* * *
Приближение окончания войны многих заставляло задуматься о перспективах послевоенного переустройства мира.
В 1944 г. на смену вопросам о втором фронте приходят такие - оккупирует ли Красная армия Германию, какой будет послевоенная Европа, что ждет послевоенную Польшу…
Постепенно укрепляется ожидание позитивных изменений после войны, и в значительной степени это было связано как раз с ролью союзников. Предполагалось, что союз с США и Великобританией должен привести к некоторой демократизации советского общества, тем более что продолжение союза военных лет казалось многим необходимым для послевоенного восстановления СССР.
Надо сказать, что в современной литературе порой преувеличиваются эти ожидания, а особенно их распространенность. Так, по утверждению В.Ф. Зимы, "чаяния рабочих, крестьян и интеллигенции сводились к отмене большевистского правления [курсив мой - авт.] и обретению элементарных свобод и прав человека. Горожанам нужна была гарантированная оплата труда, обеспечивавшая прожиточный минимум семьи, 8-часовой рабочий день и ежегодный отпуск. Сельчане страдали и бедствовали от навязанной им государством колхозной системы… Интеллигенция требовала ликвидировать экономический и культурный барьер, отделявший СССР от западных стран".
Само наличие подобных ожиданий в разных социальных слоях советского общества сомнений не вызывает; очевидно, однако, что "отмены большевистского правления", например, не только ожидали, но и желали далеко не все; горожанам вышеупомянутые права до войны не только гарантировались, но и, как правило, предоставлялись - речь таким образом могла идти лишь о возвращении к условиям мирного времени, без ограничений, введенных в предвоенные годы и тем более в годы войны.
Хорошо еще, что, как считает цитируемый автор, "никто не думал о радикальных путях решения давно наболевших проблем [впрочем, это тоже слишком сильное утверждение. Об этом несомненно думали, хотя, видимо, немногие - авт.] Люди считали, что правительство СССР, возглавляемое И.В. Сталиным, само убедилось в бесперспективности дальнейшего существования государственного устройства в довоенном виде. Одни рассчитывали на прозорливость Сталина, другие на содействие Запада. Распространялись нелепые слухи о том, что США и Великобритания якобы способны заставить Сталина отказаться от большевизма". Опять-таки, подобные настроения существовали, но были отнюдь не всеобщими.
Нет оснований говорить о "требованиях" (а не надеждах или прогнозах) интеллигенции. По крайней мере, подобные требования никем вслух не высказывались и даже не формулировались. Но надежды на ликвидацию барьера между СССР и остальным миром, конечно, были.
Уже в сентябре 1941 г. в Москве были зафиксированы высказывания, скептически оценивающие перспективы послевоенного урегулирования: "Эту войну мы выиграем, но за ней будет вторая. Кончится первая война, сядут за стол сто дипломатов, в том числе пять наших. И сто будут диктовать условия пяти. Вот тогда и решится вопрос - кто кого…" Еще определеннее высказался московский писатель А.: "Мы можем, конечно, и победить, но что это будет нам стоить? Дело идет к тому, что нам придется валяться в ногах у Англии и Америки…"
Одновременно представители московской интеллигенции высказывали опасения (которые, возможно, были одновременно и надеждами) на изменение как внешней, так и внутренней политики СССР после войны. Как уверяла собеседников артистка X., "у нас должны произойти перемены в области политики. Конечно, Ситрин из Англии очень горячо стал отзываться о союзе СССР с Англией. Однако он, вероятно, рассчитывает, что наши профсоюзы станут желтыми, а их английские не покраснеют".
Артист оркестра И. был еще более безапелляционен: "В настоящей войне возможно поражение Германии, но в СССР все равно будет изменена форма правления под давлением Америки и Англии в сторону создания демократической республики по их образцу. Для этого будут использованы их войска, которые Америка и Англия ввели в пределы СССР".
О том же говорили и в блокадном Ленинграде. Так, режиссер "Ленфильма" Б. в ноябре 1941 г. утверждал, что "войну Россия, как национальное государство, выиграет, но Советскую власть проиграет [здесь и далее курсив документа - авт.]… После окончания войны, которая закончится поражением Германии, благодаря усилиям Америки и Англии, несомненно будет установлена какая-то форма буржуазной демократии. О социализме придется забыть надолго".
Характерен такой пример: отнюдь не "буржуазный интеллигент", а литовский коммунист, бывший подпольщик, участник войны в Испании, после войны занимавший пост заместителя министра здравоохранения Литовской ССР, В.Г. Мицельмахерис в 1943 г., будучи в эвакуации, говорил: "В будущем вся Европа, в том числе Польша и Прибалтика, будут находится под английским влиянием, и поэтому английский язык следует изучать как родной язык".
Впрочем, более распространены были ожидания лишь некоторого смягчения в результате союза с демократическими государствами советского режима. В.И. Вернадский 15–16 ноября 1941 г. записал в дневнике: "Невольно думаешь о ближайшем будущем. Сейчас совершается сдвиг, и, вижу, многим тоже кажется - огромного значения… Союз с англосаксонскими государствами-демократиями, в которых в жизнь вошли глубоким образом идеи свободы мысли, свободы веры и формы больших экономических изменений с принципами свободы… Впереди неизбежны коренные изменения - особенно на фоне победы нашей и англосаксонских демократий…" Позднее, уже в 1942 г., он добавил: "Ясно и то, что 1944 год будет годом огромных изменений. Советский Союз - не сомневаюсь - победит и выйдет из испытаний усиленным. Союз с демократиями усилит у нас свободу мысли, свободу веры, свободу научных исканий. Полицейский режим ослабнет, а м. б. наконец уйдет в историю. После разорения - реконструкция".
Появление в советской прессе большого количества позитивных, даже хотя бы чисто информационных, нейтральных по тону сообщений о жизни стран-союзниц, конечно, не могло не найти отклика в сознании советских людей. Вряд ли соответствующие инстанции не понимали этого (отсюда многочисленные ограничения, например, на распространение журнала "Британский союзник"), но в данном случае сделать ничего не могли.
Уже в 1943–1944 гг. органы НКГБ все чаще отмечали высказывания, в которых сравнивались политические системы и уровень жизни в СССР и странах Запада. "Вот посмотришь на нашу дикую систему и сравнишь ее с американской, так надо сказать, что там люди живут и над ними никто не издевается, сами себе хозяева, их личность неприкосновенна", - говорил в 1944 г. главный металлург одного из ленинградских заводов.
В октябре 1944 г. была подготовлена докладная записка о результатах беседы с научными работниками Уральского филиала Академии наук. В ней особо отмечался интерес научных работников к президентским выборам и вообще избирательной системе в США. Хотя ни автор записки, ни те, с кем он беседовал, не делали далеко идущих выводов, трудно предположить, что, читая о выборах по-американски, ученые не сравнивали их с советской избирательной системой. И можно только догадываться, в чью пользу делались эти сравнения…
Весной 1943 г. в Институт экономики АН СССР была представлена докторская диссертация Н.И. Сазонова "Введение в теорию экономической политики". По мнению автора диссертации, соглашения и договоры с Англией и США "открывают широчайшие перспективы международного экономического сотрудничества". Диссертант выступал за отказ от монополии внешней торговли и привлечение в экономику страны иностранных капиталов. Вывод рецензента: "Автор пытается теоретически обосновать необходимость возвращения России в систему капиталистических государств. Обстановка, созданная войной, как видно, начинает формировать определенную идеологию, и с этой стороны работа заслуживает внимания" [курсив мой - авт.].
Материалы диссертации, равно как и рецензии на нее, попали в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), и там предложениям Сазонова была дана весьма жесткая политическая оценка: "Автор представляет собой певца капиталистического строя и проповедника реставрации капитализма в СССР… является мракобесом, восхваляющим реакционный, в том числе и колониальный империализм". В результате автор признал свои "ошибки", а диссертация была снята с защиты.
В справке о настроениях интеллигенции в только что освобожденном Харькове (весна 1943 г.) содержатся любопытные высказывания. По мнению профессора Харьковского университета Терещенко, "в политической жизни страны должны произойти, да, собственно, уже происходят, серьезные изменения (соглашение с капиталистическими Англией и США, роспуск Коминтерна, разделение учебных заведений на мужские и женские, создание комитета церкви, частная торговля и др.). Происходящие изменения должны будут пойти дальше, в частности, в сторону демократизации жизни страны…" Доцент Селигеев в какой-то степени предвосхитил столь популярную впоследствии теорию конвергенции: "В процессе грядущего восстановления будет происходить то, что можно было бы назвать диффузией: лучшие мысли, идеи западной культуры не только в сфере науки и техники, но и в области морали и политики, в области мировоззрения неизбежно начнут проникать к нам и наложат свою печать на всю нашу жизнь". Любопытен вывод, который сделал автор справки: "Целый ряд ученых, в прошлом преклонявшихся перед западноевропейскими порядками и культурой, не понимая характера антигитлеровской коалиции, впадают в апологетику буржуазно-демократической политики и культуры".
По большей части представители интеллигенции надеялись на эволюционные изменения к лучшему в результате политического взаимодействия СССР со своими союзниками; но встречались и более радикальные предположения. Уже в 1943 г. в материалах НКВД и НКГБ появляются утверждения о том, что "внутренняя оппозиция" переориентировалась в борьбе с Советской властью с Германии на Англию и Америку. Арестованный (и впоследствии расстрелянный) директор ремонтно-строительной конторы ленинградец В.С. Карев, кстати, сын священника, говорил на допросах: "В результате войны СССР и Германия будут настолько обессилены, что им придется полностью капитулировать перед англо-американским блоком. Тогда с помощью Англии и Америки внутренние силы контрреволюции поднимут восстание… если убить Сталина, в правительстве будет замешательство и народ восстанет против советской власти, а в это время нам помогут Англия и Америка". Зам. начальника Ленгорпромстроя Л.Г. Юзбашев утверждал: "Мы в основном должны надеяться на вмешательство извне, потому что США и Англия при их могуществе не будут долго нас терпеть, они либо постараются уничтожить этот порядок, либо нас совершенно изолируют".
Конечно, подобные мнения вряд ли преобладали. Существовали (и, возможно, были более распространены, но реже попадали в материалы НКГБ) гораздо более лояльные с точки зрения власти настроения. Так, В. Вишневский 28 января 1943 г. записал в дневнике: "Непрерывное обсуждение проектов послевоенного устройства мира. Существует ряд конкретно разработанных планов… СССР должен прийти к "круглому столу", имея максимальные ресурсы и наиболее выгодные военные и политические позиции. Воля СССР должна быть осуществлена!" Уже упоминавшийся В.С. Сорокин писал в частном письме в январе 1944 г.: "Насчет того, что планируют союзники, прочти в № 10–11 "Мирового хозяйства" о том, что они собираются сделать в Европе после войны. Вот уж кто мерзавцы, так это они. Ханжи и бандиты, каких больше не найдешь нигде. Не далее как в 1947 г. мы будем иметь с ними дело".
Изменения политического строя под давлением союзников ожидала не только интеллигенция. Подобные настроения существовали и в городах, и в деревне.
В ноябре 1942 г. красноармеец Евстегнеев (вскоре арестованный) уверенно заявлял: "Наше правительство и партия продались англичанам, если даже будет наша победа, то после войны у нас будет власть англичан, а не советская. В нашей стране создалось такое затруднительное положение, что приходится идти на все уступки англичанам. Теперь Советский Союз не сам руководит, а ему диктуют Англия и Америка".
Постепенно ситуация на фронтах изменилась к лучшему, но представления об определяющем влиянии союзников фиксировались все чаще, и трудно сказать, чего в них было больше - опасений или надежд.
"Усиленно распространяются слухи о том, что скоро будет у нас введена свобода различных политических партий, а также свобода частной торговли, что будет выбран новый царь, что после войны миром будут руководить Америка и Англия и т. д.", - утверждалось в справке о политических настроениях в Свердловске в 1943 г.
По свидетельству историка Г.И. Мирского, московские рабочие уверенно утверждали, что союзники в обмен на оказанную помощь поставили условие: "Разрешить после войны свободную торговлю и вольный труд. Многие верили в это и мечтали о грядущих переменах, возлагая надежды именно на Америку и Англию. Путь останется Сталин, пусть останется партия, но главное - вот это: свободная торговля и вольный труд".
Зато крестьяне Тихвинского района Ленинградской области в 1944 г. хотели большего: "После войны у нас коммунистов не будет. Партия большевиков должна отмереть и отомрет, потому что наши союзники Англия и Америка капиталисты, поставят дело так, как им нужно".
Среди вопросов, заданных весной 1943 г. во время собраний или лекций, в частности, в Башкирской области, есть и такой: "Правда ли, что при заключении договора союзники ставили три вопроса - открытие церквей, введение погон, роспуск колхозов?" Подобный вопрос задавали и в Удмуртии: "Правда ли, что Америка требует от нас роспуска колхозов и восстановления церкви?"
Ликвидация колхозов представлялась особенно вероятной. Вот примеры подобных высказываний: "Некоторые говорят, что колхозов не будет, ибо Америка и Англия оказали свое влияние… Они требуют, чтобы не было больше колхозов, а наши не соглашаются. Возникнет новая война, и нам тоже уж не справиться, заберут нас англичане, и не будет больше колхозов… Скоро дождемся того момента, когда будем работать на себя и жить самостоятельно, без палки. Так хотят наши союзники Англия и Америка".
Характерно, что в межсоюзнической полемике (в частности, в западных средствах массовой информации) на первый план выступали требования свободы вероисповедания в СССР, а отнюдь не ликвидации колхозов. И этот сюжет нашел отражение в массовом сознании. Некоторое изменение политики в отношении Православной церкви в годы войны комментировалось порой следующим образом:. "Наше отношение к духовенству диктуется требованиями союзников - Америки и Англии… Двадцать восемь лет не говорили о попах, а тут заговорили, когда мы стали союзниками Англии… Англия и Америка повернут нас на старый лад…"
О механизме зарождения и распространения подобных слухов свидетельствует недавно опубликованный любопытный документ, протокол очной ставки, проведенной следователями НКГБ в мае 1945 г. Некто В.И. Жарков, уже отсидевший 5 лет, являясь безместным священником, в 1944–1945 гг. разъезжал по Горьковской области и организовывал нелегальные богослужения. Беседуя с верующими после одного из них, он, комментируя газетные материалы о заседании Поместного Собора в Москве, заявил: "На днях в Москве проходило заседание церковного синода, которым руководили представители из Америки и Англии. На этом заседании предложили нашему правительству открыть все церкви, а недействующие церкви немедленно восстановить. Поэтому наши руководители и начали кое-где открывать церкви. После окончания войны власти Советской не будет, руководить Россией будут союзники, и народу будет предоставлена свобода". Попытки обвиняемого несколько смягчить свои слова были опровергнуты показаниями свидетеля, в результате Жарков был вновь осужден, уже на 10 лет, и реабилитирован лишь в 1991 г.
Подобные ожидания, казалось бы, подкреплял роспуск Коминтерна в 1943 г. Независимо от общей - позитивной или негативной - оценки этого решения, причину его практически единогласно видели в стремлении СССР сделать шаг навстречу союзникам: "Это очень тонкое, продуманное и дипломатическое решение, которое безусловно способствует укреплению связи между СССР и союзниками… Нам начинают диктовать, и вообще сейчас мы во многом зависим от союзников… Роспуском Коминтерна мировую революцию похоронили навечно… Компартии на Западе влачили жалкое существование, а теперь и эта система рухнула под нажимом Америки и Англии". И вполне логичным казался следующий вывод: "Коминтерн как неугодная нашим союзникам организация уже распущена, и роспуск этот совпал с пребыванием у нас серьезных представителей от союзников. Надо полагать, что это сделано по их предложению, теперь надо ждать дальнейших изменений в государственном строе в СССР".
Приведенные здесь высказывания зафиксированы в Ленинграде, но сохранились справки об отношении к роспуску Коминтерна в Ульяновской и Свердловской областях, которые дают практически идентичную (хотя и менее подробную) картину. А в Удмуртии даже высказывалось предположение, что роспуск Коминтерна приведет и к роспуску коммунистической партии в СССР.