Практически любая трапеза с мужем приводила к рвоте. Со временем рвота зафиксировалась и появлялась уже в отсутствие мужа при виде пищи или ее запаха. Почти ничего не могла есть, рвало даже от воды. Хотела сделать аборт, но из-за большого срока врачи ей это запретили. За шесть месяцев похудела на 15 кг. После родов с мужем разошлась и состояние постепенно улучшилось, рвоты самопроизвольно прекратились, хорошо и достаточно ела, прибавила в весе. Однако общая нервозность и некоторая подавленность настроения оставались. Спустя три года познакомилась с нынешним мужем, замуж вышла вновь без любви. Через год родила дочь. Спустя год после простуды девочка перенесла грипп в тяжелой форме с астматоидным компонентом.
Больная переживала по этому поводу, нервничала, видела, как дочь задыхается от удушья, в отчаянии металась по квартире, звала на помощь. Стала еще более раздражительной и нервной, постоянно конфликтовала с мужем, который, будучи журналистом, большую часть времени проводил в командировках и не помогал ей в ведении домашнего хозяйства. Из-за нервного напряжения у больной был выкидыш. В 1978 и 1979 гг. были очередные роды, дети здоровы. Все эти годы плохо спала, плохо ела, не было аппетита. В 1979 г. единственный брат больной, к которому она была очень привязана, покончил жизнь самоубийством (до этого он несколько лет страдал депрессией). Узнала о самоубийстве брата во время приема пищи - поперхнулась вареньем, некоторое время не могла дышать, тут же возникла мысль, что сейчас умрет от удушья. В это же время "зрительно" вспомнила, как задыхалась от удушья ее дочь. С трудом отдышалась.
С этого времени появился страх подавиться пищей. И действительно не смогла глотать твердую пищу, "горло как будто перекрывало". А жидкая пища проходила довольно свободно. Еще больше ухудшилось настроение. На этом фоне интенсифицировался страх приема пищи, страх смерти от удушья. Почти ничего не ела, похудела на 13 кг. При любой размолвке с мужем у больной усиливались фобии, совсем переставала есть. Понимала, что ее состояние обусловлено "нервами", тем не менее несколько раз тщательно обследовалась у онкологов и отоларингологов. Последние посоветовали ей обратиться к психиатру. К этому времени уже изменилась по характеру - стала конфликтной, раздражительной, эгоистичной, по любому пустяку "устраивала мужу истерики", так как не могла сдержать в себе переполнявшее ее раздражение, гневливость и ненависть. В это же время кроме трудностей глотания стала испытывать навязчивые страхи, не связанные с пищей (страх высоты, страх полового акта - коитофобия, одиночества, болезни детей). На этом фоне стал появляться кожный зуд, повышение артериального давления, "насморк на нервной почве". Постоянно пила настойку валерианы, иначе могла дать реакции раздражения с криком, руганью и бранью даже просто при виде мужа. В таком состоянии больная была осмотрена психиатром по месту жительства и направлена на кафедру психотерапии ЦИУ, где ей в лечении отказали и посоветовали обратиться на кафедру психиатрии Университета дружбы народов. Больная была стационирована по путевке кафедры в больницу им. Соловьева.
Соматическое состояние при поступлении: рост 160 см, масса тела 45 кг. Кожа смуглая, холодная, подкожно-жировая клетчатка практически отсутствует. Изо рта - запах ацетона. Тоны сердца ясные. АД 140/90 мм рт. ст. В легких без патологии. Болезненность по ходу толстого кишечника, длительные и стойкие запоры. Менструальная функция не нарушена. Психическое состояние: настроение стойко снижено, "устала от болезней". Отмечает, что любой пустяк выводит ее из себя, окружающее ее раздражает. Очевидную причину своего состояния видит в том, что не может глотать пищу. Уже понимает, что никакой органической причины для этого нет. Сама отмечает, что последние годы находилась в постоянном "взвинченном" состоянии. Кроме трудностей глотания, ее беспокоит страх смерти от удушья, страх высоты, одиночества, коитофобия. На полных людей смотрит с завистью, хотела бы поправиться на 10-15 кг. Испытывает откровенную неприязнь к мужу, который заставил ее рожать три раза, а сам занимается только своей работой и не обращает внимания ни на жену, ни на детей.
С первых дней пребывания в клинике больная питалась только один раз в день под действием амиталкофеинового растормаживания. Лечилась инъекциями, так как таблетки принимать не могла совсем - не могла их проглотить (амитриптилин в/м утром и на ночь, неулептил по 4 капли 2 раза в день, седуксен по 2,0 в/м днем). В дальнейшем при подключении патогенетической психотерапии стала есть самостоятельно (судорожно ухватившись за руку врача), затем полностью самостоятельно. Нуждалась в ежедневной многочасовой беседе с лечащим врачом, во время которых обсуждались все проблемы больной, находились выходы из всех создаваемых ею конфликтных ситуаций, моделировалось ее поведение на будущее.
После таких бесед больная успокаивалась, у нее улучшалось настроение. Однако любой микроконфликт в отделении приводил в отчаяние, при этом у нее интенсифицировались все фобические переживания, включая страх глотания. К концу лечения относительно спокойна, без прежней враждебности встречает мужа, постоянно беспокоится о детях.
Лабораторные исследования - гастроскопия и рентгенологическое обследование какой-либо органической патологии в пищеводе, желудке и двенадцатиперстной кишке не выявили. Консультация отоларинголога - патологии нет. Консультация невропатолога - функциональное расстройство нервной системы с фобическим синдромом. Консультация терапевта - гипертоническая болезнь IБ степени. Психологическое обследование: тревога 13 ед. (норма 3,7+0,4, Р<0,001), фобии 11 (норма 4,0+0,6, Р<0,001), навязчивости 13 (5,1+0,7, Р<0,001), соматизация аффекта 10 (норма 2,8+0,7, Р<0,001), депрессия 7 (норма 2,7+0,5, Р<0,001), истерия 2 (норма 7,9+0,5, Р<0,001). Тревожность личности по Тейлор составляла 36 ед., что почти в 3 раза превышало показатели нормы. Экстраверсия была снижена до 6 ед. (норма 9, Р<0,05), показатель невротизма в 2 раза превышал показатель нормы и составлял 24 ед. Общая враждебность составляла 25 ед. (норма 13,1+0,9, Р<0,001), интрапунитивность составляла 18 ед. (норма 8,6, Р<0,001), экстрапунитивность 15 ед. (норма 8,2, Р<0,001). У больной преобладал интрапунитивный тип реагирования на стресс с направленностью враждебности на себя. Методика MMPI позволила выявить пик по первой (70 Т) и седьмой (80 Т) шкалам, что свидетельствует о наличии тревожно-фобического синдрома и беспокойства о состоянии своего физического здоровья.
При использовании методики самооценки больная оценивала состояние своего здоровья до болезни в 70, после болезни - в 20%. Соответствующие показатели по "счастью" составили 90 и 30%, по характеру - 50 и 20%. Самооценка "ума" осталась без изменений.
Индекс нестабильности брака составил 60%. Наличие конфликтных отношений с мужем особенно отчетливо проявлялось в тесте незаконченных предложений. Мужа "терпеть не может", но разводиться не может из-за наличия четырех детей и отсутствия средств к существованию.
К концу пребывания в клинике больная научилась есть твердую пищу, у нее полностью редуцировались прежние фобические переживания, улучшилось настроение. После сеансов семейной психотерапии стала терпимее относиться к мужу, который, в свою очередь, стал к ней относиться значительно теплее. Однако сохранялись характерологические изменения в виде повышенной конфликтности и раздражительности.
Таким образом, больная с определенной психопатологической наследственностью (психопатия отца и депрессия брата), детской невропатией длительное время находилась в психотравмирующей ситуации и последние годы до дисфагии - в состоянии вялой депрессии. Характерно, что первые психосоматические реакции у нее выражались в виде неврогенных рвот, откровенно связанных с отвращением к мужу. В дальнейшем также на фоне психотравмирующей ситуации (конфликт со вторым мужем и самоубийство брата) у больной возник ларингоспазм, за которым последовали страх удушья от возможности попадания пищи в верхние дыхательные пути и вызванная этим страхом функциональная дисфагия. В силу особенностей личности функциональная дисфагия быстро зафиксировалась и стала привычной формой реагирования на любые неприятности. Вскоре после этого у больной появились кожный зуд, "нервный насморк", повышение артериального давления. Другими словами, происходило довольно быстрое формирование полисистемного психосоматического цикла. С течением времени появились и патохарактерологические изменения. Тем не менее ведущим в клинической картине заболевания оставался фобический синдром, который оценивался больной достаточно критично, как критично относилась она и к появившимся изменениям характера. В отличие от предыдущей больной она не докучала врачам своими частыми визитами, более того, пыталась самостоятельно лечиться настойкой валерианы. Однако, поскольку основной конфликт, приведший к заболеванию, - конфликт с мужем - сохранялся, болезнь прогрессировала, имела определенную динамику и в конце концов привела к стационарному лечению.
В этом наблюдении также отчетливо проявляются все четыре этапа психосоматического развития личности.
Паранойяльный вариант - больные убеждены в том, что они страдают раком пищевода или желудка. Эти убеждения сопровождаются внешне логичной цепью доказательств, которые соответствующим образом отражаются на их поведении. Они постоянно посещают различные медицинские учреждения, чтобы получить подтверждение поставленного самим себе диагноза, стенично добиваются все новых и новых обследований, включают в эту деятельность своих родственников и знакомых, не верят врачам, читают соответствующую медицинскую литературу, в которой находят подтверждения своим подозрениям. Не найдя помощи у врачей, обращаются к знахарям, экстрасенсам, народным целителям, колдунам, бабкам, которые в ряде случаев подтверждают наличие у больных тяжелого онкологического заболевания, требующего лечения нестандартными методами.
Эта группа пациентов имеет внешнее сходство с больными по ипохондрическому варианту, однако в отличие от них озабочена не столько излечением, сколько попытками доказать врачам свою правоту. С докторами подобные пациенты нередко конфликтуют, пишут на них жалобы, требуют лишения медицинских дипломов. Аффективная охваченность своими идеями приводит к тому, что они периодически не в состоянии критически относиться к своим высказываниям и поведению. Некоторые из этих больных занимаются самолечением по методу экстрасенсов. Особого страха перед смертью они не испытывают, так как считают, что экстрасенсорным методам лечения подвластны все заболевания, в том числе и рак. В известной степени эти больные страдают канцероманией.
Больная Б., 31 год, лечилась амбулаторно на кафедре психиатрии Университета дружбы народов. Из анамнеза известно, что отец больной страдал хроническим алкоголизмом, мать - язвенной болезнью двенадцатиперстной кишки.
Беременность матери протекала физиологично, роды в срок, девочка родилась в синей асфиксии, проводилось искусственное оживление. С рождения была слабенькой, много и часто болела. Плохо ела, часто подташнивало, периодически отмечались рвоты. До семи лет отмечался энурез, беспокоили частые головные боли. В дальнейшем состояние стабилизировалось, хотя аппетит был сниженным до настоящего времени. В семье была хроническая конфликтная ситуация, обусловленная алкоголизмом отца, который в пьяном виде бегал за женой с ножом, несколько раз избивал ее на глазах ребенка.
В школе с семи лет, училась посредственно, так как часто не было возможности готовиться к урокам. Окончила IX классов и ПТУ. По характеру всегда была тревожная, ранимая, замкнутая, робкая. Все неприятности держала в себе, выговаривать свои проблемы никогда не могла. Подруг не имела. В компаниях сверстников всегда была на вторых ролях. В 16 лет влюбилась в одноклассника, встречалась с ним до 20 лет, собиралась выйти за него замуж. Но неожиданно для больной этот молодой человек перестал с ней встречаться и женился "на общей знакомой". Тогда больная "назло ему" вышла замуж за человека, которого не любила. Тем не менее семейная жизнь первые два года была удовлетворительной, родила ребенка.
Однако спустя 2 года муж стал пить, скандалить, однажды в пьяном виде ударил ее по голове. Было, вероятно, сотрясение мозга, длительное время после этого больную беспокоили головные боли.
К врачам не обращалась из-за страха перед мужем. Хотела уйти из семьи, но муж пригрозил ей убийством. Мужа боялась настолько, что когда он возвращался с работы, "ее всю трясло от страха". Постоянно думала о разводе, но опасалась что-либо предпринять. Постепенно стала нарастать тоскливость, подавленность, плохо спала. Еще больше ухудшился аппетит. Временами на пике страха отмечались нервные поносы. Однажды во время еды муж снова ударил ее по голове. От неожиданного удара поперхнулась пищей, прекратилось дыхание, возник острый страх умереть от удушья, с трудом отдышалась. С этого времени стала настороженно относиться к пище, так как почувствовала, что твердая пища проходит плохо или совсем не проходит. Опасалась, что пища может попасть в дыхательное горло. Появился страх глотания. Зафиксировалась на еде, постоянно думала о том, что ей можно есть, а чего нельзя. За короткое время похудела на 10 кг. Постоянно испытывала страх глотания. От этого стали появляться эпизоды повышения артериального давления.
Когда пациентка заболела, муж стал относиться к ней заботливее, перестал пить, скандалить, не прибегал более к физическим наказаниям. По поводу трудностей глотания больная несколько раз обращалась к отоларингологам и онкологам, так как уже тогда у нее возникла мысль о возможном наличии рака пищевода или желудка. Несколько раз были проведены соответствующие обследования. Никакой патологии, кроме остаточных явлений перенесенной травмы черепа, выявлено не было. Больная же оставалась уверенной в наличии у нее онкологического заболевания, которое врачи не могут выявить или не решаются сказать ей правду, считая ее безнадежной. Стала читать учебник онкологии, медицинскую энциклопедию, находила у себя все признаки злокачественной опухоли. Убедила в этом мужа, который вместе с ней ходил по врачебным кабинетам и требовал проведения дополнительных обследований. На этом фоне дисфагия усилилась, возникала ежедневно. Однажды во время очередного обследования у онколога встретила знакомую, которая рассказала ей об экстрасенсе, который "за хорошие деньги может вылечить от чего угодно". Тут же поехала к этому экстрасенсу, с трудом добилась приема. Экстрасенс сказал, что у нее нарушено биополе в области горла из-за растущей опухоли, увидел над ее головой черную ауру, но за лечение взялся. После курсового лечения (10 сеансов) отправил к "травнику", который лечил ее настоями различных трав, после чего снова отправил к тому же экстрасенсу. Состояние на некоторое время улучшилось. По совету экстрасенса стала сама "восстанавливать здоровое биополе", однако эффекта от этого не было. Когда стало нечем платить экстрасенсу, он от нее отказался. Это было для больной настоящим ударом, шоком. Поняла, что надежды никакой не осталось. На этом фоне глотать уже совсем не могла, даже слюну.
Одновременно с дисфагией усилились и участились периоды повышения артериального давления, появилась мигрень. Головные боли усиливались при изменении атмосферного давления. По поводу головных болей обратилась к невропатологу, который и направил больную на консультацию на кафедру психиатрии Университета дружбы народов.
Из-за резко пониженного питания у пациентки подкожно-жировая клетчатка практически отсутствовала. Кожа серая, холодная, шелушащаяся. Физический статус напоминал клиническую картину нервной анорексии, но у нее была сохранена менструальная функция и отсутствовали вторичные сомато-эндокринные нарушения, столь типичные для нервной анорексии. Не было у больной и характерных для больных анорексией дисморфофобических переживаний [26, 27, 28].
При поступлении жаловалась на возможное наличие у нее онкологического заболевания, приводила много данных, почерпнутых из специальной литературы. Пыталась сама вести беседу, устроила врачу экзамен по онкологии. Во время беседы, если ее не устраивало объяснение врача, раздражалась, громко рыдала, повышала голос (вплоть до крика). С большой долей скепсиса согласилась на лечение, так как допускала, что дисфагия может быть не только при раке, но и при неврозе. С недоверием отнеслась к психологическому обследованию, которое выявило высокие показатели индекса нестабильности брака (80%). На MMPI отмечался пик по шкалам 6 (паранойя) и 2 (депрессия). При методике запоминания десяти слов отмечено снижение объема механической памяти, замедление процесса заучивания, внимания и умственной работоспособности. Мышлению больной доступны отвлечения, обобщения, абстрагирования. При работе со сложными обобщениями допускала ошибки, в основе которых - использование конкретных связей. При работе с простыми обобщениями (двойные группы) делала много ошибок, связанных с повышенным утомлением.
Экстраверсия больной составляла 9 ед. (норма), невротизм - 19 (норма 12 ед., Р<0,05), тревога - 14 ед., фобии - 8, навязчивости 10, соматизация 14, депрессия 9, истерия 8. Все показатели, за исключением истерии, в 2-3 раза превышали нормативные (во всех случаях Р<0,001). У больной также выявлен высокий уровень общей враждебности (22 ед. при норме 13, Р<0,001). Интрапунитивность превышала нормативные показатели в 2,5 раза, несколько повышенной была и экстрапунитивность (10 ед. при норме 8,2). Враждебность была отчетливо направлена на себя (10 ед., Р<0,001).
В течение двух месяцев больная регулярно принимала амитриптилин по 25 мг на ночь, френолон по 10 мг утром и днем, стелазин по 5 мг утром и днем, ноотропил по одной капсуле утром и днем. Уже через две недели лечения дисфагия уменьшилась, появилась установка на излечение, стала доступной психотерапевтическому воздействию. Через два месяца лечения - хорошо ест, поправилась на 4 кг, исчезли фобические переживания (включая канцерофобию), проблем с глотанием твердой пищи нет. Однако тенденция к появлению дисфагии в стрессовой ситуации сохраняется, как сохраняются, хотя и в меньшей степени, патохарактерологические изменения личности. Больная получает поддерживающую психотерапию (1 сеанс в месяц) в течение 1 года.