Шофер улыбнулся и кивнул. Зубов пошел на голоса. В зале была в разгаре репетиция, сновал народ. Горел верхний свет, на сцене пытался петь бородатый мужчина с гитарой. Его перебивал нервный парень за пультом звукорежиссера. Рядом с парнем стоял Павел Тур. Терезы не было видно.
Владимир решительно пересек зал, обогнул толпившихся возле сцены людей и поднялся по ступенькам за сцену. Тут, за занавесом, он и столкнулся нос к носу с Терезой.
- Вот так-так, - улыбнулась она, но глаза у нее злобно сверкнули, как у хищника породы кошачьих, готового к прыжку. - Добрый день, Владимир Александрович!
- Здравствуй, Тереза, - получилось даже не смиренно, а как-то жалко.
Он понял, что ей не хочется поддерживать разговор. Тереза стояла, вслушиваясь в какие-то звуки и всматриваясь в мужчину, который на сцене пел о крыльях, ангелах и любви… Владимир с трудом вспомнил фразу, которую репетировал в самолете:
- Тереза! Нам надо поговорить.
Тут она дернулась, словно собралась бежать от него через сцену. Зубов поймал ее за локоть, но Тереза упорно шла вперед, пытаясь стряхнуть его руку. Так они и вывалились из-за кулис под недоуменные взгляды исполнителя, двух гитаристов и флейтиста. А еще на них с удивлением посмотрели все, кто находился в зале. Гитаристы сбились, исполнитель замолчал, флейтист издал странный, практически неприличный звук - и на секунду все стихло. Потом раздался возмущенный вопль звукорежиссера:
- Тереза, ну что такое! И ты туда же! Ты же должна была вступить с середины куплета…
Владимир разглядел в ее руках микрофон и почувствовал себя идиотом. Потом громко сказал всем:
- Добрый день! - и ослепительно улыбнулся, он же знаменитый актер, в конце концов.
- Здравствуйте, Владимир! - радостно поприветствовал его парень-звукорежиссер. Он был тогда с Терезой в гостинице. - Простите, но вы удивительно не вовремя…
- Это вы простите, - ответил Зубов, упрямо не уходя со сцены. Ему показалось, что если он сейчас отойдет от Терезы, то потом ее никогда не найдет.
Она улыбнулась легкой извиняющейся улыбкой сразу всем присутствующим, обратилась к нему:
- Пожалуйста, сядь куда-нибудь. У меня два номера, мне надо их отработать. Я не могу всех задерживать!
Владимир спустился по ступенькам, радуясь, что никто на него не пялится и не подходит за объяснениями. Он проникся невольным уважением к людям, которые снова вернулись к своим делам, словно ничего не произошло.
Тереза ушла за кулисы. Снова заиграли музыканты, запел мужчина, потом появилась она. Как же он не увидел тогда, что она пополнела? Не догадался, почему у нее чуть отекло лицо? Ведь все это время, у нее внутри рос человечек… Его человечек. Его и ее…
Он ждал ее, не замечая ничего вокруг. Тереза подошла и молча села рядом с ним. Она поняла, что он не здесь. Дотронулась до его плеча, Владимир вздрогнул.
- Я освободилась на минутку.
- Нам надо поговорить, - произнес он так, будто она с ним уже спорила.
- Надо, - согласилась она, - только сейчас не место и не время.
- Когда? - быстро спросил он.
- Сегодня - выступление. После него я буду не с состоянии выяснять отношения. Завтра у меня открытая лекция для всех желающих в Большом университете. В общем, освобожусь около четырех. Ты сможешь потом меня забрать?
- Хорошо, завтра. Скажи, куда подъехать. Я буду.
Глава тридцать третья
Владимир в эту ночь спал плохо. Ворочался, вздыхал и снова погружался в серое, зыбкое марево. Все начинало кружиться - и он старался очнуться поскорее. Просыпался, шел в ванную и пытался водой смыть кошмары… Потом отправлялся спать дальше. Последний раз посмотрел на часы в пять утра. Заставил себя заснуть - снова нырнул в кошмар. Окончательно он проснулся около десяти утра. Голова болела, мышцы ломило. Даже после попойки со Степой он чувствовал себя более прилично.
После душа Владимир залез в Интернет, нашел расписание мероприятий и обнаружил лекцию Терезы - начало в половину второго дня. "Замечательно, туда я и отправлюсь!" Позвонил шоферу уточнить, что они встречаются в четыре на Университетской набережной. Захватил карту Санкт-Петербурга и отправился гулять.
Небо тяжело опустилось на город. На его фоне особенно ярко выделялся желтый собор рядом с домом. Его охраняли суровые черные орлы изгороди. Владимир постоял на ступеньках храма, прислушиваясь к себе, к миру… Вошел, перекрестил лоб и остановился, не зная толком, что делать. Его всегда смущало в таких местах, что кто-то заметит его неловкость, что он может сделать что-нибудь не так. И вместо покоя в душе, которого он так жаждал, придет еще большее смущение.
- Посмотрите, как у нас красиво, - раздался у него за спиной негромкий радостный голос.
Владимир обернулся, у него за спиной стоял священник в рясе. Немолодой благообразный мужчина с удивительно добрыми глазами.
- Красиво у нас и спокойно… Может, вы пришли сюда за этим? - спросил священник. В его глазах Зубов не увидел суровости, только интерес и желание помочь.
- Благословите, батюшка, - неожиданно для себя попросил он.
Владимир вышел на улицу спокойный, умиротворенный и благодарный… Не торопясь дошел до Фонтанки, потом, сверившись с картой, до Невского проспекта. Остановился полюбоваться величественными колоннами Казанского собора. И посочувствовал тем, кто давился в пробке в этот час - Невский был забит намертво. Вспомнились слова Терезы, что в центр города надо ездить на метро.
Вдруг Владимир вспомнил, что с утра не завтракал. Зашел в первый попавшийся ресторанчик, заказал много еды и кофе. Вспомнил, что дома еды нет, а он туда собирался везти Терезу. Сделал несколько звонков. Заказал и еду, и напитки, и даже охапку роз - непременно кремовых - в количестве ста одной штуки.
Зубов пришел в Университет до начала лекции и обрадовался, увидев еще практически пустой огромный белоколонный зал. Он забился за колонну, выбрав место таким образом, чтобы с кафедры его не было видно. Постепенно собралось много народу, и появилась Тереза, непривычно строгая и серьезная, в черном костюме. Какая-то другая.
Владимир обеспокоено поглядел на ее ноги, испугался, что она опять на каких-нибудь безумных шпильках. Что-то эта привычка перестала ему нравиться, учитывая ее беременность… В этот раз туфли на ней были элегантные и подходящие, с устойчивым и умеренным каблуком.
- Многие задаются вопросом, есть ли литература сегодня? - начала Тереза. - Можно ли считать тексты, что выходят сейчас, тексты цитатные, развлекательные, вторичные по сюжету, не несущие ничего нового читателю… можно ли считать подобные тексты произведениями литературы? Если уж на то пошло, можно ли считать тексты, которые пишу я, литературными произведениями? Если нет - то почему? Если да - то какими?
Владимир так внимательно вслушивался в ее голос, что не заметил, как сладко заснул. Проснулся он жизнерадостного женского хохота. Неохотно приоткрыл глаза, не сразу смог сообразить, где находится.
- Обратите внимание, Ольга Павловна, - говорила между тем Тереза, - этот человек считает себя, должно быть, моим самым преданным и восторженным поклонником…
- Отрадно видеть, Тереза Ивановна, какое благотворное влияние оказывает ваша пламенная речь о судьбах русской и мировой литературы на неподготовленного читателя, не испорченного классическим филологическим образованием!
И обе захохотали. Владимир похлопал глазами. Конечно, обидно было попасть на злой язычок дамам, однако Тереза смеялась весело и беззаботно… Он вздохнул и поднялся:
- Добрый день, - получилось хрипло.
- Добрый.
После взаимных представлений Ольга Павловна ушла за Терезиными вещами. Как только они остались одни, Тереза задумчиво сказала:
- Я тебя чувствую… так что тебе повезло. А то заперли бы тебя в аудитории. Я бы пошла на набережную - а тебя нет…
- Да, - он потер лицо, - нелепо получилось. Я хотел послушать… правда.
- Ничего страшного, бывает. Например, я как-то заснула на латыни. Ладно бы на лекции - народу много, никто бы и не заметил. А то на семинаре. Представь, всего двадцать человек, я на первой парте, как обычно… и сплю.
Ольга Павловна зашла отдать вещи и закрыла за ними дверь зала.
- Все-таки подумай, Тереза, возьмись хотя бы спецкурс вести… Все филолухам нашим наука, - продолжила она какой-то старый, видимо, разговор.
Тереза ее заверила, что подумает, - и они ушли.
Небо упало на землю тяжелым серым покрывалом. Пошел снег, воющий ветер пытался сбить с ног. Нева взбунтовалась и жаждала вырваться из плена гранитных набережных, все больше злясь оттого, что это невозможно…
Они нырнули в теплую, прогретую машину - и перевели дыхание.
- Сегодня пошел первый снег! - с восторгом сказала Тереза.
- Поехали домой, - с удовольствием проговорил это слово Владимир.
Глава тридцать четвертая
Тереза задремала еще в машине, пробормотав виновато: "Как же я устала…". Они ехали к дому около собора чуть больше часа, большую часть времени потратив на то, чтобы пересечь Дворцовый мост. Когда машина плавно остановилась, Владимир посмотрел на Терезу: ему было жаль ее будить. Но все же он не удержался и погладил ее по щеке.
- Приехали, - пробормотала она, - я чувствую, машина остановилась.
Зубов поймал себя на мысли, что надо сдержаться, а то он начнет целовать ее прямо здесь, в машине. Сначала легонько дотронется губами до ее щеки, потом… Вот мысли про "потом" он старательно отогнал - взрослые люди все-таки. И перед шофером неловко. Поэтому укоризненно произнес:
- А я все же добрее, я над тобой не смеюсь!
- Я теперь в обед сплю. У меня такой режим дня - с тихим часом.
- Тебе положено, - Владимир лишь коснулся ее губами. - Поднимайся, пойдем!
Выходя из машины, она обратилась к шоферу:
- Спасибо вам большое. Вы нас изумительно везли. Я ничего не почувствовала: ни рывков, ни торможения. А ведь там всю дорогу пробки!
Владимир понял, что у автора фантастических романов Терезы Ивановны Тур появился еще один фанат, который прямо сейчас отправится покупать книжку о драконах и читать ее всю ночь. Он покачал головой: и как ей это удается?
- Я все с лета у тебя хотела спросить, зачем ты купил мою квартиру… - Тереза насмешливо посмотрела, как он открыл дверь своим ключом.
- На всякий случай, - скривился он.
- Да…, - она нахмурилась в ответ, - лето получилось… сумбурным.
- И осень не лучше, - печально вздохнул он.
- Что ты, - даже удивилась она, - осенью было хорошо… Мы с тобой… Вместе…
Они в молчании поднимались в лифте.
- Знаешь, я уже дал распоряжение, чтобы ее переоформили на тебя, - вдруг сказал Зубов, открывая перед ней дверь.
Тереза перешагнула порог и отрицательно покачала головой.
- Это слишком… - ответила она, наклоняясь, чтобы расстегнуть сапоги. - Я не могу…
- Я могу, - отрезал он. - Тебе помочь?
- Да, пожалуй. Ноги отекли. Все равно, я не могу ее принять…
Он помог ей разуться, снять пальто и пробурчал ей вслед:
- Невозможная женщина…
- Я все слышу! - отозвалась Тереза. - Спасибо, что не стал здесь ничего менять.
- Это твоя квартира, я не мог.
- А ты любитель красивых жестов, - она показала на охапку роз, небрежно брошенных на стол. - И главное, у тебя это получается так естественно…
Она собрала розы со стола, обняла их, прижала к лицу, словно целуя.
- Во что бы их поставить? Володя, у тебя ваза есть?
Он отправился на кухню. Вазы не нашел, зато набрал в большой глиняный кувшин воды. Тереза с розами устроилась на диване и вытянула ноги.
- Прости меня, - он остановился перед ней с большим кувшином, куда бы такое количество роз все равно не поместилось.
Тереза посмотрела в его серые глаза, увидела растерянность… И любовь. И поняла, что на самом деле не сердится. И улыбнулась ему, вдруг решив поверить, что все это - правда. И он сам, и его любовь. И счастье, в которое захотелось прыгнуть, как в озеро с мостков…
- Я так и не смогла на тебя рассердиться…, - прошептала она.
- Я слишком сильно тебя люблю… Наверное, я попросту обезумел…
- Похоже на то. Мне показалось, что я первый раз увидела тебя настоящего.
- Зрелище было… - скривился Зубов.
- Зато это была правда, - пожала она плечами.
Опять повисла неловкая тишина. Терезе, как всегда в подобные патетические моменты, страшно захотелось есть.
- Слушай, а в доме есть что-нибудь съестное? Или только розы?
- Прости, - всполошился он, - как я сразу не подумал? Сейчас! Греть и кормить.
После ужина он уселся рядышком с Терезой и решительно обнял ее, а она прижалась к нему поближе.
- И как это тебя твой англичанин не умыкнул сразу, - вдруг ехидно сказал Владимир. - В ковер завернуть, в самолет погрузить - и на Британские острова! Он ведь тоже наверняка твой поклонник.
- Конечно, - ответила Тереза в тон ему. - Я - фанатка Роберта Рэнделла, он - мой поклонник. Все, как положено. Я пересмотрела все фильмы с его участием. Его фанаты переводят мою книжку про драконов на английский язык, чтобы он мог почитать. Я разрешила. И вообще, почитатели наших талантов объединились. Твои же меня не любят!
- Подожди! - Владимир замер. - Как ты можешь! Твой любимый актер - это я!
Тереза зловредно улыбнулась:
- Мой любимый актер - Тимоти Далтон, который играл мистера Рочестера в 1983 году. Не хочу огорчать, но все остальные: и ты, и Роберт - всего лишь клоны…
- Ты жестокая. Коварная! Фанатка мистера Рочестера!
- Да, с девятого класса школы, - хохотала Тереза - как же ей было хорошо рядом с Владимиром. - Если бы я писала сценарий для экранизации "Джейн Эйр", то назвала бы его "Мистер Рочестер" и вела бы повествование от его лица.
- Слушай, напиши уже! Мы выпросим денег у Степы, и я тоже сыграю мистера Рочестера.
- Ты не сможешь его сыграть, - она обернулась к нему, с серьезным видом погладила по щеке. - Ты слишком красив.
Зубов привычно сморщился. Тереза пожала плечами:
- Слушай: ты добрый человек, изумительно талантливый актер. Но при этом ты потрясающе красив. Это факт. Так смирись с этим…
Он поцеловал ее в макушку, обнял покрепче:
- Как ты себя чувствуешь?
- Отлично, только устаю быстро.
- Давай я дам тебе халат, ты переоденешься, уляжешься нормально.
- Чей? - она резко открыла глаза, - чей халат?
- Мой. В этой квартире никого, кроме нас не было.
Он отвел ее в комнату, стащил с нее костюм, замотал в халат. Он хотел ее безумно, но Тереза дремала на ходу, уставшая от событий этих ненормальных дней. И он не посмел нарушить ее покой. Только обнимал ее и ждал пробуждения.
…Потом сам проснулся от того, что она гладила его. Весьма определенно и недвусмысленно. Тереза его подкараулила и с лукавой улыбкой, с сияющими глазами ждала его пробуждения… Потом, когда убедилась, что он не спит, стала его целовать. Он понял, что это не эротическая фантазия, и напал на нее сам. Он был нежен. Безумно нежен… Он хотел выразить свою любовь, свою жгучую необходимость в ней каждым прикосновением.
Через какое-то время, когда они оба смогли дышать ровно, до них донесся телефонный звонок.
- Прости, - он погладил ее по плечу, - я должен ответить.
Он вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
- Зачем ты звонишь? - все же расслышала Тереза. - Прости, но я тебе уже все сказал. - Потом саркастически добавил: - И ты думаешь, что беременна? Я все равно не могу сейчас с тобой разговаривать. Я приеду в Москву, мы встретимся и все обсудим.
Тереза изо всех сил старалась не слушать. Она изо всех сил старалась не слышать. Однако ее чувства настолько обострились, что она слышала не только то, что говорил Владимир, но и чувствовала то, что ему в трубку рыдала та девочка, с которой Тереза встретила его не так давно около ресторана. Почему-то Тереза была убеждена в том, что это та самая девочка… Влюбленная - и поэтому глупая. Та, что смотрела на своего кумира преданными, щенячьими глазами.
Тереза представила себе, как через год или два она услышит такой же звонок. Он прикроет двери за собой - и будет шептаться… Или даже говорить в полный голос, ничего особо не скрывая. Ее замутило. По сердцу резануло, словно бритвой - нестерпимо, больно - и Тереза поняла, что хочет обратно в свой покой. В свою свободу. В свое одиночество…
Когда Владимир зашел в комнату, Тереза была уже одета.
- Я сожалею, - сказала она спокойно, - но у нас ничего не получится.
- Тереза… Послушай, я понимаю, ты злишься на меня… это лето… Прости меня… Мне многие звонят сейчас, говорят, что беременны - и хотят денег. Прости.
- Володя, я не злюсь. Ты - такой, какой ты есть. И люди не меняются. Как бы им этого не хотелось.
- Ты мне не веришь?
- Нет. Я верю лишь в то, что это будет повторяться снова и снова. Я не хочу такого.
- Но только что - в этой самой квартире…
- Зубов, прекрати уже… Ты - актер, лицедей и способен изобразить все, что угодно. Я пишу сценарии и могу придумать любую сказку… Все. Кроме этих выдумок между нами нет ничего.
- Я люблю тебя, - беспомощно сказал он.
Тереза покачала головой:
- Нет, Володя. Не любишь. Как и я тебя. Ты просто бесишься, что тебя отвергли.
- Значит, я так и не стал для тебя близким человеком?
- Выходит - нет.
- Значит, моя любовь и ревность, и… - он даже задохнулся, - наш ребенок не в счет?
- Володя, нас не связывает ничего, кроме секса - феерического, я не спорю - и ребенка. Секс - и его результат, ничего больше. Ребенок останется со мной, тебя обременять я не собираюсь. Можешь не волноваться.
Владимир вдруг понял, как же он устал, как она вымотала его за эти безумные месяцы.
- Хорошо, Тереза… Хорошо. Как пожелаешь.