В западные энциклопедии космонавтики оба эти полета попали как испытания космического корабля "Союз". Впрочем, "Союз" изначально и создавался для облета Луны, а не для выполнения тех грандиозных программ, которые ему пришлось впоследствии выполнять на околоземной орбите. А именно – в качестве корабля снабжения для орбитальных станций "Салют", "Мир" и "Альфа" (или "Фридом", как изначально американцы хотели окрестить Международную космическую станцию), а также вообще единственного советского и российского пилотируемого космического корабля в весьма длительный промежуток времени между 1967 и 2017 годами…
Глава 1. Идея!
И вот тогда же, весной 1967 года, кто-то из разработчиков бросил мысль, что если бы на борту "Л-1" были бы космонавты, то они смогли бы вручную запустить двигатель и полететь к Луне. Мало кто поверил столь безумному предположению, поскольку двигатели блока "Д" относятся к системе "Протон" и с борта "Л-1" никак управляться не могут, не говоря уже об их запуске…
"Мысль изреченная есть ложь", - поговаривали мудрецы в древности. Но мысль о возможности полетов советских космонавтов вокруг Луны была все-таки изречена, и закрутилась та самая машина, о которой писал Кафка в своем "Процессе". "А чем мы хуже американцев, которые собираются облететь Луну не позже начала 1969 года?" – подумали наверху, в Политбюро. И начали торопить Мишина, наследника Королева, и всю его компанию. Закрутилась машина в самых верхах, сначала в Политбюро, а затем – в органах госбезопасности.
Конечно, посылать настоящих космонавтов в космос на плохо испытанных "Л-1" было жалко, хотя кое-кто из них был готов отдать жизнь во имя науки, как это сделал Комаров, прекрасно знавший, что летит на верную гибель. Но в лагерях необъятного ГУЛАГа даже в середине шестидесятых годов по различным политическим статьям сидело еще немало неплохих инженеров, которых вполне можно было использовать в качестве подопытных кроликов, то есть космонавтов, не объявляя на весь о том, что испытательные полеты были пилотируемыми…
И вот, в самом начале мая 1967 года, когда весь Союз дружно смеялся в кинотеатрах над незадачливыми персонажами прекрасной комедии Гайдая "Кавказская пленница", в лагеря особо строгого режима стали приезжать специалисты по авиакосмической медицине. Им предстояло отобрать группу зэков для осуществления испытательных полетов к Луне.
Причем надо было выбирать сразу, без отсева на уровне "один к двадцати или даже к пятидесяти" в московском госпитале, как это происходило при отборе большинства космонавтов военных и гражданских наборов. Ибо зэки – это люди особого рода, и подписку о неразглашении государственных тайн с них взять почти невозможно. А военную клятву многие из них никогда не приносили…
Врачи даже не знали, как преподнести зэкам то, что их отправят в Москву для проведения специальной подготовки. Один из отобранных, заключенный Гаврилов, рассмеялся, предположив, что зэков хотят использовать в качестве Белки и Стрелки, то есть подопытных собачек. Он даже не представлял тогда, насколько он был близок к истине…
Короче, исходя из внешних данных и по заключениям лагерных врачей, были почти наугад отобраны шесть человек: Андрей Скляров, Василий Пономаренко, Степан Гаврилов, Григорий Резниченков, Тимофей Молодцов и Равиль Габдуллаев. Все они были из разных лагерей, и встретились впервые только в Москве, когда находились в авиационном госпитале перед тем, как приступить к самой необычной в истории мировой космонавтики подготовке к полету.
Глава 2. Подготовка.
В московском госпитале уже в июне 1967 года выяснилось, что Гаврилов и Резниченков не подходят на роль кандидатов в космонавты-зэки по медицинским показателям. У Резниченкова оказался застарелый гастрит, на который в лагере никто не обращал никакого внимания. Врачи в госпитале попытались этот гастрит вылечить, но он оказался столь застарелым, что решительно не подавался никакому терапевтическому лечению. А резать желудок по поводу гастрита у госпитальных врачей руки почему-то не поднялись… А зря… К тому же в КГБ заподозрили, что Резниченков был когда-то Резниковым, а запускать еврея в космос было как-го неуместно. Тем более, что в КГБ знали о том, что у космонавта Волынова мать зовут Евгенией Израилевной, и этот козырь можно было использовать в борьбе с сионистской пропагандой, особенно распустившейся сразу после шестидневной войны 1967 года, проходившей как раз во время отбора космонавтов-зэков. А еврей-зэк мог каким-то неведомым образом выжить даже в ситуации, когда никаких шансов на это у него не могло даже и сохраняться.
У Гаврилова же, согласно данным детального рентгеновского исследования позвоночника, оказалось предрасположение к шейному радикулиту, точнее – к остеохондрозу. Так что после перегрузок во время подготовки и старта эта болячка могла разыграться не на шутку, и от больного человека можно было получить после возвращения из окололунного пространства гораздо меньше информации, чем от здорового бугая.
Пришлось медикам поставить красный свет на пути Гаврилова и Резниченкова к космосу, то есть не допустить их к специальной подготовке. А специальные товарищи отправили несостоявшихся космонавтов в лагеря, причем совсем не в те лагеря, откуда их брали. Но на этом этапе – этапе отбора – зэкам еще не довелось узнать, что их собираются готовить по программе космонавтов, хотя Гаврилов успел заподозрить что-то неладное в том, как тщательно его обследовали врачи…
Этот Гаврилов пару раз пытался вякнуть новым солагерникам о том, что из него хотели было сделать подопытную собачку, но на него тут же донесли. Начальник лагеря предупредил его, что за подобные провокационные разговоры, порочащие советскую власть, Гаврилов имеет шанс получить дополнительный срок и никогда больше не покинуть стен лагеря. Пришлось Гаврилову заткнуться, ибо он был достаточно умудрен опытом жизни в советском обществе, чтобы бороться в такой ситуации против его основополагающих устоев. А потом Гаврилов все-таки хотел выйти из лагеря живым, и понял, что за свою болтливость он может не только "век свободы не видать", но и с самой жизнью распроститься… С тех пор Гаврилов делал все, чтобы забыть о днях медицинских проверок в госпитале. Умер он в конце 80-х годов, уже в эпоху горбачевской перестройки, вскоре после того, как, наконец, стал свободным советским человеком, если советский человек вообще способен был стать свободным.
Что касается его сотоварища по отсеву Григория Резниченкова, тоже не ставшего космонавтом-зэком, то у него на почве гастрита возник рак желудка, который лагерные врачи диагностировали на последней стадии, когда множественные метастазы уже поразили важнейшие органы. И хотя грубая, но сбалансированная лагерная пища, вообще говоря, не очень-то предрасполагает к возникновению рака, Резниченков протянул не очень долго и умер весной 1968 года, вскоре после полета "Зонда-4", о котором он так и не узнал.
А остальная четверка приступила к подготовке. Они готовились почти на всех тех тренажерах, на которых проходили подготовку и испытания настоящие космонавты. Для этого пришлось строить специальный тренажерный центр в одном из закрытых учреждений в самом сердце столицы, в районе метро "Сокол", там, где тренировались первые космонавты до сооружения Звездного городка. В этом центре было практически все – и центрифуга, и сурдокамера, и барокамера, и термокамера, и ренское колесо, и лопинги, и качели Хилова… Даже на самолетах их катали с целью отработки поведения в условиях невесомости. И так же постоянно дежурили врачи. Правда, на Черное море для отработки поведения в условиях приводнения их не возили (а вдруг убегут с тренажера "Нептун"), но Черное море им заменили Аральским…
В пустыню Каракумы их сбрасывали с парашютами и НЗ (но без оружия), поскольку в людной местности парашюты могло отнести не туда, куда следовало. Да и пистолетов (даже стартовых) с собою не дали… С трудом удалось добиться получения ножей для защиты от змей и ядовитых насекомых. Мало ли для чего могли их использовать зэки, пусть даже сидевшие по политическим статьям. Ножи зэкам дали тупые и короткие. Такими и консервную банку не вскроешь… И даже хлеб с трудом нарежешь…
Испытания в пустыне были очень тяжелыми. Зэкам приходилось ползти под испепеляющими лучами июльского солнца, ибо никому не было ведомо, на когда может быть назначен их реальный полет и куда им придется приземляться по возвращении на родную Землю.
Выбрасывали по две. Тяжело досталось Пономаренко и Склярову – жара, ядовитые змеи, скорпионы… И воды было очень мало. Когда иссякли силы у будущих космонавтов-зэков (а тогда они еще не догадывались, какую судьбу им уготовила Софья Власьевна), они поползли по песку под палящими лучами. Ползли долго (наверно, два или три часа – часы у зэков тоже отобрали перед выбросом с парашютами – на всякий случай), но были остановлены патрулем.
- Вы у нас поползете!.. Встать! Ножи и прочее оружие бросить! - закричал караульный.
Поскольку Пономаренко хорошо видел, что караульный появился не один, а в отдалении за ним стоит целый взвод автоматчиков, он попросил Склярова не сопротивляться и немедленно выполнить требование. Да и какое оружие у них могло быть?
На одном из занятий осенью 1967 года космонавтам-зэкам, дали, наконец, понять, что их готовят к полету в космос, причем с выводом на очень высокую орбиту. Они долго не могли поверить этому, но однажды к ним пришел инженер, представившийся Петром (свою фамилию он не назвал), и рассказал о космическом корабле "7К-Л1".
Тогда зэки еще не видели фотографий "Союза" и им даже не сообщили, что "Зонд" – это модификация "Союза", на котором погиб Комаров, но без бытового отсека. Петр рассказал зэкам-космонавтам о компоновке "Зонда", состоящего из спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека. Он сказал, что стартовая масса нового космического корабля – 5,5 тонн, что он состоит из спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека (ПАО).
Петр сообщил четверке, что в случае аварии на начальном этапе полета космонавтов спасет САС – твердотопливная ракета системы аварийного спасения (САС), установленная на специальном силовом опорном конусе. Именно за этот конус – часть нижней полусферы бытового отсека "Союза" – САС должна была вытянуть спускаемый аппарат в случае аварии на старте. Здесь же, в конусе находился проход для доступа космонавтов к герметическому люку СА, через который экипаж корабля должен был совершать посадку в СА на стартовой позиции.
Петр довел до сведения своих новых подопечных, что опорный конус должен быть сброшен на низкой околоземной орбите, перед выводом на высокоэллиптическую орбиту (так эвфемически зэкам объясняли предстоящий полет к Луне).
От Петра зэки узнали, что космический корабль может летать как в пилотируемом, так и в беспилотном вариантах. В пилотируемом варианте на борт корабля устанавливаются два кресла с амортизаторами системы "Казбек", в которых должны были размещаться космонавты, а также индикатор курса, астроориентатор, фотоаппарат "Салют-1М" с дополнительным длиннофокусным объективом "Таир-33С", кинокамера "16ЛК-К1" Красногорского завода, автоматический фотоаппарат АФА-БАМ, фотоаппарат СКД, индивидуальные дозиметры. Все это Петр прочел вслух из какого-то толстенного журнала со множеством схем.
В пилотируемом варианте в состав системы жизнеобеспечения водится блок личной гигиены космонавтов, а бортовой вычислитель укомплектовывался долговременным запоминающим устройством "ДЗУ-4". Но в беспилотных кораблях вместо людей будут размещены манекены.
Космонавты на борту корабля "Зонд" должны совершить полет в костюмах без спасательных скафандров.
- Это как во время полета "Восхода-1"? - спросил Молодцов.
- Ну, Вы, товарищ Молодцов, хорошо читали сообщения ТАСС! - удивился Петр. - А что Вы еще знаете?
- То, что Гагарин и все космонавты, летавшие на "Востоках", катапультировались, а не садились на Землю в своих кораблях.
- А ведь в сообщениях ТАСС все так завуалировано подавалось… - разочарованно протянул Петр.
- Так я же инженер, технарь…
- А в основной отряд космонавтов Вы заявление подавать не пробовали? - заинтересовался Петр, которому, вероятно, рассказали далеко не все о прошлом будущих космонавтов.
- Нет, как-то не пробовал. Не до того было… - загадочно отпарировал Тимофей.
Глава 3. Вечерние беседы.
В один из вечеров, когда у космонавтов-зэков не было самоподготовки, пошло обсуждение их имен.
У Андрея, Василия и Тимофея оказались обычные русские имена. С именем Равиль дело было посложнее…
- Ну, и имя же у тебя! А в честь кого тебя назвали Равилем? - спросил Андрей.
- Равиль – исцелённый с помощью Бога. Это – татарская форма древнееврейского имени Рафаил, - разъяснил Габдуллаев…
- Ты бы сказал еще – Рауль, - добавил Молодцов.
- И то верно! - согласился Равиль…
- И у всех татар такие еврейские имена? - заинтересовался Василий.
- Так татары в основном исповедовали ислам до прихода большевиков…
- Магометане, значит… - протянул Василий.
- А ученье Магомета впитало в себя мудрость еврейской и христианской религий, и не остановилось перед творческим заимствованием имен. Вот есть у нас такой великий татарский поэт – Муса Джалиль.
И как это имя звучит в других языках? - не унимался Андрей.
- Моисей, - ответил Равиль.
- Да, не очень христианское имя… - протянул Василий.
- Этот Муса – наш герой. Его фашисты уничтожили в концлагере. Хотите услышать его стихи?
- Хотим!
- "Умрем, не будем рабами!" – начал Равиль.
- Хорошее название…
- Это слова Карла Маркса, и название стихотворения Джалиля, - уточнил Равиль. - Слушайте!
Нет, сильны мы – мы найдем дорогу,
Нам ничто не преградит пути.
Нас, идущих к светлой цели, много,
Мы туда не можем не дойти!
Не страшась кровопролитной битвы,
Мы пойдем, как буря, напролом.
Пусть кому-то быть из нас убитым,-
Никому из нас не быть рабом!
- Прекрасное стихотворение! - выразил свои чувства Тимофей.
- И когда он его написал? - спросил Василий.
- В 1921 году…
Ребята призадумались. Все они родились в середине 30-х годов и были ровесниками первых советских космонавтов.
- А вы знаете, что Джалиля вначале пытались назвать изменником Родины?
- Кто пытался? - спросил Андрей.
- Да эти, энкавэдэшники, - вполголоса произнес Равиль. - Я вам все расскажу! Приготовьтесь слушать!
- Слушаем! - сказал почему-то шепотом Василий, и опасливо поглядел на дверь.
- Вроде не подслушивают, - констатировал Тимофей.
- А пусть подслушивают! Я не боюсь никого! - заявил Равиль. - Бывший военнопленный Габбас Шарипов вынес из тюрьмы первую Моабитскую тетрадь Мусы Джалиля. И поплатился за это десятью годами заключения в лагерях.
- За что?
- Если бы было за что, жизнью бы поплатился… А другой наш соотечественник, Нигмат Терегулов, специально приехал из Уфы в Казань, чтобы передать эту тетрадку в Союз писателей Татарии. Тоже был арестован, получил срок и погиб в тех же лагерях.
- За тетрадку?
- За обычную тетрадку со стихами… Бельгийский патриот Андре Тиммерманс с немалым риском для себя вынес из Моабитской тюрьмы вторую тетрадь поэта.
- Его тоже сгноили в лагерях?
- Нет, он жил не в СССР, а в Бельгии. После войны он долго болел, лежал в больнице. Но попросил друга передать эту тетрадку в советское консульство в Брюсселе. Бывшего военнопленного Рушата Хисамутдинова, также арестованного после войны, не раз допрашивали в подвалах казанского НКВД на "Черном озере".
- А тебя, Равиль, где допрашивали? Тоже там?
- Сейчас это уже неважно. Расспрашивали Рушата и о Джалиле. Каждый раз он отвечал, что Джалиль – поэт-патриот, член подпольной антифашистской группы. И умер Джалиль как герой.
- Твой Рушат – тоже герой. Как Джалиль. Не сломался.
- А мы разве сломались? Потому и сидим. Рушата прерывали, не давали договорить, били, орали на него, что Джалиль – предатель, изменник Родины. А он повторял своё и следил, чтобы в протокол заносили его показания без искажений…
- Ему еще удавалось и в протокол заглядывать?
- Да, он не подписал бы вранье…
- Кто навел на Джалиля? Почему его назвали изменником Родины? Расскажи, Равиль!
- Вся история началась с того, что ещё в феврале 1946 года бывший военнопленный Явдат Шамбазов дал показания, что Муса Джалиль остался жив и скрывается на нелегальном положении где-то в Западной Германии. На основании этого показания четвёртый отдел МГБ СССР 18 ноября 1946 года завёл разыскное дело на Залилова Мусу Мустафовича (Мусу Джалиля). Он обвинялся в измене Родине, пособничестве врагу и других смертных грехах. К розыску "опасного преступника" была подключена широко разветвлённая агентурная сеть.
- И что, Муса так и не общался с немцами?
- В том-то и дело, что общался…
- Ну, тогда чекистов можно понять.
- Все, кто видел Джалиля в Германии, в один голос заявляли, что он одно время находился на свободе. Разгуливал по Берлину в гражданском костюме, без всякого конвоя. Встречался с татарскими эмигрантами и руководителями комитета "Идель-Урал". Одно время даже жил в доме главы татарского комитета Шафи Алмаса, которого немцы прочили в "президенты" будущего "независимого" государства Идель-Урал. Отсюда делался вывод, что он верой и правдой служил немцам. О подпольной же деятельности поэта знали немногие…
- Конспиратор…
- Вдову поэта Амину Джалиль регулярно вызывали на Лубянку, заставляли вечера напролёт стоять в коридоре. У неё дома оставалась пятилетняя дочь Чулпан. У вдовы поэта все время допытывались: нет ли каких-нибудь вестей от мужа? Кто к ним приходил и зачем? О чём говорили? Если она забывала о чём-то сказать, её поправляли и строго предупреждали.
- Знакомый почерк. Топтунов, значит, прикрепили…
- В апреле 1947 года имена татарских писателей Мусы Джалиля и Абдуллы Алиша были включены четвёртым управлением МГБ СССР в список особо опасных преступников, подозреваемых по целому ряду политических статей.
- Если б они оказались в СССР, то их точно бы к стенке приставили.
- В те же годы своё параллельное расследование проводил и друг поэта, критик и литературовед Гази Кашшаф. Тот самый, которому в одном из последних писем с фронта Джалиль завещал сбор и публикацию всего своего литературного наследия. Гази Кашшаф встречался с бывшими военнопленными и записывал их показания. Все свидетели единодушно утверждали, что Муса вёл подпольную работу против немцев, позднее был арестован и казнён в берлинской тюрьме.
- Герой! - восхитился Тимофей Молодцов.
- Но мало кто хотел признать его героизм… - ответил Равиль.
- Продолжай! - потребовал Василий. - Интересно же!