Советский народ
Что же представлял собой "советский народ", когда появился этот термин в официальном идеологическом дискурсе и какими характеристиками он наделялся? Как указывает С.В. Чешко, "суть концепции "советского народа" заключалась в том, что на стадии развитого социализма в СССР сложилась новая социальная общность, характерная именно для этой фазы общественного развития и выделяющаяся рядом признаков". Классическим определением этого понятия, сформулированным советским обществоведением и использовавшимся в идеологической риторике, можно считать следующее. Советский народ, это – "возникшая и утвердившаяся в результате победы социализма в СССР социально-классовая и интернациональная общность, охватывающая все классы, социальные группы, нации и народности страны, имеющая единое Отечество, базирующаяся на единой экономике, территории, многообразной, но единой по содержанию культуре, имеющая единое марксистско-ленинское мировоззрение и духовный облик, единую цель – строительство коммунизма".
Очевидно, что приведенная дефиниция тесно коррелирует с определениями "нации" Сталиным и "этноса" Ю.В. Бромлеем. Такое понимание складывавшейся в СССР общности теоретиками и практиками советской идеологии можно интерпретировать как имплицитное помещение категории "советский народ" в один семантический ряд с иными этническими общностями.
Как подчеркивает ряд современных исследователей, концепция единой советской общности была не только идеологическим конструктом власти, но и в определенной мере коррелировала с социальной реальностью. Так, В.А. Тишков отмечает, что доктрина "единой общности советских людей" появилась не случайно, а в результате осмысления общественно-политических процессов, приведших к "формированию сходных социально-профессиональных структур и многих общих культурных и ценностных ориентаций среди советских национальностей".
С.В. Четко считает, что официальная концепция советского народа "не была полностью неверной, поскольку существовал сам советский народ как народ-общество, продукт длительного развития единого государства". Среди признаков, объединявших население СССР, исследователь выделяет принадлежность к единому государству и достаточно длительную историческую традицию единой государственности. По его мнению, "этот фактор… вырабатывал и закреплял в поколениях привычку жить вместе, быть подданным общего царя или общего генсека, гражданами одной страны", начавшуюся формироваться культурную общность. Ученый пишет, что: "Развитие профессиональной культуры, в том числе у народов, не имевших ее прежде, также действовало как интегрирующий фактор. В условиях индустриализации общества… сокращалась сфера традиционно-бытовой, локальной культуры и соответственно расширялась область распространения массовой культуры в ее советском, общегосударственном варианте". Также большую роль играл "русский язык, благодаря которому существовала единая система коммуникации". Как отмечает А.Г. Вишневский, "вполне можно было ожидать, что экономическая и социальная модернизация окажет на советское общество примерно такое же воздействие, какое она оказала в свое время в странах Западной Европы". Ведь в результате модернизационных процессов "рушились многие внутренние перегородки между областями и народами, они сближались, рождались новые, иные, нежели прежде, силы интеграции, которые, казалось бы, должны были спекать выходцев из разных краев империи, из разных ее этносов в единую и неделимую нацию".
Говоря о времени появления идеи "советского народа", С.В. Четко вслед за Г. Смитом считает, что она "впервые прозвучала в выступлении Н.С. Хрущева на XXII съезде КПСС, но не получила отражения в итоговых документах съезда. Последнее состоялось на XXIII съезде… уже при Брежневе". А.Г. Вишневский относит ее возникновение к еще более позднему периоду: "за несколько лет до распада Союза в СССР был введен в оборот пропагандистский тезис о якобы сложившейся "новой исторической общности людей – советском народе" – ее можно было трактовать как нечто, вроде американской или французской нации, к формированию которой и подошло население СССР".
Однако конкретный исторический материал, в частности бурятский, позволяет утверждать, что идея общесоветского единства возникла гораздо раньше, а термин "советский народ" начал фигурировать по крайней мере со времен Великой Отечественной войны. Еще на третьем съезде советов БМ АССР (1927) отмечалось, что одной из важнейших задач советского общества является подготовка "вполне сознательных граждан Союза". В этом контексте симптоматичным можно считать состоявшееся тогда же обсуждение проекта конституции Бурят-Монгольской республики (так, впрочем, и не принятой), в ходе которого была высказана мысль о том, что бурят-монгольская, как и любая другая советская автономия, "не есть нечто застывшее и раз и навсегда данное". Соответственно, федеративное устройство советского государства, а значит и существование национальных республик и собственно национальных идентичностей рассматривалось как временное явление: "федерация является переходной формой к полному единству трудящихся разных наций".
Сам термин "советский народ", пожалуй, впервые в выступлениях местной элиты появился в 1943 году. Примерно с этого времени в Бурятии начинает озвучиваться идея общности, основанной на классовой солидарности населения и его лояльности к советскому государству. Данный идентификационный уровень был более "персонифицированным", т. е. основным субъектом здесь выступал не народ, а отдельная личность, репрезентация которой производилась в социально-классовых терминах. Членом этой общности являлся "каждый гражданин – свободный и полноправный участник строительства социалистического общества", который, "аккуратно выполняя свои обязанности перед социалистическим государством", укреплял "политическую, экономическую и военную мощь своей Родины".
Стандартными терминами самоидентификации становятся понятия "рабочий" и "крестьянин": "…мы, рабочие и крестьяне, строим свою жизнь на пользу своему государству". Данные социальные группы, объединенные термином "трудящиеся", непосредственно и составляли "советский народ": "Трудящиеся Бурят-Монголии отдают себе полный отчет в том, что окончательная победа над озверелыми бандами гитлеровского разбойничьего империализма потребует еще много жертв, лишений и напряжения всех сил советского народа". Из данной цитаты видно, что общность "трудящиеся Бурят-Монголии" имплицитно предполагалась как часть общности "советский народ". Термин "Бурят-Монголия" не нес в данном случае этнической смысловой нагрузки, а лишь уточнял административно-территориальную принадлежность "трудящихся" (сравните, например: "трудящиеся Москвы", "трудящиеся завода").
"Классовая" риторика еще более усилилась в идеологическом дискурсе 70-80-х годов XX века. Отмечая многонациональный состав населения, республиканские партийные лидеры вместе с тем повторяли слова Генсека КПСС: "В нашей стране родилось и окрепло великое братство людей труда, объединенных, независимо от их национальной принадлежности, общностью классовых интересов и целей". В официальных текстах того времени все население Бурятской АССР репрезентовалось как некая единая социальная общность – "трудящиеся Бурятии"; при этом особо подчеркивалось, что "хозяева новой социалистической Бурятии" – это "рабочие, крестьяне, интеллигенция".
Наконец, в научных текстах был сформулирован следующий тезис: "Советский народ, являясь воплощением социалистического интернационального единства всех общественных групп и национальностей СССР, выражает и олицетворяет интересы и коммунистические идеалы рабочего класса". И хотя и говорится, что эта общность является одновременно социально-классовой и интернациональной – "возникнув на базе других общностей (классов и наций), она выступает как двуединая, синтезирующая их", однако при этом подчеркивается, что социально-классовая сущность советского народа гораздо важнее, так как "марксизм установил примат классового момента над национальным как важнейший методологический принцип". Именно поэтому границы общности "советский народ" конституировались посредством классовой, а не этнической принадлежности и, в частности, вся советская история интерпретировалась как "свидетельство героических дел советского народа, в том числе и трудящихся Бурятии".
Пора доминирования идеи "советского народа" в официальном идеологическом дискурсе приходится на эпоху "развитого социализма". Сложившийся в это время социально-политический контекст подталкивал власть к поиску способов укрепления внутригосударственного единства. Возможно, усилению значимости этой идеи способствовали также известные заявления коммунистических лидеров о том, что ближайшие поколения советских людей "будут жить при коммунизме". Для политики идентичности это могло означать, что в ближайшей перспективе население Советского Союза должно превратиться в единую социокультурную общность. Данный концепт более всего подходил для актуализации общесоветской идентичности на индивидуальном уровне, поскольку, минуя этнокультурный уровень, должен был вызвать чувство солидарности у каждого жителя СССР, апеллируя к его социально-классовому самосознанию.
Доктрина "советского народа", таким образом, концептуализировалась с претензией на замену собственно этнического самосознания более общей, но не менее эмоционально значимой формой самосознания. Это позволило некоторым исследователям утверждать, что советское государство стремилось к созданию некоего безэтнического Homo Sovieticus’a, а национальная политика коммунистов "преследовала цель… ликвидировать национальные различия и слить народы страны в какую-то безнациональную общность".
Однако, как представляется, правильнее было бы говорить, что конструируемая коммунистической элитой общность являлась как раз не "безнациональной", а именно "национальной" – в современном понимании термина "нация", т. е. в определенной степени она должна была представлять собой нечто аналогичное западным нациям-согражданствам. По словам А.Г. Вишневского, "главной декларируемой заботой этой [внутренней] политики всегда была национальная консолидация всего населения СССР, правда, по-другому называемая. Когда советские политики и идеологи размышляли о его будущем, перед их мысленным взором обычно стояло нечто, очень похожее на западные нации, хотя сам термин "нация" в таком смысле в СССР обычно не употреблялся, "национальное" здесь, как мы видели, был синонимом "этнического". Тем не менее много говорилось и писалось о растущей социальной однородности советского общества, об интернационализации экономической и общественной жизни, о русском языке как языке межнационального общения, постоянно повторялись слова Ленина о "сближении и слиянии наций" и т. д.".
Еще более однозначно формулирует эту мысль С.В. Четко: "С точки зрения принятых в современном мире понятийных норм, следует признать не только реальное существование в СССР "советского народа", но и признать его в качестве обычной полиэтнической нации – советской нации". Однако такому признанию мешали закостеневшие догмы сформулированной еще Сталиным и с тех пор господствовавшей в советской науке "теории нации": "С точки зрения традиции советского обществоведения, согласно которой нация – это моноэтнический социальный организм, одна из форм и стадий существования этноса, такой вывод может, наверное, выглядеть неслыханной ересью с оттенком "ассимиляторства"".
Действительно, находясь в плену примордиалистских установок, на основе которых структурировалось все этнополитическое пространство СССР, правящий режим так и не смог сформулировать полноценную идею нации-согражданства. Напротив, идеологи всячески избегали определять "советский народ" в хоть сколько-нибудь близкой к этой идее форме, например: "следует считать неправильными… попытки рассматривать советский народ как простое объединение советских национальностей, как их сумму. В подобном толковании советский народ как социально-политическая категория отождествляется с категорией "население СССР"", как понятие демографии и экономической географии" (В.И. Затеев).
Одновременно отрицался и противоположный подход. По словам того же В.И. Затеева, "необходимо отметить ошибочность… положений, будто советский народ является новой этнической общностью… советский народ – это не этническая, а социально-политическая общность". Однако, следуя логике этнонационализма, являвшегося краеугольным камнем советской национальной политики, идеологи были вынуждены изобретать нечто, что могло бы играть роль "общесоветской этничности", т. е. субстанции, одинаково присущей всему населению Советского Союза и обладающей некими культурными параметрами.
Поэтому сложение советской общности репрезентовалось как результат процесса "всестороннего сближения советских наций, роста их интернациональных черт". Сам "советский народ" стал наделяться определенными "этнообразными" характеристиками, и в содержательном отношении в определенном смысле превратился в своего рода "квазиэтничность". Действительно, государство, взявшееся за создание единой идентичности и, при этом не воспринимавшее в качестве интегрирующей идею политического согражданства, с неизбежностью должно было встать на путь конструирования новой "этничности". Ведь последняя "для идеальной нации необходима, потому что без нее нация оставалась бы всего лишь идеей или произвольной абстракцией: патриотический призыв не имел бы адресата".
Конструировавшаяся коммунистами "квазиэтничность" имела в своем фундаменте два основания: язык и культуру, а "советский народ" можно было определить как "группу людей, которые обладают общими коммуникативными нормами и, соответственно, высокой степенью взаимопонимания по широкому кругу вопросов. Чаще всего и то, и другое достигается посредством общего языка и, что еще более существенно, общей культуры". Языком советской общности по известным историческим и политическим причинам стал русский. Пожалуй, это был единственный параметр, на основании которого можно было настаивать на русификаторской сущности проводимой коммунистами политики идентичности. Что же касается культуры, то здесь, оставив в стороне сложную многоаспектную проблему наличия/отсутствия культурного единства на просторах бывшего СССР, попытаемся выяснить, что подразумевалось под единой культурой советского народа в идеологическом дискурсе.
Уже в 1970-е годы советская идеология стала настаивать на том, что в СССР "утвердилась, стала реальной действительностью новая историческая общность людей – советский народ". Соответственно, подразумевалось, что советское общество достигло и культурного единства: "социализм утверждает единую для всего советского народа, для всех социальных групп культуру – социалистическую по содержанию, национальную по форме, интернациональную по своей сущности". Характерной особенностью общесоветской культуры являлось то, что она "включает в себя наиболее ценные черты и традиции культуры и быта каждого из народов", т. е. культура советского народа преподносилась как некий синтез этнонациональных культур всех народов СССР. Однако советская культурная общность состояла не просто из совокупности этнических традиций разных народов, а "включала в себя единые идеологические цели и устремления и такое содержание национальных культурных ценностей, которое придает им значение ценностей общесоветских". Содержание национальных культур, образовывавших культуру общесоветскую, в свою очередь, определялось "марксистско-ленинским мировоззрением и принципами пролетарского интернационализма, устоями социализма", за счет чего достигался "единый духовный облик советских наций и народностей". Наполнение советской культуры шло "в русле усвоения и творческого восприятия всего нового, передового, что рождено и рождается в ходе совместной борьбы народов всей страны за социализм и коммунизм", она развивалась "в условиях бережного отношения к традициям каждого народа в революционной и национально-освободительной борьбе…".
В процессе культуротворчества особо подчеркивалась необходимость и важность того, чтобы превращать "социалистические традиции" отдельных народов в "достояние всех советских людей", а также "всемерно развивать новые, единые для всех наций революционные традиции строителей коммунизма…". Действительно, в это время становится популярной тема новой социалистической обрядности: "Новые гражданские обряды, праздники и традиции отражают социалистическую идеологию, обогащаются демократическими элементами народной культуры. Повсеместно утвердились в жизни новые революционные, общественно-политические, производственно-бытовые и семейные праздники – 7 Ноября, 1 Мая, 8 Марта, День Победы и т. д.". Политики и ученые выступают с пропагандой "интернационализации не только состава населения, но и всего уклада общественной жизни".
А в отдельных случаях выдвигается даже идея появления в Советском Союзе новой этнической общности. Так, в статье известного бурятского историка П.Т. Хаптаева "К вопросу о сближении и слиянии наций" ставится вопрос не просто о наличии в СССР политической общности, включающей в себя множество "советских наций и народностей", но о начале нового этногенетического процесса в стране. Это еще раз подтверждает вывод о том, что, во всяком случае, в своих крайних проявлениях концепция "советского народа" предполагала создание некой общности, которая по своим социокультурным характеристикам напоминала бы общность этническую.
Итак, формирование советской культуры велось за счет внедрения в общественное сознание и память "социалистических" традиций, приобретенных народами СССР во время революционной борьбы и строительства нового общества, т. е. ее основное содержание состояло из идеологически наполненных культурных символов, изобретенных за период существования СССР и не имевших никакого отношения к реальным этническим культурам. Как точно отмечает С.В. Чешко, "общность советского народа заключалась в лояльности к доминировавшим идеологическим символам".