Глава тридцать пятая
В это утро Владимира раздражало все: невозможный, нереальный город вокруг, люди, этот город населяющие… Осень, вид умирающей земли, голые деревья. Яркое солнце, такое ненужное, такое нелепое, такое бесполезное в последние дни октября… Он вышел на улицу. От звуков проснувшегося города его замутило, от запаха ледяного воздуха разболелась голова.
Он вдруг понял, что все его летние метания, переживания, непонимания, попытки все исправить - все это была некая белая полоса. Белая, потому что в нем все-таки жила безумная надежда все исправить. Достучаться до Терезы, убедить ее. Привлечь к себе внимание… Заставить.
А сейчас… Даже боль оттого, что все неправильно, боль, с которой он уже сроднился, но к которой не смог привыкнуть, вдруг ушла. Владимир прислушался к себе - действительно, ничего не болело внутри. Может быть, там все погибло…
Он дико обрадовался возможности уехать отсюда. Из этого дома, квартиру в котором он купил, чтобы ее порадовать - глупость какая… Из этого замкнутого круга площади, с невыразимо прекрасным собором посредине… Ему все время хотелось подойти, посмотреть на купола и прошептать: "Как же так…"
Но шофер уже подал машину, рейс был утренний, один из самых ранних - здесь актера более ничего не держало… Все-таки он обернулся к собору, успел, когда машина выворачивала на Литейный, схватить взглядом эту красоту, в тщетной попытке запомнить, запомнить до мельчайших подробностей, запомнить навсегда…
В полном молчании, достаточно быстро они проехали Литейный, пересекли Невский. Дальше - Владимирский проспект, Московский. Площадь Победы.
Владимир словно бредил. Слова "бессмысленно", "никогда", "оставить в покое" бились в его голове… "Оставить в покое". "В покое"… Он вдруг понял их, эти слова, понял, как понимают людей. Пережил их. Примирился с ними…
Как и примирился этой бессонной ночью с тем, что "в покое", придется оставить ее. Что же делать, если она больше ничего не хочет… Ни любви, ни нежности, ни его самого… Только покоя.
Единственно, с чем он не смог смириться, так это с ее решением того, что он, отец, не будет иметь к их ребенку никакого отношения. Этот вопрос, безусловно, придется урегулировать с ней. Но, скорее всего, не лично… Через посредников. И не сейчас… Скорее всего, после рождения ребенка. Кстати, а когда это произойдет?
Владимир очнулся. Понял, что тяжело вздыхает. Понял, что они уже проезжают под Кольцевой. Еще немного - вот он, поворот на Пулково - и все. Аэропорт, самолет, столица.
Вдруг он понял, что вытащило его из водоворота мыслей - в кармане гудел телефон. И когда он успел выключить звук?
Звонила Тереза. "Это что же должно было случиться?..", - мелькнула мысль.
- Да, - заорал он в трубку, - да… Что с тобой?
В трубке гудели тяжелые машины, кто-то кричал, истошно, с подвываниями. Молодой мужской голос что-то выговаривал. Владимир услышал: "Вы об этом пожалеете". Голоса Терезы было не слышно.
- Тереза, - заорал он, словно это могло помочь, - Тереза, отвечай немедленно, ты где?
- На кольцевой, - вдруг ответила она, - прости меня…
- Разворачиваемся, она на кольцевой, - бросил он шоферу.
- Где именно? - спросил тот. Машина, которая и до этого ехала не медленно, бешено помчалась к Пулково, развернуться было можно, лишь проехав территорию аэропорта насквозь.
- Где ты? Где ты находишься? - продолжал спрашивать Владимир.
- На кольцевой, - повторила она. - Я тебя люблю.
Звуки бешено проносящихся куда-то машин, мальчишеский голос, оравший: "Вы не представляете, с кем связались". Тереза молчала.
Владимир глубоко вздохнул и выдохнул - испугался, что он сейчас дико закричит, напугает ее еще сильнее. Поэтому, когда он заговорил, в голосе был только елей. Ну, еще немножко нежности:
- Где именно на кольцевой ты находишься?
- На съезде с Вантового моста в сторону Московского проспекта произошло крупное ДТП с участием нескольких машин, - шофер, оказывается, уже успел переключиться на какую-то волну, где передавали дорожную обстановку в городе.
- Ты на Вантовом мосту?
- Да, по направлению к югу…, - наконец смогла проговорить она что-то внятное.
- Держись, я сейчас буду.
- Повторяем, - продолжал говорить ведущий, - произошла крупная авария, перекрыты все полосы движения, пробка, несмотря на то, что это случилось несколько минут назад, образовалась весьма приличная… Как сообщают наши слушатели, обломки девяти или десяти машин разбросаны по всей проезжей части. Ожидается прибытие дорожной полиции, скорых… Будьте внимательны, объезжайте.
Их машина, миновав шлагбаумы аэропорта, неслась в обратном направлении. Пулковское шоссе, съезд на кольцевую, пара километров по ней, съезд в город… Владимир подумал и стал набирать телефон Степана.
- Да понял я, понял, - Степа всегда все понимал быстро, - сейчас там будут тебе и адвокат, и "скорая", не дергайся так. Сейчас все будет.
- Я боюсь, - Владимира начало трясти, - Степа… Я так боюсь…
- Успокойся, - с нажимом произнес друг, - ты должен успокоиться. Ей на этот момент только твоей истерики не хватает…
Шофер между тем гнал машину городом, странными узкими проездами между какими-то складами, грязной, разбитой дорогой под кольцевой, трамвайными путями… И все это, особо не снижая скорости. Да, подвеску в это утро никто не щадил…
- Мы выедем на кольцевую перед аварией. Там, по идее, не должно быть перекрыто… Все, поворачиваем.
Снова загудел телефон.
- Да, - Владимир пожирал глазами дорогу, где скопились машины. Скорость пришлось снизить.
- Добрый день, - голос был одновременно и внушителен и мягок. Можно сказать, и профессионально внушителен, и профессионально мягок, - меня зовут Семен Яковлевич, я адвокат, звоню по поручению Степана Сергеевича.
- Да, - повторил Владимир, напряженно вглядываясь вперед - шоферу никак не удавалось втиснуть машину, - может, проще ногами?
- Возможно, - ответил шофер. - Только аккуратно - все нервные…
Владимир выскочил из машины, соседние испуганно загудели.
- Я вас слушаю, - проговорил он, вдруг понял, что держит трубку около уха.
- Ты охренел? - заорали ему из окна соседней машины. - Куда под колеса?
- У меня жена там! - заорал он в ответ. - И дети!
- Главное, - донеслось до него, наконец, - главное, ничего не предпринимайте. Никаких разговоров, никаких действий. Я буду минут через десять или пятнадцать, максимум… И "скорая" подъедет, мы увезем Терезу Ивановну, нечего ей там делать…
Владимир нажал на отбой и стал озираться - где же в этом хаосе Тереза?
Покореженные машины действительно были разбросаны по всем пяти полосам. Возле каждой стояли люди - по одному или группами. Выражение лиц у всех было странно схожее - смесь недоумения и… счастья, что ли?
- Подумайте! - громкий, возбужденный мужской голос разносился над всей этой жутью, - подумайте! Железо - всмятку, в хлам. Ни одна машина восстановлению не подлежит. А люди! Люди все живы!
Чуть дальше всхлипывала женщина, разговаривая с кем-то по телефону:
- Слава Богу! Слава Богу! - в такт своим словам она раскачивалась всеми телом. - Я детей почему-то дома оставила. А они так поехать хотели…
Ее машина была основательно впечатана капотом в левую разделительную полосу. А вот зада у машины не было. Ни багажника, ни мест пассажиров. Вместо этого всего был грузо-пассажирский мерс.
Водитель этой машины тоже объяснялся по телефону. Заикался он сильно, но старательно пытался донести до сведения начальства, что москвичей из Пулково он не заберет не по своей вине.
Владимир вдруг понял, что он стоит на месте, не в силах сделать ни одного шага. Какой там шаг, он ни вздохнуть, ни выдохнуть не мог. Потом до него донесся тот самый противный голос, что он уже слышал в трубке.
- Сейчас приедут отец с матерью, вы все об этом пожалеете! - молодой человек, видимо, никак не мог уняться.
На звук этого голоса Владимир и пошел. Все быстрее и быстрее. Огибая обломки и людей. Так он и увидел Терезу. И мальчишек. Они сидели на асфальте, рядышком, вжавшись спиной в железо правой разделительной полосы. Без кровинки в лице. Та груда металлолома справа, что лежала на боку, впечатанная с одной стороны в другую сторону металлолома, и придавленная сзади еще одной, была, видимо, останками ее джипа.
Увидев это, Владимир что-то закричал и побежал. Руки и ноги снова стали его слушаться, во рту, правда, остался саднящий привкус желчи.
Живы. Главное, все живы…
- Тереза, - рухнул он рядом, - Тереза… Мальчишки… У вас все цело?
Он неловко и неумело ощупывал руки и ноги Якову и Ивану, заглядывал в глаза Терезе, пытался погладить ее по голове. Она вдруг всхлипнула и кинулась к нему. Ее била дрожь.
- Я тебя люблю! Понимаешь? - повторяла она как заведенная.
- Упокойся, - гладил ее по голове Владимир, - успокойся. Я здесь…
- А вы кто? - раздался над ним требовательный голос неугомонного паренька.
- Отойди от них, - другой голос, насмешливый и злобный одновременно, - отойди, Христа ради! Не видишь - муж. Ты и так все это организовал, когда из-за поворота на двухстах вылетел и с управлением не справился…
- Это муж, - не слушал мальчишка. - Значит, он платить будет? А он богатый? Где-то я его видел…
Владимира подкинуло. Он бы убил. Не раздумывая. Растерзал бы, вырвал бы кадык… Долго бы смотрел на свои руки в крови. С удовольствием. Потом он понял, что хрипит, а его удерживает мужик, который сначала пытался заткнуть мальчишку.
- Спокойно, - говорил он Владимиру, - спокойно. Дождемся адвоката. Мне его запретили трогать…
- Мне тоже, - обмяк актер, приходя в себя, - спасибо вам.
- Не за что, - отпустил его мужик, - это счастье, что я с женой разругался перед отъездом, она фыркнула и дома осталась. Она в положении… Седьмой месяц. А не дай Бог, что - я сам этого недоноска порешил, безо всяких адвокатов.
Парень, наконец, отошел. Владимир стоял, хватая ртом воздух, боясь спросить Терезу о главном. Хотя какой смысл спрашивать, если она сама не знала ответ на вопрос: жив ли ребенок внутри нее. Или все-таки погибшие в этой аварии есть?
Тереза вдруг стала бормотать что-то, бессвязно. Владимир сел рядом, усадил ее к себе на колени - от асфальта же холодно. Иван и Яков тоже прижались к нему с разных сторон.
- Это я виновата! - разобрал он, наконец. Владимир поморщился - ну что еще могло сказать это невозможное создание. Только так!
- После нашего разговора я поняла, что ненавижу себя. За то, что лгала, когда говорила вчера, что ты не стал близким мне человеком. За то, как обошлась с тобой. За ревность… За непомерную гордость. За свои решения… За то, что мне больше всего хотелось обнять тебя, закрыть глаза и остаться рядом. Несмотря ни на что.
Еще я поняла, что ненавижу не только себя, но и весь этот мир. Ненавижу и не хочу жить. С этой мыслью я ехала на дачу. С этой мыслью я заснула. С ней же проснулась. С ней же села за руль и повезла детей в Пушкин, чтобы как-то отвлечься… Видимо, Господь и решил мне объяснить, в чем ценность бытия. И смысл жизни заодно…
- Слушай, - Владимир даже потряс ее. Слегка. - Если ты меня любишь, если ты решила, что хочешь остаться со мной, если ты даже не смогла рассердиться на меня за скандал со Степаном, тогда… Тогда почему? Из-за звонка?
- Нет. Не только. Я просто решила, решила еще летом, что заставлять тебя жить со мной по причине беременности - это и некрасиво, и неправильно. И подло по отношению к тебе… И я это уже проходила, и не к чему хорошему это не приведет… Володя, что с тобой?
Зубов и сам не понимал. Его трясло. Он и плакал, и смеялся. А когда он смог говорить, то сказал любимой женщине:
- Тереза, какая же ты несусветная дура!!!
* * *
Потом было много всего.
Адвокат, который объяснял родителям восемнадцатилетнего паренька, насколько они попали… Что их ресторан - это еще не повод для их сына так чудить. Мальчишка со стажем вождения в два месяца, который искренне считал, что виноваты в аварии все, кроме него, решившего погонять по кольцевой…
"Скорая", которая увезла Терезу. Спокойствие, которое ее охватило, когда она поняла, что о ней позаботятся, что не надо никуда бежать, не надо ничего предпринимать - кто-то все взял на себя…
Нервная ночь в больнице - к ночи у нее разболелся живот. Огромная гематома, выступившая там, где ее рубануло ремнем безопасности, когда машина после столкновения перевернулась. Мама, которая принеслась, как только узнала о случившемся, и которую положили тут же, на соседнюю койку отдыхать под капельницей - так, на всякий случай, по знакомству…
Видеосъемка, выложенная в сети… Их авария, оказывается, получила название "курьезной" - столько разрушений - и не одного погибшего.
- Так не бывает, - разводили руками сотрудники дорожной полиции.
- Так не бывает, - были с ними согласны аварийные комиссары, подсчитывая, сколько придется выплачивать тем, чьи машины ушли в тотал.
Потом, совсем уж глубокой ночью, Тереза захотела есть. И не что-нибудь, а суши, роллы и все остальное с рисом, рыбой и прочими кальмарами… Владимиру было поручено организовать прокорм Терезы, детей и мамы, к чему он подошел с дотошностью. В конечном итоге накормили все отделение - конечно, тех, кто не спал в половину второго ночи…
Утро наступило ближе к обеду - пока они проснулись, пока поднялись… И началось с грандиозного скандала - Владимир и Тереза обсуждали перспективы их дальнейшей совместной жизни. Анна Яковлевна и мальчики сочли необходимым срочно выздороветь и исчезнуть из палаты.
- Ты подпишешь бумаги о том, что в случае развода дети остаются со мной! - заявила Тереза.
- А ты, - не остался в долгу Владимир, - что мои предполагаемые измены не являются поводом для развода…
- Предполагаемые - это как?
- Это вот как! С кем я, по мнению Интернета, сейчас сплю?
- С кем ты только не спишь!
- Конкретно - с моей партнершей по сериалу. Хочешь фото?
- Не хочу!
- А я не хочу, чтобы ты мне нервы трепала!
Так что, в любом случае, жизнь им предстояла интересная. Но совместная…
А к концу февраля у них родилась девочка. Лизонька.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НЕЖНОСТИ НЕБА ЧУТЬ-ЧУТЬ
Глава первая
Санкт-Петербург летом - это город, оккупированный туристами. Они везде… На равнодушной Неве, которая ждет изменения погоды, чтобы показать свой норов. На правильных линиях перспектив - те любят покрасоваться и - только между нами - грешат самолюбованием. На доброжелательных каналах - им чаще всего любопытно, кто приехал поглядеть на красоты города, созданного вопреки природе… Да и, наверное, вопреки здравому смыслу.
Гости Северной столицы облепливают набережные, заполняют проспекты, гомонят в скверах и садах - превращают красивый неприветливый северный город в веселый балаган…
- Вы уверены, что я не ставлю вас в неловкое положение? - негромкий мужской баритон был очень и очень выразителен. Можно сказать, прекрасен. В нем явно присутствовал мягкий акцент, согласные звуки выговаривались с нерусской артикуляцией, но, в целом, мужчина говорил по-русски бегло и хорошо.
Его спутница - симпатичная женщина с длинными белокурыми локонами, на высоченных каблуках, в полотняном светлом костюме, легкая, изящная, стремительная - лишь отрицательно покачала головой. С этого вопроса ее друг начинал каждую их встречу - и эта не была исключением.
Она чувствовала себя спокойно, никакой двусмысленности в нечастых, но достаточно регулярных прогулках по городу - тому или иному - не видела. И вообще, "стыдно тому, кто подумает об этом дурно" - так, кажется, говорили древние. Мудрые…
Единственно, что ее напрягало, так это то, что ее британский друг с некоторых пор стал неловко себя чувствовать. Если раньше он задавал этот вопрос по причине хорошего воспитания, то сейчас он был как-то слишком серьезен. И печален. Это ее огорчало. И смущало… Она боялась, что эта неловкость - преддверие чего-то совершенно ей и ему не нужного. Того, что уничтожит их дружбу… А их отношениями она дорожила. И ее-то как раз не терзала мысль о том, что ничего большего она предложить не может. И не хочет… До последнего времени она считала, что дружеские отношения устраивают и его тоже…
Он же был мрачен. Очень мрачен. Ему сегодня исполнилось тридцать пять лет… И он решил сделать себе такой своеобразный подарок. Не полетел домой, к родителям, а приехал сюда, в Россию, чтобы провести этот день с нею…
В последнее время он все чаще и чаще задавал себе вопрос: а что было бы, если ли бы тогда, три года назад, весной, когда он ее впервые увидел, он пошел напролом… Очаровал. Соблазнил, увез… Отбил бы ее у русского. У них с ее теперешним мужем тогда была какая-то глобальная размолвка - они расставались.
Правда, она была тогда беременна… Но, с другой стороны… Через несколько месяцев, в конце зимы, появилась на свет девочка. Ее дочь… Изумительное существо, так похожее на мать. Он бы с радостью принял бы их обеих. Да и ее взрослые сыновья ему нравились. И уже можно было бы завести и еще одного ребенка, совместного… И тогда одиночество не терзало бы его… Не наполняло бы душу тоской…
Они шли и молчали. Она порой любила помолчать с кем-нибудь за компанию - ей так лучше обдумывались ее книги - она была писателем-фантастом. И ей надо было дописать последнюю книгу о Черном драконе…
Они шли и молчали. Она порой любила помолчать с кем-нибудь за компанию - и в эти моменты рождались лучшие повороты сюжета в ее фантастических книгах, в которых жил и бурлил мятежный мир Черных драконов…
Ральф - Владетель миров, единственный, оставшийся в живых дракон из поколения "до войны", преступник и изгнанник - со странным чувством смотрел на шестерых юных драконов, стоящих перед ним на коленях.
Шесть юных драконов. Надежда рода драконов этого мира… Четверо черных, двое красных. Три девочки и три мальчика. Последние.
Ральф взглянул на небо… Оно в этом мире было практически того же цвета, что и в его родном - откуда его сначала изгнали, и куда он потом вернулся, чтобы увидеть прах драконов - и родных, и врагов…
Прах и замки на вершинах гор - вот и все, что осталось там, где высоко в небе парили самые совершенные существа - ДРАКОНЫ.
"Небо… Ты единственное нас не отвергло. Только в твоей высоте мы становимся сами собой… А на земле мы так похожи на людей… Внешне мы становимся ими… Потому что Земля отказалась нас носить в нашем истинном обличии. За нашу гордыню. За то, что когда-то мы чуть не разрушили все дерево мироздания, когда Цветные драконы схлестнулись с Золотыми…"
Раздался чей-то вздох - и Ральф перевел взгляд на драконят - если не знать, кто это, так их вполне можно было бы принять за обычных человеческих подростков - самолюбивых и глупых.
- Итак, - раздался под сводами замка голос Владетеля - голос спокойный и даже как будто скучноватый, - зачем вас отправили на войну?
- Учиться, - слажено ответили драконята.
- Учиться чему?
- Побеждать, - был дан абсолютно правильный ответ - ибо драконы не воюют - они побеждают.