Товарищи по правлению директоров часто советовали Герману Бюхеру не высказываться столь открыто и громко, чтобы его не услышали за дверями конференц-зала и не донесли на него. Однажды, когда кто-то из директоров позволил себе с одобрением отозваться о Гитлере, Бюхер взревел: "Не смейте говорить об этом преступнике!" Но его никто не выдал.
И другие высшие представители промышленности открыто высказывали свое мнение в кругу своих директоров. Но приведенных примеров вполне достаточно для доказательства того факта, что противников режима поддерживало гораздо более значительное количество деловых людей, чем принято считать. Тот факт, что среди директоров крупных концернов не оказалось предателей, определенно положительно характеризует германскую индустрию.
Во время суда над "ИГ Фарбен" было отмечено, что обвиняемые и их концерны не подчинялись некоторым требованиям нацистов: "Имеются исчерпывающие доказательства того, что "ИГ Фарбен" предъявлялось требование постоянно собирать и предоставлять правительству сведения о его заграничных предприятиях и количестве производимой ими продукции. Несмотря на имевшуюся у концерна полную информацию, оно отказывалось исполнять это требование, что свидетельствует об отсутствии его сотрудничества и опровергает его осведомленность о планах Гитлера развязать захватническую войну, а также его участии в этих планах".
Теперь я перейду к истории, хотя доказательств отдельных ее фактов привести не могу, так как, несмотря на обширную переписку с людьми, которые могли бы представить необходимые подтверждения, требуемый документ так и не удалось обнаружить. Однако мой главный источник настолько уверен в имеющихся у него сведениях, что я не побоюсь включить эту историю как доказанную. Этим источником является Рихард Мертон, глава "Металлгесельшафт", Франкфурт-на-Майне, который со своим другом и помощником Альфредом Петерсеном вынужден был покинуть Германию по причинам расового преследования (так что вряд ли его можно заподозрить в симпатиях к нацистам). Находясь в Англии, он по просьбе британского правительства написал отчет на восьми страницах о германской промышленности. Привожу следующий отрывок: "Я читал (кажется, это было в 1935 году) секретный, недвусмысленный и очень критичный многостраничный машинописный меморандум, подписанный от имени ведущих промышленных групп Круппом, Бошем ("ИГ Фарбен"), Сименсом и другими, представленный ими Гитлеру, в котором, насколько я помню, было упомянуто все, что только заслуживало критики".
В настоящее время доктор Мертон возвратился в Германию и снова занял свой пост в "Металлгесельшафт". Учитывая важность меморандума, о котором я за время своих изысканий ничего не читал и не слышал, я встретился с промышленником из Франкфурта-на-Майне и затем несколько месяцев переписывался с ним. Мы оба пытались найти человека, у которого могла сохраниться копия меморандума.
В том числе мы обратились и к Альфриду Круппу фон Болену, но он ничего не знал о меморандуме. Я сообщил об этом доктору Мертону, на что он ответил, что документу был присвоен гриф высшей секретности и, естественно, Густав Крупп фон Болен не говорил о нем своему сыну.
И вот однажды я получил из Франкфурта письмо, в котором господин Мертон, в частности, писал: "Я написал одному из совладельцев банковского дома Икс, в чьем кабинете я читал меморандум, и спросил, помнит ли он этот разоблачительный документ. Он ответил, что помнит, и сказал, что, возможно, сам и дал его мне для ознакомления. Он предположил, что его экземпляр меморандума был передан одному из его партнеров, ныне покойных, последнему заместителю председателя совета директоров "Сименс и Хальске" Фридриху Сименсу".
Этот банкир начал искать документ, который он видел, но тоже безрезультатно.
Возможно, когда-нибудь он обнаружится в Пентагоне среди тонн нацистских документов, захваченных американскими вооруженными силами. Со своей стороны я могу только пересказать эту историю в том виде, как мне ее передали. Если этот меморандум действительно был написан и представлен Гитлеру – а у меня нет ни малейших оснований сомневаться в словах доктора Мертона, – то это бесспорно был отважный поступок.
Важные доказательства активного сопротивления нацистам я обнаружил в Южной Германии.
Интересный пример такого сопротивления являет "Машиненфабрик Аугсбург-Нюрнберг", известный как М.А.Н. То, что этот концерн добился успеха там, где потерпели неудачу большинство других, отчасти объясняется большим значением, которое нацистское министерство военного флота придавало производству военных судов, из-за чего поддерживало руководство концерна в его стремлении к независимости от нацистов. Но определенную роль в этом сыграло и личное мужество всех участников этой борьбы, начиная с генерального директора доктора Отто Мейера, женатого на еврейке.
Нацисты потребовали, чтобы он развелся с женой. Но Мейер только рассмеялся им в лицо. Они потребовали, чтобы он уволил секретаршу концерна, тоже еврейку. Он наотрез отказался это сделать. Как уже упоминалось, в ноябре 1952 года, когда я приехал в этот концерн, уже поседевшая секретарша по-прежнему занимала свою должность. Многие предприятия, даже те, главы которых были против нацистов, добивались, чтобы их включили в списки "образцовых предприятий". М.А.Н. не предпринимал к этому никаких попыток. Это стало возможным потому, что германский Трудовой фронт Лея вызывал одинаковое презрение как у рабочих, так и у их нанимателей.
Трудно поверить, но факт остается фактом – только 4 % из 12 тыс. рабочих М.А.Н. стали членами НСДАП. Рабочий совет решительно поддержал управление в его отказе уволить секретаря еврейской национальности. Когда Лей явился на предприятие, чтобы призвать рабочих присоединиться к германскому Трудовому фронту, рабочие с усмешкой говорили: "Надо же иметь глупость агитировать за такую чушь!"
Если какой-нибудь рабочий попадал в лапы гестапо из-за неосторожного замечания, руководство немедленно выступало в его защиту под предлогом того, что данный рабочий совершенно необходим для производства военной продукции. Обычно его отпускали. Управление также без колебаний принимало на работу людей, забракованных управлением имперской рабочей силы как политически неблагонадежные. Когда правительство пригнало на работу в концерн иностранных пленных, руководство назначило им такую же зарплату, как и немецким рабочим. Но категорически отказалось принимать в качестве бесплатной рабочей силы узников концлагерей.
М.А.Н. пользовался доброй поддержкой со стороны Баварского союза предпринимателей, находившегося в Мюнхене, столице нацистского движения. Его председатель, тайный советник Ойген Бёрингер, был непримиримым противником нацистов. Исполнительный директор Ойген Бунцль из-за своего еврейского происхождения попал в списки "нежелательных" элементов. Бёрингер сопротивлялся увольнению Бунцля. Как ни странно, его поддержал один из старейших нацистов в промышленности Альберт Пич, о чем рассказал мне сам Бунцль. Позднее, когда были распущены все организации предпринимателей, Пич позаботился о том, чтобы Бунцль получил солидное пособие по увольнению.
На автозаводе Порше в Штутгарте я оказался свидетелем интересного эпизода, показывающего, как профессор Фердинанд Порше, конструктор "фольксвагена", оказывал пассивное сопротивление эсэсовцам Гиммлера.
В свой 65-летний юбилей, который Порше отмечал в 1943 году, ему было присвоено звание оберфюрера СС – честь, нередко оказываемая нацистами тем магнатам, в сотрудничестве которых они нуждались. Предприниматель даже не потрудился подтвердить получение этого звания. Учитывая политическую обстановку в стране, само по себе это было мужественным поступком.
Вместе с приказом о присвоении звания полагался и подарок Генриха Гиммлера – кольцо СС с эмблемой "Мертвая голова" с выгравированным на нем личным посвящением Гиммлера. Но для изготовления кольца ювелиру нужно было узнать размер пальца Порше. Четыре запроса СС по этому предмету Порше оставил без ответа. Пятое письмо представляло собой смесь мольбы и угрозы – в нем говорилось, что, несмотря на его крайнюю занятость, которую нацисты вполне понимают и ценят по достоинству, они все же настоятельно рекомендуют ему сообщить требуемые сведения. Только учитывая угрожающий смысл этой просьбы, Порше наконец уступил их требованиям.
Затем встал вопрос об эсэсовском мундире. Порше вовсе не хотелось, чтобы его связывали с гиммлеровской организацией, а потому под разными предлогами уклонялся от посещения портного. Местный лидер СС, на которого давили из штаб-квартиры в Берлине, в конце концов уговорил Вацли, личного портного Порше, втайне сшить для него эсэсовскую шинель, которую профессор мог надевать поверх штатского костюма. "Не смотрите на расходы, постарайтесь сшить шинель как можно лучше", – умолял он Вацли. Тот воспользовался имевшимися у него мерками Порше, сшил шинель и отправил ее Порше.
Спустя несколько недель Геббельс обратился к народу с призывом пожертвовать армии шерстяные вещи. И Порше немедленно внес свой посильный вклад – новенькую, с иголочки эсэсовскую шинель, которую ни разу не надел!
Я своими глазами видел все документы, связанные с этим делом.
В начальный период нацистского режима Порше имел доступ к Гитлеру и свободно критиковал поступки некоторых партийных боссов. Однако со временем фюрер все больше отдалялся от посторонних, а его зловещая тень Мартин Борман тщательно оберегал его от общения с людьми, имевшими независимое мнение о проводимой в стране политике.
Когда на завод Порше, как и на прочие германские предприятия во время войны, пригнали военнопленных, профессор потребовал гуманного обращения с этими рабочими. О его отношении к русским военнопленным мы поговорим в следующей главе.
В знак протеста против дискриминационных законов в отношении евреев, согласно которым молодым евреям запрещалось посещать школы, Роберт Бош открыл множество вакансий подмастерьев на своих предприятиях в Штутгарте. По случаю 15-летнего юбилея основания фирмы Боша был выпущен специальный буклет, до такой степени оскорбивший официальные лица Вюртемберга и представителей НСДАП отсутствием прославлений фюрера, что они возвратили полученные приглашения на торжество. В 1938 году, вскоре после захвата Австрии, Гитлер посетил Штутгарт, но Бош демонстративно уклонился от участия в поздравлении его с успехом.
Тоталитарная власть оказалась сильнее личных предпочтений Роберта Боша, и во время войны его концерн вошел в число самых мощных военных предприятий Германии. С 80-летием, отмечавшимся 23 сентября 1941 года, его поздравляли самые разные ораторы: с одной стороны, выступили Роберт Лей, который объявил, что Гитлер назвал Боша Новатором труда, и представители нацистского правительства Вюртемберга, а с другой – близкий друг Боша и известный оппонент режима Пауль Ройш, видный руководитель Сопротивления Карл Гёрделер и Ялмар Шахт, ставший участником заговора против режима. Смерть Боша в начале 1942 года избавила его от горестного зрелища – в результате вражеских бомбардировок большинство его предприятий превратились в жалкие развалины. Но не только. Он был избавлен от длительного преследования, которому после неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 года подвергались его помощники. Нацисты были прекрасно осведомлены о неприятии правящего режима как ими, так и их покойным боссом, и, поскольку Гёрделера часто видели входящим в здание администрации, они предполагали их причастность к заговору против фюрера.
Хуго Эккенер, которого Америка с любовью называла Колумбом воздуха, не смягчал выражений, высказываясь на заводе дирижаблей в Фридрихшафене в адрес Гитлера и его режима. Как многие лидеры промышленности, он убедил своего сына Кнута Эккенера вступить в НСДАП, чтобы избавить завод "Цеппелин" от присутствия нацистских комиссаров. В результате Кнут Эккенер оставался главным управляющим предприятием вместе со своим отцом и преданными рабочими и служащими переживал все подъемы и спады проектов "Цеппелина", продолжавшего свою деятельность до тех пор, пока Герман Геринг не отомстил старому доктору за его откровенные высказывания, приказав разобрать на части единственный уцелевший дирижабль под названием "Граф Цеппелин".
Может показаться странным, но к числу активных борцов против Адольфа Гитлера и его соратников стоит добавить и Фрица Тиссена.
1 сентября 1939 года Гитлер созвал на совещание полностью подчиненный ему рейхстаг и объявил, что он намерен "ответить силой на силу" в Польше. И Тиссен, единственный среди шести сотен с лишним делегатов, имел мужество телеграфировать, что он против войны. Он готов был прилететь в Берлин, чтобы высказаться против войны, если бы тяжелое состояние его здоровья и необходимость надзора врачей не удерживали его в Бад Гастейне под Зальцбургом.
Вслед за телеграммой он отправил письмо Герингу, в котором, помимо прочего, заявил:
"Я не только имею право, а просто обязан выразить свое мнение, тем более что я убежден в том, что Германию ведут к серьезнейшей катастрофе… Сейчас, как и прежде, я выступаю против войны. И поскольку война уже началась, Германия должна как можно скорее прекратить ее, ибо чем дольше она длится, тем более тяжкими будут для Германии условия мира. Не Польша разорвала договор с Германией.
На заседании рейхстага 1 сентября отсутствовали примерно сто членов. Их места заняли партийные чиновники. Я рассматриваю это как насмешку над конституцией и выражаю свой протест. Я требую, чтобы германскому народу сообщили, что я, как член парламента, голосовал против войны. И если были и другие члены парламента, проголосовавшие подобно мне, о них тоже необходимо информировать население".
К этому времени Тиссен находился уже за пределами Германии, вне досягаемости гестапо. Как он объяснил в дополнительном письме гауляйтеру Тербовену, по событиям 30 июня 1934 года (так называемого мятежа Рёма) он узнал, какая судьба ожидает любого, кто посмеет высказаться против режима. Нацисты отомстили Тиссену конфискацией всего его имущества и других активов в Германии. Управляющим имуществом Тиссена был назначен тот самый барон Курт фон Шрёдер, который свел у себя в доме Гитлера и фон Папена.
В своем последнем длинном письме Гитлеру Тиссен, в частности, писал:
"Хочу Вам напомнить, что, когда Вы отправляли Вашего господина Геринга к Святому Отцу в Рим и к кайзеру в Дорн, его миссией определенно не была подготовка их обоих к Вашему неизбежному договору с коммунизмом. И, однако, Вы неожиданно вступили в этот альянс, таким образом совершив акт, за который сами же будете строго судить себя. Загляните на страницы 740–750 Вашей же книги "Майн кампф".
Ваша новая политика, господин Гитлер, ведет Германию в пропасть, а германский народ к гибели. Остановитесь, пока еще не поздно. Ваша политика закончится концом Германии. Вспомните клятву, произнесенную Вами в Потсдаме. Возвратите Рейху свободный парламент, верните германскому народу свободу совести, свободу мнения и свободу слова. Создайте заново фундамент, необходимый для восстановления законности и справедливости, что снова позволит доверять любому договору с Германией. Прекратите ненужное кровопролитие, и Германия получит почетный мир, благодаря которому сохранит свое единство".
Гитлер отреагировал лишением Тиссена гражданства. Позднее, когда немцы оккупировали всю Францию, Тиссена схватили на Ривьере и поместили в концлагерь. По иронии судьбы, он вновь был арестован как преданный нацист. Какой бы ни была его вина в приведении Гитлера к власти, он сумел осознать свою ошибку и дорого за нее заплатил.
Многие промышленники, бывшие сначала горячими последователями Гитлера, к концу войны старались противодействовать его политике уничтожения, которую он осуществлял по отношению к промышленным предприятиям. Об этом мы поговорим в следующей главе.
Наиболее смелые промышленники порой успешно противодействовали зловещему курсу Гитлера. Многих евреев защитили или помогли покинуть страну их христианские коллеги и служащие. Руководители и друзья всеми силами старались освободить из застенков гестапо арестованных, что им зачастую удавалось. Многие магнаты симулировали покорность, тогда как на самом деле успешно тормозили или полностью саботировали выполнение различных бесчеловечных приказов нацистов.
Эти отдельные истории сопротивления показывают, что только наиболее влиятельные и опытные лидеры промышленности могли позволить себе открыто протестовать против гитлеровской политики. Однако в основном из-за вездесущего гестапо сопротивление вынуждено было действовать подпольно. Властями пресекались его самые малейшие проявления. Бош, Бюхер или Крупп, занимая высокое положение, могли пойти на риск, надеясь, что не подвергнутся казни. Однако для их менее влиятельных коллег единственной альтернативой было физическое уничтожение.
Понятно, что в данных условиях герои сопротивления должны были оставаться неизвестными. Так что недостаток или отсутствие прямых доказательств наличия либо отсутствия активного сопротивления режиму не должны служить основанием для оценки умонастроений населения в тоталитарном государстве.
То, что люди, вольно или невольно навлекшие на себя ярость режима, получали многочисленную поддержку и помощь, позволяет предположить, что Гитлеру противостояли широкие круги промышленников и рабочих. Нельзя оценивать весь этот период только в белых и черных красках. В меняющихся обстоятельствах проявлялись различные черты психологии человека. Следует отдать должное проявленной твердости в противостоянии режиму и готовности к его страшным последствиям. Свидетельства неприятия нацизма в кругах германской промышленности невозможно отрицать.
В связи с приведенными фактами особое значение имеет комментарий должностного лица в Вашингтоне, с которым я консультировался перед отъездом в Германию в июле 1952 года. Этот человек служил своей стране на высоком посту в администрации Рузвельта и Трумэна, и президент Эйзенхауэр тоже оставил его в своем правительстве. Он очень хорошо знал ситуацию в Германии. Он сказал мне: "Я считаю, что в общем руководство германской промышленности вело себя так же, как в подобных обстоятельствах поступало бы американское, британское, французское и др. Лидеры германской индустрии были не хуже иностранных, но они оказались в ситуации, с которой те не сталкивались ни в одной стране. И они делали все, что было в их силах".
Глава 12
Рабская рабочая сила, разрушение и политика выжженной земли
К моменту, когда Гитлер объявил войну Польше, была одна-единственная сила, которая могла свергнуть гитлеровский режим, – а именно вермахт. Изучая историю заговоров с целью убийства фюрера, закончившуюся 20 июля 1944 года неудачной попыткой полковника Клауса Шенка фон Штауффенберга, поражаешься тому, что участвовавшие в заговоре штатские лица стремились убедить офицеров вермахта, занимавших важные посты, в том, что их долг спасти Отечество, что, кроме них, это не может сделать никто другой.
Мы уже обращали внимание на то, что обнародование в мае 1935 года Закона о защите рейха сопровождалось секретным декретом, который не был опубликован. Согласно этому декрету, индустрия должна была соотноситься с экономической политикой рейха, а все гражданские институты – подчиняться руководству страны. Однако это условие действовало недолго, поскольку уже на следующий год уполномоченным по четырехлетнему плану был назначен Герман Геринг. Он был наделен правами "издавать декреты и общие административные постановления, а также приказы правительственным министерствам, в том числе высшим государственным органам".