Теперь поговорим о тех, кто унижен не природой (обделен задатками и способностями), не социальным происхождением и не чужой славой. Пренебрежение к человеку, унижение достоинства, оскорбление чести, уязвление гордости, причинение страданий, лишение радостей вызывают в ответ мстительное чувство к тому лицу, с которым связывается причина несчастья. Антиидеал - ад воспоминаний обиды, позора, надругательства, ненавистного лица обидчика. Идеал - сладостные, упоительные картины будущей мести и ужас на лице обидчика. К мести способен человек, вся эмоциональная мощь которого сосредоточивается в чувстве одной привязанности. Чем больше то, что подверглось разрушению, составляло смысл жизни, тем больше смысл продолжающейся после этого события жизни составляет цель мести. Монте-Кристо, Отелло, Робин Гуд, Дубровский - не перечесть всех вымышленных имен и легендарных героев мести, которую в книгах и на экранах стремятся сочувственно облагородить. Наверное, потому, что писателю свойственно преклонение перед сильными чувствами, перед верностью. Но - в жизни в отличие от романтической сказки, это всегда яд сумасшествия, отвратительное зверство, лютая ненависть. Кому, как не Великому князю Владимирской Руси Дмитрию Михайловичу Тверскому, богатырю, красавцу, умнице, жить бы вольно да править мудро. Но все часы после мученической смерти отца никто не видел его иначе как погруженным в мрачную злобную думу. За что и получил он прозвище Грозные очи. Прекрасным человеком был его отец, которого церковь канонизировала как святого. А предал Михаила Тверского князь Юрий Данилович, обрек на расправу в Орде татарской. "Дмитрий был весь в одной неизбывной мечте. Душа его горела и сгорала одним-единственным огнем: отомстить за отца. И даже мать, сама помогавшая разгореться этому пламени, пугалась, чуя обреченность сына…" - пишет историк Д. Балашов в книге "Великий стол". Дмитрий зарубил обидчика в Золотой Орде (куда были вызваны оба ханом Узбеком). Впервые после смерти отца, встретившись с глазу на глаз с Юрием Даниловичем, - не в поединке зарубил, а безоружного в неудержимом приступе освобождения от бесконечного вынашивания ненависти. Насколько желанно и чудодейственно это освобождение, можно понять, например, из эпизода летописи Второй Пунической войны между Римом и Карфагеном. "Кто-то из варваров, озлобленный казнью своего господина, убил Газдрубала (вождя карфагенян. - Н. Г.) на глазах у всех, а затем дал схватить себя окружающим с таким радостным лицом, как будто избежал опасности; даже когда на пытке разрывали его тело, радость превозмогала в нем боль, и он сохранял такое выражение лица, что казалось, будто он смеется".
Если в человеке остаются живы другие интересы, то мстительное чувство выливается в цивилизованные формы. Например, в общественное движение. На Западе самое мощное в этой связи - движение антирасистов. Даже слава звезды, всемирное признание, не может вытеснить полностью чувство мести. "Читатели популярного английского журнала "Уорлд соккер" назвали его лучшим футболистом 1987 года (знаменитый Марадона остался вторым), а ведущие спортивные обозреватели Европы избрали Гуллита сильнейшим игроком континента…" Говорит Гуллит: "Мой отец родился в Суринаме, мать - голландка. Они немало поездили, чтобы наконец обосноваться в Амстердаме, найти работу. Цвет моей кожи - еще одна причина для многих проблем, и, что такое расовая дискриминация, мне пришлось почувствовать на своей шкуре. Поэтому я уже многие годы нахожусь в рядах активистов борьбы с любыми формами проявления расизма". (Из газеты.)
Существует мстительное чувство и к неодушевленным предметам. Ведь эмоциональный человек вымещает злость даже на кирпиче, о который споткнулся. А если это не кирпич, а наука, которая никак не дается, или небо, океан, горы, которые принесли несчастье? Тогда возникает желание покорить их, подчинить своей воле. А там - если сопутствует удача - на смену ненависти приходит и любовь. Рейнхольд Месснер - первый человек, покоривший все 14 восьмитысячников - самых высоких горных пиков планеты. Восхождение на первый в его жизни восьмитысячник закончилось трагически - он потерял в горах брата и лишился пальцев на ногах, отмороженных и ампутированных. С тех пор целью его жизни стали только восьмитысячники. "Я люблю горы и не могу жить без них", - сказал Месснер в одном из интервью.
Социальные причины озлобленности, ожесточения неоднозначны, а проявления многолики. Есть ожесточенность дельца, которого жизнь принуждает вести борьбу за выживание в условиях жесткой конкуренции
Есть жестокосердие мрачного легкоранимого человеконенавистника - мизантропа, - возненавидевшего племя людское за его скотские инстинкты, которые он только и способен увидеть в людях. Есть жестокость садиста, получающего удовлетворение, самоутверждающегося во время истязания своей жертвы, - потому что именно так впервые он испытал самое сильное (чаще всего сексуальное) удовольствие. Есть жестокость человека, которого с пеленок воспитывали побоями, - и других отношений между людьми он просто не знает. "Ребенок, выросший в густой атмосфере злобы, взаимной ненависти и страданий, не может стать нормальным человеком. Если мать издевается над детьми, она тем самым обрекает на мучение своих внуков, правнуков и так далее. 90 процентов тех, кто сидит сегодня за тюремной решеткой, в детстве подвергались издевательствам. 90 процентов тех, кто мучает своих детей, испытали то же, когда сами были детьми". (Из газеты.)
Среди ожесточенных людей непременно сыщется фигура разочарованного в своих юношеских идеалах экстремиста. Об одном из них повествует Б. Пастернак в "Докторе Живаго". "Стрельников с малых лет стремился к самому высокому и светлому. Он считал жизнь огромным ристалищем, на котором, честно соблюдая правила, люди состязаются в достижении совершенства. Когда оказалось, что это не так, ему не пришло в голову, что он не прав, упрощая миропорядок. Надолго загнав обиду внутрь, он стал лелеять мысль стать когда-нибудь судьей между жизнью и коверкающими ее темными началами, выйти на ее защиту и отомстить за нее. Разочарование ожесточило его. Революция его вооружила".
В среде интеллигенции попрание идеалов вызывает шок - ослепление ненавистью, - что особенно характерно для таких эмоциональных натур, как писатели. Примером может служить бунинский дневник "Окаянные дни", воскресающий события 1918-1919 годов в Москве и Одессе… Писательница и последняя любовь Бунина Галина Кузнецова 21 октября 1928 года записала: "…Как тяжел этот дневник! Как ни будь он прав - тяжело это накопление гнева, ярости, бешенства временами…"
Однако значительно чаще, массовее психология ожесточения возникает как реакция на лишение не духовных ценностей, а ценностей материальных - богатства, привилегий, власти…
Наконец, есть натуры просто необузданные. Особенно если были унижаемы в детстве, а затем вознеслись к власти, в условия безнаказанности. Таковой, например, была мать Александра Македонского - Олимпиада. Вот что можно прочитать о ней в книге Ф. Шахермайра "Александр Македонский": "Девочку обижали и унижали", "безудержная и демоническая в своих увлечениях", "полное отсутствие сдерживающих центров", "Она могла переступить любые границы, для нее не существовало ни каких-либо моральных принципов, ни традиций. Только любовь, ненависть или жажда мести могли побудить эту гордую и властолюбивую женщину к действию".
Перейдем от агрессивности одиночек к возмущению группы людей.
Мы уже упоминали: чтобы стать сильными, слабые подростки соединяются в группы, в которых единомышленники (нет, скорее единочувственники) культивируют, взращивают свою неудовлетворенность, подзаряжая друг друга подозрительностью и ненавистью. Ненависть прорывается скоротечным бунтом - демонстративным хулиганством. В неформальные группы во времена их запрета объединяло молодежь не только то, что она любила (рок, мотоциклы, физическая сила, футбол…), но и то, что ненавидела. В такого рода группах процветает фанатизм.
Отличительная черта фаната - ограниченность интересов и интеллекта (отрывочность, изолированность знаний, эстетическая неразвитость, неспособность к широкому критическому мышлению) - и поэтому внушаемость. Такому человеку не стоит труда внушить, что все беды, которые происходят с ним, от него никак не зависят, что ему и не надо развиваться, совершенствоваться. Во всем виноваты другие - они антиидеал. Сокруши их - и ты заживешь счастливо. Особенно живуч фанатизм националистический, который примешивается к любому другому. Лидеру поклонников футбольной команды "Динамо" (Киев), выезжающих на матчи любимой команды в другие республики, журналист задал вопрос об их отношениях с местными болельщиками
И получил ответ: "По-разному. В Вильнюсе раньше тяжело было. Как-то раз мы прижали их ребят, объясните, мол, чего задираетесь? А они: "В каком-то веке ваш Богдан Хмельницкий с казаками порубал наших, и мы вас за это не любим". Смех один… Но в этом году они на московских "фанатов" переключились".
А вот еще один пример группового помешательства на почве фанатического максимализма, всегда берущего на вооружение благородные мотивы, выступающего под знаменем борьбы со злом за справедливость. Герои на сей раз - будущие, а пока недоучившиеся, специалисты. "Мы, студенты-медики, убеждены, что бороться с этой болезнью вообще не нужно. Пусть она уничтожит сорняки, отбросы общества - наркоманов, проституток, гомосексуалистов. Да здравствует СПИД!" (Из письма в газету.)
Фанаты, ослепленные маниакальной ненавистью, всегда грозное оружие в руках тех, кто ими правит. Приведу пример из книги М. Пьюзе "Крестный отец". "Семейство Боккикьо представляло собой явление в своем роде единственное - некогда ответвление сицилийской мафии, известное своей непревзойденной свирепостью, оно на Американском континенте превратилось в своеобразное орудие мира. Род, некогда добывавший себе пропитание безумной жестокостью, ныне добывал его способом, достойным, образно говоря, святых страстотерпцев. Боккикьо владели неоценимым достоянием - прочнейшей спаянностью кровных уз, образующих каркас их рода; племенной сплоченностью, редкостной даже для среды, в которой верность сородичам почитают превыше супружеской верности. Как раз по этой причине, когда враждующие кланы мафии собирались мириться, посредников и заложников на время мирных переговоров поставляло семейство Боккикьо… И никто, никакая кара не послужили бы для Боккикьо преградой на пути к отмщению - вероятно, по причине их ограниченности. Надо умереть - они умирали, и не было способа уйти от расплаты за предательство. Заложник из семейства Боккикьо был солидным обеспечением безопасности".
Мы начали раздел "Антиидеал - другой" разговором о возмущении одиночек, продолжили разговором о возмущении малых групп… Теперь - о возмущении масс. Об этом написаны тома, поэтому буду краток. Возмущение общественности выливается в обличительные речи и петиции; возмущение угнетенного класса - в бунт, забастовки, революцию; возмущение угнетенной нации, народа - в повстанческие и отечественные освободительные движения, войны.
Каковы же истоки формирования идеала справедливого общества? Всякий раз это действующий антиидеал, достигающий в своем безобразии максимума. Если это ложь, сокрытие информации, то идеал - искренность, гласность. Если бесправие - равные права. Если отчужденность - милосердие…
Нередко человек живет в той среде, в которой ему жить невыносимо, потому что он чужак среди людей, окружающих его, - он совсем другой. Неприятие нами окружения, в котором живем, - история Дон Кихота; неприятие окружением нас - история Гадкого утенка. Неприятие существующего устройства мира вообще на том или ином отрезке времени тем или иным индивидом, обществом - история человечества.
От антиидеала, от чужих, чуждых душ - к поиску своего, психически родового: друзей, любимых, учителей, единомышленников, единочувственников. Воспоминанием о кризисе такого рода, пережитом мною в 70-х годах, остались строки: "Чужие окружают племена, чужие называю имена и не свои ворочаю дела. Лицом, как через грим, гримасничаю не своим. Меня здесь держат за паяца - и надо дурачиной притворяться. Придавлен камнем примитивного старанья, унижен потолком полудыханья. Вот если мне удастся убежать, вот если мне своих удастся повстречать - как буду я тогда дышать!"
В судьбах людей - это стремление вырваться из уклада жизни, на который тебя обрекло плотное кольцо иной социальной среды. Сильные люди от угнетения и нищеты уходили в поисках богатой земли и воли, чтобы жить там по труду и справедливости. Если говорить о людях слабых, то здесь верховодит стремление уйти от принуждения, борьбы, труда, психических напряжений - в беззаботное существование (по типу потребностной психической активности). "Остров Гомер на Канарском архипелаге… Это один из последних бастионов современных хиппи, панков и фрикс (людей, бегущих из городов, ненавидящих стереотипы цивилизации. - Н. Г.), для которых единственно приемлемой стала идеология бегства - в поисках дикого тропического раздолья с пляжами, пустынями и банановыми рощами. Новые хиппи, в большинстве своем немцы, получают по почте свое пособие по безработице и переводы от родителей буржуа. Ну а тем, у кого нет никаких доходов, вдоволь хватает пещер, бананов, солнца и песка… Беженцы европейских столиц, они селятся в пещерах, курят гашиш, принимают ЛСД и жгут костры в честь полнолуния". (Из газеты.)
Хотелось мне сказать особо о неприятии людьми творческими или высоконравственными среды нетворческой или нравственно извращенной. Здесь яркими примерами служат бегство Пешкова из простолюдинов в интеллигенцию, "опрощение" Толстого, неприятие им морали дворянства, литературных кругов, церкви. Лев Николаевич Толстой: "Я отрекся от жизни нашего круга, признав, что это не есть жизнь, а только подобие жизни, что условия избытка, в которых мы живем, лишают нас возможности понимать жизнь и что для того, чтобы понять жизнь, я должен понять жизнь не исключений, не нас, паразитов жизни, а жизнь простого трудового народа, того, который делает жизнь, и тот смысл, который он придает ей".
О Максиме Горьком пишет Леонид Резников: "Он, Алексей Пешков, прошел все "круги ада" дореволюционной жизни: подростком, рано оставшимся без отца и матери и отданным "в люди"; юношей, которому пришлось быть и деревенским батраком, и грузчиком, и рабочим на соляных приисках, и бродягою, готовым выполнять любую работу за кусок хлеба… Сам выходец из "низов", Максим Горький и в крестьянах, и в рабочих, и в интеллигентах не то что не любил - ненавидел все мещанское, темное, жестокое, лживое… Феномен горьковской личности - в этом сочетании (иногда вызывающе дисгармоничном!) самого трезвого реализма (результат лично познанных ужасов и свинцовых мерзостей жизни) с самой возвышенной, пророчески-романтической верой в талантливость России, в то, что человек ее может стать прекрасен, добр, мудр, если преодолеет губящий мысль и чувства мещанский индивидуализм, если поймет бытие как деяние, жизнь как творчество и, полюбив труд, научившись работать, почувствует высшее наслаждение жизнью. Такое выстраданное и глубоко индивидуальное сочетание в самой натуре антимещанского реализма с романтическим человеко- и народолюбием сделало Горького личностью необыкновенной, во многом опередившей свое время".
Современники в большинстве своем не принимают новаций, даже возмущены открытиями людей творческих, опередивших свое время. Как сами творцы ("творяне", по выражению А. Вознесенского), так и их герои, коль речь зашла о писателях, не находят в таком случае признания и употребления своим идеям в современном им мире. "Лишние люди" - забежавшие вперед объективных предпосылок изменения общественной жизни, не порвавшие полностью с обществом (своим кругом), не ставшие его лидерами, - разновидность беглецов. Писатель Фазиль Искандер даже вывел понятие "бездомная литература". В частности, он говорил о творчестве Достоевского, Лермонтова… Я бы сказал: "литература отрочества" - отрицание того, что есть, и невозможность в настоящем реализовать идеал.
В обыденной жизни неприятие и отчуждение повседневной среды - следствие выбранной не по склонности профессии, слепота супружеского выбора, бегство подростков из семьи, крестьянских детей из деревни и многое другое.
Перемена профессии, друзей, класса, государства, религии, убеждений происходит как по принципу "где сытнее или резвее телу", так и по принципу "где просторнее или теплее душе" - в направлении от опыта антиидеала.
Итак, в разделе "Антиидеал - другой" мы называли подростка, завистника, мстителя, жестокосерда, ненавистника, фаната, чужака… А в разделе "Антиидеал - я" - только одного бойца. Да, трудно признать свои несовершенства, трудно исправлять себя. Проще собственные недостатки не замечать. Кажется, что проще исправлять недостатки других.
ИДЕАЛ - Я
Когда идеалом становится собственное Я в настоящем, выделяющее человека из его окружения умом, волей, мастерством, очевидные слабости, несовершенство других людей направляют работу чувств следующим образом: либо прИзрение - либо прЕзрение. Начнем с призрения.
Освободители - легендарные Прометей и Геракл. Освободители от экономического угнетения (Маркс), от гнета бессознательного (Фрейд), освободители от мора, эпидемий (Дженнер, Пастер, Флеминг) - все, кому благодарно человечество.
Мессии - законодатели нравственных укладов жизни (Моисей, Будда, Конфуций, Христос, Магомет).
Подвижники идеи - великомученики, страстно желающие открыть людям глаза на то, что стало им очевидно в прозрении (Бруно, д'Арк). Это герои во имя добра. Добро для них - идеал; их Я - служитель добра, носитель добра, следовательно, Я - тоже идеал.
Альтруисты - милосерды, посвящающие жизнь свою служению беспомощным, страждущим. Учителя - не по должности, а по призванию. Патриоты - защитники родины, добровольно идущие за нее на смерть. Зеленые - защитники природы. Пацифисты - защитники мира. Интернационалисты - защитники братства на Земле.
Здесь, если быть последовательным, не миновать разговора о добре. Часто "добро" понимается как "польза". Добро относительно сугубо государственной пользы фиксируется в политике и идеологии верховной власти, а также в своде законов страны. Добро относительно прочности социальной позиции, консолидирующей людей одного класса, сословия, закреплено в морали, кодексе чести этого класса, сословия. Кроме того, в каждом коллективе, каждой группе людей (вплоть до семьи или друзей) существуют свои особенности этики.
Помимо добра как соблюдения корпоративных норм взаимодействия, оценки и самооценки индивидуального вклада в общественно полезную деятельность, добро непременно должно рассматриваться в системе "сильный - слабый" как помощь счастливого - несчастному, богатого - бедному, власть имущего - бесправному, умного - дураку, здорового - больному, большинства - меньшинству. И тогда говорят о милосердии.
"Вот сейчас (1987 год. - И. Г.), к примеру, везде заговорили о простом возчике из Казани - Асхате Галимзянове: 40 тысяч рублей своих трудовых денег он передал сиротам из Казанского дома ребенка, купил им автомобиль "Нива" и многое другое. Собирая пищевые отходы, он откармливает бычков и сдает мясо государству, а деньги, не держа их в руках, передает детям…" (Из газеты.)