То самоубийства, то стрессы -
Срывается с плеч голова.
Людей искушают, как бесы,
Страстями чужие слова.Была бы кириллица вечной -
В молитве над храмом кружим.
Не облагороженный речью,
Родной мир нам станет чужим.
* * *
Мы счастья ждем, как солнца – из-за тучи.
И нам не суждено узнать пока,
Что отдадим и что взамен получим.
Да не отсохнет щедрая рука!Подарим радость и больным, и сирым.
Наверно, счастье в том, чтоб быть собой.
А безразмерность горестного мира
Мы измеряем собственной судьбой.
IV
* * *
"А Русь еще жива… Еще жива…
Ни немцу не поддастся, ни монголу…"
Слова во рту сгорают, как дрова,
Подогревая в голове крамолу.Не скрипы колесниц, не звон мечей
Тревожат сердце. Есть страшней невзгоды.
От пламени обманчивых речей
Бесследно гибнут страны и народы.
* * *
Сапоги мои – скрип да скрип…
Н. Рубцов
Устал шагать. Сносились сапоги.
В крестьянском доме водкою согреюсь.
Деревни вдоль дороги – узелки,
Что Бог вязал, на память не надеясь.
Деревня – пять коров на семь дворов,
А веники в сенях древнее лавров.
Железные останки тракторов
Блестят, как будто кости динозавров.
Меж осенью и летом – журавли
Клин вбили, приближая время спячки.
И жадно тянут воду из земли
Стволы деревьев, словно водокачки.
Россия – в свалку превращенный храм,
Иду и плачу – топь на месте луга.
Давно церковным звоном по утрам
Селенья не приветствуют друг друга.
Живетьево
Рассвет. Калиток скрип. Собачий лай.
Над трубами – дым, свившийся в колечки.
Живетьево… Черемуховый край.
Деревня дремлет меж ручьем и речкой.Пыль тихо гонят к пастбищу стада,
Пастуший кнут звучит раскатом грома.
Такой ее запомнил навсегда,
Когда в слезах простился с отчим домом.Живетьево… Зарос и высох пруд.
Нет "пятачка", где наша юность пела.
Другие люди поселились тут,
Которым нет до прежней жизни дела.Труд с совестью вошли в крутой раздрай,
Взошел бурьян непроходимой чащей.
Конюшни нет, капустника… Сарай,
Где лен хранился, сломан и растащен.Живетьево… Жизнь не всегда права.
Не вырастили для крестьянства смену.
Черемухи спилили на дрова,
А в дождь в деревне грязи по колено.Где удаль? Где отцов и дедов речь?
В полях растут осины да березы.
Но вспомню перед тем, как в землю лечь,
И белый цвет, и ягод черных слезы.
* * *
Полрощи в солнышке игольчатом.
Печали нет и грусти нет.
Душа – поляна колокольчиков:
И синий звон, и синий свет.Поют и птицы, и кузнечики.
Слеза от радости течет.
Душа цветет. И все изменчиво…
Но остальное все не в счет!
Старушка
Поет из-за печки старушке сверчок,
Цветут на комоде открытки.
И смотрит подсолнуха черный зрачок
В слепое окно у калитки.Дряхлеет… Все реже из ветхой избы
Выходит в боры и дубравы.
Уже собирает гнилые грибы
И сушит над печкою травы.Она не считает, как прежде, года,
Не думает, сколько осталось.
В душе отстоялась, как будто вода,
Святая безмолвная старость.
* * *
Жизнь идет от порога к порогу,
Находя утешенье в ходьбе.
Мама искренне молится Богу
Пред иконою в русской избе.Утром дерево детского роста
Стелет ковриком тень на крыльцо.
Все таинственно, мудро и просто.
У всего есть душа и лицо.Палисадник, заросший цветами.
Зелень прутиков около пней.
Мама меряет жизнь не годами,
А моими приездами к ней.
* * *
Тропинка бежит со двора
Заглавною строчкой анкеты.
А мама добра и стара -
Исполнилось семьдесят летом.У мамы на окнах цветы.
Под окнами старый колодец.
Соседи, как правда, просты.
Один я здесь – что инородец.Солятся в бочонке грибы,
И вялится рыба под крышей.
В игре бесприютной судьбы
Я детство домашнее слышу.Шурша, облетает листва -
С ней ветер вступает в беседу.
Я счастлив, что мама жива.
Мне жаль, что отсюда уеду.
* * *
Хвоей усыпав причал,
Сосны шумели крылато.
Крался к воде краснотал,
Чтобы напиться заката.В лодках, в деревьях, в песке
Юности берег светился.
Ясно, как в тихой реке,
В памяти он отразился.В снах перевернута явь
И замирает движенье.
Но не добраться и вплавь
Мне до того отраженья.
* * *
Сумерки. Поют перепела.
В облаках закатных – пятна света.
Незаметно липа отцвела,
Ящеркой скользит по травам лето.Провожая ласточек в полет,
Насладимся грустью и покоем.
Жизнь от нас меж пальцев ускользнет -
Не поймать неловкою рукою.
* * *
Забор. Сорока на калитке.
Ольшаник. Вербные кусты.
И наступают пирамидки
На деревянные кресты.Я разведу кусты рукою -
В безвестный холмик ткнется глаз.
И нет ни вечного покоя,
Ни вечной памяти у нас.
* * *
Станция. Старый автобус. Билетом
Обзаведусь. И отступит мороз.
Родина встретит лазоревым светом
Чистых снегов и пречистых берез.Небо прозрачное высветлит душу,
Над горизонтом затеплит звезду.
Мартовский вечер. Подмерзшие лужи.
Кто меня ждет? И куда я пойду?Станет автобус. Тропинкой знакомой
Тени деревьев потянутся вслед.
И засияет над маминым домом
Детская память – Божественный свет.
* * *
Поле комбайном выбрито,
День за окном погас.
Мама читает Библию
Тысяча первый раз.В Библии нет закладок.
Каждая строчка свежа.
Маме девятый десяток,
Просится к Богу душа.Ярко цветет настурция,
Теплится свет икон…
Библия – не Конституция,
Но Основной Закон.
* * *
Мы юными были. Вечерняя мгла
Звала нас кузнечиков слушать.
Сначала тянулись друг к другу тела,
А после – пугливые души.Ах, жизнь! Миражи и мечты забрала.
Теперь – что озера, что лужи…
Сначала в любви износили тела,
А после растратили души.
* * *
Тане
Вечер. Вместе солнце и луна
Прилегли на крышу старой дачи.
Дремлет юный ветер. Тишина.
Воздух неподвижен и прозрачен.В ледяных осколках дачный пруд,
Сонные аллеи на просушке,
Синие подснежники бредут
Робко по безлиственной опушке.Я привык приветливо встречать
Все вокруг, что долюбить осталось.
Утвердило сердце, как печать,
Чувствами и молодость, и старость.
* * *
Струится дым из черных риг,
Ольха в реке листву полощет.
Сентябрь подкрался, словно тигр,
И незаметно прыгнул в рощу.Как будто кровь, зарю лакал,
Клыки дождя точил о камни.
И в роще вымокшей мелькал,
Качая пестрыми боками.Полнеба тучами затмил,
Листву к реке погнал по склону.
Его я клюквой покормил
С ладони – он меня не тронул.
* * *
Поплакал – никто не осудит.
Вина пригубил. Покурил.
Покойники – тихие люди,
Не надо бояться могил.Пшено на бумажной салфетке
Для птиц. Над оградой – сирень.
Нас ждут православные предки
На кладбище в Троицын день.
* * *
Тане
Дремлет птичий заповедник,
В кронах плещется пурга.
Между первым и последним -
Настоящие снега.Глохнут слухи. Слепнут сплетни.
Нам не надо лишних слов.
Между первой и последней -
Настоящая любовь.
* * *
Когда болел, мне не пилось, не елось.
Зияла белой пропастью кровать.
Хотелось умереть… Но не хотелось
Мучительно и долго умирать.А выздоровел – плакалось и пелось.
Парила белым облаком кровать.
Хотелось жить… Но вовсе не хотелось
Мучительно и долго выживать.
* * *
Доят коров, надев косынки,
Хозяйки в хоре петухов.
И накрывает мама крынки
Моими книжками стихов.О ветре утро вспоминает,
Спросонья дышится легко.
Стихи чисты, и мама знает:
От них не скиснет молоко.
Цветок
Я был красив, и молод, и любим…
Но зыбко все и скоротечно в мире.
Как там цветок, что именем моим
Ты назвала, живет в твоей квартире?Я счастлив был… Но кратко и давно.
И лишь цветок не понимает сроки.
Он воду пьет, как я с тобой вино
Пил и тонул в глазах твоих глубоких.И свет зари, и колокольный звон -
Все в памяти красиво… И нелепо:
Вокруг – снега, но зеленеет он
В твоей квартире, превращенной в крепость.Когда проходишь мимо, не спеши
Дверь отворить в поземку утром ранним.
Цветок – земная тень моей души,
Ты согревай его своим дыханьем.
* * *
Памяти моего отца
Александра Евгеньевича Орлова
Неожиданная пристань -
Старый дом и старый сад.
В этом доме чисто-чисто,
Словно сотню лет назад.Скрип – рассохлись половицы.
И часы двенадцать бьют.
Мне не спится… Мне не спиться…
В этом доме мало пьют.
Все уютно и степенно:
Богородица в углу.
Фотографии на стенах,
Лунный зайчик на полу.Дремлет галстук. Дремлет блузка.
Дремлет кошка на окне.
То, что я родился русским,
Этот дом напомнил мне.
* * *
Зной… В речке нежится карась.
Дождь спрятался в кадушке.
И, словно стадо, разлеглась
Деревня на опушке.Какой незыблемый пейзаж!
Ни шума, ни движенья.
Земля похожа на мираж:
Покой и отрешенье.Вечерний холодок зари
Не скоро пыль остудит.
…Но приглядись: уже вдали
Стога возводят люди.
* * *
И хриплый голос теплохода,
И предвечерний холодок…
Как предусмотрено природой,
Уходит юность за порог.Я не окликну, провожая,
Легко забывшую меня.
И, словно женщина чужая,
Она уйдет на склоне дня.Не буду пристальней и строже
Смотреть на выцветший закат.
И станет прошлое дороже
От предназначенных утрат.
* * *
Печь топлю. А под окошком ветер
Яблоню сгибает, словно трость.
Я случайный гость на этом свете,
Но забыл, что я всего лишь – гость.Не один такой. Наш мир непрочен.
Хрупко и здоровье, и семья.
В сердце – холодок бессонной ночи.
Трость… Пижама… Желтая скамья.Взгляд растерян, разговор отчаян.
И смешон тот врач, что учит жить.
Он распределяет, как хозяин,
То, что смертным не принадлежит.Копим деньги. Тайно строим планы.
Ищем славу там, где ждет позор.
Все нелепо и немного странно…
Лишь на небе – воля и простор.А когда меня задует вечер,
Словно догоревшую свечу, -
Обретая призрачную вечность,
Сизым дымом в небо улечу.
* * *
И мороз, и ветерок тщедушный.
Снежной птицей – на земле зима.
Солнце в небо, словно шар воздушный,
Подымает на дымах дома.А в домах – веселый свет улыбок.
Здесь привыкли ближнего любить.
Как огромен мир! Но как он зыбок!
Не забудь его благословить.
* * *
Прогнулась крыша. Моль побила шторы.
Крыльцо осело, а штакетник дряхл.
Здесь все хромает… Даже помидоры
Бредут в июль на длинных костылях.Округа жизнь смиренно принимает.
Безлюдье. Нищета. Печальный вид.
Прихрамывает бабка. Дед хромает.
А совесть крепко на ногах стоит.
* * *
Холодно и сыро. Солнце тускло
Светит. Имярек – безродный век.
Я родился русским, жил по-русски
И умру как русский человек.Отпоют священники и ветры
Прах. И ляжет крест на аналой.
Я хочу, чтоб два квадратных метра
Оставались русскою землей.
* * *
Как статуи, пугал фигуры
Встречаю на сельском пути.
И, словно веселые куры,
Стучат по калиткам дожди.Целует реку у часовни
На цыпочки вставший родник.
А рядом – к избушке крыжовник
Колючей щекою приник.Герань отражается в раме.
Придвинуты стулья к столу.
Гроб с музыкой – черный динамик
Затих под иконой в углу.И прожито много, и много
Утрачено веры и сил.
Но, видно, недаром у Бога
Я тихую пристань просил.
* * *
Скорбит у крыльца осина.
Над крышей умолк скворец.
"Во имя Отца и Сына…"
В могильной земле отец.Цветут лопухи у тына.
В бурьяне увяз овин.
Во имя отца и сына
Ушел на чужбину сын.В отцовской избе пустынно.
В углах полумрак и стынь.
"Во имя Отца и Сына…
Аминь!"
* * *
Б. Подопригоре
"Седина и морщины,
Шрамы, пристальный взгляд -
Украшенье мужчины", -
Вслед старушки острят.Проще будь и добрее.
Помни: сердце – не лед.
Тот красиво стареет,
Кто красиво живет.
* * *
Свечка. Зеркало. Слеза.
Ночь. Часы стоят.
Сам себе смотрю в глаза,
Холодеет взгляд.Закричу, судьбу кляня, -
Оборвется крик.
Безразлично на меня
Смотрит мой двойник.Мрак. Бессмысленный турнир.
Воткнут взгляд во взгляд.
Слеп потусторонний мир.
И часы стоят.
* * *
Низкой тучи полет.
Шум воды, как в морях.
Дождь идет и идет.
Время стало в дверях.Ни блескучей грозы,
Ни чужих голосов.
Дождь идет, как часы,
Только вместо часов.В небесах журавли.
Отодвину засов.
Дождь дошел до земли,
Словно гиря часов.То в киоте Спаситель.
То в рамочке вождь.
Время – это медлительный
Длительный дождь.
* * *
Закричу – не к добру, замолчу – не к добру.
Я бутылку, как девку, за бедра беру.Отвечаю вопросом на скользкий вопрос.
И бутылку, как девку, целую взасос.Отпылала любовь – не смотрю на золу.
Я бутылку, как девку, бросаю в углу.Не стыдите меня – знаю все наперед.
А бутылку, как девку, старик подберет.
* * *
Ветрено и сыро. Под калоши
Дождь течет. Сквозняк струится в двери.
Полдень. Ветви хлопают в ладоши
Листьев, как в театре на премьере.Что за век? Какое время года? -
Не понять. Все чувствую впервые.
Те, кого люблю, всегда живые.
Лучшая погода – непогода.
* * *
Дул в залив, как в распахнутый ворот,
Ветер, вытеснив дождик и снег.
Думал каменным черепом город,
Напрягая извилины рек.Люди шли по мостам, словно мысли,
Одиноко. Шуршали плащи.
Улетал полдень – лопнувший выстрел
С Петропавловки, как из пращи.Я вникал в переулках тенистых
В шепот стен, как в шуршанье страниц.
И открылась мне истина истин:
Жизни нет вне предметов и лиц.
* * *
Моя поэзия здесь больше не нужна…
С. Есенин
Между черным и белым – контраст
Над Невою в гранитной оправе.
Этот город меня не предаст,
Но и памятник мне не поставит.Сплетни кружатся, как воронье,
И парят, словно чайки, легенды…
Настоящее имя мое
Под запретом до траурной ленты.То ли свет, то ли снег с облаков
На ладонях у кариатиды.
Возвращаю долги… И врагов
Начинаю прощать за обиды.
* * *
Мрачно по хлевам жуют стада
Сено – эхо солнечного света.
Осень. Постаревшая вода
Сморщилась от холода и ветра.Облака юны, а ветер дряхл.
Листопад застыл потоком лавы.
Дремлют на поветях и в яслях
Солнцем одурманенные травы.Льдинки, как бубенчики, звенят,
В сточных желобах на огороде.
Ничего не следует менять -
Все без нас меняется в природе.
* * *
Листва дурманит запахом земли,
Лишайник растекается на стенах.
Архангелами в небе журавли
Трубят о предстоящих переменах.Тревожит сердце облачная рябь -
Печаль о невозвратном и любимом.
Как сигареты, раскурил сентябрь
Березы, наслаждаясь желтым дымом.Слепым дождем прибило в парке пыль,
Колышутся аллеи в дымке зыбкой.
Парит над Петропавловкою шпиль -
Божественный смычок над красной
скрипкой.И отраженья кораблей царя
Хранит Нева, прижавшись к парапетам.
Намыло листьев, словно янтаря,
На влажных берегах балтийским ветром.Перемешалось все: и цвет, и звук,
И бесконечной кажется прогулка.
Осенне-золотистый Петербург
Поет, как музыкальная шкатулка.
* * *
Не видно ни синиц, ни красных снегирей -
в спокойные леса за город улетели.
Февральский листопад вечерних фонарей -
Кружится желтый свет в разбуженной метели.Бежит, как самолет по взлетной полосе,
по крышам снег, спустив с небес
на землю холод.
И шинами машин в снегу шипит шоссе -
бетонная змея, вползающая в город.И ветром каждый клен натянут, словно лук:
не парк, а легион… Где римляне и греки?
Гранитный Лаокоон – февральский
Петербург
укутался в шоссе и выстывшие реки.
* * *
Люблю дороги и леса, как братьев и сестер.
Я искру посажу в ночи – и вырастет костер.Пыля, дороги приползут погреться у огня,
И поведут свой хоровод леса вокруг меня.Ночные птицы прилетят. И прибежит зверье.
Набьются комары в шалаш – отшельничье жилье.Заговорит и запоет разбуженный простор.
О, как огромен этот мир, когда горит костер!
* * *
Тихий полдень. Мягкая прохлада.
Вдоль дороги – пестрый травостой.
Мама коз пасет, а если надо -
Лечит шустрых коз святой водой.Птичий свист и невесом, и тонок.
Рядом дом – не мал и не велик.
Сладко спит на Библии котенок,
Словно нерадивый ученик.Отцветает липа. И знакомо
Светит солнце. Мир душист и прост.
А глаза закрою – возле дома
Вижу мать и стадо белых коз.
* * *
Летней ночью форточку открою -
Самолет оставил белый след.
Нет на небе свалок и помоек,
С неба льется чистый-чистый свет.С облаков спускаются зарницы,
А в полях поют перепела.
И светлеют заспанные лица -
Наши души чище, чем тела.
* * *
Друг мой! Небесный мой брат!
Где же ты? Шелест берез.
Холмик. Кладбищенский сад.
Игрище птиц и стрекоз.