думать бы не стала, мучиться, но она ведь мама, и я всё ещё надеюсь, что наши отношения когда-нибудь наладятся.
Чтобы добраться до дома, пришлось делать пересадку. На центральной площади вышла из автобуса, минуту полюбовалась на собор на холме, который в свете прожекторов выглядел безумно красивым, а главное, новеньким, как с иголочки, а потом вернулась на остановку, обогнув расшумевшуюся компанию молодёжи. У дороги остановилась, пристально вглядываясь вдаль, на огни, пытаясь рассмотреть подъезжающий автобус. Ветер холодный, я быстро замёрзла, даже капюшон на голову накинула, зажмурилась на секунду, и поняла, что ещё чуть-чуть и закричу. В голос, отчаянно, вот только легче вряд ли станет. Голову повернула и посмотрела на тёмный парк за своей спиной. Знала, что идти не стоит, я ведь обещала себе, что не пойду, и не вспомню даже, а сейчас, проходя мимо детской площадки, и, направляясь к тёмной парковой аллее, пыталась найти себе оправдание. В который раз повторила про себя: только посмотрю, только пару минут. Словно, это могло мне чем-то помочь или что-то изменить. Днём бы подойти, наверное, не осмелилась, а сейчас темнота скрывала, и меня саму, и стыд, и слабость. Подойдя ближе, остановилась у дуба, а сама глаз не спускала с горящей вывески, с которой мне противная рыбина подмигивала. У входа два бравых молодца, гостей встречают, Машины подъезжают, какой-то нетрезвый субъект стоит, покачиваясь, и пытается сигарету прикурить. Но там свет, там жизнь, а я в темноте прячусь, будто провинилась в чём-то, и места мне там нет.
На секунду лбом к холодной влажной коре прислонилась, и вздохнула глубоко. Всем вокруг можно врать долго, и даже успешно, а вот себе не получается. Я безумно скучала по Кириллу, знала, что неправильно это, он предатель, а с предателями разговор короткий, как Фая говорила всегда. Я была с ней согласна, я злилась на него, но всё равно скучала. Никому, конечно, не признавалась, и от себя эти мысли гнала, но иногда так тоскливо становилось, хоть вой. Больше всего обижало, что он даже поговорить со мной не захотел, объяснить, попрощаться. Конечно, это не в его характере, но я-то тоже живой человек! Или он об этом не думал? Все вокруг именно в этом меня и убеждали, а я верить не хотела. Если так, то вообще хоть не живи. И вся моя любовь – кому она нужна?
А я бы сейчас всё отдала, чтобы с ним поговорить. Рассказать ему о матери, о своей обиде на неё, о том, как хочу от этой обиды избавиться уже много лет, а не получается. Не получается…
- Опять с ней поругалась? – догадалась Фая, когда я не захотела рассказывать ей о том, как прошёл Алькин день рождения.
- Я не пойду туда больше.
- Брось.
- Она говорит, что я с мужем её сплю.
Тося охнула, а Фая сильно нахмурилась.
- Она с ума сошла?
- Я не знаю. – Я вдруг так чётко вспомнила тот день: и обвинения матери, и то, как я потом у "Трёх пескарей" стояла битый час, и самой себе врала, что Кирилла я совсем не жду, и слёзы на глаза навернулись.
- Вот зря ты не уехала. На тебе лица просто нет. Ника, я беспокоюсь.
Я вымученно улыбнулась.
- Это просто нервы. Всё пройдет.
Только поскорее бы.
Французы эти, с шоколадной фабрики которые, как я и предполагала, всё моё время заняли, страдать стало некогда. Так получилось, что я не просто досуг им организовывала, но ещё и штатным переводчиком стала. Меня и в поле, где стройка должна была начаться, таскали, и к губернатору в кабинет, и на все переговоры приглашали. Я была просто счастлива. Улыбалась, кивала, а сама Шильману исподтишка кулак показывала, когда он всех уверял, что я с удовольствием буду сопровождать французских гостей на очередное мероприятие.
- Ты со мной не расплатишься, - прошипела я ему на ухо перед поездкой в "поля".
- Подышишь свежим воздухом, Никуль.
- В Альпах. Хочу в Альпы, Лёва.
Он приуныл, но быстро опомнился и ободряюще мне улыбнулся.
Но всё, наконец, заканчивалось. Последний вечер, прощальный ужин, а завтра французы отбывали восвояси, и это дело было не грех отметить. Руководитель их делегации, представительный такой мужчина, седовласый, приятной наружности и с обручальным кольцом на пальце, лично пригласил меня в ресторан, минут пять держал за руку и вслух расстраивался из-за того, что у нас было так мало времени, чтобы познакомиться поближе – всё работа, работа… Я улыбалась, кивала и мысленно радовалась, что после сегодняшнего вечера его больше не увижу.
- Где ужинаем? – с некоторой тревогой поинтересовалась я у Лёвы, а тот понимающе усмехнулся и сказал:
- В "Золотом дожде".
Я выдохнула. Платье на коленях разгладила, пальто запахнула, и вдруг заметила у Шильмана на запястье новые часы.
- Ничего себе, - почти присвистнула я. – Я надеюсь, это не мои премиальные?
Лёва довольно ухмыльнулся.
- Нет, твоих бы не хватило.
- Ах ты гад.
- Да ладно, я накину тебе двадцать процентов. Заработала.
- Хорошо, - тут же согласилась я, но не преминула добавить: - Двадцать пять.
- Обороты-то сбавь. У нас ещё сотрудники есть, они тоже любят зарплату получать.
- Да? А в поля они не хотят? Я, между прочим, сапоги новые испортила. Там грязь такая. А сапоги новые, замшевые, у меня до сих пор душа болит, как цену вспомню!..
Шильман отмахнулся от меня, как от мухи назойливой.
- Замолчи. Всё-таки вы все одинаковые, бабы. Как начнёте о тряпках тараторить, так не остановишь.
Когда мы в ресторане вместе появились, а я ещё и под руку Лёвушку подхватила, то впечатление произвели. Я вся такая красивая, и он… с новыми часами. А сиял так, что я невольно умиление почувствовала и едва удержалась, чтобы его в сверкающую лысину не поцеловать. Ограничилась тем, что по руке его похлопала в знак одобрения. Мы по залу к столу прошли, а когда он мне стул галантно отодвинул, я так на него посмотрела, с такой нежностью, что Шильман вдруг перепугался. Бровь вопросительно изогнул, не понимая, что это на меня нашло, а я ещё шире улыбнулась, а после уже присутствующих за столом благодушным взглядом окинула, на мгновение дольше, чем нужно было, задержав его на руководителе всей этой компании. Хотелось дать ему понять, что подкатывать ко мне сегодня не нужно, я занята.
- Прекрати на меня так смотреть, - взмолился Лёва, когда чуть позже вытащил меня танцевать. Дело он это не любил, и я подозревала, что иного способа поговорить со мной наедине просто не нашёл. – У меня кусок в горло не идёт.
- Проголодался, что ли?
- Ника!
- Ну ладно. – Я на наш столик оглянулась, а потом решила пожаловаться. – А что мне делать? Он меня глазами ест.