В этой ситуации для Ленина вопрос двояк. Хорошо, брать власть можно - это не начало июля 1917-го. Но выученный 1905-м годом, где он себе места не нашел, Ленин теперь мыслит масштабней. Он знает, что Петербург за Россию не решит. Но тут, кажется, и сама Россия на подходе. Не менее важны симптомы надлома Германии, на которую его внимание всегда направлено прежде прочего. В резолюции 10 октября 1917-го о восстании оценка состояния Германии поставлена перед положением в России! Но деградация власти обновляет проблему: когда власть так легко взять, что, собственно, ты берешь? Взяв ее, останешься ли собою, или выступишь уже в чужом интересе? Второе - государство. Не думаю, что государство было для Ленина делом всей жизни. Проблема власти оставалась для него коренной всегда; все вращалось вокруг вопроса о власти и к нему возвращалось. Но концепции государства в прямом смысле, как системы учреждений, обеспечивающих связность целого, у Ленина нет. Вот почему он ухватится в конце, как ты помнишь…
- Зацивилизацию?
- Да, и цивилизацией он мысленно уточняет свой "госкапитализм".
- Меня это интересует с точки зрения предстоящей нам здесь политической работы. Вопрос о 1917 годе важен практически как вопрос о государственной альтернативе. Присутствовало ли государство в 1917 году как проект? Как замысел связать гоголевское пустое пространство государственным образом? Была ли в спектре вариантов 1917 годаидея государства вообще?
- Да, тогда она у Ленина появилась - как решение вопроса о содержании будущей власти. Цель: неутопически связать воедино рассыпающийся русский Мир. Вот где спасительная формула, вписываемая в мировую революцию: общая связность без всеобщего обобществления, Ленин это различал. И тут-то он вводит государство: государство Советов реализует эту общую связность, минуя приобретение в собственность наличных ресурсов хозяйства. И одновременно вводит революционизированную и противогосударственную массу - во власть.
- Это о какой модели говоришь, модели 1920 года или о модели 1917-го?
- О модели осени 1917 года. Только тогда вопрос о том, как заработает новое государство, орудийно, кадрово и аппаратно, приобрел для Ленина значение. Его концепция госкапитализма 1917 года, хотя в ней он ссылается на Германию, не слепок с немецкого образца.
- А что государственного противопоставляют Ленину его враги в 1917-м? У меня к ним упрек, что они, искренне пытаясь сдержать хаос, не использовали революцию для строительства государства. Все лето 1917 года остается двусмысленность, Россия - это что, империя или республика? Даже акт 1 сентября 1917-го о создании Республики был еле замечен.
- Республика опоздала либо была преждевременна. Ни к чему важному ее не приурочили - ни к войне, ни к земле, ни к миру.
- Итак - большевистская революция. Условно большевистская, включая военный заговор и так называемое восстание в Петрограде. Она самоорганизуется, сложным путем наследуя что-то от интеллигентов от XIX века, а отчасти возобновленный Лениным универсализм. Но в совершенно другой редакции, чем представлял Маркс. Как приземлить универсализм, сделать его повседневным, ввести его во власть, учредить? Навстречу идет стихия народной революции в деревне, которая с лета 1917-го развертывалась параллельно. Смежность энергий человеческих типов.
Вся коллизия Ленина в том, что в какой-то момент и непостижимым образом, где, можно сказать, превалировала Божья воля, он соединил большевистскую революцию, ее коммунистический мессианизм с народной крестьянской революцией. Соединил собой и в себе как вожде обеих!
Бывают странные сближения, говорил Пушкин. Ленин отчасти борется с народной революцией в качестве лидера-демиурга большевистской, универсалистской коммунистической революции. А поскольку большевистская сама растет из народной, то в какой-то момент он начнет бороться и с народным большевизмом.
Вот это революционное наваждение, то народное, то коммунистическое - оно не делится на полочки и вот-вот рухнет! Эту проблему Ленин находит возможным решать странным способом, выводящим за пределы той и другой, стравливая две Революции между собой. Здесь советский исток кардинально расходится с фашистским истоком.
- Разве в истоках фашизма низовая стихия не значима?
- Понимаешь, надо бы ввести некоторые новые категории. Привычные категории - народ, общество… Сказать, что "народ - это стихия", неправда. Я вообще не понимаю, что такое "народ"? Если "народ" значит просто "не-общество", то в России все творится из других элементов.
Здесь нужна категория множества. Запад как-то растерял эту категорию, потому что там выстроилось общество. Хотя война нанесла ужасный урон, общество в Германии все-таки было. Ленин начинает, берясь за полуфабрикат множества. Гениальная выдумка формирования множества путем его введения в структуру власти! Поскольку обстоятельства позволяли с этого сразу начать. Такой тигель был в России 1917-го, где возникло множество, по Андрею Платонову, и стихия народной революции была сразу вводима во власть. Этот момент очень интересен - смычка большевистской революции с народным множеством.
Вводимая во власть, революция множеств стала руководимой! Как иначе использовать ее напор, ее поддержку, держа ее под контролем, - что значит "под контролем"? Это же революция! Апеллировать к ней и одновременно держать под контролем - как? Сталин и Троцкий могли каждого десятого расстреливать, но это же не рецепт. Такое действует, пока Колчак наступает, а пятая армия бежит.
Ленин находит гениальную идею государства Советов. Я считаю, ленинская идея государства Советов гениальна для того времени как идея управления революцией и ее обуздания. Причастность к власти останавливает людей, отчасти табуизируя их.
88. Десуверенизация государства Советов. Военный коммунизм. Конфедерация республик Европы и Азии как альтернатива сталинизации
- Революция разнуздывает страсти и с неизбежностью порождает страшную гражданскую войну. Но ведь революция, мотивированная безвластием 1917 года, добровольно отказываясь от части Империи, большую ее часть удержала. Да еще в такой форме, что РСФСР приняла на себя правопреемство всей бывшей Российской империи! Этот трюк еще тогда большевики проделали. Когда ныне кремлевские настаивают на "правопреемстве", они не оригинальны: эту новеллу сочинили Ленин с Чичериным в конце 1917-го.
Но вскоре военно-коммунистическая стихия подчинит, втянет и растворит в себе лидера революции. Ленин надолго становится рабом чуждого ему по концепции "военного коммунизма". В котором утонет и государство Советов.
- Снова - рабом?
- Втягивается он, видишь ли. Это он, который в 1918 году с левым коммунизмом сражался по всем линиям, включая экономическую. Но в 1920 году Ленин уже ярый "безденежник", человек, который действительно думал: ну а вдруг? Не проскочит ли капитализм? Не прорвется ли Россия к коммунизму на-фук?
Удивительно, как он и другие капитулируют перед ходом революции, как все они следуют ее стихии. Возьми "Декреты советской власти", любопытное издание - адская смесь проработанных декретов, вариантов, черновиков. Явилась откуда-то делегация рабочих - и первый отловленный в коридоре нарком подписывает им декрет о национализации их фабрики, где якобы саботаж. Затем добавляется казус Брестского мира: немцы требуют возврата секвестрированной в войну немецкой собственности. Иоффе шлет истеричные шифровки в Москву - отклонить это требование можно только через всеобщую национализацию! Ее и провели поначалу как фикцию, ради отклонения немецких требований. Но далее мотор завелся и пошел работать.
Эта старая русская песня: управление несводимым к единству пространством Евразии так, чтобы, имея вид целостности, оно давало власти пользоваться собой в внеположных людям интересах. В тот момент - в интересах мировой революции. Парадигма, которая далее сама упадет в руки Сталину. Уже в 1922-м понимание, что вопрос о суверенности советских республик - это вопрос государственного принципа Республики, ушло и не было общим мнением. Первый акт трагедии очень ранний.
- А в чем был первый акт?
- Понимаешь, уже первый акт был двоичен. Особенность вновь созданной власти Советов (оставляя в стороне чисто идеологический лозунг "государства типа Парижской коммуны") - что та свяжет всех воедино, не превращая их в государственных работников. Зато она дает право вторгаться, утилизировать, задает курс, пропорции потребления и производства. Гигантский эксперимент, кончившийся многоактной катастрофой, растянувшейся во времени. Говоря о двоичности, я говорю, что была и другая возможность. Но без всевластья даже нэп невозможно было бы начать.
- Это большой соблазн - иметь возможность делать почти любые шаги, зная, что можешь почти все.
- Конечно, на этой возможности можно опять выстроить власть вместо государства и организации под видом институтов. Внутри идет селекция людей, и среди них воздвигается роль человека - единственного, который персонифицирует всевозможность.
Ленин к 1922 году уже сам подавал дурной пример. После взлета 1921-го у него был сильный срыв 1922-го, это надо разобрать подробней. Бессмысленно свирепо раздавленный Кронштадт уже не первый, а скорее второй акт трагедии. Ему надо было целиком отказаться от всего военно-коммунистического - казалось, так просто. Но что вместо этого? Чем в тот момент заменить способность регулировать жизненный процесс в целом? Продразверстка, по известному выражению Троцкого, вела к тому, что к каждому мужику приставили по красноармейцу - отнимать хлеб. А на этом много строилось. Чем это было принципиально заменить? Ну, давай перечислим из того, что нам любо: многопартийностью?
- Ее пришлось бы придумывать заново - многопартийность же отменилась с 1918 года.
- Но еще многое тянуло в сторону формулы "Россия в Мире - Мир в России", с перестройкой самой России в конфедерацию. Мировая революционная миссия и русский коммунизм пока еще уравновешивали в массах русское миродержавие. Хотя, если читать национальную фракцию на XI съезде, даже выступления на X съезде, уже тогда люди типа Затонского и Раковского прямо говорили: дело проиграно. Возникает красный империализм, красное великодержавие.
- Но что бы толкало тогда в сторону конфедерации? И кто бы тянул всерьез, когда "коммунизация" Венгрии, Польши и Германии отпали?
- Конфедерация "республик Европы и Азии" по Ленину была единственной доступной России того времени формой демократии. Сохранить функцию общего регулирования без вмешательства в любую судьбу, в каждый жизненный акт и этническую особость.
- Такой модели они не могли принять. Никто тогда не принял бы идеи суверенитета как границу утопии.
- Отчего же в некоторых выступлениях речь шла и о многообразии экономических моделей. Например, Украина очень хотела быть другой. Но когда постулируется, что все коммунисты одним миром мазаны, то не о чем говорить. Одних изничтожат, другие возьмут верх. Нужна была большая проработка экономики и политики, наукой тогда еще не сделанная, - ведь разработки регулируемых экономик пошли только после мирового кризиса. Кейнс начала 1920-х годов еще не тот Кейнс. Что уж нам так сурово судить тогдашнюю нашу неопытность. Были интересные мыслители, как Кондратьев, Бруцкус, Валентинов, другие люди в разных местах. Но все погубил кошмар "единства партии". Кронштадтско-съездовский кошмар: один ложный шаг - и тоже из-за приверженности классике революций. Помнишь книжечку Мстиславского, маленькую?
- Да-да.
- Как он тонко наблюдал, сидя в президиуме II съезда Советов за спиной Ленина с Троцким, - для чего те брали Зимний дворец? Военной необходимости нет. Но им надо было классическим прецедентом увенчать переход власти. Не в формах голосования, которое можно переголосовать, а символикой "штурма русской Бастилии". Увенчание придаст революции необратимость. То же и с Кронштадтом - зачем было его брать штурмом, да еще в день съезда, готовящегося к принятию продналога? Только чтобы затвердить свою инициативу! Кошмарный, но логичный ход политики, особенно коммунистической. А вот зачем это было еще подкреплять резолюцией "о единстве партии"? То ли Ленин побоялся сопротивления нэпу внутри партии, то ли и это входило в классику жанра в его представлении.
- А известна история происхождения этой резолюции?
- В РКП(б) были оппонирующие течения, но не столь уж сильные. А у Ленина была старая мания "угрозы меньшевизма" при резких поворотах генеральной линии. Как монопартийность сочетать с сохранением демократических норм? Без прямого вмешательства власти в повседневность с ломкой несовпадающих способов жизнедеятельности? Они реально несовместимы, они в самом Ленине тяжко совмещались и вели его к обрыву в болезнь. Что говорить о партийном целом.
- Итак - былаконфедеративная альтернативакак несталинский вариант революции в отдельно взятой стране? Превращение России в человечную, государственно многосложную среду с оборонческим каркасом для защиты от внешнего мира. Твой конфедеративный русский мир это что - вариант евразийских США?
- Да, и вместе с тем это антикапиталистический и антифашистский сценарий.
- Как бы такое представить в лицах, вариантах и политических возможностях. Ты же знаешь, что у них такого языка, даже такого набора слов не было?
- Почему, были зачатки. Но они конфликтовали в вопросе - кто государственный субъект? Многопартийность в 1920-е годы дала бы развал страны либо через ход-другой также вылилась бы в диктатуру, скорей всего типа той, что позже назовут "тоталитарной".
Конфедеративный путь распределял функцию власти в государстве и, распределяя, ставил местных руководителей перед задачей выжить в очерченных рамках, сохраняя для каждого шанс удачи. Возьми модель Сингапура как незападный вариант развития: смешно сказать, но позднему Ленину Ли Куан Ю пришелся бы по вкусу.
Сегодня дело не в том, чтоб припечатать историю революции эпилогом "катастрофы", а чтобы рассмотреть, как делается человеческая история - на том, что действительно попытались сделать. В сущности, Октябрь - истинно последняя революция. Как монгольское нашествие - последний полномасштабный акт переселения народов, так и русская революция 1917 года - последняя из мировых революций. Остальные, впрочем, тоже вправе звать себя "революциями", дело вкуса.
89. Черный передел средствами мировой революции. Коммуна и мужик
- Ленин - персонаж совершенно другого времени. Имеет какой-то смысл это время для нас?
- Масштаб фигуры и след, им оставленный в судьбе России, а через нее и Мира, неизгладим. Я не разбираю ни апологетического мифа о Ленине, ни уничтожающего. Они плоски, хотя не без внешней убедительности. Например: в России, где монарху поклонялись как представителю Бога на Земле, когда его место освободилось, возникло место для следующего царя. Нет царя - пришел Ленин, нет Ленина - пришли другие… И так вплоть до президента России. Инерционное объяснение, не лишенное оснований, но бесконечно банальное.
Ленин укоренился в людях гигантской страны, лишенной хороших коммуникаций, когда его в 1917 году вне Кремля и в лицо никто не знал, вовсе не потому, что место монарха нужно было кому-то занять. В авторе Декрета о земле безграмотный крестьянин увидел осуществление не "царистской", а своей мечты - мужицкой утопии черного передела. Согласно последней вся Россия обращена в одно поле и равно поделена между людьми земледельческого труда.
- Но как мог совпасть ленинский коммунистический проект будущего мира с мужицкой мечтой о равной нарезке пашни?
- Поскольку у мечты были веские основания. Пахота была исковеркана массой перегородок, мешавших человеку на земле развернуться. Ленин называл это "крестьянским гетто" и в октябре 1917-го пошел на снос аграрных перегородок средствами мировой революции, которую давно проектировал и ради чего создавал партию. РКП(б) для него была не инструмент, а инструментальная проекция Мира. Куда коммунистическая Россия войдет свободным, независимым, но сопряженным с прочими странами Евразии государством. Идею России - единого поля, равноподеленного на всех трудящихся на земле, Ленин синтезировал с идеей России-строя свободных производителей и России - низовой инициативы. Достигаемой средствами, несовместимыми с буржуазностью и буржуазности противостоящими. Необычайный синтез!
Вот почему в 1917 году на мировой коммуне сошлись Ленин и мужик. Свято место, что пусто не бывает, занял не монарх, а русский разночинец, перепаханный Чернышевским. А далее инерцией взятого места его пошли захватывать другие, следуя Ленину, но его бессознательно изничтожая.
90. Главная тайна 1917 года: почему Россия не распалась? Интеллигентско-мужицкая целостность русского мира. Русское удержалось советским
- Примитивно поставленный вопрос о Ленине звучит так: неочевидна его актуальность для наших текущих дел, при его отпечатках пальцев на всех современных процессах и памятниках в каждом селе.
- Да, Ленин как бы вне событий, отчего кажется нам сомнительным, подозрительным и просто ненужным. Но ведь это можно повернуть другой стороной, допустив - без оценок, как вопрошающую констатацию, - что однажды этот человек оказался именно тем, что было России показано. Судьбой, существованием, мыслями и действиями Ульянов оказался чем-то, во что она поместилась. И сам оказался тем, кто на время вместил в себя Россию как целое. Двойная загадка - вмещения России в одного человека, при вмещаемости ее в него: что он Гекубе? Что ему Гекуба?
- Россия дала себе увлечься Ульяновым? В духе Блока, что ль, - "какому хочешь чародею отдам разбойничью красу"?
- Сама позволила, влекомая к нему судорогой тупика 1917 года. Это каким-то образом стало для нее неизбежным. Ленин связью обстоятельств стал человеком, способным на краткий момент ее истории разместить в себе Россию как целое. Пускай утопическое целое и с проистекающим из утопии насилием в полном комплексе.
Огромный Мир России держался не только властью и не был чем-то сплошным и единым. Он держался как Мир внутренними несовпадениями, противоборствами. С одной стороны, он полным ходом несся к распаду, с другой обострял потребность начаться сызнова - дикая, в общем, идея. Носителем которой была интеллигенция - не слой, не класс, да и дело было не в ее численности.