Кроме того, дети начинают видеть орнаменты в окружающей обстановке, останавливать на них свое внимание, любить их. Гуляя со мной, некоторые из старших детей останавливались у садовых решеток, у храмов или просто у домов, перед заинтересовавшим их орнаментом, разбирая его по частям и радуясь, когда находили в нем знакомые формы. Одна шестилетняя девочка, Зина Р., после длительных упражнений в рисовании, узнав слово "орнамент", стала отыскивать орнаменты повсюду в своем доме: на обоях, на лепном потолке, на камине, на переплетах книг, на портьерах, на резной мебели, на рамках портретов, на шитье своего передника, на кружевном воротничке. Из окон квартиры ее родителей была видна церковь на Екатерининском канале, она стала и на ней находить массу орнаментов; на решетке набережной Мойки и прочее. Этим она занималась долгое время. Эта умственная работа подобна работе, совершающейся в сознании ребенка при составлении слов из подвижного рукописного алфавита, где синтез и анализ идут неразрывно в одном и том же действии.
Что касается раскрашивания изготовленных детьми рисунков, то здесь надо отметить следующее: детям даются цветные карандаши; необходимо, чтобы карандаш по возможности был длинный, чтобы ребенок приучался правильно держать его: короткий карандаш не дает возможности правильно размещать пальцы, а потому задерживает координацию движений. Краски даются лишь тем детям, которые хорошо овладели карандашом. Выбор цветов при раскрашивании вполне предоставляется детям. Бывает иногда, что дети постарше прибегают за советом, взять ли тот или иной карандаш, но это случается редко. Конечно, мы удовлетворяем таких детей ответом. Вначале в раскраске рисунков у детей нет никакого порядка, но и тут мы отмечаем различные индивидуальности. Одни дети кладут короткие штришки в разных местах или в одном каком-нибудь уголке рисунка одним и тем же, но чаще различными карандашами: чуть-чуть красного, чуть-чуть синего, желтого и прочие. Они как будто пробуют карандаши. Другие – размашистым, широким движением проводят длинные штрихи в разных направлениях, нисколько не считаясь с контурами, одним каким-нибудь цветом; в результате получается листок бумаги, сплошь зачерченный карандашом. Некоторые берут первый попавшийся карандаш, другие определенно стремятся к тому или другому цвету, и мы видим у таких детей много листков, заштрихованных одним красным, одним желтым и прочими цветами. Большинство таких детей стремится к красному цвету, но есть любители и других цветов. У нас был пятилетний мальчик, долгое время употреблявший исключительно желтый карандаш. Так было в первый раз, когда он приступил к раскрашиванию: выбрал ли он его самостоятельно и намеренно среди других, или попался он ему случайно, я, к сожалению, не заметила, но знаю, что он определенно искал всегда желтый. Первое время он не знал его названия, и когда я спросила его об этом, он посмотрел на меня и отрицательно замотал головой. Узнав, что карандаш называется желтым, он, приступая к рисованию, говорил: "А где мой желтый карандаш?" Впоследствии ему почему-то приглянулся коричневый, что бывает обыкновенно редко у детей, еще плохо овладевших хроматическими упражнениями с цветными табличками и в раскрашивании рисунков.
В прошлом (1921–1922 годах) у нас была маленькая девочка трех с половиной лет, которая не расставалась с зеленым карандашом. Когда она брала листок для рисования и не находила зеленого карандаша, она подходила ко мне и шептала: "Я хочу зеленый, мне нужно зеленый".
Такое предпочтение одного цвета другим встречается все же сравнительно редко; большинство детей при первых попытках раскрашивают рисунки всеми цветами радуги, с наслаждением погружаясь в многоцветность красок, подобно тому как при хроматических упражнениях вначале просто раскладывают на столике все шестьдесят четыре таблички, радуясь их пестроте. С усовершенствованием координации движений, о которой мы можем судить по легкости штриховки в границах контура, совершенствуется и раскрашивание рисунков в смысле сочетания цветов и гармоничности расположения раскраски отдельных частей рисунка (так называемого "ритма" цветов). Беспорядочная смесь всевозможных цветов понемногу исчезает, дети начинают ограничиваться меньшим количеством красок, а если и прибегают ко многим, то не располагают один цвет около другого как попало в беспорядке, а пробуют, обдумывают, становясь в этом отношении все ритмичней и ритмичней. Это мы можем наблюдать, сличая последовательные рисунки одного и того же ребенка. Конечно, у различных детей этот эффект получается в различные промежутки времени: одни приходят к этому довольно скоро, другие – более длительно.
Если сопоставить рядом рисунки детей, подготовленных упражнениями на дидактическом материале Монтессори и много упражнявшихся в упомянутом рисовании, и детей, поздно попавших в детский сад, то разница получается огромная. У меня есть альбом с такими рисунками, в котором на одной странице рядом помещены рисунок ребенка подготовленного и рисунок – неподготовленного; таких страниц несколько, причем рисунки подготовленных детей принадлежат детям трех, четырех, самое большее едва пяти лет, рисунки неподготовленных принадлежат почти всем семилеткам, а есть и старше. Если закрыть пометку, обозначающую возраст, то всякий увидевший впервые эти рисунки, скажет, что первые (рисунки подготовленных) сделаны детьми старшего возраста, а вторые – младшего, то есть как раз наоборот. Рисунки неподготовленных показывают очень слабую координацию движений и даже полное ее отсутствие, а также и отсутствие ритма в раскрашивании. И среди них бывают очень способные дети, но в технике оставшиеся далеко позади своих младших братьев.
На рисунках, раскрашенных детьми цветными карандашами, мы можем наблюдать ритм цветов, на рисунках, изготовленных только черным (обыкновенным) карандашом, – ритм рисунка. Это удалось мне увидеть в 1919 году, когда у нас в детском саду была большая бедность на карандаши вообще, а цветные в частности. Приходилось сильно экономить и, вопреки нашим обычаям, установить правило, по которому цветными карандашами дети могли пользоваться только после завтрака, то есть во второй половине дня, после двенадцати часов. Так как детям очень хотелось рисовать, то они все же рисовали, хотя могли орудовать лишь черными карандашами. Они брали те же вкладки, составляли те же орнаменты, из которых некоторые отличались необыкновенной тонкостью и изяществом. По этим рисункам можно было судить о том, что дети поняли, что одним и тем же карандашом можно выразить различную раскраску, то есть различную силу тона, переходя от самого сильного (черного) до самого слабого, светло-серого, почти тона чистого листа бумаги. Некоторые дети составляли эти рисунки с поразительной точностью и ритмичностью расположения частей и разработки этих частей.
Наблюдая длительно за детьми, исполняющими подобные рисунки, несмотря на то, что они производят их по шаблонам, легко подсмотреть различные индивидуальности и в комбинации рисунка и в раскраске. Многие, конечно, подражают товарищам, более изобретательным: если у одного из них появляется удачный рисунок, можно быть уверенным, что у двоих, троих, находящихся в это время недалеко от автора, появятся точно такие же; наиболее нерешительные в смысле самостоятельного изобретения, стараются в точности воспроизвести как комбинацию фигур, так и раскраску. Но через некоторое время и на эти робкие умы снисходит как бы озарение: они вдруг схватывают суть дела, начинают пробовать сами, толкаемые внутренним вспыхнувшим умением, и часто превосходят своих первоначальных учителей. Есть, конечно, и такие, которые так и останавливаются на подражании и не производят ничего оригинального, но и у таких можно подметить хотя бы черточки собственного, самостоятельного изобретения. Но все равно, на какой бы степени возможности и умения ни стояли дети, все они предаются этой работе с одинаковой страстью.
Почти у всех детей наблюдается стремление к повторности вообще во всех упражнениях с дидактическим материалом Монтессори, о чем я не раз упоминала уже в предыдущих моих работах; в рисовании с геометрическими вкладками эта повторность особенно бросается в глаза: ребенок много раз повторяет одну и ту же фигуру, одну и ту же комбинацию, особенно если эта комбинация удачна, добиваясь, таким образом, возможного для нее совершенства. Ведь и истинный художник раньше, чем воспроизвести окончательно свое творение, делает много, а иногда и множество эскизов. Наши дети своей умственной деятельностью аналогичны ученым и артистам. В этой повторности они упражняют руку, как механизм, и глаз, как средство точного "смотрения", и этим развивают в себе такую технику и законченность, какой часто не имеют взрослые. Некоторые современные художники и педагоги с негодованием отрицают подобное рисование, иные же высказывают как бы опасение за слишком ранее развитие техники у таких маленьких детей. Неизвестно, конечно, на чьей стороне правда, но если дети в этом возрасте с такой страстью и так длительно отдаются этой технике, значит она им нужна, посильна и приятна, и эти малыши, более мудрые, чем мы с нашими мудрствованиями, готовят себе богатый запас на будущее, запас, не лишний даже гению, а не только среднему человеку.
Подобные "технические" упражнения не только не утомляют детей, а служат часто средством успокоения, и это лучше всего видно на нервных детях. В моей длительной практике было немало случаев, когда для самых тяжелых неврастенических и истеричных детей эта работа была одним из лучших лекарств для приведения в порядок взбудораженной нервной системы. Это отмечали и врачи, наблюдавшие у нас подобное явление.
Все дети, здоровые и больные, уравновешенные и нервные, маленькие и большие, предаются этому геометрическому рисованию с огромным удовольствием и постоянством. Мне приходилось заниматься в прежние годы с подростками и со взрослыми рабочими начальной геометрией, и я приносила им цветные карандаши. Нужно было видеть, с каким азартом принимались закрашивать круги, квадраты и треугольники различными цветами и не только мальчики, но и взрослые бородатые люди, и нельзя было подолгу оторвать их от этого занятия.
Окрашивание карандашами есть, таким образом, нечто вроде многократного, непрерывного в итоге ощупывания их концом карандаша, сопровождающегося сильными зрительными ощущениями, затрагивающими в тому же эстетическое чувство; оно питает корни человеческой способности образования пространственных представлений, корни, часто подвергающиеся атрофии от недостатка питания, но и в этом состоянии ослабления жадно утоляющие жажду организма, как только к тому представить возможность. Не надо прибавлять, что окрашивание кистью не вызывает того мускульно-осязательного ощущения, которое здесь так желательно и достигается при окрашивании цветными карандашами.
Геометризм подобного рисования, на который так нападают некоторые методисты, оказывается не только полезным, но и присущим, как бы врожденным у ребенка. "Геометрия" по выражению Фрезениуса, "есть грамматика природы", и наши дети (дети, воспитывающиеся в духе Монтессори) интуитивно стремятся проникнуть в эту грамматику, подобно тому, как они проникают в грамматику языка. Сравнивающие систему Монтессори с системой Фребеля и не находящие в ней ничего нового, говорят, что геометризм рисования был уже у Фребеля, и ничего нового Монтессори не дала. Конечно, геометрия существовала еще до Фребеля, и не он, и не Монтессори ее придумали, но каждый внимательный наблюдатель увидит, что между геометрическим рисованием Фребеля и таковым же у Монтессори огромная разница: у Фребеля клеточки, образцы, диктовка, постепенность в рисунке и в красках – все от руководителя, Монтессори же дает детям десять геометрических фигур и много цветных карандашей, остальное все зависит от ребенка, за исключением тех случаев, когда он сам просит указаний.
Изготовленные самими детьми контуры служат для них сдерживающим элементом, воспитывающим мускулы, и, кроме того, дают им определенную посильную задачу, которую они должны решить.
Вот что записано у меня по этому поводу: "Олег К. – 5 лет. 1916 год, Шпалерная. 7 марта. Мать Олега рассказывала мне, что в первые дни своего пребывания в детском саду (в сентябре) он сказал ей: "Там один очень трудный урок, нужно так рисовать, чтобы не вылезать ни туда, ни сюда" (за контуры). Никто ему этого не говорил. Контуры рисунка сами вложили в его сознание необходимость держаться в границах. Я спросила его недавно: "Трудно так рисовать, чтобы не выходить за линии?". "Нет, совсем легко", – ответил мальчик. И действительно, он делает это очень уверенно: штрихи держатся строго в границах контура, что показывает на установившуюся в достаточной мере координацию движений кисти вообще и пальцев в частности.
Силы детей и их время не тратятся на долгие и часто бесплодные искания, глубоко их разочаровывающие. Наоборот, определенность задания требует и определенности и точности выполнения, на что маленькие дети так охотно отзываются: они начинают в большинстве случаев относиться с большей строгостью к своей работе; часто незначительный, едва заметный глазу штрих, вышедший за контуры, доставляет ребенку неприятность и возбуждает непреодолимое желание переделать работу, хотя бы она была доведена до конца.
Раскрашивание контурных рисунков
"Чтобы разнообразить эти упражнения (рисование по геометрическим вкладкам), мы пользуемся контурными рисунками птиц, цветов, пейзажей и иллюстрированными картинками. Они совершенствуют манипуляцию пером, ибо заставляют ребенка проводить линии различной длины и приобретать уверенность в пользовании карандашом", – говорит Монтессори. "Мы приготовили множество контурных рисунков, которые дети должны заполнять цветными карандашами, а позднее кистью, подготовляясь к рисованию акварелью. Вначале мы делаем рисунки цветов, бабочек, деревьев и животных, а затем переходим к простым ландшафтам с травою, небесами, домами и человеческими фигурами. Умеющим хорошо рисовать мы даем картинки для раскрашивания, и в этом они оказываются очень искусны", – говорит она в другом месте.
Мы испытали в нашей длительной практике то страстное отношение, которое выказывают дети к подобного рода рисункам. Приходилось изготовлять их огромное количество, и мы часто были осаждаемы вопросами со стороны детей: "А картинки сегодня будут?"
Мы изготовляли простые контуры различных предметов домашнего обихода, животных, растений, детских фигур, пейзажей и пр., а также давали детям картинки, вырезанные из старых журналов и открытки для раскрашивания. Но я замечала и раньше, замечаю и теперь, что почти все дети относятся к этим последним гораздо холоднее и, если предложить им одновременно и те и другие, то большинство выберет контурные рисунки, не картинки: для них первые проще и понятнее.
В нашей практике сложился постепенно сам собою такой прием: готовые контуры и другие картинки для раскрашивания мы давали детям не более двух раз в неделю. Отчасти это зависело от невозможности удовлетворять чаще их потребности в этом отношении: приходилось ведь тратить целые часы на изготовление подобных рисунков; за раз их нужно было приготовить до тридцати, сорока штук. И сами дети, понемногу, заметив, что чаще всего я приношу такие картинки в понедельник, так как накануне, в воскресенье, я имела возможность приготовить их побольше, фиксировали этот день для подобного рода работы, и я часто слышала: "Сегодня понедельник, значит, будут картинки". "А другой раз пусть будет в четверг", – решил как-то один мальчик еще в 1916 году, и я старалась всеми силами поддерживать эту традицию всегда, даже в самое тяжкое, холодное время. Исключение допускалось только для детей, пропустивших понедельник или четверг по уважительной причине. И нередко случалось, что ко мне обращались с ходатайствами: "Такой-то не был в понедельник, дайте ему картинку". И так же точно, наоборот, поднимался ропот возмущения, если какой-нибудь вольнодумец преступал закон и самовольно вытаскивал картинку из заветной папки. Эта папка лежала всегда в определенном месте, которое хорошо знали все дети, но никто, за редким исключением упомянутых анархистов, не уразумевших еще нашей конституции, не покушался на ее содержимое.
Обыкновенно в те дни, когда я приносила картинки, я раскладывала их на столике, и каждый ребенок выбирал себе по вкусу. Этот прием служил отчасти одним из воспитательных моментов задерживающих центров: дети сгорают желанием броситься к столику и схватить картинку, но они должны оставаться на месте и ждать тихого голоса руководительницы, которая называет по именам детей по очереди; вызванные подходят, выбирают картинки и принимаются за работу, за ними идут следующие. Интересно наблюдать (подобно урокам тишины) отдельных детей, выработавших в себе более или менее способность сдерживать порывы: есть такие, которые вскакивают поминутно, готовые броситься со всех ног, другие сидят, но вытягивают шею и таращат глаза, стараясь издали разглядеть картинки, громко выражая свое неудовольствие, если кто-нибудь возьмет заранее намеченный им рисунок, есть и такие, которые, несмотря на все стремление обладать желаемым, внешне совершенно спокойны, стараясь даже не глядеть в сторону цели, к которой стремятся, и молчанием встречать разочарование, если кто-нибудь раньше завладел желаемым. Но я по возможности старалась избегать моментов разочарования, изготовляя контуры как можно разнообразнее и каждый сюжет в нескольких экземплярах, так как есть такие, которые желают получить непременно точно такую, какую получил тот или другой его товарищ.
Кроме того, у детей с течением времени устанавливаются определенные вкусы, и они мне часто заказывали рисунки: "Мне домик, мне девочку, мне лошадь, мне розу, мне цветок, мне поезд, мне аэроплан, мне узор" и прочее. Приходилось по возможности удовлетворять все требования. И здесь, как и в составлении орнаментов из вкладок, наблюдается та же повторность: ребенок повторяет один и тот же сюжет несколько раз, а иногда одну и ту же картинку в точности, не удовлетворенный своим выполнением. Что касается выбора сюжетов, то я не могла установить здесь чего-нибудь решительно определенного: например, относительно разницы между мальчиками и девочками. Конечно, девочки чаще мальчиков выбирают цветы и детей, но и они с таким же упоением раскрашивают дома, пейзажи, животных, особенно пейзажи. Что касается поездов и аэропланов, то, конечно, здесь превалируют мальчики, но были и девочки, которые заказывали мне автомобили и аэропланы, равно как и мальчики выбирали среди многих картинок детские фигурки, цветы и посуду. Между прочим, я давала и контуры простых и сложных орнаментов, и встречается немало детей, которые предпочитают эти рисунки изображениям предметов.