На совещании руководителей средств массовой информации в декабре 1987 года член Политбюро А. Яковлев, анализируя процессы перестройки, выделил, в частности, один из истероидных способов социального приспособления: "Демагогия сегодня - это особая форма социальной истерии. Это надо видеть, надо не поддаваться на внешне обманчивые, "перестроечные" заклинания, за которыми нет ничего, кроме неистового желания вычерпывать у общества все лучшее самой большой ложкой, не отдавая обратно ни гроша, паразитировать безнаказанно на труде, чувствах, интеллекте людей, на социализме".
Истероидные свойства не обязательно цементируются в однотипный, акцентуированный, способ поведения. Они могут быть частью более разнообразного арсенала приспособительных свойств, однако склонны расти как на дрожжах, вытесняя остальные. Всмотритесь в себя - умеете ли вы прощать, сострадать, сорадоваться, помогать, любить или все эти чувства уже замещены противоположными и вы встали на путь истероидного эгоцентричного развития личности?
УГОЛ ТРЕТИЙ. ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ, НАДО РАССЛАБИТЬСЯ
…Ему удавалось дешево отделываться от жизни, выторговать у ней и застраховать себе невозмутимый покой.
И. А. Гончаров
Люди, о которых пойдет речь в этой главе, испытывают радость бытия, погружаясь в состояние комфорта - в негу, в обволакивающую безмятежность приятных ощущений, наслаждаясь блаженством телесной, умственной, душевной умиротворенности.
Покой открывает нам свои объятия и удерживает в них по социально-биологическим законам. Рассмотрим их. Начнем, как всегда, с биологических механизмов - не оттого, что они главные, а потому, что изначальны.
У человека, интенсивно работающего, преобладает так называемая эрготропная система, у пассивно отдыхающего - трофотропная, необходимая для восстановления сил. Но трофотропную систему можно сознательно или неосознанно использовать как источник наслаждений процессом расслабления или как средство защиты от неприятных напряжений, будь то напряжения мышц, ума или души.
Действительно, если нет сызмальства приобретенной потребности в труде - трудового рефлекса, то об отдыхе человек забывает только в процессе любимого дела, в тревожной ситуации или в ситуации интригующей новизны. "Человек от природы не склонен к напряжениям, - говорит академик Николай Михайлович Амосов, - расслабляться легче и приятнее. Я называю это нормальной ленью".
Одним из наиболее мощных переключателей на трофотропный режим является процесс удовлетворения потребности в еде. Пища далеко не всегда только калории, жиры, белки, углеводы, микроэлементы и витамины, необходимые для восстановления жизнедеятельности. Наслаждение вкусным обильным столом - какое пиршество плоти! Оно достойно пера поэта, которым блестяще владел Н. Заболоцкий. "О самодержец пышный брюха, кишечный бог и властелин, руководитель тайный духа и помыслов архитриклин! Хочу тебя! Отдайся мне! Дай жрать тебя до самой глотки! Мой рот трепещет, весь в огне, кишки дрожат, как готтентотки, желудок, в страсти напряжен, голодный сок струями точит, то вытянется, как дракон, то вновь сожмется что есть мочи, слюна, клубясь, во рту бормочет, и сжаты челюсти вдвойне. Хочу тебя! Отдайся мне!"
"Больше так продолжаться не может", - сказал Уолтер Хадсон и сел на диету. Аккуратное выполнение предписаний врачей принесло прекрасный результат - за три недели он "сбросил" ни много ни мало 94 килограмма. Тем не менее и сейчас (в 1987 году. - Н. Г.) 42-летний житель Хемпстеда (штат Нью-Йорк) остается, как утверждают, самым тяжелым жителем планеты. Его вес составляет в настоящее время 450 килограммов… Но он все еще не может протиснуться в дверь, чтобы впервые за многие годы выйти из своей комнаты… В очередной раз попытавшись выйти из комнаты, он застрял в дверном проеме, и для вызволения Уолтера родственники были вынуждены вызвать слесарей. Вот уже 27 лет он практически не встает с постели, коротая время за телевизором и прослушиванием джазовых композиций". (Из газеты.)
Каждому знакомы богатыри на ниве обжорства, начиная от мифического Гаргантюа и кончая кем-нибудь из наших соседей, родных, друзей или сослуживцев. Гиганты гурманизма! Как любовно выписывает их образы Дюма-отец, сам богоподобный гастроном.
"Людовик XIV был грозный сотрапезник: он любил критиковать своих поваров, но когда они ему угождали, то он не знал границ в своих похвалах. Сначала король съедал несколько супов, либо сливая их вместе и приготовляя что-то вроде маседуана, либо пробуя в отдельности и перемежая бокалами старого вина… Король время от времени посматривал на присутствующих и с видом знатока оценивал способности нового гостя.
– Господин дю Валлон!
В это время Портос был занят рагу из зайца и только что положил в рот половину заячьей спинки. Услыхав свое имя, он вздрогнул и мощным движением глотки отправил кусок в желудок.
– Слушаю, государь, - пробормотал Портос приглушенным голосом, но довольно внятно.
– Пусть господину дю Валлону передадут это филе из барашка, - приказал король.
Портос получил блюдо с барашком и отвалил часть себе на тарелку.
– Обыкновенно я велю приготовить себе целого барашка.
– Целого?
– Да, государь.
– Каким же образом?
– А вот каким. Мой повар начиняет барашка сосисками, которые он выписывает из Страсбурга, колбасками, которые заказывает в Труа, жаворонками, которые он получает из Питивье. Не знаю уж каким способом он снимает мясо барашка с костей, как курятину, оставляя при этом кожу, которая образует поджаристую корочку. Когда барашка режут ломтями, как огромную колбасу, изнутри течет розовый сок, и на вид приятный и на вкус восхитительный.
Король слушал с широко открытыми глазами и, принимаясь за поданного ему тушеного фазана, заметил:
– Вот это едок, которому я позавидовал бы. Каково! Целого барашка! Подайте этих фазанов господину дю Валлону; я вижу, он знаток…
– Вы отведаете этих сливок? - спросил он Портоса.
– Из сладких блюд, государь, я признаю только мучные, да и то нужно, чтобы они были очень плотны; от всех этих муссов у меня вздувается живот, и они занимают слишком много места, которым я дорожу и не люблю тратить на пустяки
– Господа, - воскликнул король, указывая на Портоса, - вот настоящий гастроном! Так кушали наши отцы, которые понимали толк в еде, тогда как мы только поклевываем.
– Если вы можете съесть половину кабаньей головы, которая стоит вон там, - сказал он Портосу, - вы через год будете герцогом или пэром.
– Сейчас я примусь за нее, - флегматично отвечал Портос.
…Король и Портос продолжали есть, к общему удовольствию; некоторые из гостей попытались было подражать им из чувства соревнования, но скоро отстали.
Король багровел: прилив крови к лицу означал, что он сыт. В такие минуты Людовик XIV не веселел, а делался мрачным и молчаливым, а Портосом, напротив, овладело бодрое и игривое настроение.
Подали десерт.
…Людовик XIV встал. Вслед за королем поднялись все, даже Портос, который в эту минуту доедал кусок нуги, способной склеить челюсти крокодила".
Одной фразой Юрий Олеша сумел передать образ человека, влюбленного в свою плоть, сообщив, что тот пел по утрам в клозете. Радость всех отправлений организма переживает индивидуум, наделенный мощным желудочно-кишечным трактом - и когда наполняется желудок, и когда опорожняется кишечник. Сосредоточенность на пиршестве роскошной утробы отражена Рабле на каждой странице, живописующей о том, как Гаргантюа пукает, мочится, ест, пьет, какие подтирки использует.
Услаждая чрево, человек переходит от рабочего состояния к состоянию полудремотной неги, добродушной лености, к удовлетворенному миросозерцанию. На полные обороты запускается трофотропная система, которая в буквальном смысле слова закрывает глаза на все проблемы разом. К эндорфинам, гормонам кишечной радости, присоединяется сладкий морфий сна, сворачивая человека в уютный калачик.
Существует прямая связь между мощной пищеварительной системой и миролюбивым характером сибарита, равнодушного ко всему, что лежит вне зоны телесного комфорта и требует напряжений и забот. Существует следующая точка зрения. Человек развивается из трех зародышевых тканей. Одна (внутренняя в эмбрионе) оформляется в систему внутренних органов, среди которых доминируют органы пищеварения. Другая (промежуточная) - в скелетно-мышечный аппарат движения и сердечно-сосудистую систему. Третья (внешний зародышевый пласт) - основа нервной ткани, кожи, мозга. Если один из эмбриональных листков генетически более выражен по сравнению с другими, то вырастают конституционально запрограммированные к определенным потребностям люди. Эндоморфы - люди первого из названных акцентов развития. Для них характерен и особый темперамент - висцеротония, - связанный с преобладанием функциональных потребностей трофотропной системы. Вот перечень наиболее отличительных признаков эндоморфа-висцеротоника (по У. Шелдону, автору этой концепции):
– Расслабленность в осанке и движениях.
– Любовь к комфорту.
– Замедленные реакции.
– Любовь к пище.
– Социализация пищевой потребности.
– Удовольствие от пищеварения.
– Любовь к вежливому обхождению.
– Социофилия.
– Приветливость со всеми.
– Жажда похвалы, одобрения.
– Ориентация на других людей.
– Стабильность эмоциональных проявлений.
– Терпимость.
– Безмятежная удовлетворенность.
– Глубокий сон.
– Бесхарактерность.
– Легкость в общении и выражении чувств, висцеротоническая экстраверсия.
– Общительность и мягкость в состоянии опьянения.
– Потребность в людях в тяжелую минуту.
– Ориентация к детству и семье.
До У. Шелдона лица подобного характера и физического облика описал Э. Кречмер. Их телосложение он назвал пикническим: круглая голова, короткие конечности и туловище, коренастость, мощная бочкообразная грудная клетка и, понятное дело, вместительный живот. Их темперамент он назвал циклоидным. Это мягкие, теплые, добросердечные люди, сопереживающие, синтонные, естественно откликающиеся на радости и горести людские, сами испытывающие потребность высказаться, высмеяться, выплакаться, разрядиться полностью до комфортного состояния покоя. Такой темперамент предполагает благонравие и выраженность свойства конформности - неосознанной, врожденной склонности следовать за событиями, мнениями, а не возглавлять, не опережать их, склонности быть каждый раз похожим на свое окружение (психическая мимикрия), а не выделяться на его фоне.
Это тип сибарита, для которого комфорт непременная форма существования в любом месте и времени: удобства - для тела, бесконфликтность - для души и ума.
Когда благодушие наводнит все внутреннее пространство характера, то перед нами предстанет… "На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то заискивающее расположения и знакомства… В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: "Какой приятный и добрый человек!" В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: "Черт знает что такое!" - отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную. От него не дождешься никакого живого или хоть даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета". Ведь Маниловым все люди его круга, уродство и мертвые души которых как бы воочию предстают перед нами по ходу следования маршрутом Чичикова, совершенно искренне воспринимаются как люди "препочтеннейшие", "прелюбезнейшие". В таком сахарном сиропе, выделяемом душой Манилова, живется умиротворенно, покойно, без проблем.
Пышущий здоровьем индивидуум с генетически мощной системой пищеварения, испытывающий постоянную потребность в огромных количествах еды, сгорающей в организме, как в доменной печи, и человек болезненный - одинаково нуждаются в трофотропном режиме
Первый наслаждается им, второй ищет в нем убежище от страданий и лекаря. Но болит в человеке не только его тело - больно тонкоорганизованной душе от грубости, жестокости мира. Больно слабым нервам от шума и суеты. "Приди ко мне, о ночь, и мысли потуши! Мне надо сумрака, мне надо тихой ласки: противен яркий свет очам больной души, люблю я темные, таинственные сказки…" Эту тему будут сопровождать стихи Д. Мережковского, лидера русского декаданса.
Как правило, это меланхолики - люди с врожденно слабой нервной системой, нежно, мимозоподобно чувствительные, легкоранимые, люди беззащитные, с "содранной кожей", с "обнаженными нервами". Они вынуждены жить в тишине, в покое. Все громкое, яркое, стремительное бьет по ним как хлыстом. Все, что недуховно, неэстетично, несовершенно, вызывает отвращение - и в первую очередь плоть, обреченная на увядание и гибель. Цитирую письмо, которое получил психиатр Владимир Львович Леви: "Презираю природу и ненавижу тело. Презираю и ненавижу организм вообще и свой, в частности… Это какая-то зловещая ошибка, а может быть, просто издевательство - помещение духа в этот животный маразм, в эту слизь… Чего стоит один только мерзейший кишечник, производитель зловоннейшего в мире продукта, чего стоит один только вход в этот урчащий змеевик - рот, эта дыра, полная гнили и стрептококков. Можно еще как-то вытерпеть тело ребенка, если он уже вышел из состояния, когда купается в собственных выделениях… Но дальше, но дальше!… Осатанелое оволосение. Ноги, благоухающие заплесневелым сыром. Тошнотворная испарина дикорастущих подмышек… Душные джунгли, окружающие совмещенный санузел, где органы, изрыгающие отбросы, функционируют в одной упряжке с органами совокупления и размножения. И это называется цветением юности!… А дальше… А дальше распад. Прокисающие жиры, усыхающие белки, пухнущие сизые вены. Камни в почках и печени, грустный хруст одеревенелых суставов. Разлагающая работа нетерпеливой смерти, протухание заживо".
Слабый человек либо утрирует мир, низводит его до анатомической структуры, либо стремится эстетизировать грубую действительность, уйти от постоянно преследующего страха перед смертью, навязчивой картины разложения тела или травматического выхода из него крови, костей, внутренностей. Обо всем этом с удивительной мудростью рассказывает Лидия Гинзбург: "Эстетизм также несостоятелен в отношении к смерти, как он несостоятелен в искусстве. Не признаки разложения на любимом лице самое страшное… я видела, как две старые женщины с удивительной нежностью, уверенностью и спокойствием расчесывали волосы покойницы, у которой на шее под волосами уже бежали синие и красные пятна тления. У этих женщин было благообразное отношение к жизни, которое гораздо выше эстетического, потому что в нем нет страха и подлой слабонервности, которая хочет, чтобы мертвые благоухали, а живые тем более… Об этих заштатных фактах размышляют люди, размышляющие также над тем, что под розовой кожей юного лица, в сущности, находится голый череп и что у самого образованного человека есть кишки… Они уличают действительность. Уличают любовь прыщиком на носу любимой женщины, уличают смерть запахом тления, литературу уличают гонорарами и опечатками. Они начинают догадываться, что их обманули, что кишки и есть подлинная реальность, а молодая кожа и ямбы - шарлатанская выходка. Они думают, что для того, чтобы получить настоящие губы, нужно стереть с них губную помаду, и что настоящая голова - та, с которой снят скальп. Так по жизни бродят люди, уверенные в том, что, сдирая с вещей кожу и кожицу, они получают сущность".
Итак, перед меланхоликами (при крайней выраженности свойств этого темперамента) принципиально два пути вычурного акцентуированного развития. Первый- редкий - броситься во все тяжкие, чтобы приучить себя к жестокости, загрубеть сердцем, обрасти защитным цинизмом. Ну например, для начала пойти работать санитаром в больницу или служителем в морг с целью привыкнуть к виду крови, притерпеться к страданиям, не выделять из рядовых явлений смерть. Назовем таких индивидуумов "анатомистами". Другой путь - чистый - не видеть, не слышать, не знать о черных сторонах действительности, бежать от натурализма. Назовем таких индивидуумов "гиперэстетами".
Гиперэстет любит эксплуатировать свою слабую нервную систему в угоду принципу получения удовольствия. Он наслаждается в безопасном мире искусства, философии. Он подсознательно тянется к символам, фантастике и чертовщине, чтобы испытать сладкий страх приобщения к тайнам смерти, или отдается сладкому процессу пролития слез над сентиментальным вымыслом, героической романтикой.
Мир слабонервных "гиперэстетов" многолик. Они уходят от реальностей жизни, всей ее многогранной сложности, от реальных людей в конторы и бумажную деятельность, в религию и мистику, в комфортное созерцание жизни экранной, театральной, литературной. Уходят в мир "чистого" искусства или "чистой" науки, если есть к тому способности, или, ежели таковых нет, в мир грез. И, как правило, это люди глубоко одинокие. Как сказал поэт: "В твоей тюрьме - в себе самом - ты, бедный человек, в любви, и в дружбе, и во всем один, один навек!"
Особого драматизма конфликт с реальностью достигает в том случае, когда жизнь жестко требует от слабого человека, прячущегося по малейшему поводу в раковину, решительных поступков, работоспособности, то есть прямо противоположного его натуре образа действий. Так, трагически погиб царевич Алексей, мечтавший о покое, воспитанный в уютной, старозаветной боярской Москве пряниками да ленью, не в силах стать помощником и преемником в делах Петра Великого, по слабохарактерности разыгранный, как карта, в политической борьбе с грозным царем его противниками.
Слабая нервная система меланхолика в сложной ситуации срабатывает как защитный механизм. Благодаря почти беспрепятственному процессу внешнего торможения она переключает организм на трофотропный режим экономии сил, срабатывает наподобие "пробки" в электросети, "вырубая" восприятие в ситуации перенапряжения. Но позиция страуса, прячущего голову в песок, уязвима, если не биологически, то социально.
Итак, частично названы биологические корни склонности к физическому покою: мощная трофотропная система, врожденная (эндоморфы) или часто эксплуатируемая излишествами при жизни (гурманы), слабая нервная система (меланхолики)…
Продолжаем: речь пойдет о врожденной психопатии, о так называемом "неустойчивом" типе человеческой индивидуальности. Точнее сказать, характер индивидуальности здесь определяется… бесхарактерностью и полным отсутствием индивидуальности. Мы можем прочитать о них в любом руководстве по психиатрии как о людях, которые легко подпадают под дурное влияние среды, спиваются, делаются картежниками, растратчиками. Это люди без интересов, без привязанностей, смертельно скучающие в одиночестве; они вызывают брезгливое чувство в окружающих своей беспорядочностью, неаккуратностью, а особенно ленью. Их несчастье - наркотические средства, под влиянием которых они часто делаются неузнаваемыми: грубыми, дерзкими, эгоистичными. Кстати, лица алкоголика и неустойчивого психопата почти идентичны. Автор не располагает статистикой, но имеет право предположить, что врожденное отсутствие психической индивидуальности, выбора своих целей жизни, при склонности к наркотикам и дурным влияниям, - следствие воздействия семейного алкоголизма на генетическую основу детей.