Настя сидела на краю ванной и дописывала сообщение по аське деду: "Рейс 7.15 до Палермо. Жди, целую, Настя". Она уже нажала кнопку "отправить" и только тогда сообразила, что "Целую" надо было оставить для мамы, князь может не одобрить такой фамильярности. Но – что сделано, то сделано, из компьютерного послания слова не вычеркнешь. Глядя на телефон, Настя обнаружила еще одну неприятную вещь – зарядки батареи осталось катастрофически мало, а зарядить его было негде. Черт, вчера она забыла зарядить телефон! Ну что за невезуха! Кусая губы, она писала маме эсэмэску:
"Летим в Палермо 7.15. Телефон забыла зарядить. Не волнуйся, позвоню, как доберемся".
– Настя!
– Иду! – И шепотом добавила: – Черт бы тебя побрал!
Князь Василий читал Библию. Он проснулся на рассвете, но медлил вставать. В его спальне были довольно низкие потолки, так здесь строят, но он настоял на большом окне. И теперь, лежа в кровати, мог смотреть на горы. Это завораживающее зрелище всегда доставляло ему удовольствие. Чтение сегодня шло медленно. Вот он очередной раз заложил книгу пальцем и уставился в окно. Потом перевел взгляд на портрет, висящий на белой стене. Машенька смотрела на него с легкой полуулыбкой, у князя вдруг кольнуло сердце. Он покосился на тумбочку, там лежало сердечное лекарство. Годы идут, скоро уже они все будут вместе – и он, и Машенька, и ее мама, красавица Зоенька. Они недолго были счастливы, но воспоминания о тех далеких годах все еще согревают его старое сердце. Потом князь Василий стал думать о Николае… Тот приходился ему двоюродным братом, разница в возрасте у них была солидная. Они даже не встречались никогда. Просто однажды, году в 1987-м, в руки князя попал медальон с миниатюрой – портретом одного из князей Мещерских. Середина XIX века, изящная серебряная оправа, писанный с большим мастерством портрет. Василий наткнулся на медальон в одном из антикварных магазинчиков Лондона. Тот лежал между палехской шкатулкой самого свежего вида и кинжалом, изготовленным умельцами из славного города Златоуст. Расспросив хозяина, князь узнал, что вещи принес дипломат, работавший в Советском Союзе. Знакомству предшествовали необходимые церемонии: обмен визитными карточками, телефонными звонками, улыбками, ссылками на общих знакомых, затем князю все же удалось встретиться с этим человеком. Англичанин сказал, что миниатюру ему отдал некий Николай, погасив таким образом карточный долг. Дипломат добавил, что играли они на квартире, потому что в СССР нет казино, но это лишь добавляет азарта и заставляет людей играть по-крупному. Николай известен как завзятый картежник и не первый раз расплачивается фамильными вещами… да, он не скрывает, что является потомком князей, носит перстень с гербом. Василий попросил дипломата через свои каналы передать письмо тому, кто, рассуждая логически, должен был быть его двоюродным братом. Дипломат согласился и лично отдал послание князя Василия, но из этого ничего не вышло. Николай письмо порвал не читая и сказал, что здесь, в СССР, очень опасно обнаруживать родственников за границей, а потому он не желает иметь с ними ничего общего. Василий рассердился тогда: играть он, стало быть, не боится, а родню признать опасается! Ну да Бог ему судья. Теперь вот только Бог…
Когда в начале года ему написал молодой человек, представившийся сыном Николая, князь первым делом подумал о мошенничестве. Однако, с другой стороны, почему бы брату не иметь сына? А уж что он раскаялся… так теперь князь и сам готов был просить прощения за многое. Не у Николая, но и Василий грешен, жизнь была долгой и не всегда прямой. Хотя, видит Бог, подлецом он не был, тут стыдиться нечего. Вадим ссылался на документы, оставшиеся от Николая, писал, что к нему перешел перстень отца с гербом. Князь медлил с ответом, но не тянул с проверкой. Он связался со своим другом, на старости лет вернувшимся на историческую родину (судя по письмам, порой он отчаянно жалел об этом). Перевел другу определенную сумму на расходы (аккуратности в денежных расчетах они научились на Западе, тут не было места исконно российскому разгильдяйству) и попросил проверить, есть ли такой человек и что он из себя представляет. Полученная информация расстроила князя Василия. Поджав губы, он читал о брате Николае, который проигрывал в карты фамильные драгоценности, и о его сыне, так и не ставшем известным фотографом. Он бросил жену и дочь и теперь зарабатывает на жизнь изготовлением печатной продукции "эротического, а иной раз и порнографического характера", – писал источник. Князь решил, что не хочет иметь с этим человеком ничего общего, но тут пришло письмо от девочки. Письмо было трогательным, продублировано на смешном английском, который она, видимо, учила в школе. Старик не устоял. Он и сейчас смотрел на монитор выключенного компьютера и видел детское личико с огромными от испуга глазами. Светлые волосы, серые глаза, большой рот… Она так походила на Машеньку, что он чуть не потерял сознание. И старик поверил. Более того, он рискнул доверить этой девочке тайну, которую не смог доверить даже старому другу, жившему теперь в усадьбе своих предков под Москвой.
В старой церкви, построенной рядом с имением, мать Василия, княгиня Екатерина, спрятал шкатулку, хранившую автограф Пушкина. Его стихотворение, написанное для бабушкиного альбома. Рисунок, несколько набросков, ехидная эпиграмма на бабушкиного мужа, которого Александр Сергеевич терпеть не мог. Молодой князь Александр Мещерский оставил в России жену и семейные реликвии, потому что надеялся вернуться. Ему было двадцать лет, когда он покинул страну. Воевал в Белой армии, ушел через Харбин во Францию. Его молодая жена осталась в России, она была беременна и не могла бежать. Ее спрятали в деревне, а потом, после родов, отправили на хутор подальше от любопытных и недобрых глаз. Княгиня ходила за коровами, косила сено, растила сына, стараясь не думать о том, что в этой стране у них нет будущего. Она боялась отправить мальчика в школу, потому что к семи годам он говорил по-английски и по-французски, и, хоть руки его огрубели от сельской работы, для нее аристократическая кровь была очевидна, и она обмирала от ужаса, что кто-то знающий увидит эти правильные черты, ясные глаза, услышит интеллигентную, хоть и несколько старомодную речь. И только в двадцать шестом году до них добрался Семен – он был дядькой князя Александра, прошел с ним войну и давно превратился из слуги в товарища. По фальшивым документам князь устроил его в состав французского торгового представительства. Москва велика и многолюдна, Семен смог оторваться от слежки, которую ВЧК вела за иностранцами. Уехал в имение князя, нашел людей, которые помнили его и указали, где прячется княгиня с сыном. Про то, как их вывозили из страны, можно было бы написать отдельный роман. На это ушло все состояние князя, и он работал шофером, потом пилотом и военным инструктором, старался прокормить семью, но никогда не думал продать немногие оставшиеся семейные реликвии – в основном нательные кресты и иконы. Княгиня не смогла сохранить на хуторе ничего из вещей, кроме шкатулки. Но Семен, качая головой, велел и ее не брать. Вещи – обуза. Если человек держится за вещи, это вызывает интерес, а им нужно раствориться, слиться с толпой. Ночью, накануне отъезда, они отправились в усадьбу. Дом стоял пустой, с выбитыми окнами. Княгиня смотрела на красивое здание, которое должно было принадлежать ей и ее детям. Она встала на колени, поцеловала землю, понимая, что уезжает навсегда. Потом залезла через окно в церковь – ее тоже разорили, в куполе гнездились голуби, шумно хлопающие крыльями. Стараясь не смотреть на испоганенные образа и фрески, на которых кто-то выколол святым глаза, она нашла за алтарем нишу, про которую рассказывал муж. Ниша была тайником, раньше батюшка хранил там церковную утварь, а до этого там хранилась переписка декабристов, потому что один из представителей рода Мещерских был связным. Княгиня нажала на герб, открыла нишу, сунула туда шкатулку… И навсегда покинула свою землю…
Князь смотрел в окно. Его старший брат, родившийся в России, сражался во французском Сопротивлении и погиб во Вторую мировую. Князь Василий долгое время жил в Англии, там женился – правда, на русской, Машенька родилась, когда они путешествовали по Европе. И все же всю жизнь князь точно знал, что он русский и что корни его там, в этой мучимой всеми мыслимыми раздорами земле. Он протянул руку и взял флакон с таблетками. Сунул пилюлю под язык. Компьютер мигнул, "дремлющий" экран осветился – пришло письмо. Князь Василий встал, он двигался нарочито медленно, стараясь не убыстрять пульс, не позволять своему старому сердцу дать сбой теперь, когда ему нужны силы. Он сел к столу, открыл почту. Письмо было от Настеньки, вернее, сообщение. "Вылетаем в Палермо, 7.15". Молодец, девочка. Какая молодец!
Он вышел в кухню и, как всегда, нашел там Лину. Бог ее знает, когда она спала, когда бы он ни искал ее, она всегда оказывалась на кухне или, в крайнем случае, в саду. Они прожили с Линой много лет, сперва она была служанкой, потом постепенно стала любовницей хозяина. Но другом стать не смогла или не захотела. Раньше она спала с ним, теперь просто готовила и вела дом. Они прижили сына, князь признал мальчика, но жениться на его матери не захотел. Когда-то давно он написал завещание в их пользу, оставив распоряжение отослать кое-что его старым друзьям и взяв с Николо клятву, что он выполнит волю отца.
Князь сел за стол, подождал, пока Лина поставит перед ним хлеб, сыр и кофе, сказал:
– Сегодня я жду к обеду гостей. Двоих.
Женщина кивнула. Она продолжала двигаться по кухне – все еще прямая, теперь скорее костлявая, чем стройная. Позавтракав, князь поднялся из-за стола, уже на пороге обернулся и велел женщине:
– И позвони нотариусу. Пусть приедет и привезет завещание.
Лина опять кивнула. Князь вышел. Она прислушалась. Вот он идет по дому, выходит в сад… Там, в тени деревьев рядом с маленьким фонтаном, ему легче дышится. Оттуда видны его любимые горы. Она дождалась, пока стихнут шаги хозяина, потом взяла телефон, набрала номер и сказала:
– Николо?
Единственное открытое в этот ранний час кафе в аэропорту не произвело на Настю большого впечатления. Она взяла бутылку воды и сандвич с сыром. Прежде чем она успела возразить, молодой продавец щедро полил его майонезом. Не то чтобы она не любила майонез… Настя размышляла, жуя свой завтрак и злобно поглядывая на Вадима, тот пил эспрессо и рассматривал поверх газетного листа сидящую напротив итальянку. Итальянка улыбалась. Просто мама всегда говорит, что майонез вреден… как и мороженое… И молочный шоколад… И что он в ней нашел? Настя недружелюбно скосилась на итальянку, та не спеша пила кофе и улыбалась симпатичному мужчине. У нее ноги плохо выбриты. И нос великоват. Как у римского легионера. Настя представила себе женщину в форме римских легионеров (как на картинке в учебнике истории) и хихикнула. Потом перевела взгляд на Вадима и задумалась, во что бы такое мысленно обрядить этого типа? Но тут объявили посадку на их рейс, и Настя решила, что подумает об этом в самолете.
Аэропорт в Палермо оказался не в пример меньше невероятных размеров римского международного аэропорта Леонардо да Винчи. Там, к Настиному изумлению, им пришлось ехать к терминалу на шаттле – смешной маленькой электричке.
Еще на Сицилии оказалось теплее, кругом виднелись горы. Они миражами вставали над горизонтом, обманчиво мягкие из-за странной дымки, висевшей в воздухе. Настя, которую в художественной школе бесконечно пичкали работами итальянских мастеров, впервые поняла, что странно нечеткие линии перспективы, вещественная плотность воздуха, рассеянный свет, так удивлявшие ее в работах итальянцев, – не просто художественный прием. Здесь действительно все было именно таким – тонущие в бархатной дымке горы, спокойное море, чудесный воздух. Насте ужасно хотелось проехать по городу, чтобы потом здания остались позади и дорога вилась все выше и выше, подступила к самым подножиям, чтобы как следует рассмотреть горы и то, как солнце освещает склоны, потому что ей всегда хотелось нарисовать освещенные солнцем предгорья. Вадим проявлял все более явное нетерпение, они подбирались к цели.
Настя поглядывала на его сжатые губы, нахмуренные брови и тоже потихоньку закипала.
– Мы посмотрим город? – спросила она.
– Нет! Сейчас нужно добраться до цели и все выяснить… А там будет видно.
"Ну подожди, – злобно думала девочка, – я уж постараюсь, чтобы тебе это отлилось". Прямо в аэропорту Вадим арендовал машину, сверился с картой, которую купил здесь же, нашел городок, рядом с которым располагалась вилла князя Василия, сказал, что они выезжают. Настя, которую мутило то ли после бутерброда, то ли после перелета, с отвращением посмотрела на машину.
– Меня стошнит, – мрачно предрекла она.
– Что? – Он уставился на нее в недоумении.
– Меня укачало, и, если мы сейчас поедем, меня стошнит.
– И что я должен сделать?
Настя видела, как ноздри его раздуваются, и понимала: мужчина злится. Она даже немного испугалась и вдруг отчаянно захотела к маме.
– Мне надо выпить чаю с лимоном, – заявила она. – И еще купить воды в дорогу.
Десять минут они провели в кафешке, Настя пила чай и сосала лимон. Потом он купил ей воду, жвачку, мятные леденцы, и девочка неохотно забралась в машину. Она решила, что, если поспит, дорога будет легче, и легла на заднее сиденье, подложив под голову сумку со шкатулкой. Само собой, это оказалась не самая удобная подушка, но она пристроила поверх шкатулки своего зайца, которого притащила из Москвы, и в результате устроилась более-менее сносно.
Вадим вел машину, поглядывая на указатели и сверяясь с лежащей рядом картой. Скоро выехали на шоссе. Движение трудно было назвать оживленным, но все же шоссе не было пустынным, это позволяло Стасику держаться несколько позади и не терять машину Вадима из вида. Он отказался от мысли получить девчонку, но все же, раз забрался в такую даль, надо было хоть выяснить, что задумал этот голубых кровей тип. Информация иной раз стоит денег.
– Николо? – Старый князь выпрямился, отпустил колючий стебель розы и удивленно посмотрел на крупного мужчину, который заслонил ему солнце и горы. – Я не ждал тебя сегодня.
– Я привез продукты. Ты ведь ждешь гостей?
– Да, приедут мой племянник и его дочь.
– Племянник? Откуда вдруг у тебя взялся племянник?
– Из России. Мы списались по Интернету. Он сын моего брата. Двоюродного. Но это не меняет дела. Все же родная кровь.
На лице Николо не дрогнул ни один мускул. Он был похож на мать – типичный итальянец: темноволосый, с классическим носом и яркими полными губами. Только фигурой напоминал князя – такой же высокий, широкоплечий. Впрочем, любовь к пасте не прошла даром; Николо был тяжеловат, ремень его оттягивал солидный животик. Он молча смотрел на старика, потом спросил:
– Ты хочешь, чтобы я остался?
– Нет. Я хочу встретить их сам, – покачал головой князь.
Сын кивнул и вернулся на кухню, к матери. Она молча взглянула на него. Несколько минут Николо стоял, смотрел в окно на старого князя, который возился в саду. Потом достал из кармана телефон и сказал в трубку:
– Джипо, это я. Вы нашли их? Они не должны доехать до виллы. Ты понял меня?
Лина вздрогнула, прикрыла рот рукой. Он сердито глянул на нее, захлопнул мобильник. Потом сел за стол, сказал:
– Я не завтракал. Накорми меня.
Николо ел сандвич с пастрами и думал о том, какую шутку решил сыграть с ним старый князь. Мать сказала, что старик велел вызвать нотариуса. Теперь выяснилось, что он ждет родственников из России. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два – он перепишет завещание. Николо знал, князь не забудет его, даже если решит завещать свое немалое состояние другим людям. Но он не желал быть просто упомянутым в волеизъявлении отца. Он хотел получить все. Князь Василий никогда не жалел на сына денег. Тот учился в хорошей школе, потом князь предложил оплатить учебу в любом университете. Но Василий никогда не был близок с сыном, не дал ему свою фамилию и вообще – не слишком замечал его существование. Николо не очень хорошо давалась учеба, ему пришлось немало поработать кулаками, чтобы одноклассники перестали называть его бастардом. Он попросил мать замолвить за него словечко перед дядей – и тот взял его в семейный бизнес. У дяди были только дочери, потому он внимательно присматривался к племяннику: тот оправдал его надежды. Теперь Николо фактически руководил бизнесом – дядя владел сетью пиццерий, несколькими заправками и собирал дань с торговцев целого района Сицилии.
Еще немного – и Николо станет главой семьи. Тогда он будет дон Николо. А если останется единственным наследником старого князя, это добавит ему не только денег, но и авторитета. Николо иной раз просматривал антикварные сайты или каталоги и представлял себе, как выросла в цене коллекция князя Василия.
А кроме того… кроме того, он не желал опять оказаться в положении бастарда, отдать принадлежащее ему по праву добро непонятно откуда объявившимся наследникам.
Настя прислушивалась к себе. То, что происходило внутри, нравилось девочке все меньше и меньше. Наконец она резко села и сказала:
– Останови машину!
– С ума сошла? Нам осталось ехать от силы полчаса…
– Останови! Меня сейчас… Мне в туалет надо… этот майонез из сандвича…
Вадим посмотрел в зеркальце заднего вида. Девчонка была бледна до синевы, над губой блестел пот, она часто дышала. Черт, еще уделает машину…
– За поворотом деревня, там наверняка есть…
– Останови! – Настя завизжала так, что он вздрогнул и вильнул к обочине. Недовольно сказал:
– Я съеду чуть ниже, там площадочка.
Девочка ничего не сказала, выбралась из машины, зачем-то прихватила с собой сумку и нырнула в придорожные кусты.
Вадим тронул машину. Надо было спуститься чуть ниже, тут довольно неприятный крутой поворот, но на самом краю дороги он приметил небольшое местечко, там он и остановится… Но он не остановился…
Сзади, из-за поворота, вынырнула машина. Вадим успел увидеть, как блеснуло на солнце ветровое стекло. Мощный джип заскрипел тормозами, и он вздохнул облегченно, потому что на короткое мгновение испугался неизбежного столкновения, но раз джип тормозит… однако машина не остановилась… Бампер, снабженный металлической накладкой, которую в России называют "кенгурятником", уперся в багажник его машины, и та пошла вперед. Вадим был пристегнут, а потому ничего не успел – ни открыть дверь, ни выскочить, ни даже удивиться. Его "форд" вылетел с дороги и, описав плавную дугу, пошел вниз. Сидящий на переднем сиденье человек судорожно цеплялся за руль и ни о чем не думал. Он просто умер, когда машина упала, взорвался бензин, а потом горящие обломки покатились ниже, на следующий виток шоссе.
Джип даже не остановился, впрочем, зачем? Джипо и так все было видно. Он набрал на телефоне номер Николо и сказал:
– Все сделано.
Тот что-то благодарно проворчал и повесил трубку. Джипо улыбался. Наверняка в этом году он получит на Рождество дополнительный бонус. Пожалуй, можно будет и жениться, а то Анита дуется и намекает, что не он один обивает пороги.