Что скрывается за этим "не так, как раньше"? А как вообще было раньше, да и было ли? В жизни сына девичьи лица начали мелькать лет с семнадцати - Андрей был симпатичным, общительным, а главное (это опять-таки по мнению матери) - обеспеченным юношей. Все его чувства к противоположному полу всегда находились под неусыпным контролем Галины, но до поры до времени контролировать, собственно, было и нечего. Лена, Наташа, Элеонора, Алина, снова Лена и еще две или три Наташи подряд... И тут вдруг - Даниэла... Месяц, второй, третий, четвертый... Было о чем беспокоиться, потому что - и сын об этом прекрасно знал, а если не знал, то по крайней мере догадывался - какая вообще может быть Даниэла, если есть Катенька - милая, славная девочка, дочка заместителя главного спикера правительства, чей "династический" брак с Андреем был делом решенным вот уже несколько лет назад. Чем же она ему не пара - ну разве что только чересчур скромна, так ведь это же хорошо, верной женой будет, не то что все эти свиристелки, давалки, проститутки, как мысленно называла Галина всех девчонок, мелькающих в жизни сына и не оставляющих в ней заметного следа. Данку она сразу же причислила к той же категории. - Она, наверное, просто трахается лучше, чем другие, вот он к ней и прицепился, - делилась она своими соображениями с мужем в привычной грубоватой манере. Сама Галина Сергеевна, кстати, тоже в свое время была лимитчицей, приехала покорять Москву из далекой сибирской деревни и покорившей в результате лишь одного мужчину... Сама она двадцать с лишним лет назад вышла замуж за своего Сашку в звании давалки и долго, очень долго, ловила на себе злые взгляды свекрови, которая этим грубым словом называла ее только мысленно, - в отличие от семьи, в которой росла Галина, Одинцовы были интеллигентами, даже аристократами, и подобные словечки в семейном лексиконе не практиковались. Но с годами все забылось - забылась даже родная сибирская деревня, забылась мать, большегрудая белесая тетка-простушка, доярка, забылся отец - сельский механизатор, забылась куча братьев и сестер, появился московский выговор, появились осанка, надменный взгляд и посадка головы. Галка, Галюха просто испарилась, а вместо нее появилась Галина Сергеевна, женщина, до кончиков ногтей утонченная, жена правительственного чиновника, настоящая москвичка, которая Сибирь только на карте и видела, да и то мельком... И только он, Александр Тимофеевич, Сашка, до сих пор иногда встречал в своей квартире ту самую деревенскую простушку Галюху - может быть, именно ее-то он и любил до сих пор, любил за острые словечки, за смех - немелодичный, громкий, но искренний, за откровенную, ничем не прикрытую, но такую настоящую простоватость... Хотя - возможно, ему просто казалось, что эта женщина еще жива.
- Да брось, Галина, что ты так против девчонки, - вяло возразил супруг.
- "Девчонки"! - передразнила она мужа. - Да она, наверное, без целки родилась... Шалава! Ты ведь знаешь, сыночек у нас сексуально озабоченный, весь в папашу пошел... Эй, да ты спишь, что ли? - толкнула она в плечо и вправду уже задремавшего на ее груди мужа. - Спишь...
В принципе у Галины Сергеевны не имелось достаточно веских оснований для того, чтобы столь безапелляционно обвинять сына в сексуальной распущенности. Просто вспоминался иногда эпизод, невольной свидетельницей которого она стала несколько лет назад. Андрею тогда было пятнадцать.
В тот вечер муж, как обычно, задержался на работе, и в гости к Галине пришла подруга. Хотя вряд ли можно было назвать эту женщину подругой - она была всего лишь такой же женой правительственного чиновника, как и сама Галина Сергеевна, и дружба между этими женщинами была какой-то скупой, поверхностной, неоткровенной - для общества, напоказ, для газет, но не для себя. Подругу звали Мариной, и ее муж занимал в правительственном кабинете место одной ступенькой повыше, чем Александр Тимофеевич. Марина была моложе лет на пять - высокая, в теле, смуглая женщина с породистым лицом и пышным силиконовым бюстом, который она так любила выставлять напоказ, едва прикрывая немыслимым декольте. От нее всегда как-то по-особенному пахло - этот волшебный, настоящий, чуть грубоватый в своей естественности, но от того еще более притягательный, эротичный запах сумела оценить даже сама Галина, в голове которой ни разу в жизни не рождалось мысли о плотской любви к женщине... Этот запах сводил ее с ума - она умирала не от желания, а от ревности, когда Марина приближалась к ее мужу. А в тот самый вечер Галина вдруг собственными глазами увидела, как ее сын - ее маленький мальчишка Андрюшка, угловатый еще, не оформившийся в мужчину, с первым робким пушком на щеках - захотел эту женщину.
Они столкнулись в коридоре - лампочка не горела, Андрей спешил на тренировку, а Марина степенно плыла в зал. В ту секунду перед глазами Галины словно рассыпались искры - она стояла в углу, возле шкафа, собираясь достать оттуда коробку шоколадных конфет, а они вдруг застыли друг напротив друга, столкнувшись, в момент отпрянув... Она видела его глаза - их выражение невозможно описать, но его ни с чем не спутаешь, потому что именно так смотрит мужчина на женщину, когда он хочет ее взять - скорее, тут же, прямо на месте, без ласк, совокупиться, слиться в грубом, неритмичном и недолгом танце... Так смотрел на Марину ее Андрей. А в следующий момент его рука медленно поднялась и легла... Нет, не легла - она дрогнула и опустилась, лицо его залилось густой краской, он что-то пробормотал и заторопился в кухню, а потом, прихватив спортивную сумку, не попрощавшись, убежал...
Почему-то этот эпизод остался в памяти Галины надолго. И хотя не было в общем-то ничего противоестественного в том, что пятнадцатилетний парень начал уже испытывать мужские желания, Галина Сергеевна заключила, что Андрюшка ее растет сексуально озабоченным. Именно поэтому все подружки, - время от времени появлявшиеся в жизни Андрея, воспринимались ею как "очередная дырка" и относилась она к их появлению спокойно. А теперь...
Теперь она не знала, что и думать. Шесть месяцев - где это видано, чтобы постельные интересы мужика возле бабы столько времени удерживали! Тем более такого молодого, красивого, обеспеченного... Веревками она его к себе, что ли, привязала?..
В ту ночь Галина Сергеевна долго не могла заснуть, а под утро решила, что пора бы наконец прояснить этот вопрос - что это за Даниэла, чего ей от ее сына надо, - а прояснив, послать ее куда подальше. Сыну как-никак через полгода за границу ехать, на стажировку. Кто знает, как судьба повернется - неплохо было бы Андрея с Катенькой к тому времени поженить...
- Андрюша, познакомил бы, - ласково заглядывая в глаза сыну, предложила как-то Галина, - ты ведь уже долго с ней встречаешься!
Но сын долго отмахивался, и это настораживало мать еще больше. На самом деле Андрей вовсе не собирался прятать свою Данку, свое сокровище, от родительских глаз - просто ему было жаль тратить время на этот "светский" вечер в семейном кругу, он прекрасно знал, насколько скучным, ненастоящим он будет. За прошедший год каждая встреча с Данкой казалась ему волшебством - больше всего на свете он любил быть с ней вдвоем, а присутствие посторонних давило на его психику. Да и вообще мама и Данка - абсолютно несовместимы, и он прекрасно знал, что скрывается за внешней ласковостью Галины.
В один из таких волшебных вечеров - дело было зимой, за окном стоял жуткий мороз, а родители уехали с ночевкой отдыхать на какую-то зимнюю дачу, предоставив сыну редкую и неоценимую возможность провести тихий и уютный домашний вечер наедине с любимой, - мать и застала их вдвоем, совершенно неожиданно нагрянув в первом часу ночи. Андрей не спал - он сидел на диване, нежно и медленно перебирая короткие шелковистые пряди на Данкиной макушке. Данка просто прилегла к нему на коленки - и незаметно задремала, видно, опять всю ночь над переводами просидела. На экране что-то мелькало - но он и не замечал этого фона, задумчиво и нежно улыбаясь, думал о своем. И вдруг - резкий поворот ключа в замке, холод по ногам - и вот она уже стоит в дверном проеме... Высокая, статная, стройная, холеная, чернобровая и черноволосая - никто и не подумает, что этой женщине под пятьдесят.
- Мама? - тихо, одними губами, удивленно спросил Андрей. - Что-то случилось?
- Голова разболелась, шум надоел, - нарочито громко ответила Галина, скинула с плеч норку, небрежно бросила ее на кресло. - Развлекаетесь?
Андрей пожал плечами - какие развлечения. Данка во сне вздрогнула, и он сжал ее плечо.
- Ну, буди свою подружку, знакомиться будем.
Данка тут же открыла глаза - смородиновые колечки, узко схваченные ободками зрачков, защурилась, приподнялась, засмущалась.
- Так это та самая Юля? Или, прости, Надя?
Андрея сразу же передернуло - настолько же грубо, насколько и примитивно. Да и зачем, почему вот так, сразу - войну?..
- Это - Даниэла, а это - моя мама, Галина Сергеевна.
Данка на Юлю и Надю никак не прореагировала, по крайней мере - внешне, видимо, сразу поняв, что к чему, лишь немного съежилась от колючего взгляда Галины и все же улыбнулась.
- Очень приятно. Извините, я немного задремала...
- Ах, Даниэла... Откуда у вас такое странное имя?
- Мою бабушку так звали, - ответила Данка, расправляя юбку на коленях.
- Ну что, будем кофе пить? - снова надев маску доброжелательности, пропела Галина. - Поможете мне, Да-ни-эла?
- Можно просто Дана, - ответила та, поднимаясь. Через минуту обе женщины скрылись в кухне, а еще через некоторое время вернулись... Вот и все, что видел Андрей, но в тот момент, когда Дана снова появилась в комнате с подносом в руках, он сразу понял, что там, на кухне, случилось что-то страшное.
Она долго молчала, отнекивалась и отшучивалась, но потом не выдержала:
- Андрей, а что же ты мне никогда не говорил о том, что у тебя есть невеста? - пытаясь казаться равнодушной и нервничая оттого, что ничего не получается, как-то спросила Данка.
- Невеста? У меня есть невеста? У меня вообще нет никого, кроме тебя, заяц.
- Я не заяц, - привычно возразила Данка, - а твоя мама сказала... - И осеклась, заметив, как потемнели его глаза.
Данка сидела на табуретке, он стоял возле окна. Подошел, присел рядом на корточки, и его глаза стали напротив.
- Ну и что же сказала тебе моя мама?
- Твоя мама сказала, что у тебя есть невеста, ее зовут Катенька и что через шесть месяцев вы должны пожениться, - выдохнула Данка.
- А она тебя, случайно, на свадьбу не пригласила? - Он попытался быть ироничным, но вдруг вскочил, чертыхнулся. - Так вот в чем дело, вот что с тобой происходит! Данка! - Он приподнял ее за плечи, поставил напротив. - Ты поверила?
В тот момент он уже знал, что эта девушка никогда не плачет - вернее, что из ее глаз никогда не льются слезы, - но прекрасно знал и то, что сейчас творится у нее в душе.
Она сглотнула комок, опустила глаза:
- Нет, не поверила. Правда, не поверила, Андрей. Только... - И отстранилась, на время стала чужой, другой, взрослой и незнакомой. - Я ведь и правда не пара тебе.
И в этот момент он понял, ясно и отчетливо представил себе все то, что произошло в те короткие минуты на кухне, когда две женщины были вдвоем. Увидел глаза Галины, увидел Данку...
- Никогда. Слышишь, никогда в жизни не смей так думать. Я тебе когда-нибудь говорил, что люблю тебя?
- Говорил, - покорно согласилась Данка.
- Тебе этого мало? Тебе этого мало? - снова повторил он, потому что она не отвечала.
- Скажи еще. Тысячу раз.
- Люблю...
Больше к этому разговору они не возвращались. Месяц шел за месяцем - казалось, в их отношениях ничего не изменилось. Внешне это на самом деле так и было - ни дня друг без друга. Лекции, семинары, зачеты, и все-таки хоть полчаса для встречи - всегда. Данка сумела переступить, заглушить в своей душе тревогу, смогла заставить себя не думать о будущем - она была слишком счастлива для того, чтобы цедить в сознании страшные мысли о том, что же будет потом. Она просто жила и ценила каждый день и час, каждое мгновение, проведенное наедине, а он...
Конечно же, ему было гораздо сложнее. Она не могла знать о том, что вскоре после того эпизода на кухне у Андрея с матерью произошел первый и далеко не последний "серьезный разговор".
- Завязывай с этой лимитчицей. Все, что ей от тебя надо, - это московская прописка и обеспеченная жизнь. Подумай о будущем.
- Без нее своего будущего не представляю, - сухо, чуть свысока ответил сын, переставший наконец скрывать от родителей, насколько серьезен его роман.
- А с ней?! - закипела, сдвинув брови, Галина. - С ней - представляешь? Да что же это за тварь неблагодарная, что же это за сына я воспитала? Да неужели ты не понимаешь, что таких девиц в твоей жизни будет еще добрая сотня, а может, тысяча?
- Не будет, мама. Никогда не будет. Это не так... Ты совсем не так себе представляешь...
Гора окурков в пепельнице свидетельствовала о том, что Галина пребывает в крайнем замешательстве.
- Послушай. Хочешь, я расскажу тебе, что будет потом? Она проживет с тобой год - может, чуть больше, ей же главное - прописаться, а потом начнет гулять так, что на тебя, мой милый, пальцем все показывать будут, ты уж мне поверь!
- Да с чего ты взяла? Откуда ты можешь это знать?!
- Знаю! - Мать была непреклонна. - Знаю и гарантирую на все сто процентов. Я жизнь прожила, а ты только жить начинаешь, милый мой.
"Милый мой" прозвучало настолько нелепо и неуместно ласково, что Андрея слегка передернуло. Она это сразу заметила, а оттого закипела еще больше.
- Ну что ты мне тут рожи корчишь? За тебя же переживаю, не за себя! За тебя, за сына, душа болит!
- Мама! Да ведь ты же ее совсем не знаешь! Как же ты можешь судить о человеке, если общалась с ним не больше пяти минут?! - снова попытался возразить Андрей.
- А мне хватило! Пяти минут вполне достаточно, я же видела, как у нее глаза блестели, когда она на мои бриллианты смотрела!
Тут Андрей не выдержал:
- Да знаешь ли ты, что она за все семь месяцев, что мы с ней встречаемся, ни одного подарка от меня не приняла? Ни одного, слышишь, даже платка не взяла носового! Да она даже в кафе каждый раз сама за себя заплатить норовит!
- Вот! - торжествующе резюмировала Галина. - Вот в этом-то все и дело! Умная! Далеко смотрит, высоко метит! Перспектива! А ты, болван, уши развесил... Ну скажи мне, где это видано, чтобы девчонке двадцатилетней, да еще к тому же абсолютно нищей, подарки не нужны были, а? Да они же все как сороки, лишь бы блестело! Я же знаю, я - женщина!
- Ты - не женщина, - слетело с губ сына, и Галина тут же заблестела слезами, под руку как нельзя кстати подвернулся шелковый платочек, уже давно без дела тосковавший в кармане атласного халата. Замолчала, вытирая скупые слезы, снова закурила, взметнула на сына влажные ресницы.
- Ну спасибо тебе, сыночек.
- Не за что, - внешне невозмутимо ответил сын, но, не выдержав, вдруг стукнул изо всей силы кулаком по дубовому столу: - Да прекрати ты, слышишь! Я уже не маленький, сам могу решить, с кем встречаться и на ком жениться! Я люблю ее, слышишь, и она меня любит! Неужели ты этого не понимаешь?!
Следующий разговор происходил в присутствии отца. Тот тоже много курил, молча выслушивал аргументы сына, сухо гладил по плечу всхлипывающую жену, хмурил брови.
- Нет, Андрюша, так не пойдет. Ты молодой еще, глупый. А мать права, ей ведь сердце подсказывает.
- Сердце? - возмущался Андрей. - Да оно у нее есть, сердце-то?
Сколько таких разговоров происходило той весной в московской фешенебельной квартире! От их количества ничего не менялось - вскоре и мать, и отец это поняли, и Галина решилась наконец пойти на самые крайние меры.
- Значит, так, сын. Хочешь жить со своей любимой в шалаше - живи. Она у тебя, кажется, переводчица? Ну вот, прекрасно, и ты у нас тоже в иностранном - не дилетант. Будете вместе переводами заниматься. Глядишь, лет через пятьдесят и на квартиру себе заработаете. Или через сто. Где-нибудь в Подмосковье, а может быть, к ней, в глубинку, захотите уехать, там жилье подешевле. Вперед, флаг вам в руки.
С этого дня Андрею перестали выдавать деньги на карманные расходы. Их, собственно, и раньше ему никто не выдавал - он, не задумываясь, просто брал их в маленькой хрустальной вазочке, брал столько, сколько было нужно. На следующий день после того, как мать объявила ультиматум, деньги в хрустальной вазочке водиться перестали. Андрей воспринял новость с усмешкой - что ж, и своими средствами протянем, в самом деле, не без рук, и голова на месте, да и стипендия в институте какая-никакая, но все же имеется...
Как выяснилось в скором времени, стипендии хватило только на неделю, и львиная ее доля ушла на оплату автомобильной стоянки и бензина для авто. Андрей совершенно спокойно отнесся к тому, что теперь ему придется ездить по городу на метро, - подумаешь, всего лишь на час раньше вставать, зато сколько интересного, а Данке сказал, что у него просто забарахлил мотор. Рестораны и кафе пришлось отменить - но и это была совсем не большая потеря, потому что им вдвоем было замечательно и без ресторанов и кафе, они были счастливы просто сидя на скамейке в парке, а уж прогулки под первым весенним дождем вообще заменяли им все на свете... А ночи и небо, где каждая звезда светила только для них двоих и только для них в первых лучах рассвета ярко вспыхивали купола Василия Блаженного... Наперекор всему они продолжали быть счастливыми, и вскоре Галина поняла это.
До окончания института оставались считанные недели, отец уже пробивал все свои связи и на всю катушку использовал свою власть для того, чтобы добиться для сына возможности после окончания вуза работать в российском посольстве - не где-нибудь, а в Штатах. В эти дни и появилась снова в их доме девочка Катя, дочка заместителя спикера, от которого и зависело во многом разрешение вопроса с американской поездкой Андрея.
Они знали друг друга с детства - Катя была моложе Андрея всего на год, родители их в силу особенностей служебного положения часто общались, и уже тогда, когда им было по пять лет, их в шутку называли женихом и невестой. Тогда, в детстве, Андрей относился к этому вопросу серьезно и на шутливые вопросы взрослых всегда по-деловому, с расстановкой, отвечал, проглатывая "ж": "Енюсь на Кате!"
И только потом, повзрослев, понял, что его к ней не тянет, что он без нее не скучает, даже не вспоминает о ней - в общем, понял, что между ними ничего нет и быть не может. Конечно, кроме дружбы - по старой детской привычке Катя и Андрей все же иногда общались, но как девчонку Андрей ее не воспринимал никогда. Она была для него просто Кэт - добрый старый товарищ в юбке, вот и все. И ничего с этим не поделаешь - это он тоже понял, в отличие от матери, которая вполне спокойно воспринимала их разлад, уверенная в том, что сын нагуляется и образумится - ведь лучшей партии, чем Катенька, для него во всей Москве - да что там в Москве, в России - не отыщешь.