Когда в итальянский порт Ливорно зашла русская эскадра, Тараканова обратилась с посланием к эскадренному начальству - Орлову-Чесменскому, брату знаменитого Григория Орлова, вышедшего к тому времени из фавора Екатерины II. Ее письмо имело стиль манифеста: "Божьей милостью, Мы, Елизавета Вторая, княжна всея России, объявляем верным подданным нашим… Мы имеем больше прав на престол, нежели узурпаторы государства, и в скором времени объявим завещание умершей императрицы Елизаветы, нашей матери. Не желающие принять Нам присягу будут Мною наказаны…" Хитростью заманили ее на борт русского судна и доставили в Россию. Там, в тюрьме, в Алексеевской равелине, открылась чахотка. Допросные листы подписывала "Елизавета". Вела себя мужественно. Ей предлагали только назвать свое настоящее имя - и ее отпустят. Нет, подлинного имени она не назвала даже в предсмертной исповеди. Даже смерть превратила в спектакль, попросив к исповеди священника православного, а не католического! Последняя и самая возвышенная ее роль дочери русской императрицы была важнее и жизни и смерти.
Старость. Время, когда прошлое приобретает над тобой более реальную власть, чем настоящее, а будущего нет.
Физиология старения (как и физиология детства) создает предпосылки обострения истероидных черт характера. Откроем учебник психиатрии: "Климакс - физиологический процесс возрастных изменений деятельности желез внутренней секреции, главным образом половых. Этот переходный период наблюдается у мужчин и у женщин, причем у последних проявления климакса выражены наиболее отчетливо и резко, так как они непосредственно связаны с прекращением овариальной функции, в среднем наступающей в возрасте 45-50 лет… Повышенная аффективная лабильность и реактивность способствуют возникновению особой формы болезни - инволюционной истерии".
Но климакс - только первый удар колокола, возвещающий вступление в старость. Невротические явления этого переходного периода могут пройти. И еще долго можно увлеченно жить и плодотворно трудиться. Увы, старение - это и инволюционные изменения мозга, с ним и всей психики человека. Происходит то, что называют в народе "выживание из ума", а в медицине "старческим слабоумием". В том же руководстве читаем следующее: "Начальные симптомы нередко выражаются лишь в рассеянности и забывчивости, а также в изменении характерологических черт, которые как бы заостряются и выступают в преувеличенно шаржируемом виде. В дальнейшем проявляются качественно иные сдвиги в характере (психопатоподобные расстройства). Больные становятся недоверчивыми, черствыми, ворчливыми; типично наличие бестолкового упрямства наряду с повышенной внушаемостью и наивным легковерием. Критаческое отношение к имеющимся расстройствам полностью отсутствует. Круг интересов резко сужается. Они ограничиваются стремлением к удовлетворению чисто эгоистических потребностей и сводятся к сугубо вегетативному образу жизни".
Процесс старения поначалу может вызвать бурное, истероидного свойства сопротивление, стремление продлить уходящую молодость. Заставляет стать на путь расточительности, идти на любые жертвы, чтобы с помощью косметики, хирургии, диеты, одежды сохранить остатки привлекательности. Или с помощью денег, или протекций удержать возле себя молодых любовников. Не менее характерно, когда человек, особенно бывший баловень судьбы, келейно замыкается в мире воспоминаний и реликвий прошлого, враждебно воспринимая все, что, как свет сквозь щели затворенных ставен, пробивается к нему из дня сегодняшнего. В качестве иллюстрации - одно из стихотворений Заболоцкого: "В позолоченной комнате стиля ампир, где шнурками затянуты кресла, театральной Москвы позабытый кумир и владычица наша воскресла. В затрапезе похожа она на щегла, в три погибели скорчилось тело. А ведь, боже, какая актриса была - и какими умами владела! Что-то было нездешнее в каждой черте этой женщины, юной и стройной, и лежал на тревожной ее красоте отпечаток Италии знойной. Ныне домик ее превратился в музей, где жива ее прежняя слава, где старуха подчас удивляет друзей своевольем капризного нрава. Орденов ей и званий немало дано, и она пребывает в надежде, что красе ее вечно сиять суждено в этом доме, как некогда прежде. Здесь картины, портреты, альбомы, венки, здесь дыхание южных растений, и они ее образ, годам вопреки, сохранят для иных поколений. И не важно, не важно, что в дальнем углу, в полутемном и низком подвале, бесприютная девочка спит на полу, на тряпичном своем одеяле! Здесь у тети-актрисы из милости ей предоставлена нынче квартира. Здесь она выбивает ковры у дверей, пыль и плесень стирает с ампира. И когда ее старая тетка бранит и считает и прячет монеты - о, с каким удивленьем ребенок глядит на прекрасные эти портреты! Разве девочка может понять до конца, почему, поражая нам чувства, поднимает над миром такие сердца неразумная сила искусства"
Для мужчин с их исторически сложившейся социальной ролью главы дома (до недавнего времени) характерным проявлением эгоцентричной истероидности был деспотизм домостроя. При этом действия с позиции грубой силы ожесточены полным нежеланием принимать во внимание любые доводы, потребности социально зависимых членов семьи, если они идут "супротив" задуманного или уже решенного, особенно в том случае, когда принятое решение - воля - объявлено во всеуслышание и нельзя ронять авторитет ("сказал - отрезал"). Было уже отмечено, что процесс старения сопровождается обострением черт характера. Нарастает, в частности, и авторитарный деспотизм человека не только с ростом его социального влияния, экономического могущества, но и по чисто физиологическим причинам. Нарастает к старости и скаредность деспота. Деньги, имущество, сосредоточенные в его руках, к этому времени остаются часто единственным залогом власти, орудием управления в семейных отношениях. Они - единственная отрада, они - божество Скупого рыцаря!
Но вот паралич разбивает самодура, от одного взгляда которого трепетала вся семья, или еще какая другая старческая беда случается с ним. И происходит типичная истероидная метаморфоза. Попадая под власть родных, в зависимость от их заботы, ухода, деспот становится слезливо-сентиментальным, умильно-добрым, ласково-заискивающим дедушкой.
Теперь поговорим о нейрофизиологии истероидности - о механизмах мозга. По Павлову, в основе полноценной личности лежит взаимосвязанная деятельность трех систем: ближайшей к мозговой коре подкорки с ее безусловными рефлексами (то есть инстинктами), представляющими собой низший уровень регуляции сложных взаимодействий организма со средой; первой кортикальной сигнальной системы, непосредственно отражающей окружающий мир, и второй сигнальной системы, обеспечивающей наиболее тонкие и сложные взаимоотношения человека с внешней, главным образом социальной средой. Для истерии характерно нарушение соподчиненности в содружественной работе этих систем.
Сначала рассмотрим случай рассогласования работы системы мозга "кора - подкорка".
В книге "Об истерии" выдающийся немецкий психиатр Эрнст Кречмер обращает внимание на проявления так называемой низшей, животной воли, неразрывно связанной с движением, мышечными усилиями. Низшая воля выражается в двигательном протесте относительно всего, что препятствует удовлетворению потребностей или угрожает жизни (рефлекс свободы). Низшая она потому, что эволюционно связана с древними структурами мозга, занимающими ведущее место в животном мире и низшие этажи в анатомической и функциональной структуре мозга человеческого. Этажи, ушедшие под мощно развивающуюся кору больших полушарий головного мозга человека, и принято называть "подкоркой". Итак, каким же двигательным способом животное выражает свой протест и что в поведении человека осталось от проявления низшей воли? Если животное не хочет что-то делать или чтобы с ним что-то делали, оно порой застывает в неподвижности, в позе "мнимой смерти". А относительно человека вспомните "бегство в болезнь" или "ослиное упрямство". Если животное что-то хочет, но внешняя среда препятствует его намерениям - разражается "двигательная буря". Или, иначе говоря, картина гиперкинезов, столь характерная истерии: крик, дрожь, метания, судорожные припадки… Низшая воля, таким образом, - одна из форм выражения протеста, негативного отношения к внешнему миру. Она - результат конфликтной "сшибки" (по образному выражению Павлова) процессов возбуждения и торможения, когда препятствия на пути сильной потребности выше приспособительных возможностей преодоления, когда решения к преодолению препятствия принимаются на уровне подкорки, а не коры, когда воля подсознания сильнее воли сознания. Если в конфронтации побеждает процесс возбуждения, то мышечная деятельность продолжается вопреки объективной целесообразности; если торможение - она парализуется. Никакой разумной середины, которую способно обеспечить только решение, принимаемое в высших инстанциях головного мозга. Функционально неразвитая кора и, как следствие, подкорковый уровень принятия решений у человека характерен для детей, глубоких стариков, людей малограмотных, социально забитых, влачащих полуживотное существование. Как было, например, в крепостнической России. Именно деревня "поставляла" истерию с наиболее грубыми формами невроза - кликушеством, припадками… А развивался истерический невроз при переезде из деревни в город, когда резко менялся стереотип жизни. Когда все социальные потребности человека - потребности в детских играх, любви, дружеском участии, душевной близости, - потребности в нормальном человеческом общении, ранее задавленные, начинали оттаивать, оживать, но "не знали" еще обряда выхода, "не умели" еще себя реализовывать в общественно принятых формах. И поэтому шли через обходные пути, искали замену и находили ее в двигательной разрядке, в истерическом симптомокомплексе протеста.
Часто истерия, по словам Кречмера, - это примитивный душевный разряд. Так, например, истерический припадок может обеспечить многофункциональную замену неудовлетворенных или плохо осознанных потребностей, а именно: обратить на себя внимание, вызвать сострадание и даже, по мнению Кречмера, получить сексуальное удовлетворение (дрожь как замена трепетного ожидания, ласки; судороги - замена коитуса).
Назовем группу истероидов, объединенных "бунтом" подкорки, проявлениями низшей воли, отчетливой симптоматикой невроза, - "негативистами". Кречмер называл истерию хроническим страхом перед жизнью. Действительно, бегство в болезнь и даже в смерть, иждивенчество, постоянное недовольство всеми и всем (нередки среди кляузников, анонимщиков именно истерики), а также невротическая картина протеста, негативизма - рвота, слепота, глухота, немота, обездвиженность - подтверждают такое определение истерии. Но, с другой стороны, "хронический страх перед жизнью" характерен не только для истерии, но и для всех без исключения неврозов.
Есть и другой вариант взаимоотношений в системе "кора - подкорка" с доминированием подкорковой психической активности, с истероидной симптоматикой поведения, но без явлений истерического невроза. Этот вариант связан уже не с низким уровнем жизни или неразвитым интеллектом, а с физиологическим механизмом игнорирования большинства социальных запретов, норм общения, этических, моральных регуляторов отношений между людьми.
В норме существует тормозящий и активирующий верховный контроль коры больших полушарий головного мозга над деятельностью подкорковых структур, иными словами, сознания - над подсознанием. В случае же, который мы сейчас рассмотрим, власть "расторможенной" подкорки - власть потребностей и инстинктов - становится сильнее сдерживающей власти законов человеческого общежития, которые такой субъект знает, но не желает соблюдать. И тогда говорят о механизмах "вытеснения" из сознания всяких неприятных человеку реальностей, ограничивающих сферу его "хочу". Таким механизмом "нельзя" всякий раз превращается в "можно, если очень хочется". Конфликт развивается не внутри организма, а на фронтах внешних отношений субъекта С окружающим миром. Невротическая "сшибка" внутренних процессов торможения и возбуждения, характерная для негативистов, здесь выливается наружу в социальную сшибку с людьми, придерживающимися общепринятого поведения, с социальными институтами, контролирующими соблюдение этики и законов.
Разгон механизму вытеснения придают определенные условия воспитания ребенка: избалованность, потакание прихотям и проявлению неуважения к окружающим людям или сознательное воспитание культа сильной личности. А в более зрелом возрасте - "высокое" заступничество, протекционизм, неконтролируемая обществом служебно-должностная власть и т. д. Понятно, что в таких условиях формируется личность с установкой добиваться удовлетворения своих потребностей, не брезгуя никакими запрещенными средствами.
Изощренные, артистичные в своем исполнительском мастерстве мошенники и аферисты, хулиганствующая "золотая молодежь", волюнтарное, безнравственное "начальство" - типичные представители этой группы истероидов. Помимо удовлетворения материальных потребностей, они получают психическое процессуальное удовольствие от своих действий, наслаждение от демонстрации власти, силы. Назовем эту группу "аморальные истероиды". Если "негативистов" судьба ведет по дорогам в сторону клиники неврозов, то тропинки судеб "аморальных истероидов" частенько сворачивают за тюремные стены.
Теперь рассмотрим случаи существенного дисбаланса взаимодействия сигнальных систем, когда почти самостоятельную роль в управлении поведением человека играет первая сигнальная система, формирующая художественный тип индивидуальности. Как правило, он связан с чувственно-двигательной одаренностью, задатками и способностями к искусству, спорту. Психическая первосигнальная одаренность проявляется в интуиции и импровизации, когда процесс принятия решения как бы "свернут", в нем нет промежуточных ступеней раздумья; исполнение также обеспечено почти автоматическими действиями. Сама природа задатков и способностей подсказывает человеку, как быстрее и более ловко достичь того или иного результата. Истероидной особенностью первосигнальной одаренности является потрясающая способность к имитации - способность подражать всему броскому, аккумулировать в себе энергию чужих чувств, выразительно воспроизводить увиденное, порой доводя все до нелепых преувеличений. Таково проявление знаменитой избирательной внушаемости истероидов. Мы уже знаем, что истероидный дар самовнушения может вызвать временную глухоту, слепоту т. д. В этой связи Кречмер говорил о том, что любые морфофункциональные расстройства (тугоухость, расстройства желудка, залеченный ишиаз и т. д.) используются истериком как материал и доводятся психогенно до конечной формы внешнего выражения (глухота, рвота, хромота…).
Один пример из истории болезни женщины, госпитализированной по поводу неспособности стоять и ходить (астазия-абазия). "В период пребывания больной в отделении почти ни одного дня не проходило без предъявления претензии к персоналу. Говорила в палате только вызывающим громким голосом, требовала к себе постоянного внимания. После каждого приема больничной пищи возникала рвота типа срыгивания, притом чаще на виду у больных и персонала. Это всегда сопровождалось громкими упреками в адрес поваров, которые плохо готовят пищу. В то же время, несмотря па постоянную рвоту, больная не худела, так как ела продукты, присылаемые из дома. Препятствовала лечению и активации режима. Попытки поставить больную на ноги под наркогипнозом были безуспешны. Обнаружила установочные мотивы поведения и рентные тенденции. Когда больной сообщили о снижении группы инвалидности, демонстративно на глазах всего отделения пыталась "ползти домой", причем эта сцена сопровождалась рыданиями и обвинениями врачей в бездушности. Никакому психотерапевтическому лечению не поддавалась. Анализ всех материалов о жизненной истории больной и ее заболевании показал, что у нее в трудных условиях детства сформировался истерический тип реагирования с наклонностью к внешней демонстративности болезненных проявлений при обидах и неудачах. Так, будучи в детдоме, после конфликта с воспитателем она несколько раз теряла зрение. Ее выраженный эгоцентризм проявился даже в эпизоде осуждения мужа якобы за побои, а в действительности за то, что он хотел получить развод. Наличие у больной инвалидности юридически налагало на мужа материальную ответственность, так как болезнь (неспособность стоять и ходить. - Н. Г.) развивалась после нанесенной им травмы, он же нес и моральную ответственность перед окружающими за попытку оставить "беспомощную" жену и детей. Кроме того, положение "лежачей" больной позволяло ей командовать другими членами семьи и в первую очередь непослушной дочерью, которая уже не могла огорчать и волновать "тяжелобольную мать".
Если истероидный дар в силах "развивать" недостатки, доводя их до "совершенства", то, безусловно, таким же образом он помогает в развитии задатков и способностей.
С детства первосигнально одаренные истероиды привыкают к социальному наркотику внимания, успеха, популярности благодаря способности копировать кумиров массовой культуры, на лету схватывать, перенимать модный стиль. Кстати, именно в актерской профессии необходим дар имитации. Слово киноактрисе Нине Руслановой: "…актер присматривается к тому, что с людьми происходит. Немыслимо все брать из себя".
Назовем одаренных представителей этой - третьей - группы истероидов "звездами". Их будет отличать особое процессуальное удовольствие, получаемое от публичных выступлений, способность заводиться, взвинчиваться от большой, или новой, или значимой для них аудитории, интуитивно угадывать ее настроение и оправдывать ожидания людей, их потребность в сопереживании зрелищу. Главная же потребность звезды - потребность произвести грандиозный эффект, фурор. Вот уж где труд поистине не обезличен - у всех на виду! Входя почти в священный транс, звезды в таком состоянии способны и к жертвенному акту, когда на миру и смерть красна.
В поиске конкретных примеров на тему истероидных звезд не будем лишний раз заглядывать за кулисы артистического мира. Он хорошо знаком всем по фильмам и литературе. Ну хотя бы по блистательному роману Сомерсета Моэма "Театр". Близка к этому миру любая сфера искусства, например искусства спортивного (художественная гимнастика, фигурное катание…) или ораторского, например адвокатов. В качестве иллюстрации - одна из удивительных судеб истероидной звезды.