Акция Панку длилась один год. Она росла вместе с большевистской опасностью и снова стихала со спадом этой опасности. Сначала это были только совещания, потом собрания, на которые приходили пять-шесть, даже десять тысяч человек. Собрания происходили в критическое время еженедельно в Зале Князя Мирчи, или под свободным небом на площади Униря (Объединения). Среди тех, кто регулярно брал слово, был также и я. Здесь я научился говорить перед массой. Несомненно, что "Гвардия национального сознания" растормошила национальное чувство румын в таком важном центре как Яссы в критическое время и соорудила тем самым прочную дамбу против коммунистического прилива.
Наша деятельность не ограничивалась одними Яссами. Мы путешествовали также в другие города. Кроме того, существовала регулярно выходящая газета "Constiinta" ("Сознание"), которая со своим сигналом тревоги проникала почти во все города Молдовы и Бессарабии.
В рамках акции почти ежедневно происходили столкновения между обоими лагерями, неизбежные, кровавые столкновения. При этом у нас было много раненых.
Напряжение протянулось до весны. После двух больших достигнутых нами побед наступательная сила наших противников была ослаблена.
Мы занимаем управление табачными монополиями
К середине февраля 1920 года по всей стране говорили о всеобщей забастовке. Решительный бой приближался.
11 февраля около 12 часов дня в городе распространился слух, что в управлении табачными монополиями, где насчитывалось примерно тысяча рабочих, началась забастовка, поднято красное знамя, сорваны и растоптаны ногами портреты короля, и повешены фотографии Маркса, Троцкого и Раковского. Там избили наших людей, механики, которые входили в "Гвардию", были ранены.
В час дня мы, примерно сто человек, находились в нашем доме. Панку руководил обсуждением. Было предложение послать правительству телеграмму и потребовать вмешательства армии. Я считал, что мы все, которые присутствовали здесь, должны были идти к управлению табачными монополиями и, невзирая на опасности, убрать красное знамя. Мое предложение было принято.
Мы взяли наше знамя и в быстром темпе маршировали с пением песни "Desteapta-te Romane" ("Проснись, румын!") по улицам, во главе с Панку. Поблизости от фабрики мы затоптали несколько коммунистических групп.
Мы вошли во двор фабрики. Мы проникли в здания. Я с нашим знаменем залез на крышу и прикрепил его наверху. Оттуда я начал говорить. Появилась армия и заняла фабрику. Мы с песнями вернулись назад в наш дом. Мы размышляли: наше быстрое вмешательство прошло хорошо. В городе сообщение о нашем поступке распространится с быстротой молнии. Забастовка тем не менее продолжится. Армия может, пожалуй, охранять знамя, но она не сможет снова заставить предприятие работать. Что делать? Тут у нас созрел план найти готовые к труду руки по всем Яссам.
Через три дня четыреста пришедших из всех кварталов Ясс рабочих устроились на фабрику, которая снова могла приступать к работе. Забастовка не удалась. Половина забастовщиков через две недели потребовала снова допустить их до работы.
Наша победа была велика. Первый шаг ко всеобщей забастовке был отбит. На этот раз планы еврейско-коммунистического консорциума были расстроены. Наш поступок нашел оживленный отклик в рядах румын и укрепил их мужество.
Трехцветный флаг развевается над мастерскими в Николине
Мастерские государственных железных дорог в ясском районе Николина представляли собой самый сильный коммунистический центр. Здесь находилось более четырех тысяч рабочих, полностью зараженных большевизмом. Кварталы вокруг этих мастерских были заполонены евреями. По этой причине руководитель Коммунистической партии в Яссах доктор Гелертер и его помощник Гелер соорудили именно здесь свой центр.
Не прошло и месяца с поражения в управлении табачными монополиями, когда был снова подан знак о начале всеобщей забастовки и решительного боя: над цехами было поднято красное знамя. Забастовка началась. Рабочие покидали свои рабочие места. Власти были бессильны.
Мы, расклеив плакаты, созвали всех румын на следующий день на собрание в Зале Князя Мирчи. После нескольких докладов мы с нашими знаменами вышли на улицу, и со всем собранием отправились в сторону Николины.
На площади Униря нас остановили полицейские и посоветовали не двигаться дальше, так как нас ожидало свыше пяти тысяч вооруженных коммунистов, и могло произойти большое кровопролитие. Мы с площади Униря повернули к вокзалу. Здесь мы подняли знамена на депо и на здании вокзала, захватили поезд, который стоял у платформы, и поехали в Николину. На вокзале Николина кто-то переставил стрелки, так что мы проехали на поезде вплоть до самих цехов. Цеха были пусты. На одном из зданий трепыхалось красное знамя. С румынским флагом в зубах, я влез наверх по вбитым в стену железным скобам. После некоторых трудностей – забираться пришлось на значительную высоту – я попал на крышу. Я поднялся и пополз до фронтона. Там я сорвал красное знамя и под неописуемым ликованием поставил румынский флаг на его место. С фронтона я говорил. По ту сторону стен накапливалась все увеличивающаяся масса коммунистов, которые принимали угрожающий вид. Возник адский шум: изнутри крики "Ура!", снаружи возгласы "Фу!" и проклятия. Я медленно спустился.
Теперь Панку дает команду на прорыв. В воротах коммунистические толпы перекрывают нам выход с возгласами: "Панку и Кодряну – выходите!" Мы проходим тридцать метров мимо толпы и направляемся к воротам, Панку в середине, справа один ремесленник, слева я. У нас руки в карманах, на револьверах, и мы идем вперед, не говоря ни слова. Стоящие у входа рассматривают нас молча. Теперь только лишь немного шагов разделяют нас. Я ежеминутно ожидаю услышать свист пули. Мы проходим прямо и решительно. Все-таки это необычное мгновение... Еще нужно пройти два шага... Тут коммунисты расходятся направо и налево и освобождают нам дорогу! Примерно в десяти метрах удаления мы идем в беззвучной тишине между их рядов. Мы не смотрим ни вправо, ни влево. Ничего нельзя услышать, даже дыхания.
За нами идут наши. Они тоже проходят, но теперь молчание переходит в бранные слова и угрозы. Тем не менее, до столкновения не доходит. Мы сплоченными рядами идем вдоль железнодорожных путей к вокзалу Ясс. Над цехами победоносно развевается румынское знамя...
Моральный успех этого действия огромен. "Гвардия национального сознания" – это тема разговоров дня. Предчувствие румынского пробуждения носится в воздухе. Железнодорожные поезда разносят это пробуждение по стране на все четыре стороны света.
У нас есть уверенность, что большевизм потерпит поражение. Перед ним поднялась стена осознания, которая предотвратит его распространение. Все дороги для его продвижения перекрыты.
Спустя некоторое время последовали также мероприятия правительства генерала Авереску, которые лишили большевизм всех шансов на успех.
Национально-христианский социализм
Национальные профсоюзы
"Гвардия национального сознания" была боевой организацией для уничтожения противника.
Вечерами 1919 года я часто беседовал с Панку. Я говорил ему:
Недостаточно только победить коммунизм, мы должны бороться за права рабочих. У них есть право на хлеб и честь. Мы должны бороться против жаждущих власти партий и создавать национальные рабочие организации, чтобы рабочий смог получить свои права в рамках государства, а не против государства.
Мы не позволим никому устанавливать на румынской земле какое-то другое знамя, кроме знамени нашей национальной истории. Насколько бы ни был прав рабочий класс, мы не можем позволить ему восставать над и против границ страны. Никто не может принять того, что в справедливой борьбе за хлеб насущный все, что создал двухтысячелетний труд усердного и смелого народа, будет опустошено и достанется в руки чужому народу банкиров и ростовщиков. Каждому – его право, но в рамках права его народа. Нельзя допустить, чтобы ради собственного права было разрушено историческое право народа, к которому ты принадлежишь.
Но мы так же мало можем допустить, чтобы под твоей защитой национальных лозунгов властолюбивый и эксплуататорский слой притеснял рабочий класс, буквально сдирая с них шкуру и беспрерывно повторяя лозунги: об отечестве – которое они не любят, о Боге – в которого они не верят, о церкви, которую они никогда не посещают.
Так мы принялись организовывать рабочих в национальные профсоюзы и даже создавать для них политическую партию "национально-христианского социализма". (В те времена я еще ничего не слышал об Адольфе Гитлере и о немецком национал-социализме).
Мы приступили к организации национальных профсоюзов. Я хочу привести здесь учредительный протокол одного такого профсоюза, который был опубликован в "Constiinta" в номере за 9 февраля 1920 года, чтобы дать картину национального сознания рабочего класса тех дней:
"Мы, нижеподписавшиеся, ремесленники, рабочие и служащие Государственной табачной фабрики R.M.S., собравшиеся сегодня, в понедельник, 2 февраля 1920 года, в доме Гвардии национального сознания на улице Александри, дом 3, под председательством господина К. Панку, активного председателя Гвардии, ввиду преступных намерений нескольких элементов, которые служат другим интересам, а не интересам своего народа, и ввиду пропаганды, которую они ведут, чтобы угрожать дальнейшему существованию народа, а также всем нам, которые на протяжении всей жизни должны бороться за ежедневный кусочек хлеба, единственное питание нас и наших детей, – мы честные и справедливые румынские рабочие, которого со знаменем нашего отечества хотим идти к его благу тем путем, который предписывают наивысшие интересы народа, и хотим положить конец враждебной пропаганде в наших рядах, приняли решение объединиться в национальном профсоюзе, для которого мы выбрали нижеперечисленное правление, а также представителя Гвардии национального сознания". Следуют 183 подписи.
"Руководители" румынского рабочего класса
"Руководители" коммунистических рабочих в Румынии не были ни румынами, ни рабочими.
В Яссах: Доктор Гелертер, еврей; Гелер, еврей; Шпиглер, еврей; Шрайбер, еврей, и т.д.
В Бухаресте: Илие Москович, еврей; Паукер, еврей, и т.д.
Вокруг них некоторое количество заблуждающихся румынских рабочих.
Если бы революция увенчалась успехом, то президентом республики, который опрокинул бы трон нашего славного короля Фердинанда, стал бы бухарестский еврей и коммунист Илие Москович. В 1919 году, когда в парламенте Великой Румынии все депутаты и сенаторы объединенных румынских провинций, охваченные святостью момента объединения, поднялись со стульев и отдали почести великому королю, увеличившему территорию страны, то этот Илие Москович отказался вставать и вызывающе остался сидеть.
Позиция еврейской прессы
Необходимо заклеймить и позицию еврейской прессы в те столь опасные для нашего народа мгновения. Каждый раз, когда румынский народ находился под угрозой своего существования, эта пресса поддерживала только те точки зрения, которые были на руку нашим врагам.
Однако с точно той же точкой зрения сразу начинали рьяно бороться, стоило ей только стать полезной румынскому движению обновления. Дни наших забот были для них днями радости, дни наших радостей – днями их скорби.
Свобода, в которой так сильно отказывают сегодня национальному движению, была в то время поднята до уровня догмы, так как ее целью было служить нашему уничтожению. Так еврейская газета "Adevarul" ("Правда") 28 декабря 1918 года писала:
"... Если признать за социалистической партией право на свободную деятельность, то нельзя утверждать, что вместе с тем этой партии предоставляется какая-то привилегия. Какая бы партия ни желала устраивать демонстрации, всегда нужно гарантировать ей это право..".
В той же газете сообщалось:
"Ненависть всегда должна быть нашим стимулом в борьбе против партии убийц, которая правила при Ионе Брэтиану".
Стало быть, ненависть еврейства против румын одобряется. Ей содействуют и пользуются как средством борьбы. Но если румыны захотят защищать свои попранные права, то их борьбу изображают как ненависть, а потом уже ненависть считается признаком варварства, низкого образа мыслей.
О подстрекательстве еврейской прессы по поводу волнений информирует следующая статья из "Adevarul" от 11 октября 1919 года:
"Сумасшедшие! Где сумасшедшие?
Как говорилось, у нас слишком много умных людей и ни одного сумасшедшего. Однако мы нуждаемся в сумасшедших. Те в 1848 году были глупцами и искоренили тогда господство бояр... Сегодня нам тоже нужны сумасшедшие. С одними умными, которые каждый волосок могут разделить на четырнадцать частей, и даже после того не могут ни на что решиться, ничего не удастся сделать. Нам нужен хотя бы один сумасшедший, если не еще больше. Откуда мне знать, что каждый сумасшедший будет делать?...
Итак, требуется безумец. Безумцы – вперед!
Даже социалисты стали благоразумными. За ними действительно стоит партия и люди, которые никого не должны бояться. У никого из них нет страха, насколько я вижу. Но они также благоразумны. Так же как когда-то делал Иона Нэдежде, они вплоть до гроба придерживаются законного порядка. Гражданские и военные органы власти хотят оттолкнуть их от этого. Тщетно. Их тактика – это законный путь. Даже если в них стреляют, как 13 декабря 1918 года, даже если их бьют до полусмерти, социалисты протестуют с большим достоинством, но не отклоняются с законного пути.
Во всяком случае, мы сегодня нуждаемся в сумасшедших. Пусть выйдут вперед сумасшедшие, которые должны начать нелегальную и противозаконную акцию для устранения сегодняшнего положения..".
Против христианской церкви писал еврейский листок "Opinia" 10 августа 1919 года:
"Националисты Яссы начинают волноваться: Однако их слишком мало, и они еще и слишком бездарны.
Националисты основали "Гвардию национального сознания". Они издавали призывы. Они проводят собрания... Привлечены также шовинистические студенты. И неизбежные священники тоже появились...
В то время как повсюду церковь отделяется от государства и остается личным делом каждого отдельного человека, наши националисты призывают духовенство, чтобы развивать организованную и фундаментальную религиозную пропаганду...
Тогда появляется священник: с жестом кротости его рука берет народ за чуб и бьет его лбом по каменным ступеням церкви, пока он не потеряет сознание. Этого хочет Бог!
Сегодня эта ложь никого больше не ослепит. Напрасно националисты цепляют на руки трехцветные ленты. Напрасно интеллектуалы ведут травлю против евреев. Напрасно они подстрекают священников, чтобы те проклинали нас в церквях. Сегодня никто больше не боится их анафемы.
... Мы учим любви среди людей. И для тех дверей церквей, за которыми скрываются ненависть и месть, у нас не остается ничего кроме пинков".
И под заголовком "Процессия" та же еврейская газета "Opinia" 26 октября 1919 года подстрекала:
"Честное духовенство предоставило в распоряжение "Гвардии национального сознания" для ее маршей свои бороды, мантии и хоругви. Но роскошь иметь в своем распоряжении самого Господа Бога с его всем генеральным штабом, стоит денег. Мы требуем разделения государства и церкви. Мы ни за что не допустим, чтобы за счет выжатых из нас налогов взращивались мракобесие, "отказ от своего я" и "дух аскетизма", которые содействуют полицейскому режиму...
Купола церкви тяготеют на плечах человечества – четки тянут его вниз к земле.
Это будет пустой процессией. Музейные мантии двинутся по улицам, бриллиантовые скипетры и епископские шляпы... Кресты и ризы пройдут мимо нас. Бороды прокатятся мимо, ораторы с театральными жестами разорвут свою одежду на груди и покажут толпе свои кровавые ребра – они будут сосать губки с уксусом..".
Ясно, что отсюда до физического нападения на офицеров и до срывания погон был только лишь один шаг. Также только лишь один шаг оставался до разрушения церквей или их преобразования в конюшни и в кафе для диких садистских оргий евреев из редакций "Opinia", "Adevarul" и "Dimineatza" со всей их родней!
В тяжелый час судьбы нашего народа мы в колонках этих еврейских газет распознали всю ненависть и коварные махинации враждебно настроенного к нам народа, который поселился здесь из-за сочувствия и исключительно из-за сочувствия румын, и которого здесь терпели. У них не было никакого уважения к славе румынской армии и к многим сотням тысяч, которые погибли в нашей армии. У них не было уважения к христианской вере всего народа.
Не проходило ни дня, в котором они с каждой газетной колонки не капали бы яд в наши сердца.
Из чтения этих газет, когда мое сердце сжималось, я познакомился с истинными чувствами этих чужаков, которые они без препятствий открыли в одно мгновение, как только поверили, что мы повержены.
Всего за один год я усвоил так много антисемитизма, что его хватило бы мне на три средних продолжительности жизни.
Нельзя поразить народ в его самых святых чувствах, во всем, что любит и уважает его сердце, чтобы при этом не нанести ему самые глубокие и кровавые раны. Семнадцать лет прошло с тех пор, и эти раны все еще кровоточат.
Позвольте мне выполнить в этой связи мой святой долг и вспомнить ремесленника Константина Панку, того героя, который был передовым бойцом христианского рабочего класса, и под руководством которого я маршировал бок о бок с ним, до тех пор пока "Красная бестия", как он ее называл, не была разгромлена.
Яссы обязаны своим спасением от роковой судьбы этому человеку, его мужеству и его отваге.
Он умер больным и бедным, забытым и без помощи, посреди безразличного отечества и посреди города, который он своим сердцем и своей кровью защитил в самые тяжелые судьбоносные часы.
Первый студенческий конгресс после мировой войны
с 4 по 6 сентября 1920 года в Клуже
При большом воодушевлении от объединения всего румынского народа, достигнутого силой его оружия и жертвами, этот студенческий конгресс происходил в зале национального театра в Клуже (Клаузенбурге). Это была первая встреча молодых духовных сил народа, который был рассеян судьбой и бедами на все четыре стороны. Две тысячи лет несправедливости и страданий закончились.
Какое воодушевление! Какое святое волнение характеров! Сколько слез радости пролито!