Лиза вздохнула - и уселась перебирать старую коробку. Там были ее сокровища. Мамина кокетливая сумочка с письмами для папы. Отец был на службе, а мама оставалась в Ленинграде с крошечной Лизой. Рост дочери в полгода, вес. Надо же, даже окружность плеча… Вложенные в письма фотографии. Какие они с мамой тут потешные…
В отдельных конвертах семейные фотографии. По годам. Это папа уже порядок наводил, когда они переезжали в коммуналку. Их квартиру пришлось продать, когда заболела мама. Они с отцом не могли смириться ни с диагнозом, ни с прогнозами - и верили в то, что маму можно спасти…
Лиза тяжело вздохнула - и постаралась сосредоточится на ее сокровищах в коробке и радостных воспоминаниях, с ними савязанных…
Еще тут были сложены смешные открытки - Лиза всегда их любила и одно время коллекционировала. А вот мамин любимый календарь с репродукциями - умилительные домики, увитые плющом, свет в окошечках, дети в оборочках… Сочные цвета. Красота. Какую очередь Лиза когда-то отстояла в Доме Книги, чтобы купить маме именно этот календарь… Было много лизиных наброски, разложенные по папкам, несколько стихов. Занятно. Она вчитывалась в слова, написанные аккуратным детским подчерком - и не могла поверить, что их писала она.
Принцесса выберет того,
Кто будет на коне!
Но ослик - тоже ничего, -
Бубенчик в колпаке…Кто путь ее озолотит -
За тем она пойдет!
Но… золото листвы осенней -
Тоже подойдет.Принцесса выберет того,
Кто по листве осенней
На ослике ей принесет
Один тюльпан весенний
Когда это было? Неужели она сама это писала?.. Да! Ей надо было подарить маме что-то на День рождения. Точно. Маме. И Лизе было… Лет четырнадцать, должно быть. Какой была ее жизнь… Краски, кисточки, мольберты. Пленэры - все-таки как глупо и напыщенно звучит это слово…
Папа тогда подарил маме ведро тюльпанов. Именно ведро - у папы было свое понимание романтики. Мама так хохотала… А потом вытерла глаза - она часто плакала от умиления. Как мама любила тюльпаны! "Это - сама нежность!" - говаривала она.
А Лиза тогда смастерила самодельную открытку и написала туда сказочное стихотворение. Фон она расписала разноцветными голландскими тюльпанами - теми, у которых были острые края лепестков. Лиза стала их любить больше всех остальных цветов, когда мамы не стало, как и надежды в то, что новый день будет лучше предыдущего…
Так. Надо взять себя в руки начать рисовать. Нельзя терять шанс, который дала ей жизнь в лице Терезы Тур.
Лиза еще покопалась в коробке и потянулась уже за крышкой, чтобы ее закрыть, как вдруг обнаружила возле картонной стенки деньги. Пятьсот современных рублей. Их здесь быть попросту не могло… Но они были. И она могла сама - да, сама - позвонить Роберту.
Дальше она бежала. Пять лестничных пролетов. Двор. Хруст розоватой гранитной крошки под ногами. Яркая детская площадка. Помойка рядом с ней… Пешеходный переход, еще один двор, обсаженный кустами поникшей сирени, с нелепо торчащими ветками. Терминал для оплаты. Ряд цифр.
- Лиза! - его голос в трубке. - Лиза! Вы позвонили…
И было в интонациях восхитительное ликование, нескрываемое торжество и такая радость, что Лизе стало неловко: почему же она не позвонила раньше.
- Лиза! Это so wonderful, чудесно! Почему же вы молчите?
- Не знаю, что сказать, - честно ответила она. - Я счастлива слышать вас. Я так тосковала, что эти недели не могла даже рисовать…
- Почему тогда…, - он запнулся, но Лиза его поняла.
- Я подумала: кто вы, а кто - я… Я так явственно видела в глазах презрение…
- В чьих глазах? - недовольно протянул Роберт.
- Что? - испугалась этого недовольства Лиза.
- Я спрашиваю: в чьих глазах вы видели презрение? В моих?
- Нет, нет. Что вы…, - смутилась она.
- А что вы видели в моих глазах? Вы же художница и должны быть внимательны к деталям…
Лиза молчала - нет, это действительно происходит с ней!
- Что? - продолжал он. - Восторг? Желание? Любование? Радость?
- Нежность, - прошептала она.
- Так какое значение имеет то, как на вас смотрели посторонние, незнакомые люди?
- Вы правы. Я просто не смогла поверить. Не посмела поверить и…
- Глупости! - фыркнул он довольно. - Слушайте, это моя жизнь, она у меня именно такая. Я всегда улыбаюсь, всегда фотографируюсь. Я действительно очень и очень уважительно отношусь ко всем моим фанатам. У меня как-то, пару лет назад, тяжело заболела мама. Оказалась очаговая пневмония, но снимок был совсем не хорошим. Страшным. Нам сказали, что все возможно. И мы сидели с отцом, ждали результатов extra анализов. Это как ждать приговора…
- Я знаю, - почти беззвучно сказала Лиза, но он ее услышал.
- Простите. Я не подумал, когда начал рассказывать…
- Нет, продолжайте. С вашей мамой все хорошо.
- Да. Как я уже сказал, это оказалась воспаление легких. Тяжелое, но… Не важно. Так вот, когда мы с отцом сидели и ждали, меня узнал какой-то парень, мой фанат. Представляете, в больнице. Он радостно подбежал, попросил автограф, разрешения сфотографироваться со мной.
- И вы? - Лиза была вне себя от такой бестактности.
- Поднялся. Улыбнулся. Подписал. Сфотографировался. Это же моя работа.
- Я просто… просто не вижу себя рядом… - выдохнула Лиза.
- Но тебе этого хочется?
Лиза была готова откусить себе язык, но слова уже вырвались. Мысли, которые не давали ей спать, оказались озвучены… И поэтому она продолжила:
- На самом деле ведь не важно, чего хочу я. Все слишком сложно.
- Лиза, - она закрыла глаза и ощутила, что он рядом. Только слушать его голос. Только бы забыть обо всем, кроме этого голоса…
- Лиза… Важно лишь то, чего хочешь ты. Может a little bit чего хочу я. И все. Всего остального просто нет. Только мы. Наши решения…
Она молчала. Он не видел ее глаз, и это было сущим наказанием.
- Ну, вот опять я начал такой private разговор по телефону… Лиза, я приеду. Я приеду именно за тем, чтобы поговорить. Не гулять по Петербургу и его окрестностям. Не отдыхать у Терезы на даче… Я приеду, чтобы…
Тут он понял, что опять говорит в пустоту.
Глава двенадцатая
- Вот это он хорошо придумал, - бурчала Лиза, пока топала домой. - "Важно лишь то, чего хочешь ты…" Денег я хочу на телефон… И ноутбук починить! Чтобы просто звонить самой! И тюльпанов. Много тюльпанов. Ну хотя бы один…
Ноябрь. Отсутствие красок. Еще не рассвело толком, но уже стемнело. Скорей бы город занесло белым-белым снегом - хоть какой-то свет…
Лиза тяжело вздохнула, постояла возле подъезда. Почему-то в последнее время для того, чтобы переступить этот порог, ей приходилось делать над собой гигантское усилие. Сегодня она заманила себя тем, что дома ее ждала книга Терезы, где рассказывалось о странствиях Черного дракона.
Ральф падал. Падал. Падал. И не мог коснуться поверхности. Горело правое крыло, беспомощно било воздух целое, левое. А он падал… Над ним кружили Красные драконы. Наверное, на фоне ослепительного золотисто-огненного заката это было очень красиво. Картина справедливого отмщения. "Прости, отец, мне не уйти, их слишком много…"
Что же его спасло там, в мире Драконов, откуда его не собирались выпускать? Что выдернуло его из мира огненного заката, такого же яркого, как и его горевшее тело? Что перенесло в этот мир, куда он и не собирался вовсе?
Он знал. Конечно, он знал. Но, как же, сожри его Белый дракон, ему не хотелось в это верить… Кровь младшей в роду на кровь старшей в роду… Его тетка все-таки использовала магию крови и замешала ее на магии воздуха. Теперь, каждый раз, когда наследник был в смертельной опасности, его выдергивало в другой мир. Ральф представил себе, как медленно, нараспев читали заклинания его тетка и его младшая сестра… Читали, истекая кровью. Кровью черных драконов. Зачем ему такая жизнь! За что ему такая жизнь… Столько смертей…
Он был почти разочарован, когда очнулся в мире, где его лицо ласково щекотала заколосившаяся пшеница, где выводил трели соловей, где темное небо гудело в высоте: "Вставай!"
- "Мир огненного заката". Красные драконы, что кружатся над подбитым черным… - Лиза стояла над листом бумаги, пришпиленной кнопками к мольберту. - И чем мне цвет передавать?
За ночь она соорудила три эскиза. Картина стояла перед ее глазами - и не хотела отпускать. Она манила буйством красок, которые хотелось выплеснуть на холст. И Лизу уже не тяготила темень за окном, нелепо разбавленная нервным рыжевато-тусклым светом фонаря. У нее перед глазами стояло буйство синего неба другого мира. Мира, где небо не смогло удержать черного дракона. Может быть потому, что и он сам не хотел этого?…
Когда она вспомнила, что обещала заехать в издательство - Тереза сегодня уезжала в Москву и хотела поговорить, был полдень. Лиза выглянула в окно - и счастливо вздохнула - город был засыпан снегом. О котором она только что мечтала.
Выходит, Роберт прав, и главное - это ее желания?
Посмеиваясь, она отправилась к Терезе в издательство.
- Как вам первый снег? - поприветствовала ее Тереза.
- Я счастлива! - ответила ей Лиза. - Действительно счастлива. И это как-то не привычно.
- Я перед отъездом хотела бы побывать в Петропавловской крепости. Составите мне компанию?
- С удовольствием! Я там так давно не была. В детстве мы туда часто выезжали на плэнеры.
- Что такое плэнер? - спросила Тереза, выезжая со двора.
- Это когда ты рисуешь на натуре в естественном освещении.
- Я всегда завидовала тем, кто умеет рисовать. Вот уж в чем я абсолютно бесталанна.
- Когда-то мне казалось, что стать художницей - это и есть абсолютное счастье…
- А сейчас? - Тереза внимательно посмотрела на Лизу.
- Сейчас… сейчас я позвонила Роберту… И.
- Ура! - шепотом сказала Тереза. - Тссс! Молчите! Не спугните!
- Вы и, правда, думаете?
- Думаю! - опять же прошептала Тереза.
И Лиза замолчала, заулыбалась. Погрузилась в мысли. И только когда Тереза тыкалась возле Петропавловки, ворча, что надо было ехать на метро, вдруг произнесла невпопад, но гордо:
- А я всю ночь драконов рисовала!
Тереза привезла ее, чтобы показать вид с бастиона Нарышкина.
- Посмотрите! - говорила она воодушевленно. - Если стать спиной к Неве, то откроется вид на улицу Времени.
- Так вы не выдумали ее в романах про Призрачный город? Я думала почему-то, что это - ваша фантазия.
- Нет. И вообще, мы в детективах старались Питер изображать документально. Вот там, где речь шла о русалках или волхвах - там да. А названия улиц! Тут все точно!
- Посмотрите, какая прелесть! - перебила ее вдруг Лиза. - Вы и это не придумали!
Под ручку, неторопливо о чем-то беседуя, к скамейке подходил Петр Первый и Екатерина. Понятно, что это были актеры, изображающие государя и его супругу, но в Петропавловской крепости, на фоне вывески на доме "Улица Времени, дом один", это смотрелось феерично.
- Вот за это я люблю Петербург, - проговорила Тереза. - Нарисуете мне такую пастораль? Жаль только, что сейчас не лето…
- На фоне белого снега они смотрятся замечательно! - не согласилась Лиза. - И домики канареечного цвета на заднем плане… Красота!
Глава тринадцатая
Роберт устал слушать в трубке жизнерадостный голос:
- Этот вид связи не доступен для абонента! Пожалуйста, перезвоните позже!
За эти два дня он устал уговаривать себя, что есть какое-то простое объяснение, почему до Лизы невозможно было дозвониться. И почему не было связи и по скайпу.
Перестали его успокаивать разговоры с Терезой, которая убеждала его, что все хорошо.
- Я ее видела позавчера, у нее очень хорошее настроение. Света - моя секретарь, с ней регулярно общается.
Два дня. Его хватило на два дня. На третий день он отснимался, позвонил Лизе еще раз - с тем же неуспехом. Позвонил Терезе - узнал, что найти Лизу так никому и не удалось, секретарь приходила к ней домой - не застала, в редакции художница тоже не появлялась. С этим он и отправился к режиссеру.
- Мне необходимо уехать. Дня на три, - безапелляционно заявил Роберт.
Режиссер посмотрел на него с таким изумлением, словно у актера отросла вдруг вторая голова. Во-первых, такое поведение было не принято - дело есть дело. А во-вторых, за все эти годы Роберт успел приучить всех к той мысли, что у него не бывает капризов, заскоков, личных просьб, плохого самочувствия или отсутствия рабочего настроения во время съемок.
- Пожалуйста, - чуть помолчав, добавил актер, что уже было совсем странно…
- Слушай, - попробовал воззвать к здравому смыслу режиссер, - у тебя осталось несколько дней съемок. Давай все вобьем в завтрашний день - отснимаешься - и свободен.
Это было великодушно, более того, щедро, однако Роберт не мог находиться здесь еще одну ночь и еще один день. К тому же, еще до беседы с режиссером, он заказал билеты на Санкт-Петербург. Вылет был через три часа из местного аэропорта с пересадкой в Москве… Поэтому Роберт лишь отрицательно покачал головой.
- Три дня. Я вернусь через три дня.
- Что-то случилось? - спросил режиссер, сдаваясь.
- Надеюсь, что нет, - пробурчал Роберт. А перед глазами у него стоял Дворцовый мост - и рыженькая девочка, перекидывающая тело через перила… Он вздрогнул.
- Ладно. Я буду вынужден оштрафовать вас на пять тысяч фунтов за нарушение трудовой дисциплины, но, в целом, можете ехать.
Он уже входил на территорию местного аэропорта, когда у него зазвонил телефон - это была Тереза.
- Насколько я тебя знаю, ты сейчас подъезжаешь к аэропорту…, - начала она.
- Я уже подхожу к стойке регистрации, - ответил ей Роберт.
- Скажи номер рейса и время прибытия. Я созвонилась с Питером - тебя встретят.
- Спасибо! Но не стоит беспокоиться, - отрезал британский актер.
- Да, конечно, - пробурчала Тереза, - не стоит беспокоиться… Ты что думаешь - я отпущу тебя одного по Питеру гулять. Да еще и в том районе, где Лиза живет?
- Тереза, - Роберт понимал, что она права, но почему-то заупрямился, - я взрослый.
- Взрослый, - не стала спорить Тереза, - но иностранный. Поэтому возьмешь с собой охранника - я уже созвонилась с мужем своей однокурсницы - с Колей - ты его знаешь. Он согласился помочь. Речь идет даже не о том, будут тебя сопровождать или нет. Речь идет о том, во сколько тебя встречать…
- Тереза, - продолжал упрямиться он.
- По своему Лондону гулять ночью один будешь, - Терезе изменила ее всегдашняя выдержка, и она стала гневаться, - Роберт, у меня Лиза заболела - у нее температура и кашель. Все не так страшно, как может показаться, но Зубов, объятый родительскими чувствами и страхом за дочь - это нечто… Мы тут вторые сутки резвимся… Вот объясни - чего ты-то со мной споришь, если прекрасно понимаешь, что я - права?!
- Прости, - ему стало стыдно, - прости.
- Ничего, ничего, ты нервничаешь…, - обычным тоном заговорила Тереза, - рейс во сколько и какой?
Рейс прибывал почти в полночь по местному времени. Роберта встречал мужчина, по виду типичнейший охранник: бритый череп, раскачанная шея, плечи борца. Черный костюм, накинутая на него кожаная куртка нараспашку.
- Добрый вечер, господин Рэнделл, - на вполне приличном английском обратился к нему охранник, - как добрались?
- OK, спасибо, - ответил ему на родном языке актер, - едем?
- Конечно.
Ну, конечно! Для встречи британского актера подогнали хаммер! Как говорят сыновья Терезы? Понты бьют! Он уселся на заднее сидение, время от времени продолжая набирать номер Лизы - звонки шли, а вот трубку она по-прежнему не снимала.
Хаммер рванулся от аэропорта так, что Роберт вжался в сидение. Охранник что-то сказал шоферу: насмешливое и непристойное.
- Так, на всякий случай, - заметил актер, - я говорю по-русски. Не все выражения, правда, понимаю…
Смех оборвался. Охранник насупился - водитель стал внимательнее всматриваться в дорогу.
Доехали они быстро: город был свободен, а те немногие машины, что им встречались, кидались от хаммера в разные стороны.
- Приехали! - они зарулили в какой-то двор, машина остановилась, и охранник открыл перед Робертом дверь, - второй подъезд.
Он подошел к двери перед Робертом, и крикнул:
- Тут домофон.
- Какая фирма? - шофер стал что-то листать в телефоне.
Охранник назвал.
- Набирай код, - донесся голос шофера из машины, - я диктую.
Охранник распахнул перед Робертом и эту дверь.
- Спасибо, - сказал актер, - дальше я сам.
- Извините, - замотал охранник головой, - мне приказано вас сопровождать и оказывать содействие. Так что я вами. К тому же, неизвестно, что нас там ждет…
Роберт услышал это - и рванул по лестнице так, словно за ним гналась стая демонов. Однако охранник как-то незаметно оттер его плечом - и побежал впереди него.
Пятый этаж. Дверь налево. Роберт позвонил. За дверью явственно слышался какой-то дикий шум - музыка что ли, но дверь никто не открывал. Охранник замолотил изо всех сил кулаком, а Роберт закричал:
- Лиза! Лиза! Откройте!
В этот момент дверь распахнулась. На пороге появился пьяный покачивающийся дед в грязной майке. С топором:
- Вы че, ох…
Охранник одновременно швырнул Роберта себе за спину и отобрал у деда оружие.
- Суки! - заорал дед, нянча правую руку.
- Тихо, тихо, - проговорил охранник так, что тот замолчал, - мы к Лизе. Где она?
- Кто это, - у Роберта прорезался голос - он показал на деда, - что это? - он обвел взглядом, полным ужаса, помещение, в которое они зашли.
Видимо, это была прихожая. Размером где-то два на два метра… Стены, выкрашенные отвратительного оттенка зеленой краской. На проводе под потолком покачивалась желтая тусклая лампочка, вкрученная в цоколь. В квартире за одной из дверей грохотала музыка. Оттуда кто-то появился, смазал прибывших равнодушным взглядом - и исчез.
- Адово пламя! Что это? - не мог успокоиться Роберт.
- Это, - зло улыбнулся охранник, - коммунальная квартира… А это, - он поочередно ткнул пальцем в деда и в дверь, где грохотала музыка, - соседи.
Роберт длинно и энергично выругался - эту тираду в русских переводах обычно стыдливо переводили как "блин".
- Добро пожаловать в Россию! - хмыкнул охранник, - дед! Где комната Лизы?
- Вот, - дед тыкнул пальцем в белую дверь, что была напротив входа.
- Где она? Где девушка?!
- Там она, - сосед с еще большим старанием затыкал пальцем в дверь, - не выходила еще сегодня.
Охранник подошел к белой двери, постучал - ничего.
- Лиза, - позвал Роберт, - Лиза, это я! Откройте! - и он беспомощно воззрился на охранника.
- Будем ломать - без вопроса в голосе заявил тот, примерился, ударил ногой возле ручки - и с первого раза вышиб дверь.
- Фанера, - презрительно отметил он.
И первый прошел в комнату. Роберт, холодея от ужаса, зашел за ним - и первое, что увидел - это Лизу, скрючившуюся на диванчике. Ему вообще показалось, что она не дышала.
С яростным воплем, сметая все на своем пути, он кинулся к ней. Лиза очнулась, распахнула перепуганные глаза - и кинулась к окну.