И поговорку нашу русскую воспринимали мы всегда с шутливо-скептической ухмылкой по отношению к самим себе: "Русский крепок на трех сваях - авось, небось да как-нибудь". Только ухмыляться тут не над чем, просто давно позабыт истинный смысл этих удалых слов. Нет у нас более точной и более меткой русской поговорки о русском народе. Ведь что такое авось. Это сложное слово, возникшее из словосочетания, точно так же, как родились наши исторические сочетания слов - ахти, восвояси. Вот и авось когда-то состояло из трех слов - а - во - се, что значит "а вот так"! То есть восклицание авось! означало: человек крепко, упорно, уверенно стоит на своем и поколебать его очень трудно.
Небось тоже состояло когда-то из трех слов: не - бо - се, и значит оно буквально - "нет, не так!" или "как бы не так!" - отчетливое стремление действовать наперекор - врагам ли, обстоятельствам жизни, трудностям природы, - не суть. Таковы две сваи русского характера: авось - "а вот так"! сделаю, как задумал, как считаю верным, настою на своем; и небось - "как бы не так!" сделаю наперекор всему! Верно сказано: русский крепок на трех сваях - авось (а вот так!), небось (как бы не так!). Третья свая русского характера - как-нибудь. Слово как-нибудь не имело прежде значения ущербного разгильдяйства, лености или халтуры. Как ни будь означало - любым способом достигнуть цели, дойти до нее даже наперекор здравому смыслу, как бы то ни было, чего бы это ни стоило, во что бы то ни стало. Как ни будь!
Вот он истинный смысл очищенной от лживой коросты, от всего наносного, напридуманного, очень точной русской поговорки "Русский крепок на трех сваях - авось (а вот так!), небось (как бы не так!) и как-нибудь (во что бы то ни стало!)".
И разве не оправдал наш народ этой поговорки в истории, упорной борьбы за свое не только духовное, но и физическое существование. Разгромив хазарский каганат, монгольскую империю, турецкую империю, польское королевство, шведское королевство, наполеоновскую французскую империю, гитлеровский третий рейх, народный характер наш прошел такую школу, которой не знал ни один народ в мире, мы уже инстинктом, нутром чуем необходимость испытаний как горнила, закаляющего тело и душу: "Не терт, не мят - не будет калач!"
Наша русская жизнь - всегда ход против течения, отсюда и поговорка - "по течению плывет только дохлая рыба". Всякий раз, когда случается на Руси беда, а беда по-русски означала исконно иго, порабощение, так вот при нашествии беды нам всякий раз приходилось доказывать и врагам нашим, и самим себе, что мы не мертвые, а живые, что плыть по течению не в наших обычаях, что мы от меча и тягот никогда не бегали и бегать не собираемся.
Вот грянула на Русь новая беда - иго жидовское, а это значит, что пришло время снова доказывать, что русский крепок на трех сваях - авось, небось и как-нибудь, и пусть враги думают вокруг, что-де этот легкомысленный, ленивый, привыкший все терпеть и все сносить народишко склонит выю под очередной грабеж и разор. Благо наша творческая интеллигенция их в этих иллюзиях не разубеждает. Это даже и хорошо, что наши писатели, политологи, социологи, журналисты видят русских жалкими Акакиями Акакиевичами, созерцательными Алешами Карамазовыми, вот Гитлер и Розенберг тоже изучали Россию по произведениям русских писателей, и, разумеется, не узрели там ни силушки богатырской, ни волюшки молодецкой, ни стойкости, ни подвига, а времена Ильи Муромца да Тараса Бульбы почли за давно минувшие. Вот сочли Гитлер с Розенбергом этот наш критический реализм за настоящую правду, да и поговорку про авось, наверное, внимательно изучили, как пример русской слабости, и положили свои выводы в основу плана "дранг нах остен". Каково же было их изумление, когда встретили немцев в России не Смердяковы и Свидригайловы, и не Платоны Каратаевы, а настоящие русские воины, разглядеть которых русская литература до сих пор не удосужилась. И хорошо! Неожиданность, как известно, обезоруживает врага. А русские воины на Руси не перевелись. И русские авось, небось и как-нибудь в их подлинном смысле до сих пор живы в нас.
Авось выстоим - вопреки невзгодам и предательству, продажной бессовестности властей.
Небось не замаешь - наперекор наглому оккупанту и грабителю.
Как-нибудь эту напасть переможем - любой ценой силу вражию своей поистине богатырской мощью одолеем.
Фальшивомонетчики от истории
Государь не отрекался от престола
В 1865 году умер наследник Престола Николай Александрович, старший сын Императора Александра II, и это большое русское горе неожиданно вызвало злую радость не только вне России, но и в самой России. Потрясенный Федор Иванович Тютчев отозвался на злобное ликование странно звучавшим стихотворением:
О, эти толки роковые, Преступный лепет и шальной Всех выродков земли родной, Да не услышит их Россия, -
И отповедью - да не грянет Тот страшный клич, что в старину: "Везде измена - Царь в плену!" И Русь спасать Его не встанет.
Пророческий смысл тютчевских строк обнажился только полвека спустя, в 1917 году. Плененный своими же генералами, понятно, что изменниками, но от этого не легче, в поезде под Псковом, Русский Император Николай II, покинутый Церковью, преданный народом, пишет в своем дневнике горько и точно: "Кругом измена и трусость и обман". Генералы Рузский, Алексеев, Эверт, Брусилов и думские масоны требовали тогда у Царя отречения от Престола в пользу Наследника.
Исчисление событий, непосредственно связанных с отречением Государя, надо вести с 14 февраля 1917 года, когда недовольные скудостью жизни военного времени толпы вышли на улицы Петрограда с лозунгами "Долой войну!", "Да здравствует республика!". 17 февраля стачечная зараза охватила крупнейший Путиловский завод и чумовой волной покатилась по всему городу. Рабочие громили хлебные лавки, избивали городовых. 23 февраля бастовало уже 128 тысяч человек. 26 февраля восстала распропагандированная революционерами 4-я рота запасного батальона Павловского гвардейского полка, которая открыла огонь по полиции, пытавшейся пресечь беспорядки. Начался переход Петроградского гарнизона на сторону толпы… К этому времени уже весь Петроград захлестнули демонстрации рабочих, требовавших хлеба, преступным умыслом не подвозимого в город, намеренно не продаваемого в лавках. Начался народный бунт, спровоцированный масонским заговором. Масонам мало было Государственной думы, они рвались к всевластию в России. Им мешал монархический строй, преградой на их пути стоял Государь.
Государя Николая Александровича и до того нельзя было упрекнуть в нерешительности, а в те мятежные дни жесткость его приказов на подавление предательского бунта в столице была поистине диктаторской. Вечером 25 февраля генерал Хабалов получает приказ Государя о немедленном прекращении всех беспорядков в столице - там громили магазины, грабили лавки, избивали и убивали городовых. В помощь Хабалову Государь посылает из Ставки корпус генерала Иванова. Считая и это недостаточным, едет поездом к командующему Северным фронтом генералу Рузскому, чтобы направить в Петроград подтянутые с фронта войска. Не медля Царь подписывает Указ о приостановке на месяц работы Государственной думы и Государственного совета. Деятельность думских говорунов объявляется незаконной. По замыслу Государя власть сосредотачивается в его руках и в руках его правительства с опорой на верную Царю армию.
Но события развиваются вопреки воле Государя. Его приказы не выполняются. Генерал Иванов не доводит свой корпус до Петербурга. Солдаты петербургских полков от-называются подчиняться генералу Хабалову. Дума противится указу Государя, организует Временный комитет, а затем на его основе Временное правительство… Будь у Государя в тот момент хотя бы триста солдат, преданных ему, присяге и закону, способных исполнить железную волю Царя, Россию можно было удержать на краю разверзшейся пропасти: думский Временный комитет разогнать, Советы "рачьих и собачьих депутатов", как их тогда называли умные люди, расстрелять. Но в Пскове Государь встретил от командующего Северным фронтом генерала Рузского не верности себе, присяге и крестоцелованию, а… требование отречения. Генерал-адъютант (одно из высших воинских званий в царской России) Рузский, исполняя порученную ему Временным комитетом роль, предложил Государю Николаю Второму "сдаться на милость победителя". Генерал царской свиты Дубенский вспоминал потом: "С цинизмом и грубой определенностью сказанная Рузским фраза "надо сдаваться на милость победителю" с несомненностью указывала, что не только Дума, Петроград, но и лица высшего командования на фронте действуют в полном согласии и решили произвести переворот".
Стремительная измена не только Рузского, который два месяца спустя похвалялся в газетных интервью о своих "заслугах перед революцией", но и всего поголовно командования армии. Вот свидетельство самого Рузского: "Часов в 10 утра я явился к Царю с докладом о моих переговорах. Опасаясь, что он отнесется с моим словам с недоверием, я пригласил с собой начальника моего штаба генерала Данилова и начальника снабжений генерала Саввича, которые должны были поддержать меня в моем настойчивом совете Царю ради блага России и победы над врагом отречься от Престола. К этому времени у меня уже были ответы Великого князя Николая Николаевича, генералов Алексеева, Брусилова и Эверта, которые все единодушно тоже признавали необходимость отречения".
"Кругом измена и трусость и обман", - записал Государь в своем дневнике.
Одни сознательно изменяли - Алексеев, Рузский, Брусилов, Корнилов, Данилов, Иванов…; другие трусливо покорялись изменникам, хоть и проливали слезы сочувствия Императору, - его свитские офицеры Граббе, Нарышкин, Апраксин, Мордвинов..; третьи, вырывая у Императора отречение, лгали ему, что это делается в пользу Наследника, на самом деле стремясь к свержению монархии в России. Зловещие фигуры Временного комитета Государственной думы Родзянко, Гучков, Милюков, Керенский, Шульгин - разномастная и разноголосая, но единая в злобе на Русское Самодержавие свора подлецов и предателей России…
* * *
1 марта 1917 года Государь остался один, плененный в поезде, преданный и покинутый подданными, разлученный с семьей, ждавшей и молившейся за него в Царском Селе. Оставшись один, Николай Александрович берет себе в совет и в укрепление Слово Священного Писания, читает, подчеркивает избранное. Эта книга сохранилась, и первое, что непреложно встает из государевых помет в Библии - твердая вера Императора в Божий Промысел, убежденность, что Господь с ним: "Не бойся, ибо Я с тобой" (І Быт. 26, 24), "Не бойся, Я твой щит" (І Быт. 15, 1), "Бог твой есть Бог благий и милосердый, Он не оставит тебя и не погубит тебя" (Второзак. 4, 31).
Государь поступил единственно возможным в тех обстоятельствах образом. Он подписал не Манифест, какой только и подобает подписывать в такие моменты, а лишь телеграмму в Ставку с лаконичным, конкретным, единственным адресатом "начальнику штаба", это потом ее подложно назовут "Манифестом об отречении", но уже подписывая телеграмму, кстати, подписывая карандашом, и это единственный государев документ, подписанный Николаем Александровичем карандашом, Государь знал, как знало и все его предательское окружение, что документ этот незаконен. Незаконен по очевидным причинам: во-первых, отречение Самодержавного Государя да еще с формулировкой "в согласии с Государственной думой" не допускалось никакими законами Российской империи, во-вторых, в телеграмме Государь говорит о передаче наследия на Престол своему брату Михаилу Александровичу, тем самым минуя законного наследника царевича Алексея, а это уже прямое нарушение Свода Законов Российской Империи. Телеграмма Государя в Ставку, подложно названная "Манифестом об отречении", была единственно возможным в тех обстоятельствах призывом Государя к своей армии. Из телеграммы этой, спешно разосланной в войска начальником штаба Ставки Алексеевым, всякому верному и честному офицеру было ясно, что над Государем творят насилие, что это государственный переворот, и долг присягнувшего на верную службу Царю и Отечеству повелевает спасать Императора, чего, однако, не случилось. Войска сделали вид, что поверили в добровольное сложение Государем Верховной власти. Клятвопреступники, они не услышали набата молитвенно произнесенных когда-то каждым из них слов присяги: "Клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови… Его Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровью… храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всех случаях касаться может. Об ущербе же его Величества интереса, вреде и убытке… всякими мерами отвращать… В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы, целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь".
Не встала армия спасать Царя! Хотя никакой документ об отречении, пусть даже всамделишный Манифест об отречении, не освобождал воинство от присяги и крестоцелования, если об этом в документе не говорилось напрямую.
Год спустя, когда Император германский Вильгельм отрекался от Престола, он специальным актом освободил военных от верности присяге. Такой акт освобождения от присяги всех, присягавших перед Крестом и Св. Евангелием Императору и Его Наследнику, должен был подписать и Государь Николай Александрович, если бы он действительно мыслил об отречении…
По сей день не только историков озадачивают непостижимые факты, как могла Красная Армия, в основе своей состоявшая из дезертиров, из кромешного сброда, стаей воронья слетевшегося на лозунг "Грабь награбленное", возглавляемая прапорщиком Крыленко, в Первую мировую войну бывшим лишь редактором-крикуном "Окопной правды", руководимая беглым каторжником Троцким, не имевшим и малейшего, даже прапорщицкого военного опыта, предводительствуемая студентом-недоучкой Фрунзе, юнкером Ан-тоновым-Овсеенко, лекарем Склянским, как могла вот эта Красная Армия теснить Белую Гвардию, громить Корнилова, Деникина, Врангеля, Колчака, лучших учеников лучших военных академий, опытнейших военачальников, умудренных победами и поражениями японской и германской войн, собравших под свои знамена боевых, закаленных на фронтах офицеров, верных солдат-фронтовиков… Почему вопреки неоспоримым преимуществам, очевидному перевесу сил, опыта, средств, Белая Армия под началом лучших офицеров России потерпела поражение? Да потому что на каждом из них, и на Корнилове, и на Деникине, и на Колчаке, равно как и на каждом солдате, прапорщике, офицере лежал тяжкий грех клятвопреступника, предавшего своего Государя, Помазанника Божьего. Для православного ясно: Бог не дал им победы.
Трагичные, жуткие судьбы генерала Алексеева, это он держал в руках нити антимонархического заговора, генерала Рузского, пленившего Государя и требовавшего от него отречения в псковском поезде, генерала Корнилова, суетливо явившегося в Царское Село арестовывать Августейшую Семью и Наследника Престола, которому он, как и Царю, приносил на вечную верность присягу, генерала Иванова, преступно не исполнившего Государев приказ о восстановлении порядка в Петрограде, адмирала Колчака, командовавшего тогда Черноморским флотом, имевшего громаднейшую военную силу и ничего не сделавшего для защиты своего Государя, и судьбы этих генералов, как и печальные судьбы тысяч прочих предателей Царя свидетельствуют о скором и правом Суде Божьем. Рвавшиеся уйти из-под воли Государя в феврале 1917 года, жаждавшие от Временного правительства чинов и наград и предательством их заработавшие, уже через год, максимум два, они расстались не только с иудиными сребрениками, с жизнью расстались, - такова истинная цена предательства. Генерал Рузский, бахвалившийся в газетных интервью заслугами перед Февральской революцией, зарублен в 1918 году чекистами на Пятигорском кладбище. Генерал Иванов, командовавший Особой Южной армией, которая бежала под натиском Фрунзе, умер в 1919 году от тифа. Адмирал Колчак расстрелян большевиками в 1920 году, успев прежде пережить, сполна испить чашу горечи измены и предательства. Генерал Корнилов погиб в ночь перед наступлением белых на Екатеринодар. Единственная граната, прилетевшая в предрассветный час в расположение белых, попала в дом, где работал за столом генерал, один осколок - в бедро, другой - в висок. Священный ужас охватил тогда войска, Божью кару узрели в случившемся солдаты. Судьба наступления была роковым образом предрешена.
Грех клятвопреступления стал трагической судьбой всей Белой Армии, от солдат до командующих.