Впрочем, в летописях есть противоречия, касающиеся событий, развернувшихся уже после собственно битвы, и эти противоречия связаны с отношениями между Москвой и Рязанью. Уже после окончания рассказа о битве и сообщения о том, что "Дмитрий Ивановичь с прочими князми русскими... став на костех... и возвратися оттуду на Москву", появляется дополнение: "Тогда поведаша князю великому, что князь Олег Рязанский посылал на помощь Мамаю свою силу, а сам на реках мосты переметал. Князь же великий про то въсхоте на Олга послать рать свою. И все внезапу приехаша к нему князи рязанстии и поведоша ему, что князь Олег поверг свою землю, да сам побежал и с княгинею и з детми и с бояры и с думцами своими и молиша его о сем, дабы рати на него не слал, а сами ему биша челом и рядишася у него в ряд. Князь же великий, послушав их, и прииме челобитье их и не остави их слова, рати на них не послал, а сам поиде в свою землю, а на Рязаньском княжение посади свои наместники".
Скорее всего, это позднейшая вставка, о чем свидетельствуют повтор, в данном случае это "вторичное" возвращение московского князя в свою землю. И далее повторено также о бегстве Мамая с поля битвы. Последующие добавления (или извлечения из иного источника) ставят перед исследователями обычную проблему: соответствуют ли добавления действительному положению вещей или отражают чью-то заинтересованность "подправить" историю в условиях иной "современности"? Еще А.Е. Пресняков обратил внимание на то, что известие о рязанском посольстве в Москву "вызывает недоумение как потому, что не дополнено указанием, куда бежал Олег, когда и при каких обстоятельствах вернулся, так и потому, что при такой неполноте фактических сведений оно представляется несогласимым с договорной грамотой 1381 г." (имеется в виду договор Москвы и Рязани, касающийся главным образом размежевания владений).
А.Е. Пресняков пользовался текстом тех летописей, в которых Олег представлен активным сторонником Мамая с самого начала. Древнейшие же записи могли бы усилить недоумение: во время битвы и до возвращения (по Рязанской земле) в Москву к рязанскому князю претензий не было. Позднейшие же летописи к вставке, будто рязанский князь "на реках мосты переметал", добавляют еще одно обвинение: "а кто ехал людей великого князя чрес землю его, а тех веле нагих пущати, ограбив". После опустошения и разорения Мамаем Рязанской земли осенью 1379 г., когда "вся земля бысть пуста и огнем сожжена", и "мало что людей от того же полону татарского избежавше" (Никоновская летопись), мосты через реки вряд ли успели восстановить. М.Н. Тихомиров обратил внимание на забытое сообщение немецкого средневекового автора Кранца, отметившего нападения на возвращавшихся с поля боя воинов татар и литовцев. О "грабежах" говорится в упомянутой грамоте 1381 г. Но, как заметил А.Е. Пресняков, "тут в рязанцах надо видеть... не виновников, а жертву "грабежа"". (Имеется в виду статья грамоты: "А что князь великий Дмитрий и брат, князь Володимер, билися на Дону с татары, от того времени, что грабеж или что поиманые у князя у великого людии у Дмитрия и у его брата, князя Володиме-ра, тому межи нас суд вопчий, отдати то по исправе".) Претензии долгое время были именно с рязанской стороны: возвращавшееся с поля боя войско забирало по пути "в полон" рязанских поселян.
Кроме летописных записей, памятником, близким по времени возникновения к событиям, является "Задонщина". М.Н. Тихомиров датировал ее временем до 1393 г. на том основании, что в памятнике упоминается болгарская столица Тырново, захваченная турками в этом году. В.Ф. Ржига предположил, что "Задонщина" появилась "сразу после Куликовской битвы, быть может, в том же 1380 г. или следующем": здесь еще нет сведений о поражении Мамая от Тохтамыша и его гибели в Кафе (Феодосии в Крыму). Молчание "Задонщины" о князе Олеге Рязанском В.Ф. Ржи-га объяснял "патриотизмом" рязанского автора. Но в памятнике нет никаких рязанских реалий, если не считать упоминания о 70 погибших в Куликовской битве рязанских боярах (больше, чем от других земель). Московскую жизнь автор знает все-таки лучше, хотя по происхождению он и назван и, видимо, действительно являлся рязанцем.
Разные редакции "Сказания о Мамаевом побоище" возникли уже в иную эпоху - в конце XV в., при Иване III, когда завершалось освобождение Руси от ордынского ига и делались первые шаги к выстраиванию структуры управления единого государства. Эти редакции более интересны для понимания идейных течений концаXVв., нежели предшествовавшего. В них отражаются такжекак бы промежуточные редакции, в частности периодов обострения борьбы с набегами разных ответвлений распадавшейся Орды. Но в основе его все-таки лежало более раннее "Сказание", отличавшееся от летописной редакции.
Еще A.A. Шахматов обратил внимание на то, что в литературной традиции, восходящей к концу XIV в., пересекаются две соперничающие версии: в одних памятниках главным героем является Дмитрий, в других - Владимир Андреевич. Это противопоставление иногда низводит Дмитрия до уровня крайне пассивного и неумелого деятеля, а то и просто труса. В таких версиях обычно прославляются и литовские князья Ольгердовичи, участвовавшие в Куликовской битве и являвшиеся шуринами серпуховского князя. Именно в этих редакциях союзником Мамая представлен Олег Рязанский, а также литовский князь Ягайло.
Насколько источники, рассказывающие о Куликовской битве, противоречат друг другу? Что в них исправлялось позднейшими редакторами, что хотели замолчать? И почему? Объяснение явных искажений действительного хода событий Куликовской битвы приходится искать в позднейших редакциях "Сказания о Мамаевом побоище". В этом случае характер искажений и выводит нас на те круги, интересы которых выражались и защищались таким, не столь уж редким в истории, способом - исправлением текстов. А потому тема Куликовской битвы не может рассматриваться вне связи с последующими событиями, прежде всего событиями 1382 г. - нашествием Тохтамыша, когда результаты победы на Куликовом поле были сведены на нет.
§3. НАШЕСТВИЕ ТОХТАМЫША В 1382 г. И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
В 1382 г. на русские земли пришли полчища Тохтамыша. Переправившись через Оку, монголо-татары сожгли Серпухов и 23 августа подступили к Москве. К этому времени великий князь Дмитрий Иванович Донской покинул город и уехал в Кострому. Осада продолжалась три дня, москвичи впервые применили огнестрельное оружие - пушки. 26 августа 1382 г. защитников города обманом выманили за ворота суздальско-нижегородские князья, пришедшие с Тохтамышем, и татары ворвались в город. Москва была разграблена и сожжена, погибло 24 тысячи человек. Затем были разграблены Дмитров, Волок Дамский, Можайск, Перея-славль, Звенигород. Но у Волоколамска один из татарских отрядов разбил Владимир Андреевич Храбрый. Тохтамыш вернулся в Орду, вновь наложив дань на русские земли.
***
Почему же всего через два года после великой победы на Куликовом поле Тохтамыш сумел разорить Москву и вновь наложить дань на Русь? Чтобы яснее представить важность этой проблемы, придется вновь процитировать экстравагантные суждения Л.Н. Гумилева.
По Гумилеву, 8 сентября 1380 г. стараниями Сергия Радонежского родился новый этнос. Этому процессу стремился помешать Мамай с помощью католического Запада, но на пути у него встали московский князь Дмитрий и хан Белой Орды Тохтамыш. Правда, два года спустя, в 1382 г., Тохтамыш взял обманом Москву и уничтожил ее население, но Тохтамыш, в отличие от Мамая, по Гумилеву, не был прозападным деятелем. "Защита самостоятельности государственной, идеологической, бытовой и даже творческой, - пишет Л.Н. Гумилев, - означала войну с агрессией Запада и союзной с ней Ордой Мамая. Именно наличие этого союза придавало остроту ситуации. Многие считали, что куда проще было подчиниться Мамаю и платить дань ему, а не ханам в Сарае (имеется в виду Тохтамыш; автор не учитывает, что Мамай никогда не был ханом, а дань формально могла идти только ханам. - А.К.), пустить на Русь генуэзцев, предоставить им концессии, и в конце концов договориться с папой о восстановлении церковного единства. Тогда был бы установлен долгий и надежный мир. Любопытно, что эту платформу разделяли не только некоторые бояре, Но и церковники, например духовник князя Дмитрия - Митяй, претендовавший на престол митрополита. Мамай пропустил Митяя через свои владения в Константинополь, чтобы тот получил посвящение от патриарха".
В другом месте у Гумилева можно прочитать вариацию на ту же тему: западник Мамай "договорился с генуэзцами, получал от них деньги. И на них содержал войско, отнюдь не татарское (монголо-татары, по Гумилеву, - это защитники и опекуны Руси. - А.К.), а состоящее из чеченов, черкесов, ясов и других народностей Северного Кавказа. Это было наемное войско. Мамай пытался наладить отношения с московским князем Дмитрием, который был тогда очень мал, и за него правил митрополит Алексий. Но тут вмешался Сергий Радонежский. Он сказал, что этого союза ни в коем случае допустить нельзя, потому что генуэзцы, союзники Мамая, просили, чтобы им дали концессии на Севере, около Великого Устюга".
На самом деле "союзник" и "друг" Тохтамыш появился на горизонте уже после разгрома Мамая русскими войсками. Тохтамыш (Токтамыш, Гиас ад-дин Токтамыш-хан) (ум. 1405 г.), потомок хана Джучи, в 1376 г. был возведен ханом в Сарае (занимая левобережье Волги - "Ак-Орду", т.е. "Белую Орду", которую наши летописи ошибочно называют "Синей") при поддержке и покровительстве Тамерлана, которого русские летописи называли Тимур Аксаком, и воспользовался счастливо сложившимися обстоятельствами, дабы подчинить своей власти "улус Джучиев". После поражения в 1380 г. Мамай готовился к новому походу на Москву, но был разбит в 1381 г. Тохтамышем на Калке и погиб в 1382 г. в Крыму в Кафе, оставленный своими соратниками, перебежавшими к Тохтамышу. Поход на Москву становится для Тохтамыша важнейшим звеном по "наведению порядка", и он пытается использовать враждебного Москве Ягайло в качестве вассала-союзника, обещая ему ярлык на все русские земли. Но смута в Литве не позволила осуществиться этим планам: Кейстут, дядя Ягайло, был решительным, с одной стороны, противником и Ордена, и Орды, а с другой стороны, постоянным сторонником сближения с Московским княжеством. И антимосковская позиция Ягайло лишь укрепляла промосковские симпатии Кейстута.
Л. Гумилеву все-таки пришлось отвечать на вопрос: почему "союзник... разорил Москву"? Ответ последовал более чем экстравагантный: "Тогда случилась беда, погубившая Тохтамыша, но не Москву".
Оказывается, суздальские князья интриговали, "а интриги у них всегда осуществлялись одним способом: писанием доносов". Они донесли Тохтамышу, что Дмитрий "хочет предать его и присоединиться к Литве" (куда впоследствии бежит Тохтамыш). "Тохтамыш был очень славный человек - физически сильный, мужественный, смелый, но, к сожалению, необразованный. Он был не дипломат... И он поверил, ибо в Сибири не лгут: если свои же приходят и говорят про другого плохо - этому верят!" У Тохтамыша, следовательно, не было выбора: донесли - значит, надо придушить друга. Тохтамыш пошел к Москве, и "все князья и бояре разъехались по своим дачам и жили спокойно". Не имевший дач народ остался в Москве. Что ему оставалось делать? "Народные массы в Москве, как всегда у нас на Руси, решили выпить. Они стали громить боярские погреба, доставать оттуда меды, пиво, так что во время осады почти все московское население было пьяным. Москвичи выходили на крепостные стены и крайне оскорбляли татар непристойным поведением - они показывали им свои половые органы. Татар это ужасно возмутило. А когда на Москве все было выпито, москвичи решили, что больше воевать не стоит, пусть татары договорятся обо всем и уйдут. И открыли ворота, даже не поставив стражу перед ними". Оскорбленным же татарам ничего не оставалось, как перерезать беспечных горожан. Предполагая сомнения у читателей, Л.Н. Гумилев заверяет: "Так было на самом деле - все это описано в летописях". Летописи, конечно же, обычно отражают заинтересованность разных политических сил. Но такой и близкой к сказанному версии нет ни в одной из них.
О намерениях Тохтамыша на Москве было известно. Тохтамыш начал с того, что распорядился грабить купцов, торговавших в городах Волжской Булгарии. Дмитрий попытался собрать войско и позвал на совет князей и бояр. Однако "обретеся раздно в князех и не хотяху пособляти друг другу и не изволиша помогать брат брату", - отмечено Новгородской IV летописью. И Дмитрий, получивший в истории высшую награду в прозвании "Донской", "то познав и разумев и расмотрев... бе в недоумении велице, убояся стати в лице самого царя, и не ста на бой противу него, но поеха в град свой Переяславль, а оттуда мимо Ростов и паки реку вборзе на Кострому". (Примерно этот текст воспроизведен и рядом других летописей середины и второй половины XV в., в то время как в древнейших - Троицкой, Рогожском летописце - сюжет о разногласиях явно сознательно исключен.)
Что же произошло после столь убедительной победы на Куликовом поле? Победа досталась, конечно, нелегко. "Оскудела Русь ратными людьми", - сообщает летописец. Но дело было не только в этом, и даже не в том, что нечем было вознаградить победителей. После победы на Куликовом поле Дмитрий Иванович лишился поддержки церкви. В 1381 г. московский князь оказался перед нелегким выбором: Константинополь поставил на Русь сразу двух митрополитов - Киприана и Пимена, но ни один из них не был желателен в Москве. Киприан был опозорен при попытке занять московский митрополичий стол в 1379 г., а за Пименом тянулся шлейф колоссального долга константинопольским банкирам, который Москва и при желании не могла бы выплатить.
В результате выбор Дмитрия остановился на Киприане. В пользу Киприана складывалась и ситуация в Литве. В Вильне шла борьба за власть Ягайло и его дяди Кейстута, Ольгерд скончался в 1377 г., объявив Ягайло "старейшим", каковым он (рожденный от второй жены) в действительности не являлся (таковым был именно Кейстут). Вокруг Кейстута стали собираться силы, противостоящие Ягайле.
В летописях хронология событий, связанных с усобицами в Литве, перепутана из-за повтора. Об усобице и гибели Кейстута говорится дважды: под 1378 и 1382 гг. В данном случае, видимо, путаница произошла из-за того, что позднейшими сводчиками события 1382 г. - гибель Кейстута и его выступление против Ягай-ла в 1378 г., завершившегося во княжением Кейстута в Вильне в 1381 г., в каком-то источнике были записаны без дат (таковы и есть западнорусские летописи, в которых имеется недатированный рассказ о литовских князьях и коварстве Ягайло, по приказу которого в Креве, где позднее будет заключена польско-литовская уния, был предательски убит Кейстут). Под влиянием этой путаницы и женитьба Ягайло на польской королеве Ядвиге с 1385 г. перенесена на 1381 -й, и соответственно на это время переносятся и момент возникновения католических симпатий у Ягайло. Ошибка же летописей в ряде случаев повлияла и на построения историков, объяснявших события 1381-1382 гг.
Главный факт, нуждающийся в объяснении, - это причины, побудившие московского князя принять на митрополичью кафедру Киприана, к которому у него была явная и оправданная неприязнь. Думается, решающую роль здесь сыграло то, что Киприан поддерживал Кейстута в его борьбе с Ягайло. И московский князь надеялся с помощью Киприана наладить отношения с Литвой. Ягайло явно симпатизировал Мамаю (а позже и Тохтамы-шу) в Орде и католикам в Кракове. (Краков - столица тогдашней Польши, в летописях нередко помещался в "Угорской земле"). С первым Киприан мог бы вполне мириться, второе же подрывало его положение митрополита "всея Руси". Он оказывается в лагере Кейстута и затем сменившего его сына Витовта, поскольку сын Кейстута поначалу также опирался на православные общины. Киприан связывается с Сергием Радонежским и Афанасием Высоцким, и по инициативе Сергия в 1381 г. духовником Дмитрия становится Феодор Симоновский. В мае 1381 г. Киприан торжественно въезжает в Москву. Вскоре и Кейстут утверждается в Вильне, и в треугольнике Дмитрий - Кейстут - Киприан просматривается согласие по принципиальным вопросам. Но были нюансы и в самом этом согласии. Сразу по прибытию в Москву Киприан вместе с Сергием Радонежским освящают каменный храм Высоцкого монастыря в Серпухове, а также крестят детей Владимира Андреевича. А вот отношения митрополита с Дмитрием останутся строго официальными.
Однако Ягайло в союзе с крестоносцами удалось вернуть литовский стол. 20 июля 1382 г. пала резиденция Кейстута Троки, а вскоре и сам он был вероломно убит, причем сын его Витовт либо не понимал происходящего, либо вел "свою игру", явно отличную от политики отца. Во всяком случае, и с Орденом, и с Ордой (в частности, именно с Тохтамышем) у него будут более теплые отношения. Со смертью Кейстута Москва потеряла своего наиболее важного союзника в сложных отношениях с Ордой и литовскими княжествами, а Тохтамыш теперь, заручившись прямой поддержкой нижегородских князей, стал готовиться к походу на Москву. И в этой ситуации Киприан уже не был союзником Дмитрия.
Именно этот поход Тохтамыша прояснил глухие сообщения летописей, указав на тех, кто создавал вокруг московского князя заговор молчания в летописях и внелетописных сказаниях. Это молчание источников свидетельствует, что в 1382 г. Дмитрий Иванович оказался, по существу, в полной изоляции: Владимир Андреевич не оказал помощи двоюродному брату, а митрополит Киприан занимал прямо враждебную позицию. Именно в позднейшей редакторской работе Киприана и следует видеть указанные выше особенности "Сказания о Мамаевввом побоище", противоречащие сообщениям более ранних источников.