"Красивая, умная, юная, - подумала я, идя за ней, - но несчастная. И почему? Может, все-таки встретит еще свое счастье!"
То что я, будучи чуть старше Лизы, тоже была одинока и жила вот уже несколько лет без любви, в тот момент меня не тревожило.
Мы вышли из ресторана и направились по улице без всякой цели, глазея по сторонам. Город выглядел размытым из-за туманного сырого воздуха. Дома были здесь в основном старинные и высокие, украшенные лепниной, колоннами и небольшими скульптурами, потемневшими от времени. Народу было немного, как, впрочем, и машин. Между тротуаром и проезжей частью росли одинаковые на вид деревья. У основания их стволов были оставлены совсем небольшие круги незакрытой плитами земли.
"Boulevard Haussmann" - увидела я табличку на стене дома с названием улицы, по которой мы шли.
- Надо же этот бульвар называется так же, как ресторан отеля, Хаусманн, - пробормотала я.
- Что ты сказала? - спросила Лиза, поворачиваясь ко мне и запахивая полы короткого пиджака из голубой норки.
- Гида нужно было взять, - немного ворчливо заметила я. - Он бы нам все объяснял и показывал.
- Еще чего! - хмыкнула она. - Путался бы под ногами и мешал наслаждаться прогулкой по Парижу. К тому же Григорий мне сообщил, если тебе так уж интересно, что бульвар, на котором находится наш отель, назван в честь барона Хаусманна, префекта Парижа позапрошлого века, кажется, который тут все фанатично перестраивал. Григорий подготовился к поездке и проштудировал соответствующую литературу на всякий случай, чтобы меня лишний раз не злить.
- Понятно. И все-таки я люблю учиться и узнавать что-то новое. И персональный гид…
- Танька! - громко воскликнула Лиза, не дав мне договорить. - Ты становишься занудой! Ведь мы в мировой столице моды и любви!
- Ого, красавица моя, - засмеялась я, - как ты заговорила!
- Посмотри лучше, какие кадры нам навстречу идут! - оборвала она меня.
В этот момент нам подмигнули два парня и что-то быстро проговорили на французском. Кроме слова "мадемуазель" я ничего не поняла. Лиза отрицательно покачала головой. Тот, что был повыше, вновь что-то сказал. Его карие глаза искрились весельем, губы улыбались. Я ответила на английском, что мы не понимаем. Парни раскланялись и ушли. Лиза оглянулась им вслед и задумчиво улыбнулась.
- Я рада, что ты интересуешься противоположным полом, - заметила я. - А то зациклилась на играх с этим жалким Григорием и никого вокруг не замечаешь!
- Сама не знаю, что на меня нашло! Но эти парни такие симпатяги! - ответила Лиза, останавливаясь возле витрины небольшого магазина одежды и внимательно изучая вывеску со словом "soldes".
- Слушай, Танюх, что-то я слышала об этих зимних сольдах, - с воодушевлением заявила она. - Это же знаменитые январские распродажи с умопомрачительными скидками. Пошли, а? К тому же продавцы, наверняка, должны понимать английский.
И мы открыли дверь магазина. Через час выкатились оттуда, нагруженные бумажными сумками с покупками.
- Придется в отель вернуться, - сказала я. - Чего ты не захотела воспользоваться доставкой?
- Просто собираюсь все это сейчас же примерить! Не забывай, что вечером в оперу! Обязательно надень бархатное темно-синее платье, которое ты примеряла предпоследним. Помнишь? У него такое шикарное декольте! И разрез сбоку! А я буду в красном с золотой вышивкой.
- Но туфли? - спохватилась я. - Не пойдем же мы в сапожках!
Мы вновь зашли в магазин. Отдав пакеты и записав, куда их доставить, мы вышли на улицу и облегченно засмеялись. Следующий час ушел на то, чтобы найти обувной магазин и подобрать туфли под наряды. На наше счастье, свернув в один из переулков, мы наткнулись на фирменный магазин Egle. Увидев выставленные на витрине изящные красные лодочки на высоченной шпильке, Лиза схватила меня за рукав и потащила внутрь. Отправив выбранную обувь в отель, мы, чрезвычайно довольные, вышли на улицу.
- Супер! - сказала Лиза. - И у нас еще масса времени! Может, окультуримся?
- Что ты имеешь в виду? - рассмеялась я.
- Ну, в Лувр сходим. Тут недалеко. Посмотрим на великие произведения.
- Думаешь? - неуверенно произнесла я. - Только давай для начала перекусим где-нибудь!
Мы пошли по улице, внимательно изучая вывески в надежде найти какое-нибудь маленькое уютное кафе. Остановившись на перекрестке и ожидая, когда загорится зеленый, мы весело болтали о всяких пустяках. Мне нравилось оживление Лизы. Она явно получала удовольствие от всего, что видела.
- Как мне симпатичен этот город! - с восторгом говорила она, вертя головой. - Такой чистенький, ухоженный и в тоже время старинный, даже, я бы сказала, древний. Чувствуешь себя на подобной улице, словно героиня романа Дюма, какая-нибудь графиня де Монсоро.
- Смотри, - прервала я ее излияния, - вот там что-то в японском стиле. Я вижу подобие каменного фонаря торо у входа. Пойдем туда!
Мы не стали переходить улицу, а свернули вправо и пошли по узкому переулку. И действительно через несколько метров увидели небольшой японский ресторан.
- Якитори, - прочитала я вывеску и повернулась к Лизе. - Если название соответствует, то мы найдем здесь маленькие шашлычки из куриного мяса и кальмаров. В Токио они были восхитительно вкусными.
Зал был оформлен в традициях Японии, что меня порадовало. Стены обшиты панелями из натурального дерева, украшены какэмоно с каллиграфией, с потолка свешивались бумажные фонари с иероглифами на боках. Но столы были обычными европейскими. Правда, на каждом красовалась композиция икебана в красивых глиняных вазах. В углу зала я заметила небольшой полукруглый подиум и подумала, что здесь, видимо, бывают выступления артистов.
"Неужели что-нибудь японское?" - обрадовалась я, идя за администратором, который, как только мы вошли, бросился к нам, низко кланяясь и улыбаясь. Он был в накидке хаори. Но на вид скорее кореец, чем японец.
- Коннитива, - поздоровалась я на всякий случай на японском.
Это означало "добрый день". Но он глянул на меня равнодушно. И пригласил нас за столик на двоих недалеко от подиума. Почти все остальные места были, к нашему удивлению, заняты. Нам подали меню. Меня порадовало то, что оно было на трех языках: японском, французском и английском.
- О! Здесь есть настоящие японские блюда, - сказала я, изучая меню. - И множество соусов на основе сои.
- И знаменитое васаби? - поинтересовалась Лиза.
- Да вот же, - тихо засмеялась я, - перед тобой прибор стоит. Васаби в таких ресторанчиках обычно подается бесплатно, так же как и соль. Но смотри, это зеленый хрен, крайне острая приправа!
- Хорошо, учту! - улыбнулась она и мельком оглядела зал. - А тут довольно уютно. Надеюсь, все эти сушеные сверчки и склизкие водоросли придутся мне по вкусу.
- Глупая! - тихо рассмеялась я. - У тебя странное представление о японской кухне. Закажу-ка я тебе…, - я вновь начала изучать меню, - фирменное блюдо "Якитори". Это шашлычки из куриного мяса и морепродуктов, поджаренные на бамбуковых шпажках. Кроме этого возьмем салат из водорослей вакаме и консервированного тунца, морские гребешки под соусом тофу, а на десерт папоротниковые лепешки "Варабимоти" и мороженое из зеленого чая.
- Язык сломаешь такими названиями, - заметила Лиза. - Надеюсь, все это вкусно!
Скоро нам принесли заказ. Меня порадовало, что посуда была соответствующая: простые на вид однотонные керамические тарелки, чашки и, естественно, хаси, палочки для еды. Но также подавались обычные столовые приборы. Лиза взяла вилку и внимательно начала изучать свою тарелку. На темно-зеленом фоне керамики красиво смотрелись цветные водоросли, сложенные аккуратной кучкой с краю и коричневые ломтики тунца, выложенные по центру в виде маленькой рыбки с хвостиком из зелени.
- Н-да, - задумчиво протянула Лиза, трогая вилкой водоросли, - даже жаль разрушать такую красоту.
- Вначале нужно получить наслаждение от созерцания, а затем приступать к еде, - сказала я. - Приятного аппетита!
Я взяла хаси и подцепила листик салата.
В этот момент на подиум вышли три девушки в ярких кимоно, и я невольно замерла с поднятыми палочками. Сбоку подиума заняли место музыканты. Их было трое. Я увидела цитру кото, флейту хаяси и барабан цудзуми. Девушки поклонились, музыканты заиграли, и начался какой-то неизвестный мне танец с веерами. В руках каждой исполнительницы их было по два. Весь номер был построен на синхронных движениях рук, быстром верчении вееров на пальцах, одновременных взмахах и поворотах. Девушки мало передвигались по подиуму, в основном, оставаясь на местах. Эффектной концовкой этого стилизованного танца был переброс вееров по кругу. Казалось, что шесть больших разноцветных бабочек вспорхнули над головами девушек. Посетители ресторана дружно ахнули, когда они взлетели вверх, потом начали бурно выражать восхищение и даже хлопать в ладони, когда девушки ловко поймали веера.
"Оригинальный номер, - подумала я. - Нужно запомнить и использовать в моих постановках".
- Но ведь это не гейши, - заметила Лиза. - У них лица нормального цвета.
- Конечно, не гейши, - улыбнулась я, глядя на нее. - Это даже не японки, а просто танцовщицы с восточной внешностью. Но номер очень красив.
- Да, - согласилась она, беря шпажку с шашлычком. - А как красив вон тот парень! Он просто не спускает с тебя глаз! - добавила она.
Я повернула голову вправо и тут только заметила, что недалеко от подиума сидит художник и быстро зарисовывает танцовщиц, поставив на колени небольшой мольберт.
- Надо же, - заметила я, - и не увидела сразу. Но с чего ты взяла, что он на меня смотрел? Он, по-моему, весь поглощен своим делом.
Но в этот момент художник действительно оторвался от мольберта и повернул голову. Наши глаза встретились, и странный холодок побежал по моей спине. Я даже невольно вздрогнула от этого непонятного ощущения.
"Забыть не могу,
Как любили мы в Эдо,
И первый твой поцелуй.
Но чем упоительней страсть,
Тем острее печаль".Рубоко Шо
Его звали Кристиан. Он оказался моим ровесником. Ему было, как и мне, 21 год. Как позже выяснилось, Крис даже родился со мной в один месяц, только я пятого сентября, а он десятого.
Когда он подошел к нашему столику и вежливо поздоровался на французском, я все еще была под странным впечатлением от его взгляда и не сразу ответила. Лиза толкнула меня под столом коленом, и я пришла в себя.
- Простите, вы что-то сказали? - спросила я почему-то на русском.
- Товарищ не понимает, - прошептала Лиза и улыбнулась немного беспомощно.
- Не беспокойтесь, понимаю, - ответил он на отличном русском, словно был нашим соотечественником.
- О! - воскликнули мы одновременно с Лизой и рассмеялись.
- Присаживайтесь, - предложила я.
Крис неторопливо прислонил мольберт к стене, потом взял свободный стул и перенес его к нашему столику. Я украдкой наблюдала за ним. Его невысокая гибкая фигура, изящные движения оставляли впечатление некоторой изнеженности и утонченности. К тому же странное сочетание больших черных глаз, четко очерченных черных бровей с необычайно белой кожей лица, нос с горбинкой и бледно-розовые губы выглядели аристократично. Густые короткие волосы были почему-то при таких черных бровях и глазах очень светлыми, почти белыми. Его одежда казалась нарочито небрежной - синие вытертые джинсы, мешковатый свитер, шарф с помпонами, переброшенный через плечо, белый мягкий берет, надетый чуть набок. Хотя все это ему необычайно шло. Я обратила внимание, что короткая челка по цвету почти сливалась с белым беретом.
Когда Крис уселся, то зачем-то вновь поставил мольберт на колени и взял толстый черный карандаш. Мы представились друг другу.
- Извините за назойливость, - сказал он и обворожительно улыбнулся, - но я восхищен необычной красотой Тани. И не мог не подойти к вам. Я тут типа постоянного мазилы при этом заведении, выполняю заказы желающих. Сейчас это очень модно, по крайней мере, в Париже, делать не фотографии, а вот такие моментальные зарисовки с натуры. Но для вас могу бесплатно, так как действительно очарован. Просто я помешан на всем японском. Поэтому и устроился сюда. Раньше я вообще на бульварах рисовал. Таня на вид настоящая японка, к тому же необычайно красивая. Что-то в глазах… И я удивлен, что она русская.
- Понятно, - оборвала его излияния Лиза. - А я, значит, вам не особо понравилась? - лукаво добавила она.
- Нет, что вы! - заулыбался Крис. - Вы тоже замечательная красавица, но совсем другого плана. Так что, я могу начинать?
- Да вы, вроде, и так уже начали, - наконец, обрела я дар речи. - И в какой манере пишете?
- В разной, - ответил он после паузы, во время которой быстро двигал карандашом по желтоватому листу плотной бумаги. - Но ваш портрет я вижу в простом, но изысканном стиле великого японского художника Утамаро. Кстати, француз Тулуз-Лотрек, не менее знаменитый, чем Утамаро, просто обожал его картины. И, я думаю, его "бордельный" цикл был навеян идеями японского мастера.
Я заметила, как Лиза вздохнула украдкой и глянула на меня умоляюще.
- Все это очень интересно, - мягко проговорила я, - но дело в том, Кристиан, что мы сегодня еще идем в театр, так что сами понимаете.
- О! Как жаль! - искренне огорчился он.
Карандаш замер в его пальцах, глаза повлажнели и стали походить на огромные черные агаты. Я внимательно посмотрела на него и вновь почувствовала странное волнение. После небольшого колебания записала номер гостиничного телефона в углу листа бумаги. На желтоватом фоне уже проступали очертания девушки с опущенными глазами и грустной улыбкой.
Из тетради лекций Ёсико:
"В древней Японии, эта мода пришла из Китая, женщин нередко изображали крепкими, с пухлыми лицами и большой грудью, с тонкими талиями, но тяжелыми бедрами. Такой тип давал представление о материнстве. Мужчины, соответственно, изображались мужественными или воинственными, с густыми бородами и сильными телами. Но к XVII веку китайские идеалы кардинально изменились. Японские художники в поздних картинах укиё-э стали изображать женщин хрупкими, даже эфемерными, с нежными овальными лицами, которые теперь считались эталоном красоты.
В то время эротическое искусство достигло масштабов и высот, неизвестных любому другому обществу. Самыми массовыми и востребованными стали "укиё-э" ("картины быстротечной жизни") - серийные цветные оттиски с резных досок. "Э" - значит "картина", а сложный буддийский термин "укиё" понимался как "жизнь сейчас". Это явление прекрасно охарактеризовал в 1661 году новеллист Асаи Реи: "Жить всегда единым мигом, тратить все время на удовольствие от созерцания луны, снега, вишневых цветов и кленовых листьев; петь песни, пить саке, ласкать друг друга, плыть, плыть… Никогда не расстраиваться, если нет денег, никогда не быть грустным в глубине сердца; всегда походить на растение, движимое речным потоком, - вот что зовется укиё, свободно плывущим миром".
Неудивительно, что самой популярной литературой того времени стали укиё-дзоси - богато и откровенно иллюстрированные рассказы о повседневной жизни горожан. Некий прообраз комиксов, а точнее - японских эротических манга. Интересно, что постоянными клиентами граверных лавок были не только домохозяйки, проститутки, гейши, актеры, игроки и торговцы, но и самураи, которым появляться в подобных местах запрещалось. Одной из ведущих тем этих повествований в картинках был секс.
Художник - гравер Моронобу подошел к теме "весенних картинок" конкретно, изображая не только любовников в различных сексуальных позах, но также и всех остальных персонажей Текучего мира: маленьких служанок, слуг - мужчин, балагуров, содержателей публичных домов и даже драки пьяных гостей. На протяжении более двух столетий уличные сцены Ёсивара, абуна-е (непристойные картины), сюнга, знаменитые гейши, куртизанки и актеры Кабуки изображались многими художниками. В буквальном переводе "сюнга" означает "весенние картинки" и считается термином для эротической японской графики XVII–XX веков, но слово давно используется как синоним традиционной японской эротики вообще.
Киёнобу (1664–1729) был известен своими эротическими гравюрами и изображениями танцев в Кабуки. За ним последовал Масанобу, развивающий эту же тему, но несколькими десятилетиями позже.
Гениальный Хокусай прославился на родине отнюдь не пейзажными видами, а целыми альбомами с изображениями половых актов. "Веселые кварталы" того времени нередко превращались в артистические колонии, а художники рисовали то, среди чего обитали.
Например, в самом крупном столичном квартале Ёсивара почти постоянно жил великий Китагава Утамаро. Он изображал выдающихся куртизанок и дочерей богатых торговцев, фавориток незарегистрированных чайных домиков и проституток самого низкого пошиба. Утамаро рисовал великих гейш. На его гравюрах мы видим, как женщины играют в волан, созерцают цветущую вишню, сидят у реки, любуются луной, ловят светлячков, пьют сакэ на снегу, идут в храмы, совершают прогулки к живописным местам, посещают театр и увеселительные заведения. Он также рисовал женщин в домашней обстановке: они готовят еду, занимаются шитьем, кормят шелковичных червей. Он запечатлел их в различных позах: вот они выщипывают брови, подкрашивают лицо, отдыхают под пологом от москитов, пробуждаются утром, моют руки, занимаются рукоделием. "Весенние картины" Утамаро (сюнга) стали знамениты, а его серия из двенадцати цветных гравюр, известная под названием "Поэма-сонник с картинками", считается величайшей из всех эротических укиё-э".
- Зачем ты дала ему телефон? - немного недовольно поинтересовалась Лиза, когда мы вышли из ресторана.
- Сама не знаю, - тихо ответила я. - Наверное, понравился.
- Непонятный тип какой-то, - продолжила она и зачем-то остановила такси.
- Пешком дойдем, - попробовала я возразить, но она уже открыла дверцу и сказала на русском: "Амбассадор".
Таксист ее прекрасно понял, улыбнулся и кивнул.
- Посмотри на часы, - сказала она, когда мы забрались в такси. - Нам же нужно привести себя в порядок. Да и надоело мне пешком таскаться!
- Ах, ах! Какие мы принцессы! - рассмеялась я.
Таксист обернулся и тоже радостно засмеялся. Мы непонимающе на него посмотрели, но он только подмигнул и вновь стал смотреть на дорогу.
- Ненормальный какой-то, - тихо заметила Лиза, с подозрением глядя на его аккуратно подстриженный затылок. - Как и этот твой новый ухажер!
- Ну почему сразу ненормальный? - спросила я и не смогла сдержать улыбки, глядя на ее недовольное лицо. - Просто у него настроение хорошее и он радуется таким красоткам, как мы с тобой.
- Да Бог с ним, с водилой, - ответила она. - Но этот Кристиан! Та еще штучка! Так тебя и ел глазами! Просто до неприличия пялился!
- Лиза! Да ведь он художник!
- Но все-таки странно. Имя не наше, а говорит, как наш. Лицо тоже явно не русское. Но, конечно, хорош! Ты, часом, не влюбилась?
- А тебе жалко что ли? - усмехнулась я.
- Господи! - не на шутку испугалась она и развернулась ко мне всем корпусом. - Только этого мне не хватало! Мы в чужой стране, непонятно, что за парень! Мы ничегошеньки о нем не знаем!
- Да успокойся ты! Он и не позвонит! Эскиз у него есть, мы с ним даже расплатились, хотя непонятно за что.