И пришел к выводу о стержневом характере одноименной концепции в происхождении и развитии активно обсуждаемого в наши дни феномена глобального управления.
В современной западной науке проблема глобальных проектов прямо не ставится, но акцентируется внимание на методологически важных функциональных аспектах, указывающих на проектный характер евроатлантической стратегии. Так, Зб. Бжезинский выделяет фазы противостоящих друг другу "мировых гегемоний", особо выделяя при этом период холодной войны; М. Тэтчер - "системы, имеющие цели и опирающиеся на философские теории"; Г. Киссинджер говорит о "мировом порядке", который устанавливается теми или иными ведущими державами и стремится к постоянству и т. д. О понятиях, очень близких, если не сходных с "глобальным проектом", говорили и писали такие столпы западной политической теории и практики, как полковник Э. М. Хаус, Дж. Буш-ст., идеологи и организаторы Римского клуба А. Кинг, Б. Шнайдер, Э. Пестель, Э. Ласло и многие другие.
Непонимание проектного характера всемирно-исторического процесса ведет к глубоко ошибочному видению России частью Европы. Это загоняет нас сразу в две ловушки.
Одна из них - геополитическая. Абсолютно все концепции и школы классической геополитики - от Ф. Ратцеля и Р. Челлена до Х. Дж. Маккиндера, К. Хаусхофера и Зб. Бжезинского - считают нашу страну центральной частью евразийского Хартленда (Heartland) - "мирового острова". Европа - не более чем примыкающий к нему маленький полуостров.
Величины несопоставимые.
А. И. Фурсов, другие историки и политологи правы, когда указывают, что Россия соотносится, ведет диалог и конкурирует не с европейскими странами по отдельности, а лишь со всем континентом и, шире, со всем Западом.
"<...> Есть один аспект проблемы континентальности России, на который не обращают внимания - по-видимому, он слишком лежит на поверхности, чтобы быть замеченным, - и который регулярно упускали геополитики, особенно те, кто мечтал о блоке континентальных держав. Проблема, однако, в том, что Россия не являлась континентальной державой. Точнее, континентально-державное качество России существенно отличается от такового и Франции, и Германии - они находятся в разных весовых категориях, в разных лигах.
Разумеется, географически и Франция, и Германия суть континентальные страны, однако с геополитической точки зрения полноценными континенталами они перестали быть с появлением в XVIII веке сокрушившей шведов Российской империи. С появлением такого евразийского гиганта, за плечами и на плечах которого лежал континент, континентально-имперская интеграция Европы стала неосуществимой - "<...> с появлением России (петровской. - А. Ф.) Карл Великий стал уже невозможен", - так афористически сформулировал эту мысль Федор Тютчев. Действительно, после Петра Великого Фридрих, Наполеон, Вильгельм, Адольф могли быть великими только в относительно короткие исторические промежутки времени, халифами на час. С появлением империи-континента России стало ясно: сухопутные европейские державы суть всего лишь полуостровные - полуостровной характер Европы на фоне имперской России стал вполне очевиден. Или если эти державы считать континентальными, то Россию в силу ее евразийскости следует считать гиперконтинентальной. В любом случае разнопорядковость в "массе пространства" очевидна. (По взглядам К. Хаусхофера - основоположника концепции "Lebensraum", то есть "жизненного пространства", - пространство само по себе является фактором силы. - Авт.). Именно она мешала созданию устойчивого континентального союза, поскольку это изначально (со всеми вытекающими последствиями) был бы неравный союз континента и полуострова (иначе: гиперконтинента, омываемого тремя океанами, и просто континента).
Гиперконтинентальное евразийское "количество" превращалось в геоисторическое качество: ни одна "континентальная" держава принадлежащего Евразии полуострова (части света) "Европа" не могла реально соперничать с гиперконтинентальной державой евразийского масштаба, будь то Россия или СССР. Союз между полуостровным континенталом и континенталом евразийским был рискованным и опасным предприятием для первого: при прочих равных условиях Россия легко могла превзойти или поглотить его. Это очень хорошо понимали Наполеон в начале XIX века и немцы (Теобальд Бетман-Гольвег, а затем Гитлер) в начале XX века".
Эта "гиперконтинентальность" России и есть геополитический эквивалент ее цивилизационной самостоятельности.
Поэтому интеграция России с Европой, по поводу которой после распада СССР возбудились и перевозбудились некоторые недальновидные российские интеллектуалы, а также представители властной корпорации, на Западе видится исключительно через призму расчленения нашей страны и включения ее в западную цивилизацию по частям. Ибо именно Россия - главное препятствие к овладению Хартлендом.
Как именно Россию собираются расчленять - об этом расскажем в главе 2. Сейчас же только подчеркнем, что в США, да и в Европе прекрасно отдают себе отчет в том, что всю Россию целиком, какой бы слабой она ни казалась, не сможет переварить ни Европейский союз, ни НАТО, ни любая из других контролируемых Западом международных организаций. Ну не помещается медведь, пусть и доведенный до полусмерти или даже до смерти, внутрь шакальего чрева.
Вторая ловушка - упоминавшееся нами однобокое, материалистическое понимание цивилизации, закрепленное концепциями, объединенными теорией модернизации. К ним относятся хорошо знакомые нам еще с советских времен концепции постиндустриального общества Д. Белла, стадий экономического роста У. Ростоу и некоторые другие.
Вектор развития теорией модернизации прочерчивается от традиционных обществ к рациональным, уровня которых, как считается, достиг только Запад. Между ними помещается "переходная" стадия, на которой якобы находится Россия, задача которой - якобы интегрироваться в Запад.
В России этой позиции придерживается историческое и современное западничество, выступающее в либеральном и националистическом обличьях. Вульгарно спекулируя "общими" христианскими или секулярными корнями, сторонники этого подхода представляют нашу страну частью Запада, невзирая при этом ни на Великую схизму (1054 г.), ни на чуждую православию орденскую практику западного христианства, ни на верхушечную элитарность подобных воззрений в России, ни на многое другое.
Спекуляции о якобы "возврате в мировую цивилизацию" составили идеологическую основу "перестройки". Один из подобных "цивилизаторов" - А. И. Ракитов - призывал "сломать защитный пояс русской культуры, перестроив спрятанные за ним механизмы исторической наследственности". То, что встроить Россию в Запад можно только "сломав ей хребет", было признано и сознательно проводилось в жизнь пресловутым "архитектором перестройки" А. Н. Яковлевым. Как верно, хотя и поздно заметил один из участников этой травли нашей страны А. А. Зиновьев, "целили в коммунизм, а попали в Россию".
Нынешние же последователи разрушителей конца 1980-х годов даже и не скрывают, что вновь целятся именно в Россию, которая не дает покоя ни им, ни их западным хозяевам, отравляя их жизнь самим фактом своего существования и присутствия на политической карте мира.
Итак, мишенью является не какая-либо из конкретных идеологий того или иного проекта, осуществляемого Россией, включая коммунизм. Мишенью, как нам скоро предстоит убедиться, является российская проектность как таковая. Сама генетическая, Богом предположенная способность нашей страны порождать проекты, в том числе и с помощью адаптации к собственной проектной основе любых иноземных идей, включая западные. В случае с марксизмом, как признавал Тойнби, имело место именно это и ничто иное.
Сказанного достаточно для выведения определения. Глобальный проект, по мнению М. Л. Хазина, уточненному и скорректированному автором этих строк, - это система ценностей, созданная совокупностью культурных, исторических, социальных, государственных и иных традиций претендующей на лидерство цивилизации. Она воплощена в системах смыслов и распространяется в идеальной и материальной сферах посредством экспансии, приобретающей различные институциональные формы.
Система базовых цивилизационных ценностей образуют социокультурный фундамент глобального проекта - его идеальную базу (идею). Хазин называет проектную идею "безальтернативной истиной, переведенной в политическое измерение".
В каких сферах протекает проектная конкуренция?
Существуют две основные точки зрения. М. Л. Хазин и С. И. Гавриленков относят к таковым экономику, идеологию и демографию. В качестве примера ими приводится продолжительность затянувшейся на десятилетия холодной войны, которая объясняется устойчивым равновесием: в экономике доминировал Запад, в идеологии - СССР, в демографии наблюдалось примерное
равенство. Обвал нашей страны, с их точки зрения, явился прямым последствием "перестройки" - капитуляции перед Западом в критически важной проектной сфере - идеологической. Капитуляции, проявившейся, в частности, в принятии к обсуждению западной повестки дня, а также в ведении дискуссии на его проектном языке, в центр которого были поставлены такие мифологемы, как "демократия", "права человека" и т. д.
Маленький штрих. Проектный язык - не игра слов, а очень важная теоретическая и практическая проблема. Причем самостоятельная. Наибольший вклад в формирование адекватных представлений о проектном языке на сегодняшний день внесен С. Е. Кургиняном, не устающим повторять, что сам факт принятия к обсуждению той или иной проблемы в дискурсе, построенном и навязанном на языке оппонирующей вам стороны, неизбежно ведет вас к быстрому проигрышу в любой дискуссии. Непонимание или недооценка патриотической общественностью именно этого обстоятельства долгое время позволяли разговаривающим на западном проектном языке российским "демократам" навязывать общественному большинству чуждую систему ценностей, а также идеологических и политических штампов и пристрастий. Переломить эту тенденцию на практике Кургиняну также удалось первому, вместе со своей командой справившись с либеральным тандемом Сванидзе и Млечина в беспрецедентном телемарафоне "Суд времени", собиравшем по всей стране многомиллионную аудиторию, которая затем активно обсуждала все перипетии острой борьбы в формальной и неформальной обстановке.
Возвращаясь к сферам проектной конкуренции, уточним, что "перестройка" - лишь публичный акт капитуляции. На проектном языке Запада втайне заговорили еще в конце 1960 - начале 1970-х годов в процессе включения части советской элиты в деятельность Римского клуба. Именно здесь корни предательства "перестроечной" мутации капитулянтов. Раскрытие того, как именно, с помощью каких средств это предательство осуществлялось, автор считает одной из своих главных задач.
Вторая точка зрения на сферы проектной конкуренции - более глубокая и основательная, чем у Хазина и Гавриленкова, представлена аналитиком Академии Генерального штаба Т. В. Грачевой. Раскрывая пространства и сферы проектной конкуренции, она формирует их иерархию. Высшим признается духовное пространство, включающее религиозную, культурную и этическую сферы. Следующим по важности называется ментальное пространство, с входящими в него политической (идеологической), информационной и социально-психологической сферами. Низший уровень отводится физическому пространству, в которое входят территориальная, экономическая и демографическая сферы.
"Сдача" капитулянтами коммунистической идеологии и здесь рассматривается важнейшей предпосылкой распада СССР, ибо это привело к реальной готовности нашей страны к сопротивлению только в физическом пространстве. Остальные были сданы без боя. Грачева упоминает и о том, что одним из последствий 1917 года явилось снижение "планки" российской проектности с высшего, духовного уровня, до среднего, идеологического. Но при этом оговаривается, что по мере отодвигания от кормила власти откровенных космополитов, близких к Троцкому, этот процесс был успешно обращен вспять. Из этого вытекает, что важнейшей исторической заслугой И. В. Сталина, которую в силу своей мелкотравчатости и мещанского образа мышления не хотят видеть его прошлые и нынешние оппоненты, следует считать разработку и осуществление стратегии, направленной на восстановление единства всех трех указанных пространств. Именно ему суждено было внести решающий вклад во всемирно-историческую победу советского народа в Великой Отечественной войне.
В том, что действия Сталина по реанимации духовной традиции не были спорадическим шагом лидера, "хватающегося за соломинку" в попытке избежать военного поражения, как пытаются доказать российские западники, а представляли собой глубоко продуманную стратегическую коррекцию всего курса Советской власти, убеждает следующее пророчество вождя, сделанное им осенью 1952 года:
"Необходимо <...> добиться такого культурного роста общества, который бы обеспечивал всем членам общества всестороннее развитие их физических и умственных способностей, чтобы члены общества имели возможность получить образование, достаточное для того, чтобы они имели возможность свободно выбирать профессию, а не быть прикованными всю жизнь, в силу существующего разделения труда, к какой-либо профессии.
Советская власть должна была не заменить одну форму эксплуатации другой формой, как это было в старых революциях, а ликвидировать всякую эксплуатацию.
Я думаю, что наши экономисты должны покончить с этим несоответствием между старым и новым положением вещей в нашей социалистической стране, заменив старые понятия новыми, соответствующими новому положению (это к вопросу о проектном языке. - Авт.). Мы могли терпеть это несоответствие до известного времени, но теперь пришло время, когда мы должны, наконец, ликвидировать это несоответствие.
<...> Реформы неизбежны, но в свое время. И это должны быть реформы органические, <...> опирающиеся на традиции при постепенном восстановлении православного самосознания. Очень скоро войны за территории сменят войны "холодные" - за ресурсы и энергию. Нужно быть готовыми к этому. Овладение новыми видами энергии должно стать приоритетным для наших ученых. Их успех - залог нашей независимости в будущем" (курс. - Авт.).
Вы удивлены глубиной и нестандартностью этого анализа, читатель, его несоответствием образу Сталина, который впечатан в умы сограждан стараниями Сванидзе, Млечина, Федотова и К, имя которым "легион"? Это потому, что вы забыли о духовном, семинарском образовании советского лидера, которое во все времена отличалось не только уклоном в изучение религиозной догматики и связанных с ней дисциплин, но и высочайшим общим уровнем и многосторонностью, прежде всего в гуманитарной области.
На фоне гениальности этого сталинского предвидения особенно ярко проявляет себя интеллектуальная и нравственная убогость современной российской элиты, которая реставрировала эксплуатацию в масштабах, невиданных как дореволюционной России, так и современному миру. Далеко не самые худшие ее представители, демонстрируя неспособность учиться чему бы то ни было, на чужих или своих ошибках, и те упрямо продолжают изъясняться на западном проектном языке, изобретая абсолютно неадекватные текущей ситуации теоретические и управленческие конструкции. Пример тому - полная противоречий идеология "партии власти" - "Единой России".
Другим примером может служить нашумевшая в свое время разработка бывшего генерального директора информационного аналитического агентства при Управлении делами Президента Российской Федерации А. А. Игнатова "Стратегия глобализационного лидерства для России". В ней нашей стране в тесной кооперации с Западом предлагалось включиться в формирование "мирового правительства". Показательно, что Игнатову даже в голову не пришло задаться простыми вопросами. Например, нужна ли кому-нибудь на Западе Россия в качестве равноправного партнера по разделению труда и, особенно, в сфере передовых технологических разработок? Таким партнером он ее рисует в своем сценарии, более напоминающем красивую сказку, нежели геоисторическую реальность. Не случайно, что сегодня, по прошествии всего десяти лет, мало кто помнит об этом амбициозном, претендовавшем на некую фундаментальность замысле, рассчитанном как минимум на полвека вперед.
Мы уж не говорим о попытках постановки сугубо материальных факторов развития в центр нынешней "модернизации", осуществляемой с помощью разработок Института современного развития (ИНСОР) под руководством бывшего советского профсоюзного функционера И. Ю. Юргенса. Нужно ли говорить, что они не затрагивают ни духовного, ни ментального пространств и ограничиваются только физическим?
Между тем исторические победы способен одерживать лишь дух народа как исторического субъекта, а не желудок "цивилизованного потребителя".
Помимо идеи, в фундаменте глобального проекта существует система смыслов (норма), которая адаптирует идею к повседневности. В отличие от идеи норма может корректироваться, обеспечивая возрождение проектности на следующих этапах исторического развития. Коррекция нормы осуществляется строго системно: каждый из смыслов существует только во взаимосвязи с другими, и при попытке изменения любого из них отдельно от остальных система либо адаптирует инновацию к себе, либо разрушается.