Об особо доверительных отношениях царя Ивана IV со старцами Кирилло-Белозерского монастыря свидетельствует его знаменитое послание игумену Козьме с братией 1573 г. В нём он вспоминает (не без присущего ему фарисейства и ханжества) свои приезды в обитель и даже импульсивное желание там постричься: "… Ибо вы помните, святые старцы, как некогда случилось мне прийти в вашу обитель Пречистой Богородицы и чудотворца Кирилла и как совершилось по воле провидения, по милости Пречистой Богородицы и по молитвам чудотворца Кирилла, я обрел среди тёмных и мрачных мыслей небольшой просвет света Божия и повелел тогдашнему игумену Кириллу с некоторыми из вас, братия, тайно собраться в одной из келий, куда и сам я явился, уходя от мирского мятежа и смятения и обратившись к вашей добродетели. Был тогда с игуменом Иоасаф, архимандрит Каменской, Сергей Колычев, ты, Никодим, ты, Антоний, а иных не упомню …" Действительно, в составе кирилловских соборных старцев опричных лет известны и игумен Кирилл II (1564–1572), и Антоний Зайцев, и Сергей Колычев, и казначей Никодим Брудков, и бывший каменский архимандрит Иоасаф.
А. С. Пушкин в трагедии "Борис Годунов" поэтически обыграл грозненские признания:
Отцы мои, желанный день придёт,
Предстану здесь, алкающий спасенья.
Ты, Никодим, ты, Сергий, ты, Кирилл,
Вы все обет примите мой духовный:
Прииду к вам, преступник окаянный,
И схиму здесь честную восприму,
К стопам твоим, святый отец, припавши…
Часть Белозерья была взята в опричнину уже в 1565 г. – это было крупное село Чаронда на озере Воже и несколько деревень, отобранных у Кириллова монастыря. Взамен в качестве равноценного возмещения корпорации были обещаны земли из дворцовой Ирдомской волости, которые в апреле 1566 г. ей должен был передать губной староста Я. М. Гневашев-Стогинин. Подробно изучивший историю рода Гневашевых-Стогининых современный молодой исследователь Д. Е. Гневашев определяет Якова Михайловича как крупнейшего представителя земских властей на Белоозере, тесно связанного с рядом местных титулованных фамилий – князьями Кемскими, Ухтомскими, Дябринскими, Шелешпальскими.
В июне 1566 г. он же по предписанию царя должен был выслать кн. П. А. Ухтомского из его родового села Семеновского в Пошехонье. В ноябре 1568 г. ему же было поручено перевести во владение Кириллова монастыря часть вотчины казнённого "за измену" боярина, главы земской думы И. П. Челяднина-Фёдорова (село Воскресенское, тогда как другое село – Богоявленское – было взято в опричнину, поступив в состав дворцовых земель). Вскоре Я. М. Гневашев составил отписные книги Фёдоровской вотчины. Статус Белозерского уезда В. А. Колобов определяет как смешанный земско-опричный. Прерогативы земских губных старост до 1571 г. распространялись как на опричную, так и на земскую территории обширного уезда. Помимо губного старосты, на Белоозере известен городовой приказчик М. Г. Бухарин. Согласно царской указной грамоте от 28 ноября 1566 г., Кириллов монастырь с недавно полученных им новых земель с пол-трети сохи должен был платить "за ямские и приметные деньги, городовое и засечное дело и за ямчугу".
В марте 1571 г. Я. Гневашеву (как земскому) вместе со вторым губным старостой М. Лихоревым (как опричному? – М. Ч. ) был направлен царский наказ, состав "адресатов" которого полностью воспроизводил аналогичный Белозерской губной грамоты 1539 г.: князья, дети боярские, отчинники и помесчики, все служилые люди, старосты, сотские и десятские, крестьяне и дворцовые слуги всех категорий, "все без омены, хто чей ни буди". На основании его А. А. Зимин предположил разделение центрального разбойного ведомства на земское и опричное. Для правонарушителей-"опришинцев" был установлен особый судебный округ с равными прерогативами опричных и земских губных старост.
После последнего упоминания Я. Гневашева в источниках (как раз в губном наказе 1571 г.) он, возможно, был казнён. Здесь могли сыграть роковую роль его связи с известным земельным спекулянтом М. С. Вислого, также казнённым в опричнину. Понесли земельные и физические потери и другие представители родственных кланов Гневашевых-Губиных-Стогининых. Их богатая вотчина село Куность была конфискована царём, и высокому положению данного рода на Белоозере, его экономической мощи, генеалогическому единству был нанесён непоправимый урон, хотя некоторые из них служили: кто – в земщине, кто – в опричнине, становясь рядовыми помещиками. Подвергли конфискации земли и других нетитулованных вотчинников края – С. В. и Н. В. Ергольских, А. И. Бурухина.
Ещё одной страницей опричной истории на Белоозере стала конфискация ряда родовых вотчин у белозерских князей (Андомских, Вадбольских, Шелешпальских) – это также серьёзно подорвало экономические корни данных корпораций. Отмеченный процесс детально прослежен в неопубликованной кандидатской диссертации А. Л. Грязнова и ряде его многоплановых содержательных статей. В первой четверти XVII в. (как было замечено в литературе – А. И. Копанев, А. А. Новосельский, А. Л. Грязнов) практиковалось возвращение фрагментов родовых вотчин потомкам белозерских князей, иногда уже на поместном праве. Другие их потомки стали теперь помещиками в разных уездах России (Пошехонском, Новгородском, Великолуцком). Незадолго до официального учреждения опричнины были репрессированы кн. А. И. Кемский и В. С. Фуников (из ветви тех же Кемских). В начале опричнины в казанскую ссылку попал кн. В. Г. Вадбольский-Чесноков. В писцовой книге езовых волостей 1585 г. Вадбольская волость имела уже чёрносошный, государственный статус. То же самое можно сказать и об Андомской волости. Не позднее ноября 1564 г. вотчины князей Андомских в ней также были конфискованы.
Так менялась структура землевладения на Белоозере: фонд вотчинно-родовых земель сокращался (иногда от этого Кириллов монастырь выигрывал, как и в других уездах влиятельные монастыри – подмосковный Троице-Сергиев, суздальский Спасо-Евфимьев), а дворцовых и чёрных – расширялся, что возымеет важное значение в дальнейшем (после смуты) – в массовом испомещении на них служилых людей из западных уездов страны (Смоленск, Вязьма, Дорогобуж, г. Белой). Из сословно-статусной территориально-родственной группы потомки белозерских князей во второй половине XVI – начале XVII в. превращаются в рядовых служилых помещиков, а некоторые начинают служить церковным иерархам (Шелешпальские – московскому патриарху в Костромском у.; Дябринские – вологодскому архиерею в Вологодском у.), причём эта их служба становится наследственной. Из рода Вадбольских происходил один из первых вологодских воевод – князь Иван Михайлович Вадбольский, известный в 1584 г. Ещё одна трагическая страница белозерской истории периода опричнины – это кровавая расправа Грозного над монахинями женского Горицкого Воскресенского монастыря в 1569/70 г., главной из которых была кнг. Евфросинья Старицкая.
В 1560-х гг. Устюжна Железопольская с округой находилась в уделе у вдовствующей княгини Ульяны (старицы Александры), бывшей невестки Ивана IV, жены его младшего брата Юрия Васильевича. Статус города и округи был подтвержден в 1570 г. А. А. Зимин считал такое пожалование "удельным последышем" чисто номинальным (одновременно с Устюжной княгиня Александра получала город Кременск). Вскоре подобные последыши будут ликвидированы. С этим мнением вряд ли можно согласиться, ведь и в дальнейшем (как показано в специальной статье И. В. Пугача) Устюжну продолжали давать во вдовьи уделы – сначала старице Марфе (М. Ф. Нагой), затем старице Дарье (Анне Колтовской – четвёртой грозненской жене). В годы опричнины на Устюжне (как и Белоозере, Вологде) известны губные старосты (в 1568 г. Русин Досадин), хотя, как пишет А. А. Зимин, суровый опричный режим не способствовал укреплению выборного дворянского управления. Однако посадское самоуправление в данном городе продолжало действовать в полном объёме.
В 1567 г. была составлена сотная на посад Устюжны И. И. Плещеева и Г. Н. Беспятова – ценный источник для изучения финансовой политики в годы опричнины в отношении городов. Ею был установлен оклад " пищальных денег " в Приказ Большого прихода 105 руб. Описанные в сотной 730 посадских дворов по степени платежеспособности были распределены на лучшие, средние, молодшие и "добре худые". Были обложены тяглом также 26 дворов Рыболовной слободки, которые прежде платили облегченный оброк. Окладную единицу – посадскую соху – составляли 35 дворов лучших, 60 средних, 85 молодших и 100 – "добре худых" людей. На содержание администрации княгини вдовы Александры (приказным людям и дьяку) и ей на обиход был установлен платеж по 15 руб. с сохи плюс пошлин по 2 алт. с рубля. Им же ещё предусматривались оброчные выплаты за посадские подгородние угодья. В разверстке налогов и оброков прерогативы принадлежали общине: "чем кого посацкие люди обложат по их промыслишком и животишком" .
Судя по этой сотной, в окрестностях города за счёт бывших посадских земельных угодий получили новые для себя вотчины и поместья служилые люди, у которых "в розных городех были взяты их старые поместья и вотчины на государя в опришнину к дворцовым селом ". При этом земские целовальники должны были "беречи накрепко", чтобы посадские люди не продавали и не отдавали в заклад свои угодья новоявленным помещикам и вотчиникам. Было поимённо названо 6 чел. – "а целовальников выбирают и переменяют все посадцкие люди сами промеж себя, кому верят, с Устюжны ж".
Прекращение широкомасштабного каменного строительства в Вологде и отъезд царя с его двором объяснялись "великим мором" 1571 г., охватившим многие города севера, а ещё опустошительным нашествием крымского хана Девлет-Гирея на Москву и ряд центральных уездов в мае того же 1571 г. Со сворачиванием "вологдского проекта новой царской резиденции" в 1570/71 г. "строение в Вологде преста". Зато благодаря оставшимся неизрасходованными запасам стройматериалов на правобережье реки на протяжении 1570–1580-х гг. выросли торговые и соляные подворья крупных отечественных и зарубежных гостей – Строгановых, Юдиных, Булгаковых, В. Девогеларда, Ю. Клинка, а ещё ряда монастырей – Соловецкого, Троице-Сергиева, Антоньево-Сийского, Спасо-Прилуцкого, Кирилло-Белозерского, кольского Троице-Печенгского, Пречистенского Кандалакшского, великоустюжского Михайло-Архангельского.
В Устюге в 1571 г. "приищем и железою" (воспалением лимфатических узлов либо разновидностью сибирской язвы?) погибло ок. 12 тыс. жителей. Понес демографические потери от этой эпидемии и Сольвычегодск, ещё один опричный город на севере. В своё время сольвычегодский краевед А. Соскин отметил раннее писцовое описание этого города Ю. А. Вельяминовым, на основе которого была составлена посадская окладная книга 1567 г. Наверняка эти мероприятия стояли в связи со взятием развитого торгово-промышленного города, центра строгановских владений на северо-востоке страны, в опричнину. В это время тяглое население города размещалось почти в шестистах дворах и ещё было 76 мест дворовых. Из-за моровой язвы в 1571 г. произошло уменьшение числа тяглых дворов до 413, что было зафиксировано в специальном дозоре Ив. Мичурина 1574/75 г. В нём же был учтён масштаб местного солеварения – 18 варниц, оброк с каждой в год составлял 22 алт. 2 ден.
Смута
Какое участие приняли северные города и уезды в драматичных событиях смуты?
После майского 1605 г. восстания в Москве против Лжедмитрия I часть пленных поляков была сослана на Белоозеро, Вологду, Устюг. Управлявшие в тот момент Вологдой воевода Н. М. Пушкин и дьяк Р. Воронов собирали здесь налоги по приказу царя В. И. Шуйского, не соглашались на требование второго Самозванца присягнуть ему. Когда же всё-таки вынужденная присяга состоялась, им на смену был прислан новый воевода кн. Фёдор Нащокин, а Пушкин с Вороновым заключены в тюрьму. По приказу нового воеводы была арестована и препровождена в Ярославль группа служилых и посадских людей, а с ними ещё несколько стрельцов из Сибири. В отписке кн. Фёдора Борятинского указывались их фамилии (С. Челеев, Ф. Беседного и др., Я. Щелкунов с тов.) – с "повинными челобитными" их отправили из Ярославля к Лжедмитрию II под Москву. По-видимому, именно они противостояли переходу Вологды под власть второго Самозванца. В конце ноября, однако, вологжане восстали против Нащокина и бывших с ним поляков, посадив их в тюрьму "до государева указу" и освободив Пушкина и Воронова. В отписке об этом вологодского земского целовальника Т. Лягушкина с товарищами "и всей чернью" на Тотьму (декабрь 1608 г.) содержалась просьба "людей с оружием и с нарядом и селитру и порох тотчас прислать не издержав". Тогдашние "гражданские активисты", уважаемые лица из посадского мира известны по именам – братья Исак и Нечай Щелкуновы, Нечай Трофимов, Никита Неклюдов, Григорий Герасимов, Василий Трофимов. В течение декабря в Вологде собираются ратники из разных городов Поморья – Тотьмы, Устюга, Соли Вычегодской, Яренска. Пополняются запасы оружия и материалов (пушки, ядра, зелье).
В годы смуты велась активная переписка между городами от имени выборных властей. Благодаря ей жители отдалённых городов и мест узнавали о ратных вестях, изменении политической обстановки в Москве и даже международном положении России. Так, в отписке 27 ноября 1608 г. приказных, посадских и волостных старост и целовальников и всех земских людей Устюга в Сольвычегодск лицам тех же категорий отчётливо звучит мысль о "совете в государеве деле и в земском". Устюжане оставались верными законному правительству В. И. Шуйского в Москве и не желали целовать крест Лжедмитрию II. Они призывали жителей Соли Вычегодской приехать на Устюг "для того совету, а наша мысль то: буде вы к нам приедете и стоять с нами заодин похотите, и нам вам в том крест целовать меж собя, а вам также крест целовать, что нам с вами, а вам с нами и ожить и умереть вместе" . Силы земского сцепления оказывались мощнее распадающихся вертикалей центрального управления. Собранные в Вологде в декабре 1608 г. ополченцы были направлены к Галичу, Костроме и в Пошехонье. В течение осени 1608 г. на Тотьме было произведено три набора даточных людей – по 10 чел. с сохи. Наряду с этим второй важнейший вид помощи – это сбор денежных средств и продовольственных запасов для ратников ополчений и профессиональных служилых людей.
В увещевательной грамоте царя Василия Шуйского на Устюжну от 23 декабря 1608 г. содержался призыв постоять за веру христианскую и за государство Российское. Царь щедро обещал служилым, уездным и посадским людям денежную и поместную придачу, льготы на многие лета, беспошлинную торговлю "и во всём велим вас отарханить… чего у вас и в разуме нет". В январе 1609 г. был перенесен чудотворный образ св. Димитрия Прилуцкого из Спасо-Прилуцкого монастыря на городскую площадь. Здесь вологжане целовали крест пришедшим в город иногородним ратникам, а те – вологжанам, чтобы "всем стояти крепко и друг друга не подати и с города без совету мирского не сойти". В феврале 1609 г. в грамоте из Москвы царь В. И. Шуйский сообщал о назначении воевод Ф. Полтева, Г. и Ф. Свиньиных, составлении именных списков воинов, укреплении города и Обнорского яма, привлечении в ополчение торговых людей и гостей и даже иноземных купцов.
В ряде майских грамот царя В. И. Шуйского 1609 г. отчётливо рисуется значение Вологды как одного из центров освободительной борьбы против интервентов на севере России в 1609–1610 гг. ("…А из поморских городов изо всех воеводы наши прислали к вам на Вологду многих ратных людей и стоят с вами единомысленно"). Горожане, крестьяне, служилые люди под руководством воеводы Н. М. Пушкина и дьяка Р. Воронова возвели засеки, людей по засекам поставили, укрепили острог, из Вологды посылаются отряды в Пошехонье, Романов, Кострому, Галич "со многими ратными людьми", и те города очищаются от неприятелей, "и мы, слыша о том, обрадовались…". 23 мая 1609 г. белозерцам, вологжанам, тотьмичам, устюжанам и жителям ряда других городов ("старостам и посадским и всяким ратным людям") была направлена похвальная царская грамота за верность законному правительству и противостояние второму Самозванцу. В мае воевода кн. С. В. Вадбольский собрал со Спасо-Прилуцкого монастыря на жалованье ратным людям и найм иностранцев 300 руб. плюс драгоценная посуда, ковши, чарки. В том же 1610 г. монастырь отдал ещё 50 руб. и добровольные пожертвования игумена и братии.
По образному выражению С. Б. Веселовского, "Белоозеро переживало смуту, как город мужицкого земского самоуправления". Это можно сказать и о других северных городах, в которых в тревожные годы смуты в условиях ослабления и дезорганизации центральной власти активизировались "городовые советы", земско-общинные основы народного самоуправления. Рядом с воеводами и приказными людьми во главе местной администрации вставали обычные земские выборные власти и особо избранные "советные люди". Они брали на себя сбор денежных средств, даточных людей, устройство защитных лесных засек. В 1609–1610 гг. белозерцы не только не перешли на сторону Тушинского вора, но помогали Устюжне бороться против его приверженцев, послав туда отряд из 400 чел. под руководством Фёдора Подщипаева. Правда, в этом столкновении с поляко-литовцами они потерпели поражение. В первых числах февраля 1609 г. М. В. Скопин-Шуйский прислал для усиления обороноспособности Устюжны "пороховую казну", и 100 чел. пришло из Чарондской округи.
В ополчение Поморья, сконцентрированного зимой 1609 г. в Вологде, входили три группы: белозерско-каргопольская (Богдан Трусов), двинская (Фёдор Стафуров), вологодско-устюжская (Василий Дербышев). 9 февраля 1609 г. от кн. М. В. Скопина-Шуйского на Вологду прибыло военное подкрепление, а всё ополчение возглавили воеводы Никита Вышеславцев и Григорий Бороздин. В составе галицкого и ярославского подразделений вологжане участвовали в борьбе за снятие польско-литовской осады с Троице-Сергиева монастыря. В летние месяцы 1609 г. они получили из Троицкой казны по 3 руб. на человека. В числе бывших на приступе 29 июня 1608 г. называется сын боярский Андрей Петров с. Трусов, представитель известной на Белоозере и Вологде служилой фамилии. Прекращение осады Троице-Сергиева монастыря в январе 1610 г., в свою очередь, ускорило распад Тушинского лагеря под Москвой.