Особую роль в этот период играют международные, а в их рамках – межславянские связи. Осознание языковой и этнической общности с другими славянами (в первую очередь, с русскими) служило для представителей первых поколений словенских просветителей мощным стимулом в борьбе за национальные права. Важное значение имело установление личных контактов (Копитар – Добровский, Копитар – Караджич, Ярник – П.Й.Шафарик и др.). Подобные связи способствовали более широкому ознакомлению с фольклором и литературой других славянских народов и даже оказывали воздействие на культурно-языковые программы. Огромный вклад в развитие словенско-польских литературных связей внес Мартин Куралт (1757–1845). Друг Линхарта, член "Академии деятельных мужей", он много лет жил и работал во Львове, имел широкие связи в польских кругах. Здесь он обратился к изучению старопольской литературы, писал стихи (на немецком и латинском языках), поднимающие проблемы мира и судьбы поляков. Обвиненный в связях с польским революционно-патриотическим движением, Куралт был сослан и провел более двадцати лет в Моравии. Однако в целом межславянские связи и контакты словенских культурных деятелей носили в этот период единичный характер. Более многоплановыми были словенско-немецкие культурные и литературные связи (особенно в Штирии и Каринтии). В их основе лежала общность исторического развития, территориальное соседство и язык (знание немецкого было обязательным для каждого образованного словенца). Активное восприятие достижений немецкого народа в культурной, литературной и научной сферах было характерно для многих словенских просветителей этого времени. Не менее значимым для развития словенских земель в этот период было итальянское влияние. Оно проявлялось в области архитектуры, изобразительного и музыкального искусства, а также литературы.
В начале 1830-х гг. в развитии словенской литературы и особенно поэзии намечается определенный перелом. Значительной популярностью в эти годы по-прежнему пользуется литературная программа Копитара и его сторонников – программа развития отечественной словесности от сбора фольклора и создания произведений религиозно-дидактического характера для народа к "высокой" литературе. Однако в среде молодой словенской интеллигенции зреют новые настроения, на которые оказывают влияние передовые общественно-политические идеи и новые, романтические веяния, широко распространившиеся во многих странах Европы.
Подлинную оппозицию взглядам Копитара и его окружения составили деятели культуры и литературы, которых объединило участие в издании нового литературно-художественного альманаха "Крайнска чбелица" (Любляна, 1830–1832; 1834; 1848) . Новое издание на словенском языке по замыслу его участников (среди них – редактор М.Кастелиц, Б.Поточник, Я.Зупан, И.Хольцапфел, Е. Девичник, Ю. Космач и др.) было обращено ко всем "любителям крайнской литературы" и имело целью придать отечественной словесности светский и демократический характер, расширить круг тем и, главное, поднять ее на более высокий художественно-эстетический уровень.
В альманахе нашли отражение две ведущие линии словенской поэзии того времени: классицистическая и романтическая. Первая (образцом для нее служила просветительская поэзия В. Водника, ее классицистическо-фольклорная модель) была представлена, наряду с программным сонетом М.Кастелица (1796–1868) "Друзьям крайнского наречия", пейзажной лирикой, зарисовками сельского быта и стихотворениями религиозно-философского звучания. Сторонниками и проводниками второй, романтической линии являлись филолог М.Чоп (1791–1835) и крупнейший словенский поэт Ф.Прешерн (1800–1849).
Матия Чоп был инспиратором издания альманаха (хотя и не являлся его официальным участником). Прекрасно образованный (владел девятнадцатью языками), он был хорошо знаком с современной мировой литературой и критикой. Особенно он любил произведения Гёте, Байрона, Мицкевича, внимательно изучал русскую литературу – Пушкина, Хомякова и др. Чоп был одним из самых свободомыслящих деятелей своего времени, с горячим сочувствием он относился к национально-освободительным движениям польского и греческого народов.
Столкновение позиций Копитара и альманаховцев (в первую очередь, Чопа и Прешерна) ясно и определенно выявилось в период так называемой "азбучной войны" – литературного спора, который в 1830-е гг. развился из полемики по поводу принятия нового словенского алфавита, так называемой "метелчицы". Во второй половине 1820-х гг. проблема разработки единых норм правописания и системы графических обозначений по-прежнему оставалась первостепенной задачей словенских филологов. В грамматиках словенского языка П.Дайнко (Грац, 1824) и Ф.Метелко (Вена, 1825) при описании фонетических особенностей языка делался упор не на центральные диалекты, а на восточно-штирийский (Дайнко) и нижнекрайнский (Метелко), а главное – предлагался смешанный тип правописания – латинско-кириллический. Новые принципы графики нашли своих сторонников и учитывались при издании учебников и книг духовного содержания вплоть до 1833 г. Параллельное существование нескольких моделей книжно-письменного языка угрожало процессу формирования единого литературного языка словенцев. Спор между сторонниками Метелко и защитниками старой "бохоричицы" выплеснулся на страницы печати и вскоре принял острый, полемический характер. Одним из активных противников "метелчицы" был Чоп. В ряде статей 1833 г. (серия приложений к "Иллишес блатт") он не только поднимает языковые проблемы (при выработке норм единого языка он предлагал учитывать особенности всех словенских диалектов; указывал на возможность использования диакритических знаков для обозначения шипящих – по типу чешской графики), но и сформулировал свои взгляды на развитие национальной литературы. Этой проблеме было посвящено и послесловие молодого филолога к переводу критической статьи Ф. Л.Челаковского (1832), посвященной альманаху "Крайнска чбелица" и поэзии Ф.Прешерна. Отдавая дань уважения заслугам Копитара в борьбе за чистоту словенского языка, Чоп вместе с тем скептически относился к идее использования языка крестьян в качестве образца для литературного языка из-за ограниченности его лексико-стилевых возможностей. Он считал, что не дидактические книги "для народа", а только высокохудожественная литература, опирающаяся на фольклорные традиции, а также на творчество предшествующих поколений словенских писателей и вбирающая в себя достижения европейских литератур, может вызвать интерес широких слоев словенской интеллигенции к проблемам родного языка, стать важным фактором формирования активной читательской среды. В своих рассуждениях Чоп опирался на работы немецких теоретиков романтизма (в первую очередь братьев А. В. и Ф. Шлегелей). Он отстаивал принцип личной свободы и творческой активности художника, ставил во главу угла не узкоутилитарные, а эстетические критерии оценки художественных произведений. Вместе с тем ему были чужды крайний субъективизм и бунтарский индивидуализм романтизма (так, он не принимал "демонизма" байроновских героев). Чоп отдавал предпочтение "гомеровской простоте и правдивости", а также гуманистическим идеям романтической поэзии, провозглашающей борьбу "за гармоническую личность, за более достойную жизнь, счастье и любовь". Большое значение словенский ученый придавал (под влиянием идей Гердера) вопросам историзма и народности искусства. Он требовал от писателей отклика на важнейшие события национальной истории и современности, глубокого знания родной культуры и языка. Чоп последовательно отстаивал и мысль о том, что литература (в первую очередь поэзия) является не только могучим средством просвещения масс (в этом он был близок просветителям первых поколений), но и выразителем национального духа, показателем культурного и политического положения народа. Публицистические выступления Чопа явились ярким образцом литературной критики в Словении. Литературные и эстетические взгляды филолога стали манифестом романтизма, нашедшим наиболее полное выражение в поэтическом творчестве Франце Прешерна. Чоп вошел в историю отечественной культуры и как автор очерка истории словенской литературы, написанного на немецком языке в 1831 г. для "Истории южнославянских литератур" чешского ученого-слависта П.И.Шафарика (полностью работа была опубликована лишь в 1864 г.). Очерк охватывал период развития литературы начиная с древнейших времен до современности. При этом особое внимание было уделено периоду Реформации и эпохе Просвещения, а также даны развернутые литературные портреты деятелей конца XVIII – начала XIX в. (от Похлина до Копитара и Прешерна) и характеристика литературных альманахов на словенском языке "Писаницы" и "Крайнска чбелица".
После трагической смерти Чопа (он утонул, купаясь в Саве) союзником Прешерна в борьбе за обновление словенской литературы становится его друг Андрей Смоле (1800–1840), известный собиратель и пропагандист словенского фольклора. Для третьего выпуска "Крайнской чбелицы" Прешерн в 1832 г. создает литературные обработки народных баллад, легенд, песен ("Красавица Вида", "Рошлин и Верьянко", "Король Матьяж"). Совместные усилия Смоле и Прешерна были направлены на создание новой газеты на словенском языке (проект остался неосуществленным) и собственной типографии (функционировала в 1840 г.) для издания произведений словенских авторов. За короткий период здесь были переизданы сочинения Водника и Линхарта. Большое влияние на развитие мировоззрения Прешерна оказал и Эмиль Корытко (1813–1939), польский студент, сосланный за участие в революционном движении из Галиции в Любляну. Их объединял не только интерес к современной польской романтической поэзии (под влиянием Корытко Прешерн перевел на немецкий язык два стихотворения А. Мицкевича и отрывок из поэмы "Конрад Валленрод"), но и увлечение славянским фольклором. Результатом работы Корытко по сбору и обработке словенского народного творчества стало пятитомное собрание "Словенские песни крайнского народа", вышедшее лишь после его смерти в 1839–1844 гг.
Деятельность Прешерна и его единомышленников в 1830-1840-е гг. проходила в обстановке нарастающего общественного подъема, связанного с широким распространением в словенских (как и во многих других) землях идей славянской взаимности. Глашатаем этого движения становится видный деятель чешского и словацкого национального возрождения словак Я. Коллар.
Его поэма "Дочь Славы" (1824) приобретает огромную популярность среди молодого поколения славянских патриотов. Отклик среди части словенцев находит учение выдающегося деятеля хорватского народа Людевита Гая о культурном, языковом и этническом единстве южнославянских народов. Идеи последнего, явившиеся основой концепции иллиризма, были поддержаны словенскими деятелями Штирии и Каринтии, где угроза германизации по-прежнему оставалась очень сильной. Именно здесь наряду с созданием кружков духовной и светской интеллигенции просветительской ориентации (например, кружок штирийца А.Сломшека) начинается создание культурных обществ, объединенных идеей иллиризма. В 1828 г. в Граце (Штирия) образуется "Иллирийский клуб", куда входили наряду со словенцами (Ю.Матьяшич, Й.Муршец, Ш.Кочевар) серб М. Балтия и хорваты Д.Деметер, Ф.Курелац, Л. Гай и др. Участники этого кружка впоследствии активно включились в процесс распространения идей иллиризма в словенских и других южнославянских землях. Они были подхвачены и в студенческой среде. При активном участии студентов С.Враза, Ф.Миклошича (1813–1891) и др. в 1832 г. в Граце было образовано "Словенское общество", члены которого занимались изданием книг на родном языке, собиранием народных песен и описанием обычаев. В Крайне, в Любляне, также возникает иллирийский кружок (1839), члены которого (Л.Пинтар, А.Жакель, Л.Еран и др.) некоторое время поддерживали идею создания общего для южных славян (искусственного в своей основе) языка. В 1840-е гг. образуются подобные люблянскому общества в Гориции (1840), в Целовце (1845). Важным пунктом их программы было создание общедоступной библиотеки, включающей книги на всех славянских языках (в чем, несомненно, сказывалось и влияние программы Я. Коллара), организация курсов по изучению славянских языков и т. п.
Иллирийское движение способствовало укреплению национального самосознания, пробуждению интереса у широких слоев интеллигенции к народному творчеству. Благодаря распространению идей иллиризма и славянской взаимности существенно активизируются и видоизменяются межславянские связи. Задачи обогащения национальной культуры и литературы, выдвинутые прогрессивно мыслящими словенскими литераторами, все больше обращали взоры писателей к культуре и литературе других славянских народов, близких по языку и традициям, по общественно-историческим условиям жизни. Значительно расширяются личные контакты словенцев с писателями, а также деятелями науки и культуры Хорватии (Л. Гай и др.), Сербии (В. С. Караджич), Чехии (Ф.Л.Челаковский, Й.Добровский), Словакии (Я. Коллар, П.Й.Шафарик), Польши (С. Линде). Весьма активными были научные контакты Копитара с российскими учеными. В 1820-е – 1830-е гг. его переписка с П.И.Кеппеном и А. X. Востоковым отражала их общие научные интересы и устремления, связанные с изданием памятников славянской письменности (в первую очередь "Фрейзингенских отрывков"). Позже, начиная с конца 1830-х гг. словенско-российские контакты значительно расширяются. Русские ученые-слависты (О. М. Бодянский, П.И.Прейс, В. И. Григорович, И. И. Срезневский, Н. И. Надеждин и др.) во время предпринятых ими поездок по славянским, в том числе и словенским, землям устанавливают связи со многими словенскими деятелями науки, культуры, известными писателями – помимо Копитара, с Прешерном, С.Вразом, Метелко, Дайнко, Кастелицем, Зупаном, Ярником и др. Словенские писатели активно изучают славянские языки, участвуют в переводческой и популяризаторской деятельности на страницах отечественной и зарубежной печати. Тесные культурные контакты, книжный и журнальный обмен оказывают стимулирующее воздействие на зарождение и становление научной фольклористики, а также славяноведения.
Позже, в канун революции 1848 г., на первый план все отчетливее выдвигаются идеи собственно словенского национального возрождения. В Граце, Целовце, Любляне и других городах образуются культурно-просветительские общества, в названии которых повторяются слова "словенский", "Словения", впервые формулируется политическая программа "Объединенной Словении". Вместе с тем, идеи славянской взаимности сохраняют свою притягательность. Оказывая влияние на литературу, они питают ее новыми темами и мотивами.
Самым известным среди деятелей иллиризма в Словении был поэт, активный собиратель фольклора, впоследствии видный деятель хорватской культуры, Станко Враз (настоящее имя – Якоб Фрасс, 1810–1851). Первый (словенский) период его творчества, до отъезда в 1838 г. в Загреб, отмечен поисками и метаниями. На него оказывает большое влияние поэзия европейских (в том числе славянских) авторов. Он переводит произведения Гёте, Шиллера, Байрона, Ламартина, Мицкевича, а также Пушкина, Жуковского. С энтузиазмом занимается сбором и изучением фольклора славянских народов, переводит сербские народные песни, отрывки из Краледворской рукописи. Однако главными импульсами для ранней поэзии Враза становится творчество Прешерна и Коллара (в первую очередь поэма "Дочь Славы"), которого он называет "славянским пророком". Под влиянием последнего в начале 1830-х гг. Враз создает три сонета, в которых он стремится выразить свои патриотические чувства. На фоне строгой сонетной формы особенно отчетливо проявились слабости поэтического языка автора, опирающегося на родной штирийский диалект. Сонетную форму Враз использует и в дальнейшем. В новых сонетах цикла "Колокольчики" (1835) патриотическая тема раскрыта в лирической тональности. Используя яркие сравнения и метафоры, молодой поэт раскрывает свой внутренний мир, свои чувства, наполненные "горячей любовью к отчизне". Звучит здесь и мотив мессианства. Поэт утверждает, что творец не может быть равнодушным созерцателем, а призван отдать весь жар своей души матери-родине или погибнуть, как погиб за людей Иисус Христос.
На лирическую поэзию Враза этих лет ощутимое воздействие оказывает творчество Прешерна. Уже первые произведения молодого штирийского студента отмечены заимствованием прешерновских мотивов (например, мотив прощания с матерью, с любимым; романс 1835 г. о красавице Зимбургиде навеян балладой "Розамунда Турьякская" Прешерна). Некоторые из стихотворений Враза середины 1830-х гг. ("В полночь", "Глаза и сердце" и др.) близки по тональности народной песне. Они полны грустных мыслей о неразделенной любви, одиночестве, размышлениями о злой судьбе, принесшей невосполнимую утрату. В них отчетливо выражено романтическое мироощущение.