Итак, миф Кодряну жив; он может способствовать идейной связи европейских правых, которые сами подвергаются постоянному преследованию. Тем не менее, его нужно понимать как вызов и задачу, так же как это делал сам Кодряну и образно выражался: "… и железо нашей Гвардии, которое прошло через этот огонь и через воду самой подлой измены, стало сталью".
Корнелиу Зеля Кодряну – prezent!
Хаген Острау, Германштадт (Сибиу), июнь 2007 года
Легионеры!
Я пишу для нашей общности легионеров, для всех легионеров из деревни, фабрики и университета.
Я не обращаю внимание на какие-нибудь писательские правила, так как у меня нет для этого времени. Я пишу быстрым пером, с поля сражения, посреди вражеских атак. В этот час мы окружены со всех сторон. Враги выступают против нас самым низким способом. Измена атакует наши ряды.
Уже два года мы находимся в цепях подлой цензуры.
Уже два года газеты терпят наши имена и само слово "легионер" только для того, чтобы поносить их. Настоящий дождь низостей льется на нас под аплодисменты наших врагов, которые так хотели бы видеть нас уничтоженными. Но скоро эти носители трусости и их заказчики узнают, что все атаки, на которые они возлагают свои надежды по уничтожению движения легионеров, что все их заботы и отчаянные усилия были напрасны. Так как легионеры не умирают!
Несгибаемые, непоколебимые, непобедимые и бессмертные, они всегда как победители смотрят на поток бессильной ненависти.
Мнение, которое может сложиться в мире нелегионеров о следующих страницах, мне безразлично, так же как и воздействие, которое они могли бы вызвать в таком мире.
Я хочу, чтобы вы, борцы за другое румынское будущее, при чтении этих строк, узнавали в них ваше собственное прошлое и вспоминали о вашей борьбе. Еще раз вы могли бы испытать перенесенные страдания и удары, которые вы выдержали ради своего народа. Вооружите ваши сердца огнем и жестким решением для тяжелого, но справедливого боя, который вы приняли, и исход которого, как мы все знаем, может быть только один: победа или смерть.
Я думаю о вас, когда пишу. О вас, которые должны умирать и принимать крестины смерти с хладнокровием ваших фракийских предков. Я думаю о вас, которые должны переступить через мертвых и их могилы и двигаться дальше, держа в руках победоносные знамена румын.
ВСТУПЛЕНИЕ В ЖИЗНЬ
В Добринском лесу
Март 1919 года
Весной 1919 года однажды во второй половине дня мы собрались в Добринском лесу, выставив посты наблюдения на высотах над городком Хуши. Группа из примерно двадцати учеников шестого, седьмого и восьмого классов старшей гимназии.
Я созвал этих молодых товарищей, чтобы обсудить с ними серьезный вопрос: что нам делать, если на нас нападут большевики? Мое представление, к которому присоединились также другие товарищи, было следующим: если большевистская армия перейдет Днестр, а также Прут, чтобы продвигаться вперед вплоть до нашей местности, мы не покоримся им, а вооружимся и уйдем в лес. Здесь мы хотели основать румынский центр борьбы и сопротивления и приводить врага в замешательство нашими внезапными нападениями. Мы хотели сохранить дух непреклонности и поддерживать искру надежды в румынских народных массах из деревни и города. Посреди древнего леса мы подтвердили наше решение клятвой. Лес был частью того знаменитого леса Тигеч, в котором в ходе молдавской истории нашли смерть многие враги. Мы решили приобрести себе оружие и боеприпасы и сохранять безусловное молчание. Дальше мы хотели разведать территорию и провести боевые учения в лесу и, наконец, основать организацию, которая маскировала бы наши намерения.
Мы основали культурный и национальный ученический союз в гимназии в Хуши, которому мы присвоили имя Михаила Когэлничану. Союз был разрешен руководством школы. Мы начали в городе с художественных представлений и докладов, которые происходили на публике в то самое время, когда мы проводили боевые учения в лесу. Оружие в те дни можно было найти достаточно легко, так что у нас после двух отступлений было готово все, в чем мы нуждались.
В те времена в стране царила смута, которую мы очень хорошо понимали несмотря на наш лишь восемнадцатилетний возраст. Население было под впечатлением большевистской революции, которая в ее полном размахе была всего лишь в паре шагов от нас. Крестьянство инстинктивно сопротивлялось этому опустошительному потоку. Тем не менее, при отсутствии какой-либо организации у него не было серьезных возможностей для сопротивления. С другой стороны, рабочий класс во все растущей степени поворачивался к коммунизму, в чем его систематически поддерживали еврейская пресса и сами евреи. Каждый еврей, будь то торговец, интеллектуал или банкир, в своем кругу влияния был агентом коммунистических, направленных против румынского народа идей. Румынский интеллектуальный слой был нерешителен, государственный аппарат недееспособен. Ежеминутно нужно было считаться с началом революции или с нападением с той стороны Днестра. Удар из-за границы, вместе с еврейско-коммунистическими бандами внутри страны, которые нападали бы на нас, разрушали бы мосты и взрывали бы склады боеприпасов, стал бы роковым для судьбы нашей нации.
В этой ситуации, в боязливой заботе о дальнейшем существовании и свободе нашей только что, после тяжелой войны, объединенной страны, у нас возникла мысль об акции, которая привела к клятве в Добринском лесу.
Я пять лет посещал военный лицей в Мэнэстиря-Дялу. Под командованием майора, позднее полковника Марсела Олтяну, коменданта военного лицея, капитана Вирджила Бадулеску и старшего лейтенанта Эмила Паланджяну я получил строгое военное воспитание и обрел здоровую веру в мою собственную силу.
Военное воспитание в Мэнэстиря-Дялу должно было следовать за мной на протяжении всей моей жизни. Порядок, дисциплина и командирские качества, которым меня обучали с самой ранней молодости, наряду с чувством солдатской чести должны были создать фундамент всей моей будущей деятельности. Здесь я научился мало говорить, что позже породило у меня ненависть ко всякого рода болтовне. Здесь я научился любить борьбу и презирать салоны. Военные знания, которые я здесь приобрел, должны были позволить мне позже рассматривать все из этой перспективы. Вера в достоинство мужчины и честь солдата, в которой меня воспитывали офицеры, должны были принести мне неприятности и страдания в мире, в котором так часто недостает чести и достоинства.
Я проводил лето 1916 года дома, в Хуши. Моего отца уже два года назад призвали в его полк и отправили на Карпаты. Однажды ночью мать разбудила меня спящего и сказала, плача и крестясь: "Вставай, во всех церквях звонят в колокола". Это было 15 августа, Вознесение Богородицы. Я понял, что объявлена мобилизация, и что в этот момент румынская армия переходит горы. Я дрожал всем телом от волнения. Через три дня я сбежал из дома к своему отцу, сгорая от желания тоже попасть на фронт. После многих приключений я попал в 25-ый пехотный полк под командованием полковника В. Пипереску, в котором мой отец был командиром роты, и который вдоль долины реки Ойтуз наступал на Трансильванию.
Мое несчастье было велико, командир полка отказался принять меня в свой полк добровольцем, потому что мне было лишь 17 лет. Все же я участвовал в продвижении и в отходе из Трансильвании, и когда мой отец 20 сентября над Соватой, у гор Цереш-Дому был ранен, я смог помочь ему перед лицом наступающего врага. Хотя и раненый, он отказался от отправки в тыл, а сохранял командование своей ротой во время всего отхода, а также еще во время тяжелых боев, которые последовали у Ойтуза.
Однажды ночью, где-то в два часа, полк получил приказ о наступлении. В ночной тишине офицеры контролировали свои выдвигавшиеся по грунтовой дороге войска.
Моего отца вызвали к полковнику. Когда он вскоре вернулся, то сказал мне:
"Не лучше ли тебе вернуться домой? Мы готовимся к сражению. Плохо будет, если мы оба здесь умрем, ведь мать дома останется с шестью маленькими детьми без какой-то помощи. Также полковник сообщил мне, что не хочет брать ответственность за твое пребывание на фронте".
Я чувствовал, что он боролся в душе с самим собой: он не решался оставить меня одного посреди ночи в чистом поле, на незнакомых дорогах, в сорока километрах от ближайшей железнодорожной линии.
Когда я заметил, что его это беспокоит, я передал ему карабин и обе патронные сумки. В то время как колонны полка подходили и терялись в темноте ночи, я остался один на обочине дороги, а потом побрел к старой государственной границе.
Через один год я поступил в пехотное военное училище в Ботошани, с той же самой целью: попасть на фронт. Здесь я с 1 сентября 1917 по 17 июля 1918 года в кадровой роте военного училища усовершенствовал свое солдатское воспитание и военные знания.
Теперь, через один год – в 1919 году – был мир. Мой отец, по профессии учитель гимназии, всю свою жизнь был национальным борцом. Мой дедушка был лесным сторожем, прадедушка тоже. Издавна мой род во времена притеснения был родом лесов и гор. Так военное воспитание и кровь моих предков придали нашему поступку в Добринском лесу, каким бы наивным он не был, тот оттенок серьезности, который трудно было бы предположить в нашем юном возрасте. Так как в эти мгновения мы чувствовали в наших сердцах заветы предков, которые боролись за Молдову на тех же тропах, на которые никогда не рисковали ступить наши враги.
В Ясском университете
Сентябрь 1919 года
Лето прошло. Осенью я сдал экзамен на аттестат зрелости, и наша группа распалась, так как каждый из нас пошел в университет.
От Добрины осталось только воспоминание о воле защитить отечество от вражеских нашествий.
Я покинул Хуши в решающее для каждого молодого человека мгновение: я пошел в университет. Я принес знания, которые приобрел в гимназии. Я не читал сенсационную литературу, которая отравляет душу. Кроме естественного чтения румынских классиков я прочел все статьи Александру К. Кузу из "Sămănătorul" и "Neamul Romanese". Мой отец хранил собранные журналы в ящиках на полу. В мои свободные часы я поднимался, чтобы читать их. По существу эти статьи представляли три жизненных идеала румынского народа:
1. Объединение всех румын,
2. Подъем крестьянского сословия через предоставление ему земли и политических прав,
3. Решение еврейского вопроса.
Две основных мысли образовывали ядро всех национальных публикаций того времени:
"Румынию – румынам, только румынам и всем румынам".
"Народный дух – это творческая сила человеческой культуры, а культура – творческая сила народного духа". A. К. Куза.
В глубоком благоговении я приближался к Яссам, которые каждый румын любит, понимает или, по крайней мере, должен увидеть.
В Яссах жили Мирон Костин, Богдан Петричейку Хашдеу, Михаил Эминеску, Ион Крянга, Василе Александри, Костаке Негри, Якоб Негруци, Михаил Когэлничану, Симион Бэрнуциу, Василе Конта, Н. Йорга, Ион Гаванескул. Здесь блистала, прежде всего, сильная личность профессора А. К. Кузы, который возглавлял кафедру политической экономии. Университет стал школой национализма, Яссы – городом великого румынского прорыва, наших национальных идеалов и стремлений. Город Яссы был велик из-за страданий 1917 года, когда король Фердинанд нашел здесь убежище в трудные дни, и велик из-за своей того, что по воле судьбы ему довелось стать городом объединения всех румын; великим также из-за его прошлого и его трагического настоящего, ибо город сорока церквей умирает забытым под безжалостным еврейским потопом. Построенные как Рим на семи холмах Яссы были и остаются вечным оплотом румынского духа.
Я приближался к этому городу осенью 1919 году полный почтения, очарованный его большой славой, одновременно, однако, в глубоком волнении, так как именно здесь я родился двадцать лет назад. И как каждый молодой человек я приближался со страхом вновь увидеть родную землю и поцеловать ее.
Я записался на юридический факультет.
Ясский университет, который закрылся во время войны, был вновь открыт уже целый год. Прежние студенты, которые возвращались теперь с фронта, сохраняли традиционную национальную линию студенческой жизни довоенного времени. Они были разделены на два лагеря: один под руководством Лабуска с философского факультета, другой под Нелу Ионеску с юридического факультета. Эту в численном отношении маленькую группу прямо-таки подавляли массы еврейских студентов, которые прибывали из Бессарабии и были агентами и пропагандистами коммунизма.
Профессора университета, за исключением маленькой группы, во главе которой стояли А. К. Куза, Ион Гаванескул и Корнелиу Шумуляну, были приверженцами тех же левых идей. Профессор Паул Буйор заявил однажды перед собранным румынским сенатом: "Свет приходит с востока", т.е. с той стороны Днестра.
Эта позиция университетских профессоров, воспринимавших национальную идею и национальную позицию как "варварство", влекла за собой то, что студенчество потеряло всякую ориентацию. Одни открыто поддерживали большевизм. Другие, большинство из них, полагали: "Что бы ни говорили, национальная эпоха проходит, человечество поворачивает налево". Группа Лабускa скатывалась к этому направлению. Группа Нелу Ионеску, к которой присоединился также и я, распалась, когда мы проиграли выборы.
Продвижению вперед антинародных идей, которые защищала сконцентрированная масса профессоров и студентов и поддерживали все враги Великой Румынии, не противопоставлялось никакое сопротивление из рядов румынского студенчества. Некоторые немногие, которые как мы еще пробовали удержаться на наших позициях, окружались презрением и враждебностью. Иначе настроенные сокурсники и те, у которых была "свобода совести" и принципы свободы, плевали нам вслед, если мы шли по улицам или по аудиториям. Они становились агрессивными, день ото дня все более агрессивными. Происходили собрания за собраниями с тысячами студентов, на которых пропагандировали большевизм, устраивали нападки на армию, юстицию, церковь и корону. Лишь единственное студенческое объединение сохраняло свой национальный характер: "Аврам Янку", союз буковинских и трансильванских студентов, под руководством студента Василе Ясински.
Университет, основанный в 1860 году, с его национальной традицией, стал очагом антирумынской враждебности.
Революция готовится
Такое положение сложилось не только в университете. Масса рабочего класса Ясс была заражена коммунизмом и готова к удару. На фабриках работали очень мало. Проходили многочасовые заседания комитетов, совещания, собрания. Мы находились в самом центре систематической акции саботажа, которая была подготовлена по определенному плану и следовала приказу: "Разрушайте, уничтожайте машины, создавайте всеобщую материальную нужду – она тогда сама приведет к началу революции!" Чем лучше исполнялся этот приказ, тем сильнее распространялась бедность. Голод отбрасывал угрожающие тени. Волнение в рядах рабочих масс росло. Каждые три-четыре дня на улицах Ясс происходили большие коммунистические шествия. От десяти до пятнадцати тысяч рабочих, голодных и подстрекаемых еврейскими преступниками из Москвы, двигались по улицам, пели "Интернационал" и кричали: "Долой армию!" "Долой короля!" Они несли транспаранты с надписями: "Да здравствует коммунистическая революция!", "Да здравствует Советская Россия!"
Если бы они теперь победили? Была ли бы у нас тогда хотя бы пусть даже и управляемая румынскими рабочими Румыния? Стали ли бы румынские рабочие хозяевами в стране? Нет, никогда! Они буквально на следующий день превратились бы в рабов самой подлой тирании еврейского талмуда. Великая Румыния рухнула бы через одну секунду. Румынский народ был бы искоренен без сострадания, убит или отправлен в Сибирь, безразлично, будь то крестьяне, рабочие или интеллектуалы. Отнятая у румын земля Марамуреш до Черного моря была бы колонизирована еврейскими массами. Здесь возникла бы настоящая Палестина.
Мы сознавали, что в те часы весы судьбы румынского народа качались между смертью и жизнью. Эту уверенность разделяли также и евреи, которые из глубокого тыла подталкивали румынских рабочих к революции. У них не было ничего общего с той тревогой, которая наполняла в те мгновения наши сердца. Они знали, чего они хотели. Только румынские интеллектуалы не знали этого. Интеллектуалы, которые были образованными людьми, и которые были призваны в тяжелые мгновения помочь народу найти правильный путь, не исполняли свой долг. Эти недостойные в те решающие часы утверждали с граничащей с преступлением неосведомленностью, что "свет приходит с востока". Кто должен был сопротивляться революционным группам, которые с дикими угрозами двигались по улицам всех городов? Студенты? Интеллектуалы? Полиция? Служба безопасности? Стоило им лишь услышать приближающиеся колонны, как они впадали в панику и исчезали.
Гвардия национального сознания
Дождливым вечером осенью 1919 года один друг в столовой ремесленного училища, где я был тогда педагогом, показал мне следующую газетную заметку:
""Гвардия национального сознания" сегодня, в четверг, в девять часов вечера на улице Александри, дом 3, проводит свое собрание".
Я немедленно поспешил туда с жаждой познакомиться с этой организацией, о вызове на бой которой против коммунизма я прочитал несколько месяцев назад.
В одной комнате на улице Александри, дом 3, которая была обставлена несколькими грубо сколоченными деревянными скамьями, я нашел только одного мужчину примерно сорока лет. Он недовольно стоял за столом и ждал, что люди появятся на совещание. Большая голова с грубыми чертами лица, сильные руки, тяжелые кулаки, фигура среднего роста. Это был Константин Панку, президент "Гвардии национального сознания".
Я представился и сказал, что я студент и хотел бы, чтобы меня как солдата приняли в гвардию. Он принял меня. Таким образом я принял участие в совещании. Присутствовали примерно двадцать человек: один наборщик, один студент, четыре механика из управления Государственных табачных фабрик, двое с государственной железной дороги, несколько ремесленников и рабочих, один адвокат и один священник. Обсуждалось развитие и подъем коммунистического движения на различных фабриках и кварталах, чтобы потом приступить к вопросам организации Гвардии.
С этого вечера моя жизнь разделилась на две части. Одна принадлежала борьбе в университете. Другая вместе с Константином Панку – борьбе в рядах рабочего класса. Я душевно привязался к Панку и оставался под его руководством вплоть до роспуска организации.
Константин Панку
Константин Панку, чье имя в те дни было на устах всех жителей обоих лагерей Ясс, не был интеллектуалом. Он был ремесленником, водопроводчиком и электриком. Он проучился четыре класса в народной школе. Панку обладал ясным и твердым мышлением и уже двадцать лет занимался рабочими вопросами. Уже несколько лет он был председателем профсоюза рабочих-металлистов. Как оратор он производил на массы глубокое впечатление. В своем сердце и совести настоящий румын, он любил страну, армию, короля. К тому же он был хорошим христианином. У него были мускулы борца, и он был силен как Геракл. Жители Ясс знали его уже давно.