Проследим и дальнейшую логику Печчеи, явно "шитую белыми нитками", но, по-видимому, по каким-то причинам оказавшую определенное воздействие на советское руководство. Введение элементов рынка предполагает и рыночный способ инвестирования. В рамках этой системы координат, как утверждает Печчеи, якобы сразу же становилась невозможной до этого вполне удававшаяся нашей стране конфронтация с Западом, и нам было предложено соглашение о разоружении. Но Москву предупреждали, что в этом случае она не сможет дальше создавать сферы влияния в третьем мире, хотя и будет допущена к этому вместе с США.
Обменять свое на совместное. По сути - на чужое.
Отрывая от Советского Союза сначала Китай, а затем развивающиеся страны социалистической ориентации ("лакмусовой бумажкой" послужил отвернувшийся от Москвы именно в те годы садатовский Египет), нашу страну из самостоятельного игрока стали усиленно превращать в разменную... Пока еще не пешку, как в 1990-е годы, а фигуру. Но уже в чужой игре. Именно отсюда взялось укреплявшееся все эти годы и достигшее апогея к началу XXI века влияние проамериканского "агрессивно-послушного большинства" в Генеральной Ассамблее ООН.
Случайно ли, что уже к 1970 году косыгинские реформы окончательно захлебнулись и Совет Министров с Госпланом СССР начали обсуждать меры, принятые затем в правительственном постановлении от 21 июня 1971 года "О некоторых мерах по улучшению планирования и экономического стимулирования промышленного производства". В частности, были возвращены директивные показатели по росту производительности труда, по инновационному развитию (производству новой продукции) и т. д. Сам А. Н. Косыгин начал "искать виноватых", обвиняя в "торпедировании реформы" неких противников, среди которых легко угадывался его будущий преемник на премьерском посту Н. А. Тихонов, а также "военнопромышленное лобби" во главе с Д. Ф. Устиновым, занимавшим в то время должности члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС, курировавшего оборонную промышленность.
Как видим, с начала реформы прошло более пяти лет, но ни ее плодов, ни конвергенции не просматривалось. Но Запад, тем не менее, продолжал убеждать Москву в том, что они обязательно появятся, настоятельно уговаривая продолжать курс, губительность которого все яснее начинала осознаваться многими в советском руководстве, на которых - знакомая ситуация! - сразу же вешали ярлыки "консерваторов" и "ретроградов". Происходившее вокруг косыгинских реформ все более напоминало генеральную репетицию "перестройки", предпринятую уже не Хрущевым, а после него. Повисает в воздухе и вопрос о роли Л. И. Брежнева, имя которого в связи с перипетиями реформы практически не упоминается. Воцарившееся при этом "первом лице" несвойственное прежде "коллективное руководство" оказалось ширмой, прикрывавшей расширявшуюся вакханалию безвластия и преобразовательного "зуда", помноженную на упразднение существовавшей при В. И. Ленине и И. В. Сталине персональной ответственности за результаты деятельности ответственных должностных лиц. Поразительно: косыгинские реформы, провозглашавшиеся средством борьбы с хрущевским "волюнтаризмом", "субъективизмом" и "прожектерством", на деле привели к их умножению, разбалансировав не только экономическую, но и социальную систему СССР. Одним из их наиболее значимых негативных результатов стал рост цен. Далеко идущие последствия имела и начавшаяся погоня предприятий за прибылью и, как следствие, игнорирование ими технологического развития. Про удар, нанесенный системе морального стимулирования, являвшейся в те времена самостоятельным мотивационным фактором ускорения развития, и говорить не приходится.
Понятно теперь, как само использование чуждого и противостоящего нам проектного языка подрывает национальные интересы и ведет к сдаче позиций? На чужом языке просто нельзя, не получается внятно сформулировать ни собственные интересы, ни обусловленную ими позицию. Ведь именно с косыгинских реформ у нашей страны начались по-настоящему серьезные проблемы в экономике! Какую роль в этом стратегическом выборе сыграл Римский клуб, точнее - интерес к нему в советской партийно-государственной верхушке? Почему не удосужились выслушать противников перехода к хозрасчету, а ведь их было предостаточно? (Взять хотя бы академика В. М. Глушкова - автора проекта ОГАС - Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации, которая, в случае реализации, способна была вывести СССР в мировые лидеры в сфере информационных технологий.)
Как умудрились в советских верхах не обратить внимания на очевидные проблемы в той же американской экономике, которые в 1971–1973 годах превратились буквально в зияющие провалы? Почему не использовали эти провалы для того, чтобы пересмотреть взятый в 1965 году курс, все более демонстрировавший неадекватность, и навязать стратегическому противнику свои правила игры? Или в представлении тех, кто принимал решения в "брежневском" Кремле, США к тому времени уже не являлись "стратегическим противником"? Ну и чего же тогда удивляться эпистолярному "подарку" от Рейгана в виде знаменитой "империи зла"? Сами же позволили так с собой обращаться.
Заострим внимание и еще на одном моменте, непосредственно к нашей стране не относящемся. А именно: на заботе о "бедных развивающихся странах", на стезе которой по плану Печчеи в совместном экстазе должны были слиться СССР и США. "Совместном" - значит, на американских условиях. А как иначе, если дальше основатель Римского клуба безапелляционно утверждал, что "<...> в ближайшем будущем одни Соединенные Штаты останутся на гребне волны прогресса, оставив позади все другие страны, в том числе европейские". Это ведь не прогноз был, а сценарий. И ничем другим подобное утверждение в 1965 году по определению являться не могло.
Из книги Печчеи "Перед бездной":
"<...> Оборотную сторону советского общества, столь далеко продвинувшегося во многих областях науки и теоретической мысли, в распространении культуры, олицетворяет неразвитая способность использовать интеллектуальное богатство для решения проблем повседневной практической жизни. Умение выполнять намеченное, в котором так преуспела Америка, не относится к числу русских достоинств <...>.
У Советов множество технократов, среди них есть и первоклассные, но они все еще остаются функционерами, а не практиками и управленцами в западном понимании. В этих условиях капиталовложения в планирование и производство, распределение, услуги дают низкую отдачу, которая не идет ни в какое сравнение с нашей <...>.
Советское правительство отчетливо понимает, что пора спартанской жизни и геркулесовых подвигов по построению и затем реконструкции и расширению базы тяжелой индустрии прошла, и нынешняя стадия перехода к потребительскому технологическому обществу требует нового уровня информации и специализации. Потребитель становится более осведомленным и разборчивым, значит, экономические процессы должны протекать быстрее, а внешний рынок взаимодействовать с наиболее развитыми рынками Западной Европы и Америки. Оно понимает также, что новая стадия интенсивного и диверсифицированного роста связана с риском проникновения новых идей и проблем из экономики в политику. Понимает оно и то, что советское влияние и советская экономика рискуют упустить момент и утратить позиции в международной конкуренции" (курс. - Авт).
Сказано все открытым текстом, яснее некуда!
Первое, на что следует обратить внимание: высокая оценка, данная Печчеи советским достижениям в сфере науки и культуры, сопровождается сетованиями по поводу того, что эти достижения используются "не так, как надо", а именно - не для "решения проблем повседневности". Получается, что основатель Римского клуба обвиняет нашу страну в постановке стратегических задач вперед текущих, тактических, то есть требует от нас не что иное, как перенаправить интеллектуальные ресурсы на омещанивание жизни и, следовательно, на деидеализацию. Этот пассаж - наглядная демонстрация уже рассмотренного нами различия между идеальным характером цивилизационных ценностей и материализмом и потребительством, заложенными в основу ценностей "общечеловеческих", которые навязываются миру западной цивилизацией. Иначе говоря, Печчеи пропагандировал несовместимый с советским идеалом и потому заведомо разрушительный обывательский образ жизни, на который и клюнули адепты Римского клуба в охваченной декадентскими настроениями советской элите.
Продолжением сказанного и одновременно доказательством объективности нашего анализа служит тот упор, который делался Печчеи именно на "потребительской" мотивации экономического развития. Отсюда проистекают и политические выводы: коль скоро Советский Союз решит стать на этот путь, то есть окончательно перейти на западный проектный язык, отказавшись от идеологического первородства, то его внешний рынок должен быть переориентирован на западных же партнеров, а внутриполитическая жизнь - открыта для идеологических инноваций. Нашей стране императивным тоном буквально навязывался антикоммунизм: это же видно невооруженным глазом!
Наконец, последнее, что нас здесь может заинтересовать, - допущенная Печчеи оговорка "по Фрейду". Увлекшись обвинениями Советов, он проговорился, назвав американскую систему "нашей", то есть своей. Чего после этого стоили велеречивые рассуждения о "глобальных проблемах человечества" в устах политика, считавшего "своими" только США - центр "золотого миллиарда", читатель вправе оценить сам.
Расширенный вариант "Вызова 70-х годов современному миру" был представлен вышедшей в 1969 году книгой Печчеи "Перед бездной". Она строилась по классической схеме с катастрофическим началом в первой и второй главах - "Раскол по берегам Атлантики" и "Мир в конвульсиях" и "хэппи-эндом" в третьей, озаглавленной "Проект-1969", которая, по многозначительному свидетельству Гвишиани, являлась "полной программой практического осуществления идей А. Печчеи".
""Проект-1969", по мысли Печчеи, должен был стать делом всего мира, приложением совместных усилий развитых стран:
США, Европы, СССР, Японии...
"Проект-1969" предлагал рассмотреть постепенное прогрессивное приближение к конечной цели: способу установить контроль над будущим <...>. Печчеи разбивает этот процесс на три фазы с нарастающей сложностью и значением.
Первая фаза - информативная <...>. Здесь Печчеи ссылался на работу Эриха Янча "Перспективы технологического прогнозирования", выполненную им по заказу ОЭСР* в 1966 году, в которой было обобщено положение дел в теории и практике прогнозирования <...>. Янч говорит в этой работе о том, что в конечном счете можно уложить все главные технические направления в широкий социальный контекст и (sic!) обнаружить "естественную" тенденцию ко все более полной интеграции прогнозирования и планирования <...>.
Вторая фаза - фаза размышлений о том, какое будущее может возникнуть из настоящего.
<...> Некоторые проблемы <...> нужно было тщательно проанализировать с точки зрения прогнозирования различных тенденций, которые могут возникнуть с большой долей вероятности из динамики систем и наших предполагаемых воздействий. В любых случаях необходимо пользоваться моделями, наиболее приближенными к существующей ситуации <...>. Выявленные тенденции можно экстраполировать в обозримое будущее, получая набор логических, реалистических альтернатив будущего в таком количестве, которое допускают наши знания и методы исследований <...>.
Третья фаза - нормативная - предусматривает дальнейшее, еще более тонкое исследование, определяющее логические варианты будущего развития, причем не только те, что могут возникнуть, но и те, что мы хотели бы видеть для всей мировой системы к концу века. В основе идеи желаемого будущего лежит разработка альтернативных моделей, отвечающих нашим целям и проверка их осуществимости с помощью интерактивной обратной связи, сопоставленной с настоящим" (курс. - Авт.).
Чего нам здесь не сообщили, причем абсолютно цинично, откровенно и не стесняясь?!
Того, что конечной целью всего затеваемого предприятия являлось "установление контроля", то есть управление будущим, наличие которого автоматически лишало каждого из нас свободы выбора, превращая в роботов? Сказали!
Готовности использовать в этих целях прямой подлог, обнаружив, точнее высосав из пальца, якобы естественные тенденции, замазав все технические направления "широким социальным контекстом"? Сказали, и вполне членораздельно.
Сути моделирования как способа высасывания этих якобы естественных тенденций из плодовитого "римского" пальца не раскрыли? Открытым текстом это сделали!
Что "логические варианты будущего" должны быть не произвольными, а теми, какими их хочет видеть Запад? Что они должны отвечать западным целям, причем для всей мировой системы и к определенному сроку, разве не сказали? Не просто сказали, а разжевали и в рот положили.
Что западные цели были, есть и будут противоположны советским или российским, ибо направлены на расчленение нашей страны, - для понимания этого, обладая данными спецслужб, что, семи пядей во лбу быть требовалось?
Что Советский Союз усиленно втягивали в направленное против него же "приложение совместных усилий" - это разве в Кремле не осознавалось?
Последний вопрос: чего в итоге не хватило советской элите 1970–1980-х годов? Ума? Чести? Совести? "Лексуса" или, на худой конец, "Мерседеса" в заглубленном гараже охраняемого загородного коттеджа?
Или чего-нибудь еще?
"Цели, масштабы и направление исследований в рамках "Проекта-1969", по мысли Печчеи, определялись четырьмя основными принципами.
Первый: человечество и условия его существования представляют собой интегрированную макросистему, сложнейшую мировую систему, возникшую из агрегации огромного числа и разнообразия взаимодействующих систем и подсистем <...>.
Второй: многие компоненты системы постоянно находятся под угрозой серьезного расстройства или даже разрушения. Главная - прямая или косвенная причина такой нестабильности - нарастающий неконтролируемый технологический прогресс <...>.
Третий принцип: чтобы противостоять чрезвычайной сложности и динамизму множества взаимосвязанных систем и предупреждать их нежелательные эффекты, необходимо новое планирование в глобальных масштабах.
Четвертый: разработка и применение такого планирования - общий долг <...>" (курс. - Авт.).
Проследим за руками "наперсточников" - самого Печчеи и его горячего адепта Гвишиани. Итак, мир - это "интегрированная макросистема", элементам которой угрожает "неконтролируемый технологический прогресс". Источник этого "неконтролируемого прогресса" - кто? Если верить предыдущим откровениям, то США, ибо именно они "останутся на гребне волны прогресса, оставив позади все другие страны", в то время как Советский Союз "обречен беречь ресурсы для собственных целей". Так кто должен был становиться объектом "глобального планирования" - мы или они?..
Вопрос настолько же риторический, насколько и конъюнктурный, привязанный к степени его осмысления теми или иными элитами.
На самом деле, кто заговорил на чужом проектном языке, тот и обречен был стать объектом. Тот и стал. Однако тех, кто все это устроил, последствия их предательства коснулись в последнюю очередь. Они и сегодня на чествования по случаю юбилея сноса Берлинской стены или собственного 80-летия в Берлин и Лондон ездят, скромно признавая, что у себя на Родине памятников им никогда не поставят.
Однако Запад не был бы Западом, если бы относительно "мирные" планы интеграции, то есть подчинения нашей страны "глобальному планированию", рассчитанные на сговорчивость и продажность ее элиты, не подкреплялись более жесткими альтернативами. Мало ли чего ждать от этих русских.
В центр этих планов еще с Версальской конференции (1919-1920 гг.) было поставлено расчленение нашей страны, разработка сценариев которого обрела новое дыхание с превращением Советского Союза в противостоящую Западу, в том числе и в центре Европы, мировую сверхдержаву. Доказательством этого служит целый ряд документов, привести которые полностью или даже частично мы не сможем из-за ограниченности разумного объема любого исследования. Поэтому обратимся к наиболее важным, характерным и знаковым.
Из секретной директивы № 20/1, принятой Советом национальной безопасности (СНБ) США от 18 августа 1948 года.
"Правительство вынуждено в интересах развернувшейся ныне политической войны наметить более определенные и воинственные цели в отношении России. <...> Наша цель - свержение Советской власти. <...> Наше дело работать и добиться того, чтобы там (в СССР) свершились внутренние события. Речь идет прежде всего о том, чтобы сделать и держать Советский Союз слабым в политическом, военном и психологическом отношениях.
<...> Следует со всей силой подчеркнуть, что независимо от идеологической основы любого некоммунистического режима и независимо от того, в какой мере он будет готов на словах воздать хвалу демократии и либерализму, мы должны добиться осуществления наших целей. Мы должны создать автоматические гарантии, обеспечивающие, чтобы даже некоммунистический и номинально дружественный к нам режим:
- не имел большой военной мощи;
- в экономическом отношении сильно зависел от внешнего мира;
- не имел серьезной власти над главными национальными меньшинствами;
- не установил ничего похожего на железный занавес.