- Какая еще Наталья? - удивился Коваленко. "Точно, стесняется… - мысленно вздохнула Валя. - Просто на удивленье стеснительный! И ведь поначалу даже не догадаешься…"
- Ну та девушка в читальном зале с внешностью фотомодели… Вы еще нам рукой помахали сегодня, когда мы с Натальей у окна были.
- Не обращал внимания, - насупился Коваленко. - Я, собственно, ради литературной студии вашу библиотеку посещаю, и ни до какой Натальи мне дела нет.
- А мне показалось…
- Валя, не придумывайте того, чего нет, - строго перебил ее Коваленко. - Или вы меня в чем-то подозреваете?
- Да ни в чем я вас не подозреваю, я же говорю, мне показалось…
Вы думаете, у меня совсем таланта нет? Я, между прочим, заметил, что вы тоже на этих занятиях все время присутствуете - впору Истомину с вас деньги брать.
- Обычное любопытство. Особенно когда посетителей нет…
- Ага, обычное любопытство…
- А зачем вам эта студия? Вы что, великим писателем собираетесь стать? - хитро спросила Валя.
- Собираюсь! - с вызовом произнес ее спутник
- В банке мало денег платят? Подработать решили?
- В каком еще банке?
- Ну где вы там работаете… Вот здесь налево сверните, пожалуйста.
- С чего вы взяли, что я работаю в банке? - удивился Коваленко.
- Образ у вас такой… - туманно ответила Валя. - Ну ладно, не в банке, а в каком-нибудь крупном офисе, руководителем отдела… У магазина остановите.
- Удивительный вы человек, Валентина, - пробормотал озадаченно Коваленко, притормаживая у большой витрины с нарисованными разносолами. - Да, я работаю руководителем отдела - вы угадали, и именно в крупном офисе… Правда, мне эта работа осточертела, и именно поэтому я и пошел в студию к Истомину. У человека должно быть хобби! Физику захотелось немного лирики… Или вы считаете, что у меня, как у лирика, нет будущего?
- Я не знаю. Хобби ни к чему не обязывает.
- Я не согласен! - с азартом заявил Коваленко. - Давайте спорить…
- Мне некогда, Герман… э-э, вы так и не сказали мне своего отчества. Ну да ладно - просто Герман. Спасибо, что довезли.
- Вас подождать, Валя?
- Нет… спасибо еще раз!
Она выскочила из машины, захлопнула дверцу и быстро направилась к раздвижным стеклянным дверям супермаркета. Разговор с Коваленко оставил странное впечатление. Эти его перемены настроения, расспросы… Хм, скучно ему! Он просто не знает, чем себя занять. Хобби! Ходит в литературную студию, подвозит до магазина не слишком молодую и не слишком симпатичную библиотекаршу… Удачливым яппи полагается заниматься чем-то другим - ходить по вечерам в клубы, играть в пейнтбол, бросать шары в боулинге, посещать какие-нибудь крутые кинотеатры со звуком долби-супер-пупер, где демонстрируются модные фильмы…
Валя быстро набрала продуктов, в которых, , по ее мнению, мог нуждаться Арсений Никитич. С тяжелыми сумками вышла наружу… Но, слава богу, Коваленко и след простыл.
Дед сидел за большим круглым столом и старательно писал что-то в толстой тетради.
- А, Валюша… - строго произнес он, подняв на лоб очки. - Ну, здравствуй.
Валя быстро чмокнула его в круглую блестящую лысину.
- А ты что в шаль закутался? - встревоженно спросила она. - Разве холодно? Дед, ты что - простудился?
В шерстяной пестрой шали Арсений Никитич напоминал диковинную птицу - что-то вроде грифа… Он встал, тяжело опираясь на бамбуковую палку с ручкой в виде головы оскалившегося дракона.
- Я не простудился. Старая холодная кровь виновата - вечно мерзну… Идем на кухню, будем чай пить.
- Дед, ты сиди, я все сама. Я тут кое-что купила - буду суп тебе варить. И рыбку на пару приготовлю…
За что мне такое наказание! - запыхтел Арсений Никитич. - Твоя покойная мать всю жизнь изводила семью диетическим питанием, и ты туда же… Валюша, поверь, мне достаточно бутерброда с колбасой. И тебе хлопот меньше. Ненавижу здоровое питание!
- Все время есть колбасу вредно, - забубнила недовольно Валя. - Ты хоть представляешь, что в нее кладут? Ладно бы модифицированный крахмал, а то ведь еще и сою, подвергшуюся генной обработке, и еще какие-то жуткие добавки, которые цифрами обозначаются…
- Валя! - умоляюще воскликнул Арсений Никитич. - В моем возрасте это уже не имеет никакого значения!
Они прошли на кухню.
Валя налила воды в электрический чайник, постелила белую хрустящую скатерть, расставила чашки с золотыми ободками.
- Ты могла бы мне вообще ничего не приносить… - кряхтя, дед сел в плетеное кресло.
- Ты не хочешь, чтобы я к тебе приходила? - кротко спросила Валя.
- Я не хочу, чтобы ты таскалась с этими дурацкими сумками. Приходи ко мне просто так… Знаешь, меня ведь социальный работник регулярно посещает - все, что надо, я Светлане Викторовне заказываю.
- Новая, что ли? - поинтересовалась Валя, заваривая чай.
- Да, недавно появилась. Симпатичная девушка лет пятидесяти.
Валя засмеялась.
- Дед, а что ты все пишешь? Я давно собиралась спросить…
- Исследование о сущности воды, - коротко ответил Арсений Никитич.
- Научную работу заказали?
- Нет, это я для себя… Подвожу итоги. То, что раньше было скрыто за завесой грубого материализма, теперь открылось передо мной в новом, неизвестном доселе качестве.
- Мистика? - с любопытством спросила Валя. - Дед, ты меня удивляешь…
- Не мистика, - упрямо возразил Арсений Никитич, - а взгляд изнутри. У вещей, в том числе и у воды, есть душа, есть тайный смысл. Оборотная сторона символа… Об этом, например, еще в древности задумывались. Вода для язычника - то, что дает жизнь всему живому. Согласись, это дерзкая, отступническая мысль, особенно для христианства, - как жизнь может давать кто-нибудь, кроме господа-бога? А ведь именно при помощи животворящей небесной воды зеленеют травы и леса весной, именно благодаря ей урожай не засыхает в поле… А другое значение воды - как символ течения? Ты ведь знаешь эту пословицу?..
- Знаю-знаю… - покорно кивнула Валя. - В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Ты именно ее имел в виду?
Она налила себе вторую чашку чая - мучила жажда. Старый красный абажур горел под потолком, бросая на все яркий багровый отблеск. Но этот цвет не казался Вале тревожным, наоборот - он успокаивал ее. Все вещи в квартире деда успокаивали ее и казались необыкновенно уютными. И сам дед, и его бесконечные разговоры, знакомые с раннего детства…
- Многие люди не понимают смысла этих слов, для них река - синяя линия на карте. Для язычника же река - поток воды. Вода утекла - и река другая… То есть течение воды - это своего рода показатель времени. Недаром говорят - "сколько воды утекло с тех пор", имея в виду, что прошло много времени. Вода неизбежно утекает, как утекают дни, годы, века…
Дед замолчал, грея руки о чашку с чаем.
Какое-то смутное воспоминание шевельнулось у Вали в голове. Но очень смутное, далекое, размытое. Лишь только контур событий, которые остались в прошлом. Случились ли они на самом деле, или это был только сон?
- Я все равно не понимаю… - покачала она головой, скорее, отвечая самой себе, а не деду.
- Чего ты не понимаешь?
- Ничего. Ни-че-го… Да, кстати, - спохватилась она. - Который час?
- Уже девятый. Тебе пора?
- Да. Значит, еда в холодильнике, рубашки я твои заберу и привезу через пару дней… Что еще?
- Все. - Дед посмотрел на нее поверх очков. - Ладно, иди. Тебя, поди, благоверный заждался?
- Еще как! - засмеялась Валя.
Она стала быстро собираться. Арсений Никитич, опираясь на палку, вышел в коридор проводить ее.
- О чем-то я хотел тебя спросить… - задумчиво пожевал губами старик. - Касаемо твоего благоверного. Вот память! Никак не вспомню…
- Ладно, в другой раз! - улыбнулась Валя и чмокнула его на прощание. - Со мной это тоже постоянно бывает.
Трясясь в вагоне метро, она опять повторила про себя слова про реку, в которую нельзя войти дважды. На первый взгляд очень простые и понятные слова, но… Что они значат? Неужели никогда не вернутся ее юность и то безумное, бездумное счастье, которое она испытала когда-то?
"Что это было? А может, ничего и не было? Просто блики на воде, нагретая на солнце галька, и листья, позолоченные солнцем, и ветер, и свежий воздух, о котором я давно забыла… Я знаю, что это, и тут нет ничего особенного, потому что все это - просто очарование прошлого. И больше ничего".
Было без пятнадцати десять, когда она открыла своим ключом дверь квартиры.
- Нет, не надо ничего менять, "Бельтрам" меня вполне устраивает. Что? Где она? Нет, я даже не представляю, где искать ее, - говорил муж в телефонную трубку, сидя на диване в большой комнате. - Прямо беда с ней!
- Я пришла! - радостно закричала Валя с порога. - Я тут, и меня не надо искать.
- Она пришла, - деловито сообщил муж невидимому собеседнику. - Что? Нет, пока не спрашивал. А ты как думаешь? Слушай, ты этот вопрос потом провентилируй… Спроси его. Что? Нет, это лишнее… Ладно, она перезвонит тебе потом.
Он положил трубку.
- Лидка, что ли? - с любопытством спросила Валя уже из ванной.
- Она самая.
- Все дела у вас с ней какие-то, дела… Смотри, ревновать начну!
- Не стоит, - серьезно произнес он. - И дела у меня не с ней, а с ее мужем… Ты где была?
- У деда… Я же тебя с утра предупредила, - напомнила Валя. - И совершенно напрасно ты обо мне волновался. Кстати, у всех цивилизованных людей есть сотовые, пора и мне завести. Для всеобщего спокойствия.
- Ты его потеряешь. В первый же вечер. Ты все теряешь - зонтики, кошельки, перчатки, ключи…
- Ну не преувеличивай! - жалобно воскликнула она. Заявление мужа было правдой только наполовину - подобные недоразумения происходили с ней не так уж часто.
- Валя, ты жутко рассеянная, несобранная… - морщась, начал он. - Я совершенно не помню, чтобы ты с утра предупреждала меня о чем-то. Ты, наверное, только собиралась мне сказать, что поедешь к деду, но забыла!
- Нет, я точно помню! - испугалась она.
- Валя!
Когда он повышал голос, она начинала бояться, хотя муж ни разу ее и пальцем не тронул. Бояться не его, а чего-то такого… Как будто разверзались небеса, и оглушительный гром раскалывал землю надвое, и сверкала ослепительная молния в облачном небе. "Илья-пророк сердится", - говорила мама в детстве, когда начиналась гроза. У Ильи было два голоса. Тихий и бесцветный, монотонный, ничем не примечательный мужской голос - он звучал чаще. А второй - наполненный мощью, низкий и резкий, ужасный и прекрасный одновременно - прорывался только иногда…
- Илья…
- Что?
- Пожалуйста, не надо! - взмолилась она. - Когда ты вот так смотришь на меня, то кажется, будто ты меня совсем не любишь…
- Детский сад какой-то! - отвернулся он. - Я звонил тебе на работу. Нина Константиновна утверждала, будто видела из окна, как ты садилась в чью-то машину. Это правда?
- Ах, вот ты чего злишься!.. - засмеялась она. - Так это ты меня ревнуешь… Илья, ничего серьезного, поверь, - один человек предложил меня подбросить. Ему было по пути.
- Кто он?
- Его зовут Герман, он посещает студию Истомина…
- Ты его хорошо знаешь? - быстро спросил Илья.
- Кого, Истомина? Господи, да Юлий Платонович безобиден, точно младенец, - ты же сам видел его несколько раз.
- Нет, не Истомина, а того, другого…
Валя задумалась. С одной стороны, если она скажет, что хорошо знает Коваленко, то Илья будет ее ревновать. А если признается, что до того перебросилась с Коваленко едва лишь десятком фраз, то Илья начнет упрекать ее в безалаберности - мол, доверилась малознакомому субъекту.
- Не очень, - честно ответила она.
- Валя!
- Что? - убитым голосом произнесла она.
- Ты сумасшедшая! - с отчаянием закричал Илья. - Садиться в машину к незнакомцу…
- Он не незнакомец, - уныло напомнила Валя. - В общем, иногда сразу видно - плохой человек или нет. А Герман - хороший.
- Откуда ты знаешь, что хороший? Ты ведь совершенно не разбираешься в людях, готова довериться первому встречному… О, святая простота!
- А помнишь… помнишь, когда-то давно я села к тебе в машину… Это было тысячу лет назад, - оживилась она.
Напоминание подействовало на Илью неожиданным образом - он замолчал и притушил гневный блеск в своих глазах.
- Помню… - сказал он мягко, почти неслышно и протянул к Вале руки. - Я все помню - все, до последней мелочи. Иди ко мне, - он обнял ее и прижал к себе. - Но ты должна доверять только мне. Только мне!
- А желтый "Запорожец"? Ты его скоро продал кому-то… Интересно, где он сейчас?
- На девяносто девять и девять десятых процента уверен, что валяется на какой-нибудь свалке! - засмеялся Илья.
- Как жаль… Разве нельзя придумать какое-нибудь кладбище для машин? - серьезно произнесла Валя. - Чтобы они стояли, а бывшие хозяева приходили к ним иногда, чтобы взглянуть еще раз. Ведь они иногда как друзья, с ними жалко расставаться навсегда…
Ты определенно сумасшедшая, - он прижал ее к себе. - Только тебе могут прийти в голову такие нелепые, дикие мысли! Людям негде бы стало жить, весь мир был бы завален старым хламом, с которым жаль расстаться, потому что с этими вещами связаны приятные воспоминания…
- Илья…
- Что?
- Знаешь, мне иногда кажется, что ты меня не любишь… - прошептала Валя.
Илья слегка отодвинул ее от себя, посмотрел прямо в глаза.
- Это не так, - тихо произнес он. - Просто я за тебя волнуюсь… Была бы моя воля, я бы вообще посадил тебя под стеклянный колпак. Ты такая наивная, такая неприспособленная к жизни…
- Я не наивная и не неприспособленная, - тоже тихо ответила Валя. - И вообще… Под колпаком плохо.
Она погладила его по голове - темные густые волосы вперемешку с седыми прядями. Илья рано начал седеть - впрочем, это у него наследственное…
- Я старый? - спросил он.
- Нет. Ты молодой и красивый. На работе все девчонки завидуют мне.
- Хочешь, я побреюсь налысо? Буду ходить как твой дед.
- Ты спятил! - испуганно воскликнула Валя. - Что за дикая идея…
Илья поцеловал ее, а потом подхватил на руки. Ему не составило это никакого труда - он был сильный, большой и всей статью своей напоминал скульптуры раннего социализма. Именно такими изображали тогда победивших гегемонов - с широкой сильной шеей, развернутыми плечами, мощными бицепсами, рельефными мышцами живота и ног.
- Куда ты меня тащишь? - покорно спросила Валя.
- Пора спать.
- Еще рано! Послушай…
- Нет, ничего не хочу слушать.
Он положил ее на кровать, сам раздел.
- Ты моя, - сказал он, положив ладонь ей на живот. - Ты только моя.
- Господи, Деев, да никто меня у тебя и не отнимает… Можно подумать, на меня кто-то покушается! Сам подумай - кому, кроме тебя, я могу быть еще нужна?
- Ну, например, Герману… - подумав, изрек Илья.
Сама эта мысль показалась Вале смешной и нелепой. Она вспомнила благородного офисного работника с зализанной шевелюрой и безупречно начищенными ботинками, с дурацкой голливудской улыбкой и никому не нужной вежливостью - и засмеялась. Представить, что ею мог заинтересоваться Герман Коваленко, было совершенно невозможно…
- Не смейся! - строго произнес Илья. - А то мне кажется, будто ты надо мной смеешься…
- Деев, глупый!
Он ласкал и прижимал Валю к себе, словно стремясь растворить ее в себе, - каждый раз после подобных объятий Вале казалось, будто она побывала в мясорубке. Руки ее мужа были сильными и жесткими, но обнимать иначе он не умел. Она давно смирилась с этим и только иногда колотила его кулаками по плечам, когда ей казалось, что еще чуть-чуть - и он раздавит ее. И тогда он ослаблял хватку. Впрочем, ненадолго…
- Ты чудовище… - опять сердилась она.
- Никому не отдам!
Потом он лег на спину и стал смотреть в потолок. Первое время Валю удивляла резкая смена его настроений - только что он умирал от любви, а теперь лежит холодный и отстраненный, как будто пресытился любовью до тошноты, а потом привыкла.
- Илья…
- Что? - без всякого выражения спросил он.
- Ты о чем сейчас думаешь?
- Ни о чем. Знаешь, я целый день на работе думал, а теперь могу позволить себе отдохнуть…
- Что Лида хотела мне сказать? - опять спросила она.
- Ничего. Она просто просила перезвонить ей завтра…
- А чего тебе надо от Сокольского?
- Какая тебе разница? Это чисто мужские дела, - равнодушно ответил Илья.
Станислав Сокольский был мужем лучшей Вали-ной подруги. Холодный и надменный, словно принц крови, он имел собственный автосервис и был владельцем небольшой сети аптек. Поэтому он был вечно всем нужен… К Илье он относился неплохо, а вот Валю почти не замечал.
- Интересно, она с ним счастлива?
- Кто с кем?
- Лида с этим Стасом… - задумчиво пробормотала Валя.
- Ты лучше должна знать - вы же подруги, - заметил Илья, переворачиваясь на другой бок. - Выключи свет, я хочу спать…
Валя щелкнула выключателем. Спать ей совсем не хотелось. Некоторое время она просто сидела на кровати, прислушиваясь, как дышит Илья. Потом, когда он засопел и стало окончательно ясно, что он уснул, Валя тихонько прокралась в соседнюю комнату.
Там она из-под журнального столика достала ноутбук Когда-то он принадлежал Илье, но потом устарел морально и физически, и Илья отдал его ей. Валя откинула крышку и нажала кнопку. Загорелся монитор…
Подумав минуту, она опустила пальцы на клавиатуру и принялась быстро печатать. На роль пишущей машинки ноутбук годился идеально. То, что она делала, творчеством никак нельзя было назвать. Просто она записывала очередную историю, которая ей пришла в голову. Писателем Валя себя не считала, и, даже заглядывая в студию Истомина, она чувствовала себя там лишней. При всей откровенной бездарности некоторых студийцев, она полагала, что имеет еще меньше права заниматься этой профессией.
"У меня даже не сублимация, - говорила она иногда себе, - а так… нечто вроде сеанса психотерапии. Успокаивает нервы…"
Однажды ей пришла в голову идея показать свои записи Истомину, и она сказала об этом Илье. Илья засмеялся и посоветовал ей не позориться. Сначала Валя обиделась на него, а потом внутренне согласилась с мужем. Для издательского мира вполне хватает и мадам Климантович!
Больше подобные идеи не посещали Валю, и она просто шлепала по клавишам ноутбука, не особенно задумываясь. И это было здорово - потому что никто и никогда не увидит ее записей и можно свободно выплескивать на экран компьютера свои мысли. "А я еще ругала Коваленко… - с запоздалым раскаянием подумала она. - На самом деле я ничем не лучше его! Нет, лучше… - тут же не согласилась она с собой. - У меня хватает совести держать свой бред при себе, в этом ноутбуке. Обычная психотерапия!"