5. Могут ли дети быть критиками
Задавая этот вопрос коллегам-учителям, мы чаще всего слышали в ответ: "Нет". Критика, уверяли нас, - неестественное для детей и узкоспециализированное занятие, для которого нужно соответствующее образование, а еще очень взыскательный подход и крайне объективный взгляд. По этой причине критика и удовольствие от чтения несовместимы. Критика, по мнению наших коллег, - это сфера абстрактного, внечувственного интеллекта и расчетливого препарирования. Критика и дети несовместимы, говорили учителя, она их от литературы только отвратит. Как выяснилось, многие из этих учителей сами еще в школе и институте терпеть не могли то, что понимали под критикой.
Мы же в процессе работы убедились, что дети - от природы одаренные критики. Они задают вопросы, рассказывают, сравнивают, рассуждают. Если ничего им не навязывать, то они просто и ясно сформулируют мысли и чувства; при этом им будет интересно, что думают другие. Они с удовольствием смотрят фильмы, телепередачи или спортивные игры, лишь бы потом с кем-то поговорить, и весьма проницательны в практических вопросах, ничуть не уступая взрослым знатокам. Найдется ли после футбольного матча более строгий критик, чем десятилетний болельщик? Кто еще с таким напором будет отстаивать свое мнение и не терпеть возражений?
Ни разу мы не усомнились, что при глубоком интересе к предмету и при возможности самовыражения дети - самые настоящие критики с раннего (школьного, разумеется) возраста. У наших коллег, напротив, было очень искаженное понятие о литературной критике, основанное на собственном неприятном опыте.
Что же мы сами понимаем под литературной критикой? Чем занимаются критики? Чем отличается детская критика от взрослой? Можно ли вдохновить ребенка на критику?
Не всякий профессиональный литературный критик может дать сжатое определение того, что есть критика. Вот, к примеру, определение из "Словаря литературных терминов" Дж. Каддона: "Искусство или наука литературной критики предполагает сравнение и анализ, толкование и оценку литературных трудов". Многим современным критикам такое определение покажется слишком узким. Да, критик толкует текст, утверждает его смысл или только ищет, соглашается или не соглашается с ним. Но интерпретация - всего лишь часть критического процесса. Другая его часть - размышление на тему, из чего смысл складывается, а складывается он из особенностей языка этого текста, повествовательной формы, условной реальности, комплекса идей. Критика - это ответ на вопрос, как читатель может прочесть этот текст и что текст может сделать с читателем.
В основе критической деятельности лежит простая истина: любая критика автобиографична. Каковы бы ни были предпочтения критика - лингвистические, структуралистские, феминистские, политические, психоаналитические, - основу критического рассуждения о тексте всегда будет составлять его собственный опыт. А если опыта нет, над чем думать? Что интересного сказать? Теоретик литературы Джонатан Каллер в работе "О деконструкции" пишет: "Объяснить смысл текста - все равно что рассказать о том, как я этот текст читал". Если вам интересно узнать, способны ли дети критиковать, начните с изучения теории читательского отклика, так как толкование текста напрямую связано с вопросом прочтения.
Задаваясь вопросом, из чего состоит работа критика, мы находим взвешенный и практически обоснованный ответ в эссе Уинстена Одена "О чтении" (сборник "Рука Красильщика и другие эссе"). Требования, предъявляемые Оденом к критикам, помогут понять, способны дети на критику или нет. Итак, вот они.
1. Познакомьте меня с авторами или текстами, о которых я до сих пор не знал.
2. Если текст мне не понравился, убедите меня, что я недооценил автора или недостаточно внимательно прочел его книгу.
3. Покажите мне, как связаны тексты разных эпох и культур. Я хотел бы увидеть эту связь, потому что сам, без вас, не могу знать всего на свете.
4. Расскажите, как "прочесть" текст так, чтобы понять его по-другому, глубже.
5. Откройте тайну, как совершалось художественное творение, как рождался текст.
6. Откройте мне, как искусство соотносится с жизнью, с наукой, экономикой, этикой или религией.
6. Дети в роли критиков
Могут ли дети проследить "историю своего прочтения" и рассказать о ней? Выполняют ли они хоть одно требование Одена? Мы прислушались к тому, что говорят дети, и вчитались в то, что они пишут о книгах. Вскоре мы поняли, сколь многого не замечали раньше, особенно в работе с большими классами. Дети выражают мысль быстро, в двух словах, в оживленном споре, так что учитель, которому надо и порядок сохранить, и успеть свое сказать, и всех детей послушать, упускает брошенные в него ключевые мысли, разлетающиеся, как пылинки. А самые лучшие мысли звучат в непринужденном разговоре вне урока. Есть ли у учителя шанс их подслушать?
Приведу несколько примеров того, как дети выступают в роли критиков в формальной и непринужденной обстановке, в разговоре и письме.
Десятилетний Уильям на вопрос, не кажутся ли ему книги Артура Рэнсома длинными и медленными (я не стал говорить "скучные"), ответил: "Артур Рэнсом радует, когда ты уже прочитал его книгу".
Ответ Уильяма можно истолковать по-разному: "Книга настолько богата деталями, что истинное наслаждение испытываешь уже в конце, когда виден весь рисунок книги и можно рассмотреть, как сочетаются все его элементы". Или: "Его книги требуют очень много времени и сил, очень много энергии и терпения. В них столько пространных описаний и деталей, что волей-неволей задаешься вопросом, а стоит ли читать дальше. Но если не отступишься и дочитаешь до конца, тебя ждет великое удовольствие от того, что теперь видишь книгу "насквозь"".
Скажи Уильям именно так - чем не развернутое критическое замечание о процессе чтения и о природе творчества Рэнсома?
Но, может, Уильям просто пошутил: "Книги Рэнсома - такое занудство, что единственная радость от них, что они закончились". Тоже, между прочим, критическое замечание, не хуже остальных. Что он имел в виду на самом деле, мы не узнаем. Я его не переспросил, а он, как и любой ребенок, не счел нужным пояснять свою реплику. Допустим, я бы справился со своим удивлением, услышав от ребенка взрослую мысль, выраженную предельно кратко, - но что мне в такой ситуации необходимо делать? Мучить его, пока не объяснит подробней?
Кстати, о шутках. Работая с методом "Расскажи", я убедился, что в беседе о книге ничто не бывает сказано зря, даже шутки. Очень часто хорошая шутка мгновенно выражает суть книги и представляет ее с неожиданной стороны. Не останавливайте того, кто хочет пошутить или рассказать анекдот - вдруг это будет к месту?
Десятилетняя Хелен на вопрос, были ли в моей книге "Охота на ведьм" скучные отрывки, ответила: "Сначала я решила, что первая страница и половинка второй очень скучные, но потом я поняла, для чего они такие".
Замечание Хелен очень любопытно, однако никто - ни я, ни одноклассники, - не переспросил ее, что она имела в виду. Полторы страницы в начале книги это описание, что перед читателем за книга и как ее следует читать. Ровно полторы страницы скучала и Хелен. Поняла ли она, что ее скука сродни замешательству любого читателя при встрече с незнакомым стилем описания, с трудным местом в книге, которое он пытается освоить? Если поняла, тогда ее замечание по своей проницательности ничем не уступает замечанию критика. Смогла бы она полней рассказать о природе своей скуки, открыв тем самым больше для себя и слушателей? Тогда ее рассказ стал бы ответом на четвертое требование Одена о новом прочтении, углубляющем понимание текста. Хотела ли она, чтобы мы все помогли ей понять, что она имеет в виду? Или без нас поняла сама себя, как только высказалась?
Подобных комментариев я слышал великое множество, и вместе с детьми мы пытались объяснить их. В результате я пришел к выводу, что дети часто сами очень хотят понять то, что их озарило в процессе рассуждения. От учителя им нужно только разрешение искать, додумываться. Они ждут, что учитель поможет им сформулировать смысл и не будет говорить вместо них. Детям не нужно ничего объяснять, им нужна свобода высказывания. И здесь возникает вопрос: "Как учителю мотивировать маленьких читателей на высказывание?"
Восьмилетний Марк "со способностями ниже среднего" на просьбу учителя найти в книге повторяющийся мотив (речь шла о "Совенке, который боялся темноты" Джилл Томлинсон) ответил: "Плоп всё время ходит взад-вперед по ветке, потом падает и кого-то встречает".
Марк играет в игру "Я шпион" и находит в тексте разные связующие нити. Это занятие ему очень нравится. Критическая деятельность, даже на самом высоком профессиональном уровне, - это всегда работа с текстом, поиск стилистических особенностей, уникального смыслового рисунка текста в языке, в повествовательных кодах, в поворотах сюжета, в системе образов или в галерее персонажей. В зависимости от сюжета и личных устремлений читателя фокус внимания очень подвижен, и каждый из нас выделяет в тексте что-то свое. Но, обращая внимание на уникальный рисунок текста, мы находим смысл всей книги и, найдя его, бываем вознаграждены удовольствием от чтения. Марк может быть сколь угодно "ограничен в способностях", но он наблюдателен и точен в замечаниях. Какая разница, какие способности у него ограничены, главное, они не мешают ему демонстрировать врожденную способность к критике. При этом у него была, во-первых, правильно подобранная книга, которая помогала ему проявить свои способности. Язык и иллюстрации, содержание, форма - всё в этой книге было Марку знакомо. Во-вторых, рядом с ним был умелый и опытный собеседник, который учил его читать и критически оценивать текст, который дал ему высказаться и знал, как настроиться на размышление. Таким собеседником стала для Марка наша коллега Барбара Рейвен. Она перевела "взрослую" систему структурного анализа текста на "детский язык" игры "Я шпион".
Шестилетняя Сара - о "Железной дороге" Чарльза Кипинга: "Сначала некоторые картинки очень темные, а в конце яркие, но есть одна нецветная, с Дядей Мини. Наверное, потому что ему очень грустно".
Сара учится объяснять себе и своим друзьям, как работает сюжет, глядя в книгу Кипинга, где повествовательный код вписан в иллюстрации. О литературоведческих сложностях она рассуждает еще до того, как научилась распознавать языковые. При этом ее критические замечания проницательны: она озвучивает то, что заметила, слушает то, что говорят другие, и обсуждает со всеми общие наблюдения.
Я еще не сказал вам, чем особенно поразил меня приведённый выше комментарий Сары. Он написан от руки. Я не стал ничего менять в ее словах, разве что поставил две заглавные буквы в "Дядя Мини" и добавил пару запятых. Но прежде чем записывать, Сара все свои мысли рассказала учительнице, Джил Хоупе, и одноклассникам. Она записала свою мысль, потому что у нее была "настоящая цель". В обсуждении с другими она смогла понять, что хотела сказать, и выстроила слова в лучшем порядке еще до того, как взялась за непростую задачу - перевести трудную, требующую предельной концентрации мысль на бумагу. "Настоящей целью", которая вдохновила Сару на столь тяжелый труд, был я. Она знала, что ее мысль прочтет какой-то незнакомый взрослый, которому искренне хочется знать ее мнение о книге Кипинга. Сара стала одним из соавторов "Книги обо всех книгах" (выпущенной с аудиозаписями, на которых дети рассуждают о других иллюстрированных книгах Чарльза Кипинга, в том числе о книгах "Чарли, Шарлотта и Золотая Канарейка" и "Джозеф Ярд").
"Лев в книге "Кран" [автор Рейнир Зимник] очень похож на черно-белого кролика в "Обитателях холмов" [автор Ричард Адамс]". Это слова десятилетнего мальчика из группы учительницы Анны Коллинс. Поразительные и точные его слова - хороший пример, как маленький ребенок способен сравнить два произведения.
В журнале о детской литературе "Сигнал", в двадцать шестом номере, была опубликована статья "Это ж для детей, мисс!", в которой ее автор Элен Мосс рассказывает, как проходило обсуждение "Отойди от воды, Ширли" Джона Бернингена.
- Похоже на "Питера Пэна".
- Нет, на "Капитана Пагуоша".
Вот что Эллен Мосс пишет дальше:
"В моем классе были дети разного возраста, которые так и не смогли "перепрыгнуть через канаву" елевой половины разворота на правую. На левой стороне сидят родители и то и дело обращаются к невидимой Ширли. Сама Ширли сидит на правой половине разворота, она замечталась: придумала себе весельную лодку и бродячую собаку… Однако гораздо больше детей, опять же разного возраста, через эту канаву "перепрыгнули" и теперь с большим увлечением разгадывали подсказки Джона Бернингема. Ширли на левых страницах не видна: "Она, наверное, там, ведь мама с папой иначе бы к ней не обращались", "Она рядом с ними, ей родители говорят: "Не трогай собаку, она бездомная", но Ширли замечталась и унеслась далеко-далеко, к пиратам"".
"Ширли сидит рядом с родителями, они ее ругают, но мыслями она очень далеко, с пиратами" - точный пересказ сюжета; в таком же порядке идут развороты с иллюстрациями, на которых держится всё повествование. Ученики начальной школы, причем большинство, без особого труда сформулировали главную сюжетную линию книги. Разве не доказывает этот факт, что любой ребенок обладает критическим мышлением? Научить детей его "включать", последовательно настраивая фокус их внимания, - вот для чего нужен учитель.
Начало работы с методом "Расскажи"
Хочу привести отрывок из записок молодого учителя, Сьюзан Джейн Ламак. Сьюзан использовала метод "Расскажи" в самом начале своей учительской карьеры (в то время она заканчивала институт). В беседах с детьми о книгах она увидела, на какие тонкие критические замечания они способны. В ее группе были дети разного возраста, от девяти до одиннадцати. Уроки проходили в маленькой начальной школе в Оксфордшире. На момент записи Сьюзан уже полтора месяца работала с классом. И дети, и она сама всё уверенней обсуждали книги, так как научились друг другу доверять и договорились, что "любая мысль достойна высказывания". Предмет их обсуждения - иллюстрированная книга "Дедуля" Джона Бернингема; они читали ее уже второй раз.
Учитель: Расскажите, кто и на что обратил внимание?
Ли: В конце он [Дедуля] ушел.
Брайан: Может, он просто без нее уехал в Африку.
Гвилим: Она [маленькая девочка] говорит, что если даже червей забирают на небеса, то людей и подавно.
Кэнди: Точно!
Джессика: Дедуля потихоньку состарился, а потом сильно заболел и умер.
Учитель: Хорошо, что-нибудь еще?
Гвилим: Все начинается весной, а заканчивается через год.
Учитель : Да, начало событий - весна, потом приходит лето, за ним осень, и наконец зима. Как вы думаете, на что похожа весна?
Стюарт: Всё растет, новая жизнь, у коров появляются телята.
Учитель: Отлично!
Гвилим: Весной многие животные появляются на свет.
Учитель: Может, для людей весна - тоже начало жизни или расцвета?
Клэр: А еще повозку в конце книжки подталкивает ангел.
Стюарт: Нет, это сделала маленькая девочка…
Учитель: Эта страничка [последняя иллюстрация в книге] у всех вызвала много вопросов. Многие не знают, как ее понимать.
Гвилим: Тут все понятно. Девочка выросла, научилась играть сама и стала независимой. На всех картинках она играет вместе с дедулей, а здесь она одна.
Учитель: Может, просто жизнь продолжается? Как думаете, дедуля умер?
Ли: На столе у него было лекарство, а на следующей странице его уже нет.
Учитель: Интересно, что вы думаете об этом эпизоде? Судя по всему, дедуля простыл: на столе лежит термометр.
Стюарт: Зимой очень холодно, у него началось воспаление легких, вот он и умер. А еще они в снежки играли.
Кэтрин: А может, он не умер, его просто в больницу увезли.
Стюарт: Девочка такая грустная от того, что стул дедули пустой.
Кэтрин: Я не хочу думать, что такой хороший дедуля умер. Не люблю книги, где кто-то умирает; я тогда придумываю какой-нибудь другой конец.
Учитель: Вам понравилась книга?
Мартин: Мне понравилось, что "всех червяков забирают на небо". Хочу еще про это подумать.
Ли: Мне понравились слова "А мы можем остаться здесь навсегда?". Я так на пляже раньше говорила.
(Поднимается шум.)
Учитель: О чем книга, как вы думаете?
Кэнди: Мне кажется, эта книга - об отношениях девочки и ее дедушки. И тогда это очень хорошая и очень правдивая книга. Ребенок бы все так и рассказал, как эта девочка. А еще эта книга - о смерти. Дети должны знать о смерти.
Стюарт: Нет, это книга о том, как люди стареют, она о жизни.
Учитель: Да, конечно, очень хорошо, молодцы. Я тоже так думаю. Что вы расскажете о книге своему другу? Как она написана?
Кэнди: Книга очень умная. Дети так разговаривают и так себя ведут.
Джессика: Сначала думаешь, что книга будет очень грустной, то есть скучной, а потом понимаешь, что она очень хорошая.