Там, где быстро устанавливалась твердая государственная власть (что было характерно почти для всей территории Сибири), коренное население испытывало минимум неудобств и лишений. Там же, где это из-за значительной удаленности или по каким-либо иным причинам происходило с запозданием (например, в Приамурье, на Камчатке, Курильских и Алеутских островах), местные жители, как известно, сильно страдали от бесконтрольного хозяйничанья пришельцев. Так что отношение к коренному населению в Сибири объяснялось не загадочностью и широтой русской души или гуманизмом, а чисто практическим интересом, связанным с задачами удержания с минимальными затратами данной территории вместе с населявшими ее народами и пополнением казны. В основе этого лежал насаждаемый правительством и наработанный в течение столетий положительный стереотип восприятия коренного жителя, позволявший в реальной жизни терпимо относиться к его инокультурной традиции. Это же, несмотря на мощнейшие тенденции ассимиляции, способствовало и сохранению вплоть до настоящего времени подавляющего большинства сибирских этносов. Народы Сибири не были истреблены пришельцами, как это произошло, например, с индейцами многих регионов Америки или тасманийцами. Они в основном сохранили свой бытовой уклад, свой язык. В их истории не отмечалось острых и масштабных конфликтов на национальной, антирусской почве, а отдельные вспышки таких возможных конфликтов гасились покровительственной по отношению к ним политикой русского правительства. Жизнь коренных народов Сибири в рамках Российской империи до наступления процессов модернизации (массовая урбанизация, призыв в армию, ассимиляция) являет собой классический пример сосуществования имперского центра и периферии, в рамках которого периферия обладала достаточно большой свободой для собственного развития и сохранения традиционного социального уклада жизни.
Система управления "инородцами" включала в качестве важнейшего элемента принцип их внутреннего самоуправления. Организацией жизни коренного населения ведали административные органы, созданные из числа самих коренных жителей. Принцип их формирования зависел от конкретных условий района. Местное управление строилось не на территориальном принципе, а на основе этноконфессиональной принадлежности людей. Какие-либо автономные территориальные образования в Сибири, в отличие от Финляндии, Польши и Средней Азии, отсутствовали. Тем не менее в повседневной жизни людей обеспечивалась реальная, внутренняя автономия коренных жителей. Принимаемые в течение XVII–XIX веков меры по организации этого управления оказались достаточно эффективными и положительно сказались на численности коренных жителей, которая выросла к концу XIX века в 4 раза.
В начале XX века царское правительство заняло более интервенционистскую позицию по отношению к сибирскому региону и его населению, которая ухудшила его экономическое положение и привела к уменьшению численности некоторых из проживавших на территории империи народов (применение норм землеустроительного закона 1900 года, мобилизация коренного населения в ходе Первой мировой войны и другое). В результате реакции коренного населения на более интервенционистскую политику имперского центра и правительства, падение царского режима в 1917 году и попытки его восстановления в ходе Гражданской войны не вызвали поддержки со стороны коренного населения Сибири.
В ходе революции и Гражданской войны контрреволюционные власти и большевики на первых порах изменений в системе управления почти не производили. Реальные нововведения начались лишь в 1920-е годы. Советское правительство от принципа этноконфессиональной автономии перешло к системе территориальной автономии, полностью унифицировав в этом отношении Сибирь и остальные территории СССР. Тем самым была ликвидирована определенная национальная замкнутость, оторванность коренных сибиряков от процессов социально-экономического развития в стране, характерная для дореволюционной эпохи. Руководствуясь в основном теми же принципами, что и организаторы реформы управления "инородцами" 1822 года, советское руководство разделило все народы Сибири на отдельные группы и, соответственно, придало им разные формы и уровни автономии – автономные республики в составе РСФСР (Бурятия, Якутия, затем Тува), автономные области в составе краев (Хакасия и Горный Алтай), автономные округа в составе краев и областей (Ямало-Ненецкий, Ханты-Мансийский, Эвенкийский и другие), автономные сельсоветы (например, для селькупов и некоторых других малочисленных народов). После ряда изменений, переделов территорий и т. п. данная система управления к середине 1940-х в основном устоялась и просуществовала почти без изменений до 1991 года.
Реально, особенно на первых порах, это привело к ощутимой потере действительной автономии в повседневной жизни. В большинстве органов власти на территории своих автономий коренные жители не были представлены, так как почти повсюду в Сибири некоренное население преобладало по численности и уровню общей культуры и грамотности. Для поддержания хотя бы минимального представительства сибирских народов в управлении использовался ряд мер по искусственному выдвижению коренных жителей – специальные курсы по подготовке руководителей, квоты для льготного поступления в вузы, специальные учебные заведения и т. д. В советское время все коренные жители потеряли ряд льгот, которыми они пользовались прежде – уменьшенное налогообложение, отсутствие воинской повинности (как прямой результат этого – высокие потери в Великой Отечественной войне, ставшие самыми крупными за всю их известную историю). В этом отношении их положение ухудшилось. Разрушение прежних административных барьеров значительно расширило сферы этнических контактов, что заметно ускорило процессы ассимиляции коренных жителей русскими. Но одновременно почти все сибирские народы приобрели свою письменность, больше возможностей для получения образования любого уровня, в том числе и на родных языках, современную медицину, что, конечно, способствовало внутренней консолидации этносов и создавало условия для роста их численности. Для таежных народов, где преобладали охотничье-промысловые формы хозяйства, создавались фактории, интернаты для детей, на льготных условиях продавалось продовольствие, снаряжение и т. п. (например, уже в 1921 году по результатам работы специальной экспедиции Внешторга в Москве были даны первые распоряжения по обеспечению малых народов Обского Севера продовольствием, охотничьими ружьями и боеприпасами). В итоге общий баланс последствий изменений социально-политического характера, произошедших в советское время, для коренного населения Сибири оказался в целом положительным. В течение XX века также продолжался общий рост его численности, несмотря на мощнейшие процессы ассимиляции и заметные потери населения в годы Великой Отечественной войны.
Оценивая реальный опыт организации системы управления коренным населением Сибири в Российской империи и СССР, следует особо обратить внимание на следующие факторы:
– общий рост совокупной численности коренного населения в XVII–XX веках;
– сохранение большинства сибирских этносов, их национального самосознания, культуры и т. д.;
– наличие в течение всего этого времени элементов реальной автономии (национально-конфессиональной до революции и национально-территориальной в советское время) в жизни коренного населения;
– отсутствие случаев каких-либо серьезных вооруженных выступлений коренного населения против российской власти.
Организация управления, применяемая в Российской империи, была единственно возможной и приемлемой для Сибири в условиях XVII – середины XIX века. В дальнейшем требовались существенные ее корректировки, что и было сделано уже в советское время. Но при этом в основе своей принципы управления остались прежними. Опыт Российской империи и СССР применительно к Сибири очень похож на аналогичный опыт Китая. Сходство это проистекает из общности принципов управления некоренными этносами: русское самодержавие восприняло у татаро-монголов принципы, которые те, в свою очередь, позаимствовали из китайской государственной практики. В дальнейшем же – в XX веке – уже китайские руководители заимствовали в СССР опыт современного национально-территориального устройства. В отличие от современных им империи Габсбургов и Оттоманской державы, в России и Китае государством в большей мере обеспечивались возможности внутреннего самоуправления, свободы вероисповедания и меньше поощрялись проявления национально-конфессиональной розни, в первую очередь со стороны государствообразующей нации. Поэтому, несмотря на серьезные общественно-политические катаклизмы и потери XX века, Россия и Китай по-прежнему сохранились в виде государств, обладающих многими признаками империи.
Крупнейшая держава западного полушария – США, также обладающая рядом признаков империи, реально в своей внутренней политике всегда проводила часть этих принципов, но в основном применительно к пришлому разноэтничному населению. К сожалению, в связи с небольшой ролью государства в освоении новых территорий ситуация с положением коренных жителей – индейцев, была иной, чем в Сибири. Иными были и их судьбы – известно, что они сильно потеряли в своей численности, а большинство коренных индейских этносов не сохранилось; даже во второй половине XIX века имели место острые вооруженные конфликты с немногочисленными уже индейцами, что для Сибири было характерно лишь на первых этапах ее присоединения. Ситуация эта во многом напоминает период XVII–XVIII веков в истории коренных жителей некоторых окраинных территорий Российской империи – Приамурья, Камчатки, Курильских и Алеутских островов, освоение которых шло с незначительным участием государства и сопровождалось серьезными потерями численности населения. В настоящее время число коренных жителей в США весьма невелико, но в составе пришлого населения присутствуют заметно различающиеся между собой группы людей, очень крупные по численности. На наш взгляд, в ближайшее время в США неизбежны реформы, связанные с преобразованием реально существующих начал национально-культурной автономии в элементы автономии национально-территориальной (например, для потомков выходцев из Африки и латиноамериканцев). И наверняка российский опыт и опыт Китая послужат авторам таких преобразований (как он уже фактически во многом послужил при создании системы автономных образований – "резерваций" для немногочисленных потомков индейцев) примером, достойным внимательного изучения.
Примечания:
Работа выполнена по гранту РФФИ № 00-06-80462.
1 Ядринцев Н. Инородцы Сибири и их вымирание // Русская мысль. 1883. Кн. III; Он же. Сибирские инородцы, их быт и современное положение. СПб., 1891; Паппер Я. Гибель инородческих племен и друзья инородцев // Восточное обозрение. 1883. № 4; Тыжнов И. Эксплуатация сибирских инородцев в XIX веке (этюд из истории Нарымского края) // Вестник Европы. 1901. Август; Евсенин И. К вопросу о сохранении сибирских туземцев // Сибирские огни (Новосибирск). 1922. № 4; Рычков К. К вопросу о вымирании северных народностей Сибири // Сибирские огни (Новосибирск). 1923. № 1–2.
2 Титов Е.И. Очередные задачи тунгусоведения // Труды Первого Сибирского краевого научно-исследовательского съезда. Новосибирск, 1928. T. V. С.153.
3 Сибирская газета. 1881. № 29 (13 сентября).
4 История Хакасии с древнейших времен до 1917 года. М., 1993. С. 302.
5 Козьмын Н.Н. К вопросу о вымирании инородцев // Сибирские записки. 1916. № 2. С. юг.
6 Патканов С.К. Племенной состав населения Сибири. СПб., 1911–1912. Т. I–III.
7 Левашова В.П. Из прошлого Хакасии. Абакан, 1945. С. 15.
8 George G.S. Siberia; The New Frontier. New York, 1969. P. 351.
9 Kolarz V. The Peoples of the Soviet Far East. New York, 1954; Conquest R. Soviet Nationalities Policy in Practice. London, 1964; Idem. The Last Empire. London, 1962.
10 Armstrong T. Soviet Northern Development, with Some Alaskan Parallels and Contrasts. Fairbanks, 1970; Pipes R. The Formation of the Soviet Union, 1917–1923. Cambridge, 1970; Conolly V. Siberia Today and Tomorrow. London; Glasgow, 1975.
11 Armstrong T. Op. cit. P. 31; Fondahl G. Native Peoples of the Soviet North // A Publication of the Center for Northern Studies. Vol. 5. № 1. P. 985.
12 Пелих Г.И. Условия возникновения территориальной общины-юрты у селькупов Нарымского края // Ученые записки Томского госпединститута. Томск, 1955. T. XIV. С. 268.
13 Емельянов Н.Ф. Этнический и численный состав коренного населения Томского края в XVII – первой половине XIX в. // Из истории Сибири. Томск, 1976. Вып. 19. С. 103.
14 Дыренкова Н.П. Тофаларский язык // Тюркологические исследования. М.; Л., 1963. С. 5.
15 Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке. М., 1960. С. 615.
16 Патканов С.К. Племенной состав населения Сибири…
17 Дамешек Л.М. Динамика и национальный состав коренного населения Сибири в период капитализма (1861–1917) // Исторический опыт социально-демографического развития Сибири. Вып. I: Палеодемография и демографические процессы в Сибири в эпоху феодализма и капитализма. Новосибирск, 1989. С. 98.
18 Жеребцов Л.Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. М., 1982. С. 166.
19 История Сибири с древнейших времен до наших дней. Л., 1968. Т. II. С. 56.
20 Молодин В.И. Кыштовский могильник. Новосибирск, 1979. С. 108.
21 Увачан В.Н. Г оды, равные векам. М., 1984. С. 186, 266.
22 Нимаев Д.Д. Буряты: диалектика этнического и государственного // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 8.
23 Рассадин В.И. Очерки по исторической фонетике бурятского языка. М., 1982. С. 159–162; Бураев И.Д. Становление звукового строя бурятского языка. Новосибирск, 1987. С. 65–74; Гохман И.И. Происхождение центрально-азиатской расы в свете новых палеоантропологических материалов // Исследования по антропологии и краниологии СССР. Л., 1980; Золотарева И.М. К проблеме соотношений антропологической характеристики монголов, бурят и калмыков по данным соматологии //Материальная и духовная культура калмыков. Элиста, 1983.
24 Аксянова Г.А. Антропологическое изучение хакасов бассейна Чулыма //Полевые исследования Института этнографии. 1980–1981. М., 1984. С. 185.
25 Николаев Р.В. У последних камасинцев // Ученые записки Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Абакан, 1969. Вып. XIII. С. 52.
26 Кривоногое В.П. Этнотрансформационные процессы у коренных народов Красноярского края // Этносы Сибири: История и современность. Красноярск, 1994. С. 109–110.
27 Патканов С.К. Опыт географии и статистики тунгусских племен Сибири. СПб., 1906. Ч. I. Вып. 2. С. 48.
28 Там же. С. 52.
29 Там же. С. 194.
30 Уманский А.П. К вопросу о численности сибирских "инородцев" в дореволюционной России // Исторический опыт социально-демографического развития Сибири. Новосибирск, 1989. Вып. I. С. 61–62.
31 Томилов Н.А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI – первой четверти XIX в. Томск, 1981. С. 60.
32 Никитин Н.И. Служилые люди в Западной Сибири. М., 1988. С. 33.
33 Люцидарская А.А. Старожилы Сибири: Историко-этнографические очерки, XVII – начало XVIII в. Новосибирск, 1992. С. 56.
34 Патканов С.К. Опыт географии… С. 6.
35 Русские старожилы Сибири: Историко-антропологический очерк. М., 1973. С. 72.
36 Карцов В.Г. Из истории красноярских качинцев и аринцев // Ученые записки Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории. Абакан, 1960. Вып. VIII. С. 90–91.
37 Русские старожилы… С. 75–77, 117.
38 Там же. С. 174.
39 Там же. С. 144–154.
40 Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири… С. 48.
41 Салтыкова Р.К. Из этнической истории татар средне-иртышского региона (конец XVI – начало XX в.) // Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1984. С. 207.
42 Томилов Н.А. Тюркоязычное население… С. 52.
43 Функ Д.А. Расселение и численность бачатских телеутов в XIX в. // Этнические и этнокультурные процессы у народов Сибири: история и современность. Кемерово, 1992. С. 40.
44 Томилов Н.А. Сибирские татары: опыт проживания в диаспоре // Народы Сибири: права и возможности. Новосибирск, 1997. С. 33, 44.
45 Шаргородский Л.Т. Современные этнические процессы у селькупов. М., 1994. С. 143 (табл. 26).
46 Патрушева Г.М. Численность и расселение шорцев в Кемеровской области в 1930–1980 гг. // Аборигены Сибири: проблемы изучения исчезающих языков и культур. Новосибирск, 1995. T. II. С. 202–205.
47 Численность и состав населения СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1985. С. 73, 75, 94.
48 Кышпанаков В.А. Национальный состав населения Хакасии в XX в. // Россия и Хакасия: 290 лет совместного развития. Абакан, 1998. С. 52–53.
49 Патканов С.К. Опыт географии… С. 49.
50 Бахрушин С.В. Исторические судьбы Якутии // Научные труды. М., 1955. Т. III. Ч. 2. С. 27.
51 Томилов Н.А. Тюркоязычное население… С. 176–178,252.
52 Томилов Н.А. Сибирские татары… С. 32.
53 Патканов С.К. Опыт географии… С. 232.
54 Туголуков В А. Тунгусы (эвенки и эвены) Средней и Западной Сибири. М., 1985. С. 272.
55 Кривоногое В.П. Этническая ситуация на Среднем Чулыме (середина 80-х гг.) // Этнографическое обозрение. 1994. № 3. С. 26–27.
56 Бахрушин С.В. Самоеды в XVII в. // Бахрушин С.В. Научные труды. T. III. Ч. 2. М., 1955. С. 9.
57 Бахрушин С.В. Остяцкие и вогульские княжества в XVI и XVII вв. // Там же. С. 95.
58 Жеребцов Л.Н. Указ. соч. С. 160.
59 Акты исторические. СПб., 1841. T. II. Док. № I. С. 3.
60 Кузнецов-Красноярский И.П. Исторические акты XVII столетия (1633–1699). Томск, 1890. Вып. г. № 27. С. 66–67.