Пришлось ей бросить и на капитана.
- Да… От него-то опасностью и веет… Смертельной!
Оба гостя приумолкли. Затем, когда вещунья пошла во двор, Пётр Сергеевич обнял нахохленную Фросеньку.
- Ну вот, всё и прояснилось. Решилось само! Никто никуда не едет, мы остаёмся здесь и через пять лет женимся…
Колдунья вернулась с охапкой неведомых цветов и трав. Она вдруг захотела погадать ещё и на отваре свежесорванных растений. Говорят, у сухих цветов и листьев память хуже.
Фросенька таких цветочков в своей жизни никогда не видывала и не нюхивала. Пётр Сергеевич, всегда запоминавший все растения, попадавшиеся ему на глаза, тоже не знал таких.
Долго стояла хозяйка у печи, разглядывая выходящие из неё пары. Затем вынула горшок ухватом, понесла в другую комнату. Там что-то громко бормотала, на одном ей понятном языке.
Вскоре вышла и объявила:
- Повторяю: вместе я вас не вижу! А для барина имею новость, не знаю, обрадуется ли…
Она поведала Петру Сергеевичу, кто он есть на самом деле - "болотнянин", "болотняник", то бишь "болотник".
- Всё равно что леший или домовой? - удивился будущий граф.
- Да. Родственник ты этим тварям…
- И вы меня по-прежнему боитесь?
Ничего не ответила вещунья, только велела барину покинуть избу. Как можно скорее. Одному. Без спутницы. Желательно навсегда.
- Послушаешься - нынче ночью обретёшь свою единственную любовь! Смотри, не прозевай…
- А она? - кивнул на Фросеньку Пётр Сергеевич. - Как эта барышня одна, да по ночному по лесу назад пойдёт?
- Ей придётся остаться у меня до утра, - ответила гадалка. - К этой девушке имею длинный разговор.
Пётр Сергеевич обратился к боевой своей подружке.
- И куда же мне стопы свои направить? К твоему отцу, егоза ты тятенькина?
Фросеньке ужасно не терпелось выпроводить барина.
- Ступайте к нам, если уж больше некуда, лезьте на чердак. Вот вам для Полканихи… - сказала она, достав из кармана фартука кусок хлеба и бросив его другу, как собачке.
"Вот так влюблённая душа! - подумал Пётр Сергеевич. - Ещё недавно изображала прелестную наивность, а сейчас корками в меня кидается. Неужто все бабы такие?" Не хотелось Болотникову-младшему верить в это. Его романтическая натура противилась такому предположению.
Глава 6 Авдотья Кочкина, "графская супруга"
Пётр взял огрызок и Фросенькин фонарь. Вышел из избы, хлопнув дверью. Побрёл, куда душа велела. Возвращался он не теми же путями, а чуток в обход. Сам не ведая почему, видно зелье подействовало.
Из головы не шли гадалкины слова о единственной любви. Интересно, какова будет она. Знал ли он ту девку, или предстояло им знакомиться?
На счету Петра Сергеевича было множество красавиц, отдавшихся ему после первой встречи. Девки от блондинистого болотнянина "сатанели", он их завораживал не хуже самой сильной ворожеи, одним только взглядом. Не было у молодого барина чёрного цыганского глаза, но зато был маленький, голубенький, пронзительный - чисто бриллиантик! От этого насквозь прожигающего взгляда они и столбенели.
Долго плутал будущий граф неудобопроходимыми путями, сам не зная, зачем выбирал те пути. И набрёл на Праздничный луг. Был такой луг в округе.
Там и встретилась Петру Сергеевичу на узенькой тропинке девка чёрной масти, которая от его взгляда не остолбенела. Он сам от её чёрных глаз окаменел и вслух подумал: "Моя!"
Дуня подбежала первой, стала целовать. Растворились они друг в друге. А когда узнали имена… Тут уж оба крикнули:
- Мой!..
- Моя!..
А луг ночной был светлым и ярким, куда ярче снов и полуночных грёз, в которых они и до того часто виделись. И пели им лесные нимфы, и плясали им русалки, и завидовали, завидовали…
Наконец-то барин ощутил истинное счастье. И, наконец, перестал завидовать родителям: у него теперь своя любовь имелась.
Пётр Сергеевич не сомневался: Дуня ощущает то же самое. Спросил, не поленился. Ответ порадовал: "Люблю!" Какая же она умница! Легкомысленной казачке не чета.
Всё в Авдотье Кочкиной было красиво, всё умно. Издали она была, пожалуй, и на Фросеньку похожа - такая же высокая и статная, такая же темноволосая и зажигательная. Только жестом утончённее, плавнее в речи, в касаньях ласковее.
Когда он её впервые увидел, при свете Луны, подумал: "Неужто тятенькина егоза бросила свою колдунью и, наплевав на предсказания, за мною увязалась?"
Но то была другая девушка. Незнакомая. Куда более красивая! Пётр вдруг вспомнил: снилась она ему как-то раз.
Подошла к нему Авдотья, бросилась к нему в объятия. Сама подошла, первая, не жеманничала, не манерничала. Сама сняла с себя одежду. Сначала юбку, затем сорочку.
Затем его, всего дрожавшего, раздела. Предложила присесть, а потом и прилечь на траву.
Хоть и прохладна была сентябрьская ночь, а обоим стало жарко. От объятий и от поцелуев. Он гладил её, а она его знай целовала. Научила всем своим ласкам. Для него совершенно новым! Нешто такое возможно, удивлялся барин про себя.
А потом вдруг оказалось, что она, его суженая, наколдованная гадалкой, пуще той гадалки разбиралась в ворожействе.
Приворожила барина красотка одним взглядом так, что ему никто уже не нужен стал. И Фросенька сделалась не нужна, как отрезало.
О себе поведала такое:
- Нашли меня добрые люди на болотной кочке. Дом выстроили, нянчили, пока я в возраст не пришла.
- И никого у тебя не было до меня?
- Были, да не хотела я никого, кроме тебя. Снился ты мне, много раз снился…
Затем она поведала Болотникову-младшему про него самого.
Белобрысый помещичий сын был только телом родительский, а душою происходил из болота, из того, что за околицей, уже всё высохшее, едва заметным контуром обозначалось.
Седоватая вещунья, та, которая чуть в обморок не хлопнулась при виде барина, была права: родители Петра Сергеевича лишь произвели его на свет, а душою он был "болотнянин" - родственник лешему, водяному, русалкам и прочим видимым и невидимым волшебным тварям. Интересно, что и фамилию он получил "Болотников" - как раз такая, по совпадению, была у отца.
Болотняне рождаются раз в тысячу лет, якобы для истинного счастья, для несусветной земной любви. Снаряжают их на этот свет все жители болота, те, что ночами шастают по кочкам и трясинам, мелькают в виде зелёных огоньков. Они раз в тыщу лет тосковать начинают, ведь жизнь на болоте скучная, бедная на утехи. Вот и выбирают - для получения житейских удовольствий! - одного-единственного представителя, самого светящегося, самого могучего в болотной страсти. Ради него одного все они гибнут, напрочь исчезают, передав счастливчику свою жизненную силу. А болото постепенно высыхает.
Среди людей предстоит болотнянину искать себе пару, но обязательно девицу болотного происхождения. Все прочие невесты, будь они блондинистые или русые, чёрные или вовсе лысые, не подходят ему никак. Жениться на них он не может, ибо род с ними не продолжишь.
Масть у болотнянина мужеского пола всегда светлая, так как совокупный болотный свет зело могуч есть. А уж что за силища мужская в нём сидит! Любит он обычно всех подряд: и вдовиц, и юных девственниц, и все они должны быть благодарны, что снизошёл до них и научил всяческим ласкам.
Оказалось, что гадалка из лесной избушки была истинной матерью Петра Сергеевича. Ей разрешили вместе с ним - вдвоём! - выйти в свет людей. Однакоо при условии: никогда не видеться с сыном. Увидит - тут же умрёт.
Поначалу мавка не очень тосковала. Но пришла пора - и заскучала. Стала по ночам избу свою маревом таинственного света окружать. В надежде, что придёт кровиночка на то сияние. Сам придёт или люди приведут. Хотела этого и ужасалась одновременно.
Кто дал право отдельно взятой русалке нарушить вековой уклад? Кто её, вместе с сыном, отправил в мир людей?
Поговаривали, что красотой её однажды увлёкся сам болотный владыка. Тот, который под болотною столицею живёт. Специально для неё он прибыл в эти земли. Долго ли, коротко ли продолжалась любовь подземного властителя и простой русалки, но от неё и народился болотнянин мужеского пола.
Чуть позднее, доведавшись о другом сыне, который у русалки до того имелся, взбеленился болотный владыка, разгневался, приревновал любимую к пасынку. В наказание за то, что не сразу рассказала ему мавка о имевшемся дитяти, вскоре бросил её и определил дальнейшую судьбу наложницы по-своему: пасынка в мир людей выпустить не одного, с мамашей, но не разрешать им видеться под страхом смерти. А своё чадо, от русалки приобретенное, забрал с собой, в столицу.
Так или не так всё было, Пётр Сергеевич этим россказням не особо верил. Но душою чувствовал, что судьба его не такой уж и простой окажется. Не обычный он болотнянин, а зело высокого ранга. Сия уверенность не покидала его после встречи с мавкой, с настоящей матерью, ни на миг.
Проснулся Пётр не на Праздничном лугу, а в избе. В той самой, которую добрые люди Авдотье-подкидышу выстроили.
Будучи практичным человеком, будущий граф сразу подсчитал все выгоды от первой встречи с суженой: Полканиху куском хлеба ублажать не пришлось, ворочаться на жёстких чердачных тюфяках тоже. И родительских обычных восклицаний избежал. И наелся до отвала на кухне у красавицы.
А что красавица в любовных ласках умницей оказалась, так это надо было в первую очередь упомянуть. Но барин не был чересчур сентиментальным, вот и выгоды не в том порядке перечислил.
А про наиглавнейшую-то выгоду сам себе не признавался: полюбил он, не на шутку полюбил. И не верил в это! Лежал он утречком в объятьях у Авдотьи и… Не верил.
Интересно, что сказали бы родители, доведавшись о таком приключении сына.
Родители пока что ничего не знали. А не мешало бы и поинтересоваться! Их сын проснулся не там, где обычно, не у какой-нибудь девки, а в объятьях молодой жены своей, серьёзной и красивой. Хотя и не официальной.
Авдотья-болотнянка прочно завладела сердцем блондинистого болотнянина, других помещицкому отпрыску уже не надо было, её дом стал и его домом. К родителям Петра Сергеевича больше не тянуло, у них он себя дома не ощущал.
Да и сами родители себя дома более не ощущали: их тела только оставались в деревне, а душою они были оба уже в столице. Не только их сынок, но и они сами переживали большое приключение. Тем утром провожали они в дальний путь, по деревням и весям, загостившегося капитана. Напутствий служивому не давали, ибо в данном случае напутствия были излишни: кто сам зело любит поучать, не терпит поучений от других. Родители Петра Сергеевича сразу поняли трепетную душу капитана, а посему предпочитали помалкивать, то бишь не давали никаких советов. А лишь пытались подбодрить.
- Дорога вам трудной не покажется, в нашей округе все как есть люди приветливые, от помещиков до крепостных. А вольные поселенцы, казаки и прочая братия, те вообще донельзя хлебосольны, - вещала мать-Болотникова.
Муж поддакивал благоверной:
- Где права ты, матушка, там права!
Сергей Петрович всё подмигивал и подмигивал капитану. Он и в начале знакомства этим грешил, ну, а когда общая тайна у них с гостюшкой появилась, большой секрет от Антонины Фирсовны, то уж и вовсе не переставал кривить лицо: то в одну сторону, то в другую.
Но даже самые длительные проводы конец имеют. У благодетеля всех страждущих ветеранов на плече висела котомка, из которой торчали окорок, бутыль и банный веник. А рядом стоял Афанасий, с двумя заграничными саквояжами в руках.
- Помилуйте, зачем мне ваши саквояжи? - изумился капитан.
- Возьмите-возьмите! - затараторила хозяюшка усадьбы. - Там я вам одежду кой-какую положила: пару шёлковых рубашек, две манишки, два ночных колпака - их всё равно Сергей Петрович уже не использует.
- Не надо, прошу вас! - устало парировал капитан. - Не по сердцу мне дорогие подарки, да и тяжесть лишняя…
Отец Петра Сергеевича привычно хлопнул себя по лбу.
- Мы же можем бричку с извозчиком дать! Освободитесь от дел - вернёте.
Но капитан и здесь был непреклонен.
- Не взыщите, я человек походный, мне излишества всякие вредны!
Он гордо поправил котомку, а гостеприимные хозяева умилились - чуть ли не до слёз.
- Ну, что же, тогда с Богом!
- Будем молиться за вас! И за вашу благороднейшую миссию!..
Отправившись было в путь, уже сделав пару крепких шагов, капитан вдруг отстановился.
- Забыл напомнить вам, что у меня в столице ещё один особняк гостеприимный имеется, для небольших балов, для семейных. Один князь-полковник, ветеран войны, завещал мне лично, как начальнику попечительсткого совета. А сам в скорости скончался, почил о Господе!.. Антонина Фирсовна от волнения даже раскраснелась.
- И вы теперь, в обоих своих дворцах, не только ветеранов и благотворителей, но и всех приятных вам людей принимаете?
- Так и есть, а как же может быть иначе!
- Вот бы хоть одним глазком взглянуть на настоящий бал! Там у вас, небось, меценаты мошной трясут, а сами одновременно шампанское распивают!
Сергей Петрович, как всегда, попробовал одёрнуть свою мечтательную супругу.
- Да погоди ты тараторить! Не смущай человека, а то ещё подумает господин штабс-капитан, что мы к нему в качестве гостей набиваемся!
Капитан часто-часто закивал, будто ждал такой реакции.
- А почему бы и нет? Вот как обтяпаем ваше дельце с продажей имения и покупкой лавки на Невском проспекте, так сразу же и пожалуйте ко мне - не в качестве деревенских приезжих, а в обличье дорогих столичных гостей! Ну, я пойду потихонечку…
Он, усиленно хромая, подался прочь. Болотниковы ещё больше умилились.
- Какое благородство! Нынче таких людей - днём с огнём не сыскать!..
Глава 7 Совет бывалого извозчика
Капитан, чем больше удалялся от села Болотникова, тем громче пел себе под нос. И бормотал. Хорошо, что гостеприимные хозяева его не слышали.
- Вот липучие создания, не хуже банного листа! Чаи теперь гонять будут сутками да обо мне судачить… Одно слово - увальни! Поживи с такими недельки две, сам обрюзгнешь…
Отойдя подальше, он бросил котомку наземь, размялся, подпрыгнул, сделал два десятка приседаний, затем потряс конечностями, потёр колено на "хромой" ноге.
- Так и вправду охрометь недолго… Пора ногу менять! Нынче на левую припадал, а теперича на правую охромею… Ать-два, ать-два! Не забыть бы…
Дойдя до проезжего тракта, он остановился, достал из котомки табак и бумагу, сделал самокрутку, закурил. Ну, и где этот пройдоха-кучер? У него ведь всё запасное платье! Может, стоило взять хотя бы один саквояж у тюфяков? Да нет, плохая примета. Пользоваться личными вещами дураков - самому вскоре поглупеть. Ночные колпаки, ишь, предлагали, целых два. Так и околпаченным стать недолго.
Быть кем-то околпаченным в планы капитана не входило. Самому околпачивать приходилось. Но не всем об этом полагалось знать.
Командир всех ветеранов криво улыбнулся, стал ещё усиленнее озираться. В кустах через дорогу, совсем неподалёку, в зарослях высокого кустарника, виднелась задняя часть брички. Позади тех кустов паслась одинокая лошадь.
- Вот он где примостился! Дрыхнет, небось! И пьян, как пить дать пьян! Ну, я ему сегодня задам, пожалуй…
Капитан бегом припустил в ту сторону. Наконец обнаружил негодяя кучера, храпящим на траве, рядом с бричкой. Пришлось толкнуть его ногой.
Извозчик вскочил, завращал соными глазами.
- Кто вы?! Чего вам надобно от меня?!
Пришлось ударить его по лицу.
- Хозяина не признал, шельма?!
- Так ведь вас две ночи, почитай, и два дня не было! Оголодал я! Провизия-то кончилась! Вот и выпил… маленько…
- Может, тебе ещё и рассолу принести? Запрягай кобылу, едем в соседнюю деревню!
- Как звать-то деревню?
- Село Никитино.
- Далековато. Овёс почти весь вышел. Дотянет ли кобыла?
- Дотянет! А не дотянет… Сказывают, что народ здесь повсеместно зело гостеприимный. Если что, накормят и тебя, и кобылу твою сухорёбрую…
Усевшись на мягком сидении брички, дав команду кучеру, капитан вынул из-за пазухи пачку бумаг. Затем достал из кармана список, полученный от Болотникова-старшего.
- Уф-ф-ф! Канцелярская работа опостылела. Надоела до смерти! Так и запутаться недолго… Героев нынче развелось! Успевай помогать…
- Мне бы хоть немного помогли… - буркнул кучер.
- Бог поможет!
Немного погодя вдали нарисовались избы. Повеяло дымком, свежескошенной травой и навозом. Извозчик сделал ладонь козырьком.
- Кажись, уже скоро… Приехали, кажись… Не иначе, как село какое… Большое!..
- По всей видимости - да-с! - подтвердил капитан, сделав и себе что-то вроде козырька, из того же.
Дальше шли не подтверждения, а сплошные приказания. Попробуй-ка ослушаться.
- Ну-с, приказ будет такой: за мной не увязываться, держаться сторонкой, ходить по деревне с весёлым видом, крестьян да ихних бар очаровывать. Тогда не только пропитание, но и ночлег тебе будет обеспечен. А через двое суток… Велю ждать здесь, при дороге, как обычно!
Кучер, сперва онемев, изобразил отчаяние.
- Помилуйте! Мне без вас никто ничего не даст, не умею я очаровывать!
- А ты постарайся, голова на что? Скажи, что воевал, награды есть, но дома их оставил… и всё такое прочее…
Отчаяние кучера усугубилось.
- Говорю вам: не дадут мне ничегошеньки! Я местные нравы давно изучил. Учёный!
Капитан был непреклонен.
- А коли учёный, проваливай на все четыре стороны! Дальше без тебя обойдусь, дубина…
Немного подумав, он вручил нерадивому извозчику мешок, подаренный Болотниковыми. При виде окорока и бутыли кучер облизнулся, неистово заулыбался.
- Благодарствую!..
- Благодарностей твоих мне не надо, тупица. Мне в селе Болотникове дармовую бричку вместе с кучером предлагали, в полное и безраздельное пользование, а я, дурак, тебя пожалел, без работы оставлять не хотел…
Кучер сделал вид, что поверил.
- Благодарствую… Коли желаете, назад поеду, восвояси, только…
- Что?
- Заплатить бы не мешало!
С недовольным видом капитан вынул из-за пазухи бумажник, расплатился с пьяницей. Чтобы тот не сболтнул лишнего при случае.
Горемычный вконец расцвёл.
- Премного благодарен-с!..
Капитан поморщился.
- Ну, теперь проваливай! Из-за тебя придётся мне пешком… хромать…
- Давеча вы, вроде, не хромали-с…
- Что ты знаешь! У меня нога в боях ранена. Иногда даёт о себе знать, а иногда не даёт! По-разному бывает! Ну, пшёл… Поехал!..
Но возница, однако же, не торопился трогать. Он аккурат протрезвел и пожелал дать совет строптивому вояке. На прощание.
- Не серчайте, но уж больно долго вы этих бар и казаков разговорами угощаете. Так всю жизнь молодую на них потратите!
- Да? - ухмыльнулся жулик в кителе. - И что ты предлагаешь взамен длинных разговоров - с ночёвками, да под гавайскую сигару с ромом?
- А вы-то сами не можете сообразить? Вы же говорили, что работали в cекретной службе… при дворе…
- Не работал, а работаю до сих пор. Секретным служащим!
- Как хотите, - ухмыльнулся кучер, - однако легче разговаривать с людьми, когда они тебя… боятся…