Помимо указания на всенародный прием Владимира Мономаха "матерью градов русских", последнее известие В. Н. Татищева имеет и другую информационную ценность, позволяющую проникнуть в смысл термина "кияне". Этот термин, как явствует из татищевского текста, обозначал демократические слои населения Киева, бояр, духовенство, т. е. горожан всех положений и рангов. Вот почему "киян", пославших "паки ко Владимиру" нельзя отождествлять с "большими и нарочитыми мужами". Но даже если они и были таковыми, то все равно их инициативу повторного приглашения Мономаха нет оснований рассматривать как узкосословную, ибо ранее на вече вопрос о его призвании был решен положительно, а поскольку вечевое решение состоялось, отпадала необходимость вторичного созыва веча, чем, вероятно, и объясняется отсутствие упоминания о нем у Татищева, но отнюдь не тем, что обсуждение сложившейся в Киеве ситуации велось секретно в узком кругу "феодальной знати", как полагает И. И. Смирнов. Надо сказать, что И. И. Смирнов пользовался сведениями, содержащимися в "Истории Российской" В. Н. Татищева, выборочно, а не в комплексе, что делает построения ученого, по крайней мере, проблематичными.
Не вполне удовлетворителен и его подход к Ипатьевской летописи как источнику, содержащему сведения о волнениях в Киеве 1113 г. Рассказ ее он заподозрил в искаженной передаче событий, объяснив это тем, что он восходит к третьей редакции Повести временных лет, якобы выполненной с наибольшей идеализацией Мономаха. Допустим, что так оно и было. Но, признав этот факт, необходимо поставить вопрос, для чего столь промономаховски настроенный летописец счел необходимым представить избрание Мономаха как всенародное. Конечно, не для того, чтобы показать необычность и нетипичность этого избрания и тем самым посеять сомнение у читателей относительно прав князя занять киевский стол. Логичнее предположить, что он это делал, желая подчеркнуть принятый в ту пору на Руси порядок замещения княжений. И если он приукрашивал обстоятельства прихода Мономаха к власти в Киеве, то стремясь подделаться под привычный стиль отношений народного веча с князем. Но мы все-таки думаем, что сведения, заключенные в Ипатьевской летописи, объективно отражают события 1113 г. в Киеве.
Текст Ипатьевской летописи, Сказание о Борисе и Глебе, татищевские известия в принципе сходны; они лишь дополняют друг друга. Чтобы убедиться в том, сопоставим их данные.
Согласно Ипатьевской летописи, "кияне", собравшись для совета, т. е. сойдясь на вече, "послаша к Володимеру, глаголюще поиди, княже, на стол отен и деден". На вечевую деятельность намекает и Сказание о Борисе и Глебе, сообщая о "молве не мале", бывшей среди людей. В "Истории Российской" также упоминается вече.
Далее Ипатьевская летопись извещает о "грабеже" дворов тысяцкого Путяты и сотских, а также еврейских домов, который последовал за отказом Владимира Мономаха приехать в Киев. Сказание об этом говорит в самых общих фразах, глухо: "и многу мятежю и крамоле бывъше в людех". В. Н. Татищев не только повествует о "грабеже", но и поясняет его причину. Оказывается, Путята держал сторону Святославичей, тогда как масса "киян" выступала за Владимира.
Этот "грабеж" киевского тысяцкого и сотских живо напоминает сцены из жизни Новгорода, где участники вечевых собраний карали подобным образом новгородских бояр, поддерживавших князей, неугодных массе новгородцев. Но помимо политического содержания, "грабеж" 1113 г. в Киеве нес на себе еще печать вдохновляемого обычным правом перераспределения частных богатств на коллективной основе, возвращения их в лоно общины, практиковавшегося эпизодически, от случая к случаю в обществах с незавершенным процессом классообразования. Сигналом для этих акций служили нередко изгнание или смерть князя, вызвавшего недовольство у народа своим правлением. Именно таковым и было княжение Святополка, который разными "неправдами" привел в негодование "киян". Горожане, несомненно, сперва подвергли бы грабежу княжеский двор, если бы княгиня, вдова усопшего князя, не предупредила этого, раздавщедрой рукой святополковы богатства: "Много раздили богатьсть во монастырем и попом и убогым, яко дивитися всем людем". Отсюда понятно, почему "кияне" начали "грабеж" не с княжеского двора, а с имущества близко стоявшего к Святополку тысяцкого Путяты и связанных с ним сотских. Но "грабеж", как мы знаем, вскоре перекинулся на евреев-ростовщиков, что придает действиям "киян" окраску социальной борьбы, направленной против закабаления, возникающего в условиях формирующегося классового общества. Следовательно, киевскому "грабежу" 1113 г. нельзя дать однозначную оценку. Перед нами сложное явление, сочетающее различные социальные тенденции, что обусловливалось сложностью древнерусского общества, переживавшего переходный период от доклассового строя к классовому. Вернемся, однако, к сопоставлению наших источников.
Рассказав о "грабеже", летописец затем сообщает о том, что "кияне" снова отправили к Мономаху своих посланцев, тогда как Сказание о Борисе и Глебе упоминает только об одной делегации "киян" к Владимиру Мономаху. И. И. Смирнов считает, что это упоминание следует отнести ко второй поездке киевлян, засвидетельствованной Ипатьевской летописью. Возможно, он прав, хотя быть уверенным тут, разумеется, нельзя. Но важнее отметить другое: конкретизацию в Сказании состава делегатов сравнительно с Ипатьевской летописью. Если летопись говорит о "киянах" вообще, то Сказание о Борисе и Глебе выражается более определенно: "И тъгда съвъкупивъшеся вси людие, паче же большии и нарочитии мужи, шедъше причьтъм всех людии…" Слово "причьтъ" (причетъ) здесь фигурирует в значении собрание, собор. Смысл происшествия становится ясен: с собрания всех людей, т. е. с веча, "большии и нарочитии мужи" отправились к Мономаху, уполномоченные на то "причьтъм всех людий", или вечевой сходкой. Именно так ориентирует нас и В. Н. Татищев. Из первой редакции его "Истории" узнаем, как "кияне" после вечевого решения об избрании Владимира Мономаха на великое княжение, "избравше мужии знаменита", послали их за князем. Во второй редакции изображена та же ситуация: "Киевляне по всеобсчем избрании на великое княжение Владимира немедля послали к нему знатнейших людей просить, чтоб, пришед, приял престол отца и деда своего". Так татищевские известия вместе со Сказанием о Борисе и Глебе дополняют рассказ Ипатьевской летописи о событиях в Киеве 1113 г. Сведения, извлеченные из этих трех памятников, ставят все на свои места. Оказывается, что "кияне" (социально-нерасчлененная масса жителей Киева и прилегающей к нему области), собравшись на вече, называют Владимира Мономаха своим князем. В посольство к нему вечевая община направила депутацию, составленную из "больших" и "нарочитых" мужей - боярства. В этом нет причин видеть политическую неполноценность или бесправие рядовой массы населения Киева. Такая посольская практика существовала еще в родоплеменном обществе. Она продолжалась, как увидим, и после изучаемых нами событий, в частности в самом Киеве. Сейчас же следует подчеркнуть активность киевской городской общины в одном из главнейших внутриполитических вопросов волости - замещении княжеского стола. Мономах становится киевским князем по воле народного веча, а не по изволению местной знати, как уверяют нас некоторые исследователи. Киевская община избирает князя, подобно тому, как избирали князей общины других стольных городов. Однако выборность князей в Киеве стала утверждаться несколько ранее, чем, скажем, в Новгороде или Смоленске, зависевших от днепровской столицы и потому вынужденных принимать правителей присылаемых оттуда. И лишь по мере освобождения от власти Киева в этих городах набирал силу принцип выборности князей. В ином, более благоприятном положении был Полоцк, рано обособившийся от Киева. Поэтому формирование в Полоцкой области волостной системы с ее городами-государствами несколько опережало аналогичный процесс в других землях, исключая, естественно, Киевщину.
Установление выборности князей в Киеве, являвшейся но сути дела выражением принципа вольности "киян" в князьях, не могло не оказывать известного стимулирующего влияния на выработку того же порядка избрания властителей в других волостных центрах. Конечно, степень этого внешнего влияния нельзя преувеличивать, ибо социально-политические институты в Новгороде складывались в результате внутреннего общественного развития. Но и пренебрегать им исследователь не имеет права. Ведь борьба подвластных Киеву городов за независимость неизбежно порождала дух соперничества, который вызывал у местных общин стремление завести у себя такие же порядки, какими славилась киевская община, тем самым встать вровень с ней.
Оценивая политическую обстановку в Киеве в момент смерти Святополка, И. И. Смирнов характеризовал ее как необычную и исключительную, что проявилось "уже в факте избрания Мономаха "на великое княжение" вечем - случай беспрецедентный для Киева, если не считать провозглашения восставшими киевлянами в 1068 г. киевским князем Всеслава Полоцкого".
Избрание князей есть результат единого для Руси XI–XII вв. процесса формирования волостей-земель (городов-государств), верховным органом власти которых было народное собрание (вече), в чьем ведении, помимо прочего, находилось замещение княжеских столов. В Киеве еще в 1068 г. эта функция веча проявилась осязаемо: киевляне изгнали князя Изяслава, избрав вместо него Всеслава Полоцкого. Вечевая деятельность "киян" 1068–1069 гг. - показатель определенной зрелости киевской городской общины и местного волостного союза в целом.
На фоне событий 1113 г. киевская община выступает как самодовлеющая организация, обладающая суверенитетом, способная определить, кому княжить в Киеве, вопреки счетам Рюриковичей о старшинстве.
Можно полагать, что к началу XII в. становление города-государства в Киевской земле состоялось. Дальнейшая ее история укрепляет наш вывод.
По смерти Владимира Мономаха в 1125 г. киевским князем стал его сын Мстислав. Ипатьевская и Лаврентьевская летописи говорят о вокняжении Мстислава Владимировича в выражениях, из которых неясно, кем он был посажен на стол. Новгородская Первая летопись содержит более внятное известие: "Преставися Володимир великыи Кыеве, сын Всеволожь; а сына его Мьстислава посадиша на столе отци".Слово "посадиша" свидетельствует о вечевом избрании Мстислава киевским князем. Этот факт приобретает особую значимость, если учесть, что в лице Владимира Мономаха и Мстислава мы имеем дело с правителями, наделенными сильным характером, властностью и крутым нравом. Несмотря на эти качества названных князей, "кияне" сохраняют за собой роль высшей, так сказать, инстанции в решении вопроса о княжении в Киеве.
Еще более конституированной и жизнедеятельной предстает перед нами волостная община Киева в исполненных драматизма событиях 1146–1147 гг. Суверенность, самостоятельность общины проявляется прежде всего в вечевой активности.
В 1146 г. киевский князь Всеволод Ольгович, возвращавшийся из военного похода, "разболеся велми". Больной князь остановился под Вышгородом, куда и призвал "киян", чтобы условиться с ними насчет своего преемника. Можно думать, что "кияне", которых пригласил к себе умирающий князь, были выборными людьми, посланцами киевского веча. Их согласие принять Игоря надлежало еще одобрить на вече в самом Киеве. Поэтому они вместе с новым "претендентом" на великое княжение отправляются в Киев, где под Угорским созывают всех киевлян, которые и "целоваша к нему (Игорю. - Авт.) крест, рекуче: "Ты нам князь"".
После смерти Всеволода состоялось новое вече. Преемник Всеволода Игорь "созва Кияне вси на гору на Ярославль двор, и целоваша к нему хрест". Затем летописец сообщает, что "вси кияне" опять "скупишася" у Туровой божницы.
Не будем выяснять причины этого повторного созыва веча. Для нас сейчас важнее установить социальный состав вечников. Что подразумевает летописец под термином "вси кияне"? Ключ к ответу находим в описании веча у Туровой божницы, а точнее в сообщении, что князь Святослав, "урядившись" со всеми киевлянами и "пойма лутшии мужи", отправился к Игорю, ожидавшему его неподалеку. Отсюда ясно: приводившиеся к присяге Игорем "лучшие мужи" - лишь часть людей, бывших на вече у Туровой божницы. Следовательно, в устах летописца "вси кияне" обозначают массу горожан, достаточно пеструю по социальному составу. Аналогичный смысл в слова "вси кияне" летописец вкладывал и тогда, когда говорил о вече под Угорским и на дворе Ярославле.
Таким образом, вечевые собрания под Угорским, на Ярославле дворе и у Туровой божницы - это народные собрания, обсуждающие и решающие коренные проблемы социально-политической жизни киевской волости.
Аналогичен социальный состав и вечевых собраний, происходивших позже, в княжение Изяслава. Однажды, в 1147 г., Изяслав "созва бояры и дружину всю и Кыяны", чтобы увлечь киевскую тысячу в поход к Суздалю на Юрия Долгорукого. "Кияне" не поддались уговорам. Летописный слог и в данном случае избавляет от гаданий по поводу содержания понятия "кияне". Бояре и дружинники в данном случае отпадают, поскольку летописец о них говорит особо. Остается масса горожан, придающая вечу характер всенародного совещания.
В том же году Изяслав вновь обратился к киевскому вечу, у которого просил "воев", чтобы выступить против Давыдовичей и Святослава Всеволодовича. По свидетельству Лаврентьевской летописи, на вече "придоша кыян много множство народа и седоша у святое Софьи слышати". Ипатьевская летопись сообщает: "Кияном же всим съшедшимся от мала и до велика к святей Софьи на двор, въставшем же им в вечи". Обе летописи - и Лаврентьевская и Ипатьевская - изображают массовую сходку "киян", созванных по просьбе князя Изяслава. Это один из самых ярких примеров, иллюстрирующих народный склад киевского веча.
Сообщение о вече 1147 г. замечательно еще тем, что воспроизводит порядок ведения вечевых собраний. Перед нами отнюдь не хаотическая толпа, кричащая на разный лад, а вполне упорядоченное совещание, проходящее с соблюдением правил, выработанных вечевой практикой. Сошедшиеся к Софии киевляне рассаживаются степенно, ожидая начала веча. Заседанием руководит князь, митрополит и тысяцкий: Послы, словно по этикету, приветствуют по очереди митрополита, тысяцкого, "киян". И только потом киевляне говорят им: "Молвита, с чим князь прислал". Все эти детали убеждают в наличии в Киеве XII в. более или менее сложившихся приемов ведения веча. Не случайно М. Н. Тихомиров счел вполне вероятным существование уже в эту пору протокольных записей вечевых решений.
Центральное место, которое занимало вече в социально-политическом механизме Киевской волости в середине XII в., определяется не только его социальным составом, но и тем кругом вопросов, который оно решало. В компетенции веча находились вопросы, касающиеся войны и мира, избрания князей. Более того, эта компетенция распространяется даже на назначение судебно-административных "чинов". Вече активно выражает недовольство деятельностью княжеских тиунов. "Ратша ны погуби Киев, а Тудор - Вышегород", - говорят киевляне. Ответ князя весьма знаменателен: "А се вы и тивун, а по вашей воли!".
Эту необычайно красноречивую формулу князь распространяет и на все другие сферы социально-политического бытия. Он целует киевлянам крест "на всей (киевлян. - Авт.) воли". Данная формула станет особенно ходкой в Новгороде Великом. Очень важно подчеркнуть, что ее применяли в Южной Руси раньше, чем в Новгороде. Она - несомненное свидетельство больших полномочий киевской общины.
Необходимо отметить стиль обращения князей к участникам вечевых собраний в Киеве, которых они именуют словом "братие", "братья". В межкняжеском общении оно подчеркивало уважение и равенство сторон. В том же почтительном значении термин "братие" употребляется и по отношению к "киянам", собравшимся на вече. Аналогичное словоупотребление имело место на вечевых собраниях других волостных городов.
Нельзя упускать из виду и другую важную подробность событий 1146–1147 гг.: киевляне "устремишася на Ратьшин двор грабить и на мечникы". Грабежу подвергается имущество зарвавшихся княжеских чиновников. С такого рода грабежами мы уже встречались и встретимся неоднократно; их социальная природа нам известна.
События 1146–1147 гг. свидетельствуют о том, что процесс развития киевской волостной общины достиг высокой точки. Городская община приобрела все признаки, характерные для произошедшего становления города-государства. Эти признаки, и прежде всего самый яркий - суверенность общины, проявляются и в дальнейшем.
Городская община Киева - доминанта в социально-политической жизни. Так, в Ипатьевской летописи сохранились примечательные описания под 1150 г. Князь Юрий Долгорукий перед лицом наступавшего Изяслава Мстиславича, "не утерпя быти в Киеве", спешно бросил город. Но Изяслава опередил Вячеслав, который "вшел в Киев" и обосновался на "Ярославли дворе". Тем временем приехал Изяслав, и киевляне "изидоша навстречу князю многое множьство и рекоша Изяславу: "Гюрги вышел из Киева, а Вячеслав седить ти в Киеве, а мы его не хочем"". Изяслав через своих посланцев просил Вячеслава перебраться в Вышгород. Тот заупрямился: "Аче ти мя убити, сыну, на сем месте, а убии, а я не еду". Изяслав Мстиславич, "поклонивъся святой Софьи", въехал на Ярославль двор "всим своим полком, и Киян с ним приде множество". Киевляне, которые, видимо, были вооружены, стали проявлять раздражение по отношению к Вячеславу. Видя это, Вячеслав счел за лучшее удалиться. Городская община и на этот раз определяет, какому князю княжить в городе. Вот почему князья стремились задобрить городскую общину. Уже не раз упоминавшийся Изяслав, прогнав Юрия Долгорукого из Киева, устроил в честь победы над соперником обед, на который были приглашены горожане в большом количестве. С "киянами" встречаемся на пиру у князя Вячеслава. Они же пируют и у Святослава Всеволодовича.