Теория и история. Интерпретация социально экономической эволюции - Людвиг Мизес 17 стр.


5. Активистский детерминизм и фаталистическийдетерминизм

Любая философия истории является примеромупоминавшейся выше <см. выше. Гл.5, раздел 4>распространенной идеи о том, что будущие событиязаранее записаны в великой книге судеб.Философам дано особое разрешение читатьстраницы этой книги и открывать ее содержаниенепосвященным.

Разновидность детерминизма, присущегофилософии истории, следует отличать от тогодетерминизма, который направляет действиячеловека и поиск знания. Последний тип -- мы можемназвать его активистским детерминизмом -- является результатом прозрения, что любоеизменение является результатом причины и чтосуществует регулярность во взаимной связипричины и следствия. Какими бынеудовлетворительными ни были усилия философиипо прояснению проблемы причинности,человеческий разум не способен представитьбеспричинное изменение. Человек не может непредполагать, что любое изменение вызванопредшествующим изменением и станет причинойдальнейшего изменения. Несмотря на все сомнения,высказанные философами, человеческое поведениецеликом и полностью и во всех областях жизни-- деятельности, философии и науке -- направляетсякатегорией причинности. Урок активистскогодетерминизма заключается в следующем: если выжелаете достичь определенной цели, вы должныприбегнуть к определенному средству; другогоспособа добиться успеха не существует.

Однако в контексте философии историидетерминизм означает: это случится как бы вы нестарались этого избежать. Если активистскийдетерминизм является призывом к действию икрайнему напряжению физических и умственныхспособностей человека, то этот тип детерминизма– назовем его фаталистическим детерминизмом-- парализует волю и порождает пассивность илетаргию. Как уже отмечалось <см. выше. Гл.5,раздел 4и далее> , он настолькопротиворечит врожденному импульсу активности,что никогда не мог действительно владетьчеловеческим разумом и отвратить человека отэнергичной деятельности.

Описывая историю будущего, философ истории, какправило, ограничивается описанием событийкрупного масштаба и конечным результатомисторического прогресса. Он полагает, что этоограничение отличает его гадание на кофейнойгуще от предсказаний обычных гадалок, которыевдаются в детали и маловажные мелкиеподробности. На его взгляд, эти второстепенныесобытия являются случайными и непредсказуемыми.Его они не волнуют. Его внимание направленоисключительно на великую судьбу целого, а не намелочи, которые, как он полагает, не имеютзначения.

Однако исторический процесс представляетсобой продукт всех этих мелких изменений, идущихсплошной чередой. Тот, кто претендует на знаниеконечной цели, неизбежно должен знать также и их.Он должен либо охватывать их одним взглядомвместе со всех их последствиями, либо знатьпринцип, с необходимостью направляющий ихрезультаты к предопределенной цели. Поэтомувысокомерие, с которым автор, разрабатывающийсистему философии истории, взирает на мелкиххиромантов и прорицателей, вряд ли отличается отнадменности, которую в докапиталистическиевремена оптовые торговцы демонстрировали вотношении лавочников и коробейников. В сущности,то, что они продают, является столь жесомнительной мудростью.

Активистский детерминизм вполне совместим с-- правильно понимаемой -- идеей свободы воли. Вдействительности, именно он представляет собойкорректное изложение этого очень частонеправильно интерпретируемого понятия.Поскольку во Вселенной существует регулярностьво взаимной связи и последовательности явлений,и поскольку человек способен овладеватьзнаниями о некоторых из этих регулярностей,постольку в узких пределах появляетсявозможность для человеческих действий.Свободная воля означает, что человек можетпреследовать определенные цели, потому что онзнаком с некоторыми из законов, определяющих ходсобытий в мире. Существует область, в пределахкоторой человек может выбирать междуальтернативами. Он не подчинен неизбежно ибезнадежно действию слепого рока, подобно другимживотным. В пределах узких границ он можетотклонять события от направления, в котором онибы развивались, если были бы оставлены в покое.Человек суть действующее существо. В этом егопревосходство над мышами и микробами, растениямии камнями. В этом смысле он применяет термин-- возможно неуместный и вводящий в заблуждение-- "свободная воля".

Эмоциональная притягательность знания об этойсвободе и порождаемая ею идея моральнойответственности являются такой же реальностью,как и все, что обычно включается в это понятие.Сравнивая себя с другими существами, человеквидит свое величие и превосходство в своей воле.Эта воля непреклонна и не должна поддаватьсяникакому насилию и принуждению, потому чточеловек способен выбирать между жизнью исмертью, и предпочитать смерть, если жизнь можносохранить только ценой подчинения невыносимымусловиям. Только человек может умереть во имяобщего дела. Именно это имел в виду Данте: "Chevolonta, se non vuol, non s'ammorza" < Dante , Paradiso, IV, 76:"The will does not die if does not will." Данте .Божественная комедия, Рай, Песнь IV, 76 "Затем чтоволю силой не задуть". Пер. М. Лозинского>.

Одним из фундаментальных условийсуществования и деятельности человека являетсято, что он не знает, что случится в будущем.Толкователь философии истории, присваивающийсебе всеведение Бога, заявляет, что внутреннийголос открыл ему знание о будущих событиях.

Часть 3. Эпистемологические проблемы истории

Глава 9. Концепция исторической идивидуальности

1. Конечная данность истории

Человеческий поиск знания не можетпродолжаться бесконечно. Раньше или позже оннеизбежно достигнет пункта, далее которого он неможет продолжаться. В этом случае онсталкивается с конечной данностью -- фактом,причину которого разум человека не может найти вдругих фактах. По ходу развития знания наукеудалось найти причину некоторых явлений исобытий, которые прежде считались предельными, вдругих фактах. Но всегда останется нечто, что длячеловеческого разума будет являться конечнойданностью, не поддающейся анализу и упрощению.Человеческий разум не может даже представитьзнание, не встречающее таких непреодолимыхпрепятствий. Всеведение для человека несуществует.

Обсуждая подобные предельные данные, историяобращается к индивидуальности. Особенностиотдельных людей, их идеи и ценностные суждения, атакже действия, направляемые этими идеями исуждениями, невозможно представить какпроизводные от чего-либо. Не существует иногоответа на вопрос, почему Фридрих II вторгся вСилезию, кроме: потому что он был Фридрихом II.Умственные процессы, посредством которыхпричина некоего факта усматривается в другихфактах, принято называть, хотя и не вполнеуместно, рациональными. Тогда предельный фактназывается иррациональным. Невозможнопредставить историческое исследование, котороев конце концов не встретило бы подобныхиррациональных фактов.

Философии истории заявляют, что избегаютссылок на индивидуальность и иррациональность.Они претендуют на то, что обеспечиваютдокапывающуюся до сути интерпретацию всехисторических событий. В действительности же ониконцентрируют конечную данность в двух точкахсвоей схемы, ее предполагаемом начале и еепредполагаемом конце. Они предполагают, что настарте истории существует не поддающаясяанализу и упрощению сила, например дух всистеме Гегеля или материальныепроизводительные силы в системе Маркса. А далееони предполагают, что этот перводвигатель [35]истории стремится к определенной цели, также неподдающейся анализу и упрощению, например, кпрусскому государству около 1825 г. или ксоциализму. Что бы кто ни думал о различныхсистемах философии истории, очевидно, что они неисключают обращения к индивидуальности ииррациональности. Они просто сдвигают ее вдругую точку своей интерпретации.

Материализм вообще стремится полностьювыбросить историю за борт. Все идеи и действиядолжны быть объяснены как результатопределенных физиологических процессов. Но этоне дает возможность отвергать любые ссылки наиррациональность. Подобно истории, естественныенауки в конце концов сталкиваются с данными, неподдающимися дальнейшему сведению к другимданным, т.е. с некоей конечной данностью.

2. Роль личности в истории

В контексте философии истории не остаетсяместа никаким ссылкам на индивидуальность, кромеиндивидуальности перводвигателя и его плана,определяющего течение событий. Каждый отдельныйчеловек является просто инструментом в рукахнеотвратимого рока. Что бы они ни делали,результат их действий необходимо включен впредопределенный план провидения.

Что бы случилось, если лейтенант НаполеонБонапарт был бы убит в битве при Тулоне [36]?Фридрих Энгельс знает ответ: "Его место занялбы кто-то другой". Ибо "человек всегданаходится, как только возникаетнеобходимость" <Letter to Starkenburg, Jan. 25, 1894. MarxК . and Engels F . Correspodence 1846--1895. -- London: M. Lawrence, Ltd.,1934. P. 518>. Необходимость для кого и для какойцели? Очевидно, для материальныхпроизводительных сил, чтобы впоследствиипривести к социализму. Похоже материальныепроизводительные силы всегда имеют в запасезамену, точь-в-точь как предусмотрительныйоперный антрепренер имеет дублера, готовогоисполнить партию тенора, если звезда вдругподхватит простуду. Если бы Шекспир умер вмладенческом возрасте, то "Гамлета" и"Сонеты" написал бы другой человек. Новозникает вопрос, а чем реально занимался этотзаместитель, так как хорошее здоровье Шекспираосвободило его от этой поденщины?

Эта проблема намеренно запутываетсяпоборниками исторической необходимости,смешивающими ее с другими проблемами.

Оглядываясь назад в прошлое, историк долженсказать, что все обстоятельства были такими, какони были, все случившееся было неизбежным. Влюбой момент положение дел было необходимымследствием непосредственно предшествовавшегосостояния. Но наряду с элементами,детерминирующими данную конфигурациюисторических событий, существуют факторы,которые не могут быть прослежены дальше точки, закоторой историк сталкивается с идеями идействиями индивидов.

Когда историк говорит, что Великой Французскойреволюции 1789 г. [37] не произошло бы, если бынекоторые вещи сложились по-иному, он простопытается установить силы, вызвавшие это событие,и влияние каждой из этих сил. Тэн не предаетсяпраздным умозрительным рассуждениям, что быслучилось, если бы не были разработаны доктрины,которые он называет l'esprit revolutionare <революционныйдух (фр.). -- Прим. перев .> и l'esprite classique <классический дух (фр.). -- Прим.перев .>. Он стремился каждой из нихприсвоить ее значимость в цепи событий,приведших к вспышке революции и ее развитию<Taine. Les Origines de la France contemporaine, 1, Bk. III. 16th ed. -- Paris, 1887.P. 221--328>.

Другая путаница касается границ влияниявеликих людей. Упрощенное объяснение истории,адаптированное к способностям туго соображающихлюдей, представляло историю как продукт подвигавеликих людей. Старые Гогенцоллерны создалиПруссию, Бисмарк создал Второй рейх [38], ВильгельмII его разрушил, Гитлер создал и разрушил Третийрейх [39]. Ни один серьезный историк никогда неразделял этой чепухи. Никогда не оспаривалось,что роль даже величайших исторических фигурнамного скромнее. Любой человек, великий илирядовой, живет и действует в рамках историческихобстоятельств своей эпохи. Обстоятельства этиопределяются всеми идеями и событиямипредшествовавших эпох, а также идеями исобытиями его эпохи. Титан мог пересилитькаждого из своих современников; но он не могсправиться с объединенными силами карликов.Государственный деятель может добиться успехатолько в той мере, насколько его планысоответствуют общему настроению его времени, т.е.идеям, которые владеют умами его сограждан. Онможет стать лидером только в том случае, еслиготов вести людей по тому пути, по которому онихотят идти, и к цели, которую они хотят достичь.Государственный деятель, восстающий противобщественного мнения, обречен на неудачу. Неважно, является ли он деспотом или чиновникомдемократии, политик должен давать людям то, чтоони желают получить, подобно тому как бизнесмендолжен снабжать потребителей вещами, которые онижелают приобрести.

Совсем другое дело пионеры новых течений мыслии новых направлений искусства и литературы.Первооткрыватель, пренебрегающийаплодисментами, которые он мог бы получить отшироких масс своих современников, не зависит отидей своей эпохи. Он волен сказать вместе сшиллеровским маркизом Позой: "Мое столетье дляэтих идеалов не созрело. Я -- гражданин грядущихпоколений" [40]. Работа гения также вплетена впоследовательность исторических событий,обусловлена достижениями предшествующихпоколений и является просто главой в эволюцииидей. Но она добавляет к сокровищнице мыслейнечто новое и неслыханное и в этом смысле можетбыть названо творческое. Подлинная историячеловечества суть история идей. Именно идеиотличают человека от других существ. Идеипорождают общественные институты, политическиеизменения, технологические методы производства,и все, что называется экономическими условиями. Ив поисках их происхождения мы неизбежно приходимк точке, в которой все, что можно утверждать, этото, что у человека возникла идея. Известно имяэтого человека или нет -- вопрос второстепенный.

Именно этот смысл история вкладывает в понятиеиндивидуальности. Идеи -- конечная данностьисторического исследования. Об идеях можносказать только то, что они появились. Историкможет показать, как новая идея вписалась в идеи,разработанные прежними поколениями, и в какомсмысле она может рассматриваться в качествепродолжения этих идей и их логическогоследствия. Новые идеи не возникают изидеологического вакуума. Они порождаютсясуществующей идеологической структурой; ониявляются реакцией разума человека на идеи,разработанные его предшественниками. Однакобезосновательно предполагать, что они обязаныпоявиться и что если бы их не породил А , тоэто сделали бы В или С .

В этом смысле то, что ограниченность нашегознания заставляет нас называть случайностью,играет свою роль в истории. Если бы Аристотельумер в детском возрасте, то интеллектуальнойистории был бы нанесен ущерб. Если бы Бисмаркумер в 1860 г., то мировые события развивались бы вином направлении. В какой степени и с какимипоследствиями, никто не знает.

3. Химера группового разума

В стремлении исключить из истории любые ссылкина индивидов и индивидуальные события,коллективистские авторы прибегают к помощихимерической конструкции -- групповому разумуили общественному разуму.

В конце XVIII -- начале XIX вв. немецкие филологиначали изучать средневековую поэзию,давным-давно преданную забвению. Большая частьэпосов, извлеченных ими из древних манускриптов,была имитациями французских работ. Имена авторов-- главным образом рыцарей на службе герцогов играфов -- были известны. Вряд ли этими эпосамистоило гордиться. Но два эпоса были совсем иногосвойства, подлинно оригинальные работы высокойлитературной ценности, намного превосходящиепродукцию придворных стихотворцев: "Песнь оНибелунгах" и "Кудрун" [41]. Первая-- однаиз великих книг мировой литературы и, безусловно,одна из самых выдающихся поэм, рожденныхГерманией до эпохи Гете и Шиллера. Имена авторовэтих шедевров не дошли до потомков. Возможно,поэты принадлежали к классу профессиональныхактеров, которые не только презирались знатью, нои были ограничены в правах. Они могли бытьеретиками или евреями, и духовенство стремилосьзаставить людей их забыть. Как бы то ни было, нофилологи назвали эти две работы "народнымэпосом" ( Volksepen ). Этот термин навеваетнаивному уму идею, что они были написаны неконкретными авторами, а "народом". Такое жемистическое авторство было приписано народнымпесням ( Volkslieder ), чьи авторы были неизвестны.

Опять же в Германии после наполеоновских войн[42] обсуждалась проблема всеобъемлющейкодификации законодательства. В этом спореисторическая школа юриспруденции во главе сСавиньи отрицала компетентность любого века илюбых людей писать законодательство. ПодобноVolksepen и Volkslieder, заявляли они, законы страны сутьэманация Volksgeist <дух народа (нем.).-- Прим. перев.>, духа и специфическогохарактера народа. Подлинные законы не пишутсяпроизвольно законодателями: они органическивырастают и расцветают из Volksgeist.

Доктрина Volksgeist была разработана в Германии каксознательная реакция на идеи естественногоправа и "не-германский" дух ВеликойФранцузской революции. Но в дальнейшем она быларазвита и возведена в ранг всеобъемлющейсоциальной доктрины французскими позитивистами,многие из которых не только придерживалисьпринципов, проповедуемых самыми радикальнымиреволюционными лидерами, но и стремилисьзавершить "незаконченную революцию" путемнасильственного свержения капиталистическогоспособа производства. Эмиль Дюркгейм и его школаисследовали групповой разум, как если бы он былреальным феноменом, особым фактором, мыслящим идействующим. На их взгляд не индивиды, а группыявляются субъектами истории.

Назад Дальше