Думаю, сказанного вполне достаточно для вывода: обвинять поляков в антисемитизме и неверно с точки зрения истории, и в высшей степени нечестно. Колоссальное испытание, шесть лет нацистской оккупации, вызвало к жизни очень… ну очень разные линии поведения. Разумеется, были среди поляков и самые настоящие преступники. Удивительно не это, восхищение и уважение к польскому народу вызывает то, что их было немного!
Но большинство поляков, независимо от склонности рассказывать национальные анекдоты, сделало на удивление симпатичный выбор. Шесть лет - срок, заметный даже в масштабах всей жизни, - поляки упорно старались жить по законам нормального общества, с его законами взаимовыручки. Многие люди, которым евреи совершенно не нравились, считали своим нравственным долгом спасать их. "Специфический польский парадокс: на оккупированной польской земле можно было одновременно быть антисемитом, героем антигитлеровского сопротивления и участником операций по спасению евреев", - писал пан Адам Михник в "Общей газете". Говоря откровенно - не вижу никакого парадокса. Любой человек, на глазах которого убивают детей, захочет их спасти, будет помогать беглецам из лагерей уничтожения и так далее. Не вижу в этом ничего ненормального для человеческой натуры.
Но если в стране живет народ, составляющий то ли 8 %, то ли 10 % населения, и у поляков есть некоторые основания считать, что этот народ хочет сокрушить законную польскую власть, установить что-то в духе того ужаса, что делается у восточного соседа… Естественно, они будут, спасая евреев от уничтожения, относиться к ним настороженно. Что в этом-то странного?
Только вот насчет антисемитов… Если бы поляки и правда были народом антисемитов, ни один польский еврей не дожил бы до конца войны. А вот он, факт: порядка миллиона польских евреев дожили до конца оккупации страны немецкими национал-социалистами. И еще то ли полмиллиона, то ли еще один миллион людей "смешанной крови". Все эти люди, независимо от своего собственного поведения, обязаны своей жизнью полякам.
Война и геноцид, крематории Освенцима и оккупация стали тем испытанием, которое выявило цену многому, - в том числе и нравственным качествам людей, и твердости их в догматах христианства.
Во Львове митрополит греко-католической церкви Андрей Шептицкий открыто выступил против геноцида. В 1942 году он написал послания лично Гитлеру и Гиммлеру (понятия не имею, дошли эти послания до них или не дошли) и обратился к прихожанам с пастырским посланием "Не убий!". В нем он прямо призывал спасать евреев в монастырях.
А в Словакии, в том же самом 1942 году, группа евреев во главе с раввином обратилась к местному католическому епископу: "Помогите! Нас угоняют на восток!" - "Вас не просто отправят на восток, - ответил епископ, - вы не просто умрете там от голода и болезней. Вас перебьют всех от мала до велика, женщин вместе с детьми, и это будет наказанием, которого вы заслужили за смерть нашего Господа и Спасителя".
Вот два священника, занимавших примерно одинаковое положение в иерархии, и каждый из них совершил выбор.
Если уж говорить о дорогах, которые мы выбираем, почему бы не отметить и множества выборов, совершенных самими евреями? Одни из них в 1939 году воевали на стороне государства, гражданами которого являлись. 32 216 евреев погибли в этой войне как солдаты; осеним себя крестным знамением. Пусть будет им пухом родная для них польская земля, и да будет Царствие небесное этим людям. Они сделали все, что было в их силах, для спасения своей родины и своего народа. Если крематории Майданека и Треблинки дымили - то именно они не имеют к этому никакого отношения.
Но как быть с другими? "Хуже обстоит дело с евреями. 80 % евреев искали избавления от службы в Войске Польском, говоря "сам за себя"" [116, с. 69]. Эти люди не только дезертировали из армии в военное время (и тем заслужили смертную казнь по законам военного времени), не только предавали свою родину в час смертельной опасности, но и прямо помогали эсэсовцам прогнать свои этапы по улицам Кракова и Лодзи. Еврейская кровь - не только на эсэсовцах, но и на них.
Свой выбор сделали и евреи, работавшие в полиции в гетто, забивавшие своих сородичей в эшелоны, едущие на Освенцим.
Почему же идея коллективной вины, огульного обвинения поляков как народа-преступника, пустила такие глубокие корни? Может быть, это объясняет суждение учителя-еврея, который ездил с израильскими подростками в Польшу, чтобы показать им места, где жили их предки. И места, где погибли многие их родственники.
"Ассоциация с жертвами, соответственно, ставит очень выгодно их национальную нравственную позицию. Они в этой ассоциации могут принимать роль судьи: "Мы - жертвы, значит, мы можем судить. А есть немцы, поляки, в общем, плохие люди, которых мы можем осудить, а мы-то хорошие". Негативизм по отношению к полякам со стороны еврейских групп из Израиля. При том, что сами польские гиды - католики. Они испытывают большое чувство вины, совершено неосознанно, они не имели отношения к этим событиям. Плохо то, что школьники воспринимают все это как естественную вещь. Они это чувство вины переносят на конкретные народы, и это плохо" [120, с. 199].
Да, это очень плохо, господин Лещинер. Плохо с нравственной точки зрения; из детей, считающих свой народ невинной коллективной жертвой, а другие народы сборищем негодяев, с большой степенью вероятности вырастут плохие, непорядочные люди. Кроме того, выращивать людей, несущих в своем сознании двойной счет, инстинктивно разделяющих людей на "своих" и "чужих", - очень опасно. И для других народов, и для их собственного.
Глава 5
Судьба советских евреев
Не ходи на тот конец,
Не водись с ворами,
Рыжих не воруй колец,
Скуют кандалами…
А. Северный
"Большая часть еврейского населения… проживавшего в захваченных нацистами странах Западной Европы, за исключением Голландии, пережила Катастрофу. Но даже и в этой стране уцелело около 25 процентов евреев, что не идет ни в какое сравнение с ничтожной долей оставшихся в живых в Польше или в Литве. Даже среди собственно немецких евреев большинство не было уничтожено: примерно две трети из них успели покинуть Германию до запрета эмиграции евреев из этой страны осенью 1941 года" [121, с. 94–95].
К этому добавлю: норвежцы спасли всех евреев, проживавших в их стране: все норвежские евреи были переправлены в нейтральную Швецию. В Дании приказ о ношении евреями желтой звезды имел своеобразные последствия: через два часа после выхода этого приказа король и королева Дании вышли на вечернюю прогулку с желтыми звездами на одежде. Так они и гуляли, раскланиваясь с жителями Копенгагена. Немецкий комендант города возмутился. "Мы не можем поступить иначе. Если это касается наших подданных, то касается и нас", - пожали плечами монархи. Спустя несколько часов уже большая часть гулявших по набережной носила такие же звезды. Назавтра почти все датчане вышли из домов с желтыми звездами на одежде.
А через два дня всех датских евреев вывезли в Швецию на рыбачьих лодках через пролив Каттегат. Не успели нацисты уйти, как евреи начали возвращаться домой; король и королева Дании поздравили их с возвращением и лично навестили некоторых.
Фельдмаршал Маннергейм предупредил, что если гитлеровцы хоть пальцем тронут хоть одного из живущих в Финляндии 1700 евреев, Финляндия разорвет союз с Германией и вступит с ней в войну. "Мы не потерпим убийства своих граждан", - заявил Маннергейм.
Кстати, вот еще пример выбора разных путей. Один прибалтийский немец, подданный Российской империи, учившийся в Риге и в Москве, - Альфред Розенберг, стал одним из ближайших подручных Гитлера. А другой… другой - генерал царской армии Маннергейм! Историческая судьба одна, народ один, а пути разные.
Население Голландии, Бельгии и Франции тоже почти не помогало нацистам; так, отдельные сукины дети. Большая часть евреев в этих странах дожила до конца войны.
Уже в Польше соотношение уничтоженных и доживших до конца войны совсем другое: мертвых столько же или даже больше, чем живых.
В Литве все еще хуже. Здесь до конца войны дожило в лучшем случае 10 % прежнего еврейского населения. Очень часто евреи истреблялись не немецкими нацистами, а самим населением. "В Каунасе 25–26 июня 1941 г. литовские фашисты убили 1500 евреев, сожгли десятки еврейских домов и синагог. Еще 23 000 евреев было убито в течение следующих нескольких дней" [122, с. 64].
"В Литве, в Ковно, погром провел партизанский отряд Климатиса. Во время погрома в ночь с 25 на 26 июня было устранено 1500 евреев, подожжено или иным способом разрушено несколько синагог и сожжен еврейский квартал, в котором насчитывалось 60 домов. В последующие дни таким же способом обезврежено 2300 евреев. В других областях страны проводились, по ковненскому образцу, аналогичные операции, хотя и меньшего масштаба, и они распространялись здесь и на оставшихся на местах коммунистов" [123, с. 129].
В планы нацистов входило создать впечатление, что не они, а само местное население начало истребление евреев, что "ненависть к евреям у населения оккупированных областей носила всеобщий и стихийный характер" [123, с. 127].
В докладе от 15 октября 1941 года, предоставленном Гиммлеру бригадным генералом СС Шталером о деятельности "Группы А", которая действовала в Белоруссии и Прибалтике, вытекает, что хотя "верная приказам, полиция готова была решить еврейский вопрос всеми мерами и со всей решительностью" [123, с. 127], "не менее важно было установить на будущее время в качестве бесспорного и доказуемого факта, что освобожденное население по собственной инициативе прибегло к самым суровым мерам против большевиков и евреев, без того, чтобы можно было обнаружить наличность указаний со стороны немецких органов" [123, с. 128–129].
Такая политика позволяла не только переложить на других грязную работу, но и встать в позу освободителей: мол, стоило нам сбросить советскую власть, как народ сам истребил своих мучителей и эксплуататоров. Иногда это удавалось: в Латвии погромы удалось вызвать путем "соответственного воздействия на латышскую вспомогательную полицию. В ходе погрома все синагоги разрушили, и около 400 евреев было убито. Так как в Риге скоро наступило всеобщее успокоение, дальнейшие погромы стали невозможны.
Как в Ковно, так и в Риге, поскольку это было возможно, были сделаны кинематографические и фотографические снимки, устанавливающие, что первые стихийные погромы евреев и коммунистов были проведены литовцами и латышами" [123, с. 129–130].
"В Эстонии, при относительно незначительном числе евреев в стране, не было возможности вызвать погромы…" [123, с. 130].
По данным американского профессора латышского происхождения Андреаса Эстергалиса, до прихода немцев в Латвию убито было 23 тысячи евреев. В Риге сожжена хоральная синагога вместе с полутора тысячами евреев, сбежавшимися туда, чтобы искать "убежища в Божьем храме" [124, с. 78–79].
Так что не только в подстрекательстве дело. Народы Прибалтики, кроме разве что эстонцев, поднялись на погромы еще до прихода нацистов, в то время, когда Советской армии в стране уже не было, а нацистской - еще не было. То есть ситуация Едвабно, едва ли не уникальная в Польше, в Литве и в Латвии стала типичной. Почему? Да потому же, почему было и Едвабно: потому что среди еврейского населения этих стран слишком многие встречали Красную армию как свою армию. То есть слишком многие евреи в этих странах запятнали себя предательством, государственной изменой и сотрудничеством с оккупантами.
Помощь любым оккупантам со стороны польских и латышских евреев - это государственная измена.
"Среди подпольной компартии Латвии, среди тех, кто радостно встречал Красную армию, было большое количество евреев. На горе евреям, первым комиссаром НКВД Латвии - всего на три месяца - стал еврей Сергей Шустев" [124, с. 78]. Та же ситуация в Литве.
На Западной Украине - то же самое. Хонигсман в своей книге обо многих евреях пишет, что они убиты "местными нацистами", а не немцами, но и объясняет причину: "Евреи Волыни, Станиславщины и Подолья активно помогали становлению Западноукраинской Народной Республики и ее армии" [107, с. 75].
Но если в сравнении с Польшей страны Прибалтики выглядели менее благополучно, то в сравнении с Белоруссией и Украиной тут население было несравненно гуманнее и порядочнее в отношении к евреям.
Ссылаясь на книгу Марка Дворжецкого, изданную Еврейским народным союзом во Франции и Еврейским национальным рабочим союзом в Америке в 1948 году, Соломон Шварц показывает, что только очень небольшая часть населения Вильно помогала евреям. Но…
Многие профессоры Вильнюсского университета (Дворжецкий называет семь имен) тайно и с большим риском для себя и своих семей помогали евреям: прятали их, давали продовольствие и деньги, продавали для них вещи и т. д. Директор виленского архива вместе с литовским учителем и польской монашкой спасли двенадцать евреев. Много евреев было спасено польскими женщинами. Дворжецкий называет троих - видимо, самых активных, - каждая из которых спасла несколько десятков человек. Многие польские домработницы и няни спасали детей своих хозяев.
Многие католические священники, литовцы и поляки, не только сами спасали евреев, но и призывали прихожан (по крайней мере, семь или восемь из них были за это повешены).
Настоятельница бенедиктинского монастыря под Вильно скрывала 17 евреев, связанных с организацией Сопротивления в виленском гетто. В этом же монастыре в ноябре 1941 года состоялась встреча представителей виленского подполья с курьером варшавского гетто (был этот курьер поляком). Другие два курьера виленского гетто - это польки. Одна из них погибла.
"Я полагаю, что число поляков и христиан вообще, укрывавших евреев, было значительно больше, чем известно. Деревенские поляки проявили при этом гораздо больше сердечности, чем горожане. И, наверное, значительно большее число поляков укрывало бы евреев, если бы не панический страх, что у них обнаружат евреев. Немцы повесили на Кафедральной площади в Вильно человека (это был еврей), расклеили плакаты по улицам и объявили в газетах, что это христианин, наказанный за помощь евреям; труп висел так несколько дней" [123, с. 345–346].
В одном только городе Вильно, при всей готовности многих литовцев расправляться с евреями, спасено евреев больше, чем на Украине и в Белоруссии, взятых вместе. Как видно, и здесь население выбирало разные, очень разные пути-дороги.
А в коренных славянских странах, Белоруссии и Украине, народ выбирал другие стратегии - или полной пассивности, или активного сотрудничества с нацистами.
На Западной Украине очень хорошо видно, как по-разному относились к евреям поляки и украинцы. В Самборе расстреляно 27 поляков за укрывательство евреев. За то же самое вывезено из Львова и расстреляно до 1000 поляков. А одновременно "во Львове фашисты, сформировавшие потом батальон "Нахтигаль", убили по собственной инициативе с 30 июня про 3 июля 1941 года 400 евреев… Таких были сотни, может быть, несколько тысяч на всех оккупированных территориях. Большинство же местного населения заняло позицию стороннего наблюдателя" [107, с. 65]. "Чей" он, батальон СС с поэтичным названием "Нахтигаль" ("соловей" по-немецки), хорошо известно - украинских нацистов. Поляков туда не взяли бы, даже если бы они и захотели.
Пан Адам Михник в Польше может, и всегда мог вслух заявить свою позицию [125, с. 65–69]. В украинской среде он бы не мог вести себя таким образом.
В результате вот страшненькая статистика. В январе 1939 года евреев в СССР было три с половиной миллиона. После присоединения польских территорий их стало больше пяти миллионов, что дает по численности среди народов СССР четвертое место после русских, украинцев и белорусов.
В 1946 году в СССР живет порядка 1 800 000 евреев, что составляет одиннадцатое место по численности.
Потому что "из оказавшихся на оккупированной территории СССР 2,75–2,9 миллиона евреев спаслось менее одного процента (точных данных о числе спасенных евреев нет)" [126, с. 65].
Интересно, что во всех странах Европы уничтожение евреев началось в декабре 1941 года, после нападения на СССР.
Сами нацисты вели себя в СССР совсем не так, как в других странах (в том числе и не так, как в Польше). С самого начала они заявляли, что идут бороться с "жидо-большевизмом". В листовках, которые они разбрасывали над территорией СССР, говорилось, что евреи захватили в России власть и превратили население страны в рабов, в крепостных еврейских комиссаров; что патриоты России расстреляны именно еврейской властью. Что народам России не нужна эта проклятая власть и что надо послать ко всем чертям евреев и коммунистов и идти прямо на Москву вместе с немецкой армией, чтобы освободиться от ига коммунистов и проклятых евреев.
Везде уничтожение евреев проходило в несколько этапов:
1. Выделение - желтая звезда и т. д.
2. Концентрация в гетто.
3. Отправка в лагеря уничтожения.
В СССР всего этого не было. Евреев не концентрировали нигде, а убивали сразу, как только добирались до них. Знаменитый массовый расстрел в Бабьем Яру состоялся на десятый день после начала оккупации. В Киеве не было регистрации, навешивания отличительных знаков и так далее.
Везде немецкая армия передавала правление оккупационной администрации, а уж она истребляла евреев. В СССР же вермахт принимал участие в окружении места расстрела, иногда и в собирании евреев.
При захвате в плен воинской части, селекцию военнопленных, выделение и немедленное убийство евреев и коммунистов осуществлял сам вермахт.
Рядовых военнопленных польской армии отправляли в гетто, где они разделяли судьбу остальных евреев. Евреев-офицеров польской армии содержали в лагерях вместе с неевреями, и многим из них удалось спастись.
В Европе не было массового участия немцев в геноциде. В Треблинке, Собиборе и Бельзеце, где истреблено порядка полутора миллионов евреев, было всего около ста немцев и порядка 400 украинцев.
В Европе нацисты следовали собственным же Нюрнбергским законам: дети смешанных браков и собрачники евреев не уничтожались, а евреем считался только человек, в котором еврейская кровь преобладала.
В СССР же с начала 1942 года оккупационные власти решили, что даже четвертькровки (если один дед или одна бабка были евреями) подлежат уничтожению [126, с. 32].
Наконец, в Европе евреи истреблялись тайно, это была одна из самых страшных тайн нацистов. В СССР же истребление шло почти публично. Весь Киев знал, что происходит в Бабьем Яру.
Что удивительно: это не повлияло на желание населения помогать жертвам! Более того - много было активных помощников из "местных", и эти местные помощники делали зачастую основную часть "грязной работы".
В других странах местная полиция сторожила евреев в гетто, сопровождала к лагерям уничтожения, но никогда не принимала участия в их уничтожении. А в СССР - принимала.