Во всех направлениях гуманистической терапии подчеркивают, что любовь – действенный фактор помогающих отношений, и исходят из того, что любящая связь с Ты, способствующая познанию другого в его неповторимости и уникальности, способствует исцелению. В рамках логотерапии Франкл провозглашал, что смысл любви и ее спасительный потенциал важнее всего остального в психотерапевтическом процессе. Когда в безопасном пространстве анализа, в теменосе – ограниченном "священном круге" храма – происходит встреча двух душ, констеллируется архетип любви, который и ранит, и исцеляет. В дзен-буддизме любовь сравнивают с мечом, которым можно и убить, и даровать жизнь.
Путь любви сущностно соприкасается с понятием терапевтического эроса. У греков бог любви, космогоническая изначальная сила, может преобразить хаос в упорядоченный мир. У Сократа эрос связан с моральной и духовной поддержкой и совершенствованием всего, чего он касается. Эрос есть энергия, которая связывает, соединяет разделенное, поддерживает творческий рост, преодолевает границы, создает новые образы. Если в психотерапии нас коснулся эрос, то устанавливается заботливое, любящее, защищающее отношение к пациенту, связывающее Я и бессознательное, служащее Самости. При этом психотерапия выступает в роли своего рода "службы родовспоможения", ставя своей целью помогать людям рождаться для подлинно человеческого бытия.
Что касается психоаналитического метода, то терапевтический эрос означает диалектический процесс, в котором увязаны оба элемента аналитической техники (ср. часть 1, глава 3 этой книги и далее) и устанавливается оптимальный баланс между близостью и дистанцией, интерпретацией и эмпатическим "холдингом". Терапевтический эрос в этом случае отвечает идеалистическим требованиям "безграничной любви" и эмпатии, создания "материнского" пространства для самовыражения и в то же время является гарантией, что доверие и самоотдача пациента не будут обмануты в угоду личным целям аналитика. "Отцовская" функция конфронтации с реальностью мира взрослых, с нормами, требованиями и антиномиями общества должна обеспечить опыт решения конфликтов, а не только их избегания. Таким образом, благодаря обоим элементам психоаналитической техники, терапевтический эрос развертывается как архетипическое переживание "ранящего целителя", как понимание того, что критическая конфронтация с теневой стороной психики в себе и других не исключает отношений, а напротив, делает возможным подлинный опыт основополагающего доверия.
Путь познания в мистической традиции был нацелен на поиск истины, на понимание и постижение того, что существует лишь одна реальность.
В центре классической теории психоанализа стоит убежденность в "преобразующей силе разума" (Cremerius, 1984, S. 102), в том, что для исцеления требуется "инсайт". Однако эта "отцовская разумная техника" должна быть увязана с "материнской холдинг-терапией" потому что только "понимания", "познания" и "реалистичного восприятия" того, что происходит с человеком, для исцеления недостаточно.
Путь внутреннего опыта – индийское название Raja-marga дословно означает "царский путь" – высвобождает экстраординарные психические силы. Йога, концентрация и медитация относятся к практикам этого пути.
Уже само название этого "пути" вызывает психотерапевтические параллели: Фрейд называл сновидения "царской дорогой" к бессознательному. Обретение внутреннего опыта – это процесс, который в юнговской психологии называют индивидуацией. И в современном психоанализе эмоциональные переживания в терапевтических отношениях также заняли достойное место, наряду с изначально приоритетным интеллектуальным инсайтом пациента относительно своего прошлого. Внутренний опыт, религиозный опыт, переживание себя самого стали главными ценностями и отправным пунктом аналитической психологии, без которых смысл не возникает. Мы уже писали, что способом обнаружения смысла для психотерапевтов является практика медитации, которая может быть понята и в смысле духовного пути внутреннего опыта. Медитация – это вид сосредоточенности на верном восприятии, верном видении и верном слушании существенного, чтобы возникло переживание смысла как такового.
Понятия смысла, духовности и любви взаимосвязаны и, в конце концов, означают одно и то же. Находясь на пересечении "созидания смысла" как активного поведения и "обнаружения смысла" как понимания "запроса на смысл" в конкретной ситуации, "смысл" соотносится с обоими аспектами духовности: с одной стороны, с открытостью к познанию реальности по ту сторону любых представлений, понятий и образов, с другой стороны, с этикой действий, что означает проживание духовности. Старое монашеское правило "молитвы и работы" отражает оба этих аспекта. Такая духовная установка, позволяющая воспринимать реальность без невротических искажений и проекций собственной тени, ведет к трансценденции личностных границ, к толерантной позиции по отношению ко всему живому. Отсюда возникает экология исцеления, основанная на том, что все связано со всем и ничто из существующего во вселенском энергетическом поле не исчезает бесследно. При внутренней установке на любовь даже в труднейших терапевтических процессах мы полагаемся на последний и недоказуемый смысл нашей работы и надеемся, что на более глубоком уровне усилия, которые кажутся бессмысленными, имеют скрытый смысл.
Между смыслом, духовностью и любовью нет границ, ведь речь идет об одном и том же, а именно о внутренней взаимосвязанности на основе мудрости и силы, которая формирует "всю мира внутреннюю связь" и требует ответственного поведения по отношению к себе и окружающим. Смысл, любовь и духовность – "эта троица" напоминает нам триаду "сестер": веру, надежду, любовь. Их нелегко понять разумом, потому что они относятся к уровню бытия за пределами понятийности, ведь "смысл, который можно выдумать, – не истинный смысл" (Лао-цзы).
Психотерапия может спускаться в эти глубины до уровней несказуемого и таинственного, где обитают смысл, религиозность и любовь. Если в ходе терапевтической встречи мы соприкасаемся с этими сферами и нам удается ощутить "бытие", то возможны и исцеление, и спасение. Нам открывается высший смысл в любви, "которая объемлет самую тьму бессмысленности, которая должна быть непостижимой как тайна всех тайн, но которая и без постижения пробуждает доверие, дает убежище в высшем" (Lotz, 1977, S. 148).
Послесловие переводчика и научного редактора
Говорят, все мы ищем смысл жизни. Думаю, это не совсем так. Я убежден, что на самом деле мы ищем… счастья быть живыми. Именно вокруг этого – все остальное, именно его помогают нам найти внутри себя эти путеводные нити.
Джозеф Кэмпбелл
Вы держите в руках книгу, посвященную травме, смыслу, помощи и человечности. Эти темы неизбежно откликаются в каждом из нас. Тяжелая травма, опыт разного рода насилия, к сожалению, являются российской обыденностью. К тому же, книга выходит в то время, когда российское общество вновь переживает глубокий кризис смысла и ярко проявляется наша коллективная травмированность.
При этом в русскоязычной научно-психологической литературе крайне мало глубинно-психологического осмысления процессов и феноменов тяжелой травмы, пыток, перверсивных состояний сознания, когда жертва оказывается палачом и когда никакие критерии повседневности не могут уже быть ориентирами и опорами, "точками отсчета". Нечасто встретишь описания того, что происходит во внутреннем мире помогающих профессионалов при встрече с запредельным опытом жизни и смерти, крайне рискованным и в то же время обладающим большим потенциалом исцеления и развития.
Эта книга о психологической работе с тяжело травмированными людьми была издана в 1995 г. – чуть раньше книги Дональда Калшеда "Внутренний мир травмы" (1996), хорошо известной в России с 2001 г. Она написана юнгианским аналитиком Урсулой Виртц и фрейдистским аналитиком Йоргом Цобели. Профессиональный и жизненный союз авторов – редкий, но показательный пример преодоления противоречий этих двух направлений глубинной психотерапии.
Урсула Виртц получила докторскую степень по литературе и философии в Мюнхенском университете и степень в области клинической психологии в Цюрихском университете. В 1982 г. она окончивает Институт Юнга в Цюрихе и начинает преподавать в нем и практиковать как юнгианский аналитик. В последнее время, после разделения института, Урсула Виртц работает в Международной Школе аналитической психологии (ISAPZÜRICH). Она участвовала как эксперт и супервизор во многих программах помощи жертвам травм (женщинам, пережившим сексуальное насилие, жертвам Холокоста), работала в Клинике для жертв пыток и военных действий Швейцарского Красного Креста. Ее перу принадлежат несколько книг и множество статей по психологии травмы, духовности и этики. Первой и очень впечатляющей крупной работой Урсулы Виртц была книга "Убийство души" (1989), посвященная травме инцеста и, к сожалению, до сих пор не переведенная на русский язык.
Первое близкое знакомство российских юнгианскоориентированных психотерапевтов с Урсулой Виртц произошло в 1998 г. на конгрессе IAAP (Международной ассоциации аналитической психологии) во Флоренции. На этом конгрессе (на котором Виртц координировала презентацию международного женского проекта по теме "Разрушение и творчество") были представлены две первые в России учебные программы IAAP: санкт-петербургская, организованная лондонскими юнгианскими обществами (руководители: Джен Винер и Кэтрин Краузер) и московская, организованная цюрихским Институтом Юнга (руководители: Алис Мертц и Урсула Виртц). В 1999–2001 гг. Виртц была координатором, преподавателем и супервизором этой программы, в ходе которой она прочитала лекции по глубинно-психологической работе с травмой. По окончании этой программы она работала в других странах Восточной Европы и Азии.
Соавтор книги, Йорг Цобели, – психиатр и психоаналитикнеофрейдист. Он получил степень доктора медицины в Цюрихском университете, обучался психоанализу и аналитической групповой терапии в Геттингене, а также получил дополнительное образование по гештальт-терапии и психодраме. Является членом Швейцарского Общества групповой динамики и групповой терапии и ведет частную практику в Цюрихе. Особый профессиональный интерес представляют для него интегральная психотерапия и исследования сознания.
Судьба книги "Жажда смысла" в России оказалась очень непростой: еще в 2000 г. возникла идея перевести и издать ее, но первый вариант перевода (2004) оказался неудовлетворительным – смысл книги был сильно искажен. После этого несколько издательств и переводчиков брались за этот проект, но безуспешно. Наряду с техническими трудностями, финансово-экономический кризис 2008 г. отодвинул реализацию проекта на несколько лет.
В 2010 г. была начата работа над новым вариантом перевода, но она прервалась почти на год из-за тяжелой травмы переводчика. Таким образом, то, что описано в книге, стало и ее личным опытом – неоднократное переживание близкой смерти, синхронистичные и параллельные процессы, множественные медицинские травмы, преодоление культурных пределов и границ, целительный спуск к глубинным общечеловеческим ценностям… Жизнь помогала переводить книгу "изнутри", книга помогала отойти на шаг, посмотреть на этот жизненный опыт "со стороны", находить смысл происходящего, ощутить счастье быть живым.
На наш взгляд, в этой книге очень удачно решена сложная задача соединения абстрактных теорий, связанных с темой смысла, духовности, трансцендентности, с практикой помогающих профессий. Эта книга о том, что надо не избегать страдания, а призывать его на помощь исцелению, о том, как восстановить связь сознания с духовными традициями. С точки зрения авторов, душа знает духовность как любовь, ответственность и преодоление пределов, а дух понимает душу как место, где живут смыслы, связи, видение, страдание. Одно из больших достоинств книги – верная интонация, когда авторам удается говорить о сложных переживаниях и темах без пафоса и цинизма.
Психодинамическая основа, "встроенная" в книгу, – это образы coniunctio, когда две гибко взаимосвязанные противоположности создают и/или обнаруживают третье, объединяющее без слияния и превосходящее их. Этот глубинный процесс исцеляет и ведет нас к "себе истинному", соединяет Эго и Самость, человеческое и запредельное.
Целостность – важная тема и свойство самой книги. По своей структуре она, как мандала, состоит из четырех частей – о пределах и границах, о критических ситуациях, о психологических подходах к теме смысла, о духовности в психотерапии. Так получилось, что четыре человека работали над текстом: два автора, переводчик и научный редактор – две женщины и два мужчины.
Связь с культурой, укорененность в культуре, преодоление культуральной тревоги – важный фактор исцеления травмы, когда каждая психологическая опора на счету. С завидным постоянством кросс-культурные переплетения между нами обнаруживались как в настоящем, так и в прошлом. Швейцарец Йорг Цобели рассказал, что прочитал рассказ Л. Н. Толстого, о котором идет речь в книге, еще школьником; предки Урсулы Виртц жили в Германии, и читатель обнаружит в книге цитаты и ссылки на размышления самых разных представителей немецкой науки и культуры.
Во время работы над книгой и лечения переводчику пришлось провести несколько месяцев в клинике в немецкой "глубинке", где возникали очень трогательные ситуации – эхо Второй мировой войны и военные травмы давали о себе знать через поколения и десятилетия. Например, однажды немецкая медсестра рассказала, что глубоко взволнована своей работой с русской пациенткой, так как чувствует, что "отдает семейный долг". Оказалось, что ее дед воевал в России, был ранен и найден русскими, вылечен и смог вернуться домой после войны. Без этого она не появилась бы на свет. А теперь она буквально ставит на ноги пациентку из России.
Обнаружились также параллели в характере и жизненном опыте Урсулы Виртц и переводчика этой книги. Это также сыграло свою положительную роль при работе над переводом: вместо "борьбы" с "чужим" высказыванием происходило "сотрудничество" со "знакомым" и как бы "своим". Трудно описать те чувства, когда понимаешь, как причудливо, тонко и крепко "все связано со всем".
Для научного редактора книга тоже оказалась профессионально и личностно важной. В. Калиненко инициировал этот издательский проект вскоре по окончании работы над "Внутренним миром травмы" Калшеда, осознавая, что обе эти книги по психотерапии травмы одинаково важны для профессионалов в области психического здоровья в нашей стране. Во время работы по программе психологической помощи беженцам из стран дальнего зарубежья В. Калиненко пришлось столкнуться с запредельным травматическим опытом, который описан в "Жажде смысла", и именно эта книга помогла ему.
Мы надеемся, что эта книга послужит для читателя "путеводной нитью" в процессе движения к тому, чтобы быть живым, порождать и обнаруживать смыслы, находить внутренние опоры, баланс между предельным и запредельным, примиряться со своими пределами.
Наталья Серебренникова,
Всеволод Калиненко
Февраль 2012 г.
Литература
Часть I. Человек на пределе
Kuhn T. Die Struktur wissenschaftlicher Revolutionen. Frankfurt, 1976.
Von Franz M.-L. Traum und Tod. München, 1984.
1. Что ищет человек, когда он ищет смысл?
Längle A. Was sucht der Mensch, wenn er Sinn sucht // Daseinanalyse. 8/1991.
Nietzsche F. Die fröhliche Wissenschaft. Bd. 3. München, 1980. – Рус. пер.: Ницше Ф. Веселая наука. Кн. 3. М.: Олма-Пресс, 2000.
Höffe O. Personale Bedingungen eines sinnerfüllten Lebens. Eine ethisch-philosophische Erkundung // Kühn/Petzold. Psychotherapie und Philosophie. Paderborn, 1992.
Keller C. Der Ich-Wann. Abkehr von einem lebensfeindlichen Ideal. Zürich, 1989.
2. Много ли человеку нужно смысла?
Fromm E. Psychoanalyse und Zen-Buddhismus // Fromm E., Suzuki D. T., de Martino R. Zen-Buddhismus und Psychoanalyse. Frankfurt, 1972. – Рус. пер.: Фромм Э., Судзуки Д., де Мартино Р. Дзен-буддизм и психоанализ. М.: Весь Мир, 1997.
Lotz J. B. Wider den Un-sinn. Zur Sinnkrise unseres Zeitalters. Frankfurt/M., 1977.
Gasiet S. Menschliche Bedürfnisse. Frankfurt, 1981.
Anders G. Die Antiquiertheit des Menschen. Beck-Verlag, 1981.
Jaffe A. Der Mythus vom Sinn im Werk von C. G. Jung. Zürich, 1983.
Jung C. G. GW. Bd. 11, Olten, 1971. – Рус. пер.: Юнг К. Г. Психология и религия // Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991.
Perez M. Verhaltenstherapie. Eine Technologie zur Mehrung der Humanität? // Anthropologische Aspekte der Psychologie. Salzburg, 1979.
3. Находить смысл или созидать смысл?
Lay R. Vom Sinn des Lebens. Frankfurt – Berlin, 1990.
Jung C. G. Erinnerungen, Träume, Gedanken. Olten, 1976. – Рус. пер.: Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения, размышления / Пер. В. Поликарпова. Минск: Харвест, 2003.
Grom B., Schmidt J. Auf der Suche nach dem Sinn des Lebens. Freiburg, 1975.
Längle A. (Hrgs.). Entscheidung zum Sein. Viktor E. Frankls Logotherapie in der Praxis. München, 1988.
Huf A. Psychotherapeutische Wirkfaktoren. Weinheim, 1992.
Maslow A. Psychologie des Seins. München, 1981. – Рус. пер.: Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1997.
Bühler K.-E., Wyss D. Sinnbezug und Strukturen einer anthropologischen Psychotherapie // Daseinanalyse. 3/1986.
Whitmont E. C. Die Alchemie des Heilens. Göttingen, 1993a.
Marten R. Hoffnung, Deutung und Beziehung. Frankfurt, 1983.
Parin P. Abstinenz // Brede K. u. a. (Hrgs.). Befreiung zum Widerstand. Frankfurt, 1987.
Ermann M. Die hilfreiche Beziehung in der Psychoanalyse. Göttingen, 1993.
Heigl-Evers A., Heigl F. Das Prinzip "Antwort" in der psychoanalytischen Therapie // Klussmann R., Schwarz F. (Hrgs.). Aktuelle Themen in der Psychoanalyse. Berlin, 1988.
Wirtz U. Seelenmord. Inzest und Therapie. Zürich, 1989.
Lesmeister R. Der zerrissene Gott. Eine tiefenpsychologische Kritik am Ganzheitsideal. Zürich, 1992.