О том, как живется в плановой экономике, мое поколение знает очень хорошо. Сегодня, когда почему-то стало модным вздыхать о советской империи, всегда хочется напомнить вздыхателям отвратительное слово "дефицит". Плановая экономика была выстроена на то, чтобы всех людей уравнивать в бедности. В своей книге "Горькая чаша" политик, к которому, как уже говорил, я лично отношусь с невероятным почтением, – Александр Николаевич Яковлев – приводит такие цифры: "В 1928 году 60,5 % продукции промышленности составляли предметы потребления. В 1940–39, в 1985 примерно 25 %". Ну, и как можно жить, если только 1/4 экономики рассчитана на людей?
Рынок почему так раздражает? Потому что на рынке – всегда! – кому-то хорошо живется, а кому-то плохо. На рынке всегда царит неравенство. И это многих (не только у нас в стране) просто бесит: когда человек видит, что кому-то живется лучше, чем ему, он, человек, начинает страдать от несовершенства мира. "Почему мир так несправедлив? – думает несчастный. – Дайте мне равенства! Я равенства хочу". При этом чаще всего такой несчастик не хочет подняться до тех, кто выше; а наоборот, жаждет этих, зарвавшихся, опустить.
Но ведь предупреждали же умные люди: "Не неравенство создает нужду, а нужда создает равенство, как спасительное приспособление, как выход, предотвращающий хозяйственное и культурное понижение и гибель… Неравенство есть могущественнейшее орудие развития производительных сил. Уравнение в бедности, в нищете сделало бы невозможным развитие производительных сил. Неравенство есть условие всякого творческого процесса, всякой созидательной инициативы…"
Прочитали цитату или промахнули? Если промахнули – вернитесь, прочтите. Это важно очень. Это не какой-нибудь там западный человек, потягивая сигару, произнес, а наш исконно русский философ Николай Александрович Бердяев.
Смысл рынка как раз в том, что он создает неравенство, то есть соревнование. Ругать рынок за это или обижаться – все равно что отказываться смотреть Олимпийские игры по той причине, что там непременно кто-нибудь проиграет.
Конечно, рыночная экономика не решает всех проблем, в том числе и моральных. Но в современных условиях только рынок заставляет человека задуматься над тем, что каждый – каждый! – человек потенциальный потребитель. Рынок диктует: человек человеку необходим. Это вывод, конечно, теоретический, к тому же есть еще конкуренция, которая так мешает людям радоваться друг другу. Но про конкуренцию мы не устаем говорить в связи с рынком, а вот про эту теорию радостно забываем.
Рынок – диктатор. Но он диктатор смысла. Рынок не может, разумеется, окончательно уничтожить бюрократические препоны, но лучшего способа борьбы с ними человечество не придумало.
Привожу один из миллионов примеров.
Спальный вагон, купе которого состоит из четырех спальных мест, был изобретен американским инженером Джорджем М. Пульманом в середине позапрошлого века. Да, это было изобретение! Трудно представить, что до этого люди ездили в сидячих вагонах. Нововведение очень понравилось пассажирам, но не очень – хозяевам железных дорог. Потому что пульмановские вагоны были слишком высоки для стандартных мостов. Появилось множество бюрократических записок и докладов, с умным видом объясняющих, почему такие вагоны строить нельзя. Но рынок есть рынок. Спрос пассажиров на спальные вагоны был настолько велик, что пришлось-таки поднять мосты!
Рынок – диктатор. Но он диктатор конкуренции.
И снова привожу один пример из миллиона.
Фирма Apple изобрела персональный компьютер. Тогда на фирме IBM стали думать, как бы победить конкурентов. Вопрос о том, чтобы вызвать их "на стрелку" и решить все по понятиям, не стоял: все-таки рынок, а не базар, другие, извините, моральные ценности.
На IBM размышляли над такой проблемой: "Что такое мы можем добавить в компьютер Apple, что позволит их победить?" Через восемнадцать месяцев IBM вывел на рынок компьютер, который умел делать все то, что компьютеры Apple, плюс имел программное обеспечение. Так IBM победила конкурентов.
Кстати, именно при рынке случился взлет экономической науки, и даже появилась Нобелевская премия по экономике.
Хотя, строго говоря, Нобелевской премии по экономике не существует. Нобель такой премии не утверждал, денег на нее не давал. Премию по экономике учредили в 1969 году, и называется она "Премия Шведского государственного банка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля".
Сам факт возникновения такой престижной премии еще раз подтвердил важность экономики как науки в XX и последующих веках. Все правильно, чудесно. Однако есть одно "но".
Кто создает экономическую теорию? Экономисты. Среди которых есть великие ученые и даже лауреаты Нобелевской премии. А кто создает реальную экономику в государстве? Само государство и предприниматели. И вот теперь вопрос: знает ли государство и предприниматели экономическую теорию?
Умерший в двадцатые годы XX века знаменитый английский экономист Альфред Маршалл заметил как-то на досуге: "…объяснение прошлого и предсказание будущего – это не различные операции, а одна и та же деятельность, осуществляемся в противоположных направлениях: в одном случае – от результата к причине, в другом – от причины к результату". Сказано, на самом деле, здорово и мудро. Только мне почему-то кажется, что экономистам всегда как-то лучше удавалось идти от результата к причине, чем наоборот.
Нынешний экономический кризис еще раз доказал, что экономисты гораздо лучше анализируют то, что было, нежели предсказывают то, что будет. А если которые и предсказывают, то их не больно-то слышат.
Слышат ли экономистов предприниматели?
Спросите у любого успешного бизнесмена, кто есть таков, скажем, Анн Робер Жак Тюрго? Или Пьер Буагильбер? Или Джон Стюарт Милль? Или даже Адам Смит? Подозреваю, что не любой вдруг ответит на этот незамысловатый, в общем-то, вопрос. Ведь все эти люди – гении экономики. Знать эту науку, не ведая об их открытиях, невозможно. (Я назвал только нескольких экономических гениев, а их куда как больше!)
Казалось бы, невозможно добиться успехов в строительстве хозяйства, не зная теории. А вот подишь ты…
Правда, еще Аристотель, которого нередко называют первым экономистом, предлагал отделять собственно экономику от хремастики – "искусства делать деньги". Так, бывало, и говаривал Аристотель, хотя, по понятным причинам, в Одессе не был: экономика и хремастика – две большие разницы. При этом мудрец Аристотель непременно добавлял, что экономика имеет границу, а хремастика – нет, ибо главная ее цель – увеличение денег.
Приходится признать, что крупные предприниматели, чья деятельность сильно влияет на "домашнее хозяйство" не только их стран, но и всего мира, экономику знают куда хуже, чем хремастику. Другими словами: лучше понимают, как зарабатывать деньги, нежели то, как вести домашнее хозяйство.
Возьмем биографии самых известных предпринимателей в нашей стране: Романа Абрамовича и Олега Дерипаски. В экономике сегодняшней России доля этих бизнесменов огромна. Где же они набирались экономических знаний?
Абрамович – вообще фигура таинственная. Неясна и история с его высшим образованием. Вроде как учился в Ухтинском индустриальном институте и в Московском институте нефти и газа им. И.М. Губкина. В официальной биографии сказано, что в 2001-м (когда Роман Аркадьевич был уже весьма и весьма не беден) он окончил Московскую государственную юридическую академию.
У Олега Дерипаски с образованием дела обстоят гораздо лучше: сначала он окончил физфак МГУ, а затем – в 1996 году, уже немало добившись на поприще бизнеса, – Российскую экономическую академию им. Г.В. Плеханова.
Впрочем, дорогой читатель, не кажется ли Вам, что я бьюсь в открытую дверь? Разве не очевидно любому из нас, что для того, чтобы разбогатеть, экономическое образование – не главное? Хремастика вовсе не предполагает знание экономики.
Кто сказал, что этот вывод верен только для нашей страны? Знаменитый Билл Гейтс – вот уж человек, чья деятельность в корне изменила картину современного мира и, конечно, мировую экономику, – был отчислен из Гарвардского университета, после чего, собственно, и создал компанию Micro-Soft, которая позже получила известное во всем мире имя – Microsoft Corporation.
Один из самых богатых людей в мире, мексиканский магнат Карлос Слим Элу имеет диплом инженера.
Знаменитый основатель фирмы IKEA и, опять же, один из самых богатых людей мира, Ингвар Кампрад уже в 15 лет открыл свою первую фирму, а в 17 – зарегистрировал компанию "Ингвар Кампрад, Ельмтарюд в Агунарюде", ныне известную во всем мире по первым буквам этого непроизносимого словосочетания: IKEA. Поначалу фирма чего только не продавала! Но однажды Ингвар увидел, как его сотрудник открутил ножки у стола, чтобы тот поместился в машину, – так возникла идея паковать мебель в плоские коробки. Эта идея оказалась важнее любого высшего экономического образования.
Получается, что бизнесменам экономическая наука вроде как не очень нужна. И без этого можно замечательным образом разбогатеть.
А что же государство? Руководители крупнейших государств мира не имеют экономического образования. Дмитрий Медведев, Барак Обама, Сильвио Берлускони, Николя Саркози – юристы. Ангела Меркель – физик. Гордон Браун – историк.
Конечно, у каждого из них есть консультанты-советники – знатоки экономики. Но ведь решения принимают первые лица. Да собственно говоря исторический опыт, как и сегодняшний день, доказывает нам, что можно быть очень успешным лидером государства, не особо разбираясь в течениях экономической науки.
Я бы даже позволил себе провести такую параллель: как существуют отдельно философы с их философией и люди, которые в своей жизни руководствуются вовсе даже не философскими изысканиями, ровно так же – увы и ах – существуют автономно экономисты с их теориями и люди, которые экономику создают.
Правда, не было бы философов, человечество вообще погрязло бы в суете практицизма. А не было бы экономистов, в чем бы мы погрязли тогда?
Конечно, экономика – это наука. И, безусловно, у нее есть столь же непогрешимые законы, как в математике или физике. Однако люди, создающие реальную экономику, иногда следуют этим законам, а иногда нарушают их. Нередко и то и другое они делают, законов этих не зная.
Знаменитый русский философ-богослов Сергей Николаевич Булгаков заметил, что каждая экономическая эпоха имеет свой особый тип "экономического человека": homo oiconomicus. Вот идем мы, значит, по земле такие все из себя homo oiconomicus и думаем: что же с нами сделает очередная экономическая эпоха? До науки экономики нам особого дела нет: у нас свое "искусство управления домашним хозяйством". И ведь ничего – справляемся. Ну, если экономикой мира управляют люди без экономического образования – то и мы тоже как-то сможем со своим маленьким хозяйством справиться.
Так и живем. Они – создатели экономики; мы – потребители того, что они создают; и мудрецы от экономики, делающие открытия и получающие нобелевские и прочие премии. Кто сказал, что их открытия не используют никогда? Бывает – используют. Бывает – просто восхищаются. Бывает – не замечают. Всяко бывает в нашей истории, не так ли?
Для меня же, повторю, главный вопрос: на что толкает нас экономика или, если так кому больше нравится, – хремастика? Какие правила зарабатывания денег диктует государство своим гражданам?
Ведь какие бы экономические законы ни создавались, зарабатывать деньги можно, только найдя с государством общий язык.
"Язык" – хорошее слово, не так ли?
Ну что ж, в финале книги и поговорим о языке.
Я
Язык
Велик язык у коровы, не дает говорить.
Русская народная пословица (из собрания В.И. Даля)
Вот словечко-то оказалось под самый финал книжки! Совсем не вдруг поймешь, с какого конца к нему и подобраться-то. Но в этой, финальной главе, в отличие от предыдущей, надо явно все-таки с начала начать.
Итак, если верить современным ученым, то членораздельная речь возникла в эпоху палеолита, когда человек "приручил" огонь, начал строить жилища и… заговорил. То есть – опять же, если верить ученым, как только человек сделал окончательно свой выбор: мол, не хочу быть обезьяной длиннорукой, а хочу, чтобы называли меня "человеком разумным", – тут и стал членораздельно разговаривать.
С тех пор, собственно, так и повелось: разумный перед нами человек или тот, кому еще не удалось окончательно отойти от своего предка, мы в первую очередь определяем по тому, как человек умеет разговаривать.
Современный американский психолог, один из основоположников теории правого и левого полушарий мозга – Роберт Эрнстайн заметил, что, когда мы говорим о человеке, мол, он очень умен, как правило, мы имеем в виду, что у него хорошо подвешен язык.
Русская пословица вот тоже утверждает: "Встречают по одежке, провожают по уму". Это как же мы так вот сразу распознаём ум человека? По речи. А какие еще варианты?
Впрочем, все эти выводы можно делать, если ученым верить и считать, что мы все – есть результат естественного отбора.
А если придерживаться иной точки зрения? Можно ведь не научный трактат открыть, а "Ветхий завет". И что мы прочтем? Сначала Господь создал человека, потом поселил его в Едемском саду и тут же начал с ним разговаривать: "И заповедал Господь Бог человеку…"
Принципиальное, согласимся, решение Господа о создании женщины тоже было сначала высказано: "И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника соответственно ему" – и уж только затем воплощено.
В общем, так получается: хоть с точки зрения науки смотри, хоть религии – все началось со слова, с языка.
Мы привыкли к тому, что умеем разговаривать, и уже не воспринимаем язык как Дар Божий. Но, слава Богу, есть философы и прочие умные люди, которые умеют остановить наш бег по жизни и красиво объяснить: как все-таки важен язык.
Великий Сократ утверждал: заговори, и я скажу, кто ты.
Карл Маркс: язык есть непосредственная действительность мысли.
Маркс вообще любил рассуждать, и не только про цепи и пролетариат, но и про язык тоже. Однажды он сказал такое, что за ним повторил философ, которого трудно обвинить в любви к марксизму, – Фридрих Ницше. Что же сказал бородатый Карл? "Мы – рабы слов". На самом деле – просто, но гениально. Фраза, над которой можно размышлять не один час.
Александр Радищев писал: "Ничто для нас столь обыкновенно, ничто столь просто кажется, как речь наша; но и в самом существе ничто столь удивительно есть, столь чудесно, как наша речь".
Напрасно Вы, дорогой читатель, проскочили цитату Радищева. Советую прочесть и вдуматься. Это ведь Александр Николаевич говорит о том самом русском языке, которого сегодня мы все – хранители и создатели.
Цитаты можно множить – но остановимся. Пора уже наконец понять: а что собственно такое есть язык?
За справкой к кому обратимся? К Далю, конечно, Владимиру Ивановичу, потому как в области языка он, конечно, "наше всё".
Итак, приготовившись узнать некую невероятную и, скорее всего, красивую истину о языке, открываю словарь, читаю: "ЯЗЫК м. мясистый снаряд во рту, служащий для подкладки зубам пищи, для распознанья вкуса ее, а также для словесной речи или, у животных, для отдельных звуков".
Вот это да! Даль считал, что человеку язык дан, во-первых, чтобы есть, и только во-вторых, чтобы разговаривать. Удивительное дело! Ученый, который всю свою жизнь посвятил изучению языка, относился к нему спокойно и без пафоса.
Однако читаем дальше: "Язык, словесная речь человека, по народностям; словарь и природная грамматика; совокупность всех слов народа и верное их сочетанье, для передачи мыслей своих…"
Вот ведь Даль какой! С одной стороны – прагматик, а с другой – романтик… Ну разве ж это не романтический взгляд: считать, что язык дан человеку для передачи мыслей своих? Представим себе невероятное: мы бы все использовали язык только и сугубо для передачи не Бог знает чего, а вот именно – мыслей. С одной стороны, какое приятное было бы у нас общение, а с другой – какая бы вокруг стояла тишина…
А дальше у Даля – замечательная пословица, которую грех не повторить: "Язык мой враг мой: прежде ума глаголет". Симптоматично (извините за научное слово), что вторую часть пословицы мы отбросили, вроде как и не нужно нам знать, отчего это язык бывает нашим врагом. У Даля же есть еще и такое определение языка: "Народ, земля, с одноплеменным населением своим, с одинаковою речью".
Вообще, конечно, языков (как и народов) ужасно много – просто не счесть. Это с одной стороны. Потому что есть и другая: мало их, едва ли чуть больше десятка.
Как такое может быть?
А так вот. Языков, на которых болтает относительно немного народу, – тьма. Ученые даже не могут подсчитать их точное количество, пишут примерно 5–6 тысяч. Для примера скажем, что есть такой язык, называется юкагирский, на нем говорят около 300 человек.
Тех же, на которых общаются более 100 миллионов, всего… 12. Как вы думаете, какой самый популярный в мире язык? Нет, не английский, у него – серебряная медаль. Золотая – у китайского. После английского следуют хинди вместе с урду, затем – испанский, русский (ура! мы вошли в первую пятерку!). Далее, как ни парадоксально, индонезийский, арабский… А потом, знаете, какой? Ни за что не догадаетесь: бенгальский. За ним следуют языки менее экзотические: португальский, японский, немецкий. Замыкает список языков-миллионеров – французский.
У всех – и больших, и малых языков – есть одно общее свойство: язык всегда характеризует народ, который на нем говорит.
В умнейшей и интереснейшей книге Максима Кронгауза "Русский язык на грани нервного срыва" я прочитал поразивший меня факт: у эскимосов существует 1200 слов для определения оленя. Они видят оленя в 1200 вариациях! Разве не ошеломляющая характеристика народа?
Знаете ли вы, что в немецком языке установлен строго определенный порядок слов, который диктует правила языка, и менять сей порядок невозможно. В русском же языке, как говаривали сталинские чиновники: "сумбур вместо музыки", то есть в каком порядке желаешь, в таком и ставь слова.
У немцев – порядок и строгость. У нас – импровизация, основанная на эмоциях. Недаром же пословица гласит: "Что русскому – благо, то немцу – смерть". Замечу: немцу, а не французу или, скажем, итальянцу…
Занятно, что немцы считают, будто в радуге… шесть цветов. И не потому, что они – дальтоники, а потому что синий и голубой цвета по-немецки обозначаются одним и тем же словом.
Вот ведь как оно интересно выходит: не только мы говорим на своем языке, но и язык многое говорит о нас. Правда, иногда не вдруг поймешь, что именно он хочет нам сообщить.