В событиях 70-80-х гг. XIV в. многое трудно было предвидеть. После смерти митрополита Алексия князь Дмитрий возвел своего духовника в ранг блюстителя митрополичьего стола. Это вызывало неприятие со стороны русских церковных иерархов, что, очевидно, учитывал и Алексий, не соглашаясь поддержать радикальные намерения князя. Однако после смерти Алексия князь не хотел прислушиваться к мнению церкви. Резкое неприятие константинопольского вмешательства в московские дела проявилось и в реакции Дмитрия Ивановича на попытку Киприана в 1378 г., уже после смерти Алексия, явочным порядком утвердиться в Москве: ставленника Константинополя выставили с позором за пределы Московского княжества, а его свиту раздели и обрядили в лохмотья. Но решение направить Митяя в Константинополь пришло лишь потому, что на патриаршем столе оказался представитель течения, враждебного исихастам и лично Киприану: патриарх Макарий, который и приглашал Митяя в Константинополь для "рукоположения".
Однако в 1379 г. патриарх Макарий был низложен. И узнали об этом Митяй и его спутники (или только его спутники) уже на подступах к Константинополю. И до Константинополя Митяй не доехал - он умер в пути в сентябре 1379 г. В наиболее обстоятельном рассказе об этой поездке, содержащемся в Никоновской летописи, прямо говорится о насильственной смерти Митяя. Сопровождавшие и погубившие Митяя епископы и архимандриты после ожесточенных междоусобных схваток выдвинули кандидатом в митрополиты ярославского епископа Пимена. Было состряпано поддельное прошение за него якобы от князя Дмитрия - князь снабдил Митяя чистыми листами ("харатьи не написаны") со своей печатью, учитывая, что без крупных взяток никакие вопросы в Константинополе не решались. Послы не поскупились на взятки, заняв по подложным поручительствам великого князя крупные суммы "у фряз и бессермен" (долг за Москвой константинопольские банкиры будут считать еще и в XV в.), и патриарх утвердил Пимена русским митрополитом как княжеского кандидата. Но ни Киприана, ни избранного по подложным документам Пимена
Дмитрий не принимал, и в Москву не допускал. Куликовская битва происходила в тот момент, когда на Руси было два митрополита, но ни одного из них не было в Москве, и ни один из них не разделял устремлений московского князя к объединению русских земель для борьбы с Ордой.
Кончина Алексия, гибель Михаила-Митяя, очередной исиха-стский переворот в Константинополе лишали Дмитрия надежной опоры, которую московские князья имели со времен Ивана Калиты, - он лишился поддержки истинно православной, гармонировавшей со славяно-русской общиной и ориентированной на национально-государственные интересы церкви. И эта утрата скажется и на политике князя, и на результатах деятельности в последнее десятилетие его княжения.
Литература
Барсов Т. Константинопольский патриарх и его власть над русской церковью. СПб., 1878.
Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV - XV вв. М., 1986.
Будовниц И.У. Монастыри на Руси в XIV - XVI вв. и борьба с ними крестьян. М., 1966.
Великие духовные пастыри России / Ред. Киселев А.Ф. М., 1999.
Вернер Э. Народная ересь, или Движение за социально-политические реформы?: Проблемы революционного движения в Солуне в 1342- 1349 гг. // Византийский временник. Т.17. М., 1960.
Голубжсшй Е.Е. История русской церкви. Т.2. М., 1900 - 1911.
Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV!- XVвв.). М., 1975.
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV - XV вв. / Ред. Черепнин Л.В. М.; Л., 1950.
Жуковская Л.П. Митрополит Алексий и его перевод Чудовской рукописи Нового Завета 1354 г. // Культура средневековой Москвы. М., 1995.
Карташев А.В Очерки по истории русской церкви. Т.1. М., 1991.
Кузьмин А.Г. Рязанское летописание. М., 1965.
Кузьмин А.Г. Церковь и светская власть в эпоху Куликовской битвы // Вопросы научного атеизма. Вып.37. М., 1988.
Кучкин В.А. Русская церковь во второй половине XIII - XTV вв. // Православная церковь в истории России. М., 1991.
Кучкин В.А. Сергий Радонежский // Вопросы истории. 1992. № 10.
Медведев И.П. Византийский гуманизм XIV - XV вв. Л., 1976.
Мейендорф И.Ф. О византийском исихазме и его роли в культурном и историческом развитии Восточной Европы в XIV в. // ТОДРЛ. T.XXIX. Л., 1974.
Мейендорф И.Ф. Византия и Московская Русь: Очерк по истории церковных и культурных связей в XPV в. Париж, 1990.
Муравьева Л.Л. Московское летописание второй половины XIV - начала XV в. М., 1991.
Насонов А.Н. Монголы и Русь. М., 1940. Памятники древнерусского канонического права // Русская историческая библиотека. Т. 6. СПб., 1880.
Петров А.Е Византийский исихазм и традиции русского православия в XIV столетии // Древняя Русь: Пересечение традиций. М., 1997.
Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. Пг, 1918.
Приселков М.Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг., 1916.
Прохоров Г.М. Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIVв. // ТОДРЛ. T.XXIII. Л., 1968.
Прохоров Г.М. Повесть о Митяе. Л., 1978.
Прохоров Г.М. Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы //ТОДРЛ. T.XXXPV. Л., 1979.
Прохоров Г.М. Алексей (Алексий) // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып.2. Л., 1988.
Рыбаков Б.А. Ремесло, в Древней Руси. М., 1948.
Соколов Пл. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV в. Киев, 1913.
Тихомиров М.Н. Средневековая Москва в XIV - XV вв. М., 1957.
Хорошев A.C. Политическая история русской канонизации (XI - XVI вв.). М., 1986.
Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XPV - XV веков. 4.1. М.; Л., 1948.
Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV-XV вв. М., 1960.
ГЛАВА XII. Куликовская битва и нашествие Тохтамыша. Их последствия
§1. КАНУН МАМАЕВА ПОБОИЩА: СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР
Куликовская битва 1380 г. и сожжение Москвы Тохтамышем в 1382 г. Всего два года разделяют два столь разных события: полная победа и полное поражение, еще на сто лет отодвинувшее освобождение от ордынского ига. Литература о Куликовской битве огромна, но о 1382 г. говорят редко и скупо. Что же произошло? Что парализовало уже, казалось, расправившую плечи Русь?
В работах о Куликовской битве обычно много пишется о значении деятельности митрополита Алексия, Сергия Радонежского (1314-1392) и митрополита Киприана (ок. 1340-1406) в ходе подготовки победы русского оружия, причем чаще всего вспоминают двух последних, и хотя отношение и к Сергию, и к Киприану неоднозначно, все же преобладает апологетическое. На самом деле именно митрополит Алексий сыграл решающую и поистине историческую роль - его реальная деятельность может и должна служить точкой отсчета, ибо он сумел противостоять и внешним давлениям, и внутренним разрушительным тенденциям, отстаивая оптимальный вариант политики возрождения Руси, подъема ее самосознания и единения. О роли других деятелей эпохи Куликовской битвы необходимо говорить именно вследствие часто встречающихся в литературе противоположных их оценок.
В предыдущей главе затрагивались вопросы, связанные с оценкой исихазма и личности Киприана. Но в свете событий 80-х гг. XIV в. к ним необходимо вернуться, прежде всего с точки зрения уяснения расклада сил, а также анализа источников, в большинстве своем созданных или редактированных значительное время спустя после самих событий. И в этой связи особое внимание следует уделить роли и деятельности Сергия Радонежского, имя которого в литературе часто совершенно произвольно привязываетсяктем или иным событиям. У Л.Н. Гумилева Сергий возглавил "новый взрыв этногенеза". Более строгий В.Т. Пашуто называет Сергия "прозорливым церковным деятелем", а у специалиста по данной эпохе Г.М. Прохорова можно прочитать, что "церковное восточнославянское возрождение" "дало силы грекам, славянам, румынам в течение пятисот лет рабства внутренне противостоять колоссальному турецкому давлению, дало Руси духовные силы пережить своих поработителей, сбросить их иго, воссоединиться и стать величайшей Россией". Это "православное возрождение" связывается Прохоровым с исихазмом: "Исихасты bXIVb., - полагает автор, - нащупали какую-то скважину в глубине человеческой души... Именно тогда появились на Руси столь яркие, сильные и смелые по своей жизни люди, как Сергий Радонежский, Дионисий Суздальский, митрополит Киприан и многие другие, составлявшие едва ли не большинство всех канонизированных русских святых".
Г.М. Прохоров прав в том, что исихазм как "наднациональное" течение всюду приходит в столкновение с "национальными" церквами. А вывод отсюда следует парадоксальный - освобождение от "национального" гнета приходит не от патриотических, а от космополитических сил и устремлений. Так ли это? И о том ли свидетельствуют источники?
Со времени монголо-татарского нашествия на Руси сменилось три поколения, прежде чем в общественном сознании сформировались воля к освобождению и укрепилось убеждение в возможности победы. И не случайно, что формировались они там, где сохранились общинные традиции, а само возрождение Руси начиналось с укрепления общины. Община становится и средством выживания, и рамками непосредственного мировоззрения, и мерилом нравственности. Община консервирует быт, и она же питает этническое самосознание. "Национальная" церковь должна была приспосабливаться к этому сознанию. И не случайно, что монастырская реформа митрополита Алексия нашла весьма благодатную почву в Северо-Восточной Руси, где община укрепилась и практически не повлияла на монастырскую жизнь в областях, оставшихся под властью Литвы и Польши. Именно в пределах Великороссии Алексий сумел соединить интересы "Земли" и церкви.
Г.М. Прохоров полагает, что инициатором монастырской реформы был не Алексий, а патриарх Филофей, послание которого к Сергию имеется в Житии Сергия Радонежского. "Сергий, - как бы резюмирует Прохоров, - хотя и не без труда, перестроил свой монастырь по общежительному принципу и (цитируется Житие. - А.К.) "все богатство и имение обще сотвориша и никому же ничто же дръжати, ниже своим звати что, но вся обща имети. Ел иди же тако не восхотеша, отай изыдоша из монастыря, и оттоле уставися общее житие в монастыре святаго Сергия"". Патриарх Филофей в данном случае предстает борцом против частной собственности и индивидуализма, но именно следование последним двум качествам как раз и отличают исихазм от иных течений в христианстве и разного рода утопий и исканий социальной справедливости.
ЕМ. Прохорову приходится осуждать Е.Е. Голубинского и И.У. Будовница за "гиперкритицизм", поскольку и тот и другой весьма скептически отнеслись к такому показанию источника. УЕМ. Прохорова получается, что и митрополита Алексия почти два года держали в Константинополе не "человеческого ради сребролюбия", а для прохождения курса преимуществ монастырского "общежития" перед преобладавшими в ХГУ в. в Византии "келиот-скими", т.е. особножительскими монастырями.
В заслугу Киприану обычно ставят его борьбу за митрополию "всея Руси", и соответственно Алексий принижается как некий "раскольник", соглашавшийся быть пастырем лишь одной ее части. Но, как сказано выше, Алексий объединял те земли (Велико-россию), для которых первостепенной задачей было смягчение ордынского ига или даже полное освобождение от него. Русские земли под властью Вильны и Варшавы (куда Алексия не пускали) имели иные задачи и питались иными идеями. И необходимо учитывать, в какой мере реальная деятельность Киприана отвечала интересам Москвы и Вильны.
Поскольку заслугу исихастов некоторые авторы видят именно в победе Руси на Куликовом поле, целесообразно дать слово и специалистам, иначе понимающим те же события и те же источники. В этом ряду одно из самых почетных мест принадлежит историку церкви A.B. Карташеву. В связи с рассматриваемым вопросом A.B. Карташев справедливо (при всем уважении к сану) замечает, что сам патриарх Филофей повинен в разделении митрополии "всея Руси" на три противостоящие друг другу: Галицкую для латинской Варшавы, Киевскую для Литвы, Владимиро-Москов-скую для Руси Северо-Восточной.
Вполне убедительна оценка A.B. Карташевым и деятельности в 70-е гг. Киприана: "Прибыв на Русь и сообразив все наличные обстоятельства порученного его разбору дела, Киприан нашел возможным сам добиться русской митрополии с помощью противников Москвы. Он сразу же повел предательскую политику по отношению к митрополиту Алексию, а для того, чтобы его коварные замыслы не обнаружились раньше времени, отослал от себя в Константинополь данного ему патриархом сотоварища. Митрополит Алексий сам было хотел поехать в Константинополь для оправданий, но Киприан отклонил его от этого намерения, обещая со своей стороны привлечь к нему милости патриарха. Из Москвы Киприан, одаренный митрополитом, переехал для продолжения своей "миротворческой" миссии в Литву. В среде литовских князей он встретил самую горячую вражду к митрополиту Алексию и желание отделиться от него, а если можно, то и захватить в свои руки принадлежавшую ему церковную власть над всей Русью. Киприан не замедлил принять сторону Ольгерда, вошел в его доверие и был облюбован им как наилучший конкурент московскому митрополиту. Составился план: обвинить и низложить митрополита Алексия, а на его место возвести Киприана с тем, чтобы он и фактически был Киевским, т.е. жил в Киеве, или в Литве и отсюда управлял всей Русью. Сам же Киприан был и автором грамоты, с которой он отправился к патриарху; здесь возводились тяжкие обвинения на митрополита Московского, и с легкой руки Казимира (польского короля. - А.К.) повторялась угроза достать на Литву митрополита у латинской церкви, если не будет поставлен Киприан".
Киприан был поставлен в конце 1375 г. с титулом "митрополит Киевский и всея Руси". Карташев подчеркивает, что Киприан должен был, по соборному постановлению, вступить в эту должность, "как будут изобличены криминальные поступки митрополита Алексия". По проискам Киприана, в Москву были направлены своеобразные разведчики для сбора "компромата" на Алексия. А в итоге "некрасивый поступок Киприана и патриарха открылся во всей своей неприглядности и возбудил сильнейшее негодование и смущение во всем русском обществе: такого скандала, чтобы при живом митрополите, без достаточных оснований и необходимых формальностей, на его место поставлен был другой, еще не бывало в Русской земле!" И A.B. Карташев совершенно прав, заключая, что "Москве, если бы она согласилась теперь беспрекословно подчиниться Константинопольским велениям, предстояла самая неприятная перспектива: принять после смерти св. Алексия, столь оскорбившего и возмутившего ее Киприана, а он, как избранник литовского князя, мог остаться жить в Литве и тем подорвать осуществление широких замыслов московских политиков... Забота о надежном преемнике митрополиту Алексия была там теперь делом первой необходимости".
При наличии обширной литературы об эпохе Куликовской битвы и нашествии Тохтамыша, наличии самых разных версий, собственно источниковедческая часть исследований заметно отстает и по количеству, и по качеству работ. Преобладает избирательный, "потребительский" подход к источникам, подогреваемый значимостью упомянутых личностей, равно как и самих событий. Г.М. Прохоров видит в Сергии Радонежском "исихаста-молчаль-ника" на основании всего лишь одной строчки из его жития. "Молчальником" был прозван и один из его учеников - Исаакий. "Другой его ученик, - пишет автор, - Афанасий Высоцкий, игумен серпуховского общежития, ушел в Константинополь, чтобы пожить "в молчании с святыми старци"..." Но на самом деле причина ухода Афанасия в Константинополь отнюдь не благочестивая: Киприан и духовник серпуховского князя Афанасий были изгнаны в 1382 г. Дмитрием Ивановичем за более чем серьезные проступки.
Собранных Г.М. Прохоровым фактов достаточно лишь для того, чтобы предположить знакомство с исихастскими идеями некоторых монахов и авторов житий, которые жили в конце XIV- XV вв. И это естественно, если учесть, что исихастами были и Киприан, и сменивший его митрополит Фотий. Однако Киприан утвердился в Москве уже после 1380 г., и этот факт необходимо иметь в виду.
Правомерно с этой точки зрения проанализировать и отношение к исихазму Сергия Радонежского. В житии Сергий назван "молчальником", однако возникает противоречие - келиотский "молчальник" Сергий активно занимается у строением "общежительских" монастырей, что сопровождалось ликвидацией частной собственности. Из этого следует, что "молчальничество" Сергия имело иные, не исихастские истоки. "Молчальники" в "общежительских" монастырях Московской Руси - это в данном случае наследники келиотских монастырей, которые ранее преобладали на Руси и в Византии. "Молчальники" были и в Печерском монастыре в Киеве в XI - XII вв., который начинался как келиотский (место келий занимали пещеры), а затем, после принятия Студитского устава, стал общежитийным. Следовательно, общежительская реформа, проводившаяся Сергием, не может служить признаком влияния исихазма, тем более что исихастское "молчальничество" требует особножительского или скитского уклада жизни монахов.
Житие Сергия, составленное в 1418 г. Епифанием Премудрым, в оригинале до нас не дошло. Оно сохранилось в позднейших редакциях, в частности в нескольких редакциях середины XVв., осуществленных Пахомием Сербом. И сами эти редакции были сделаны, видимо, перед собором 1447 г., когда готовилось утверждение автокефалии Русской Церкви.
Житие для канонизации предполагало следование определенному шаблону, в котором должен был присутствовать набор достоинств и деяний, необходимых для причисления к лику святых. Поэтому в данном случае следует отделить историческую информацию от позднейших "шаблонных" наслоений. Чисто источниковедчески необходимо отправляться от имеющихся текстов, предшествующих написанию жития. В позднейших летописях, пользовавшихся вариантами житий, Сергий упоминается под 1363 г. в качестве посланника митрополита Алексия в Нижний Новгород, где посланник закрывает церкви, дабы принудить князя Бориса явиться в Москву. Это сообщение поздних летописей широко тиражируется, но в Нижнем Новгороде Сергий не был - в Рогожском летописце и Троицкой летописи, предшествующих текстам жития, посланниками названы архимандрит Павел и игумен Герасим.
Первое летописное упоминание Сергия относится к 1374 г., когда в Высоцкий монастырь, основанный Владимиром Андреевичем Серпуховским, Сергий направил своего ученика Афанасия. Напомним, что и Троицкий монастырь незадолго до этого оказался во владениях серпуховского князя.