Однако надежды лечащего врача на скорое выздоровление Ксении оказались тщетными - со временем приступы стали продолжительнее, просветы короче. Уже ни у кого не осталось надежд на то, что бедняга вернется к нормальной жизни, и коллеги стали все реже навещать женщину, а потом и вовсе забыли.
Она осталась один на один со своей бедой. Болезнь все сильнее разваливала человека. Ксения быстро старела. В ней изменилось все - внешность и речь, манера держаться и походка. Она стала капризной и болтливой, боялась ночей и одиночества.
Молодой врач Иван Петухов стал находкой для нее. Ему рассказывала о себе назойливо. И однажды предостерегла:
- Знаешь, Ванюша, я не с глупости болтаю, а чтобы ты для себя вывод сделал верный. Не отдавай работе всю душу. Она и вправду того не стоит, к тому же очень плохо оплачивается. Выкладывайся лишь на зарплату, не больше. Все остальное при себе держи.
- Для чего?
- Оставь тепло для жены и детей. Это благодарнее. Чтоб не случилось как со мной, не оставайся средь жизни и дороги трухлявым пнем. Работа не должна отнимать жизнь и душу. Есть в судьбе каждого свои радости. Не упусти и не оброни их. У всех за плечами старость стоит. Пусть твоя не будет одинокой… Как бы ни любил, как бы ни затягивала работа, никогда не забывай о себе. - Ксения вытирала со щек слезы запоздалого прозрения.
Мало-помалу она все реже вспоминала себя прежней, подсаживалась к бабам, таким же, как сама. Слушала их "исповеди" и вздыхала, жалея, что не только ее наказала жизнь за глупую гордыню и непонимание, за холод в сердце и чрезмерную самоуверенность.
Вот и теперь льет за окном затяжной дождик. В палатах сумрачно и тихо. Как в памяти, что неохотно просыпается в голове в такую погоду. Но стоит кому-то из баб заговорить, другие к ней потянутся. Вместе оно веселее любую непогодь пережить.
И только расположились бабы по углам, медсестра вошла в палату.
- Девчата! По местам! Лекарства пора принимать! - предложила больным.
Две бабы, завидев ее, мигом полезли под койки. Вот только задницы из-под них торчат. Медсестра поспешила набрать лекарства в шприцы. Сделала укол одной, та не почувствовала. А вторая разоралась на всю больницу:
- Сука, Светка! Даже пузо насквозь проколола. У меня уже пупок отваливается от твоей иглы. Жопу в решето пробила! Сволочь! - Схватила подушку, хотела запустить в медсестру, та вовремя пригнулась, подушка попала в больную. Та с кулаками наготове вскочила. Но Светлана позвала санитарку, знала - та мигом успокоит всех.
- В чем дело? Ирина! Ты с чего взъелась на Ленку? У нее и так голова пустая. Ничего не выколотишь! Оставь ее! Лучше выпей таблетки и пойдем с тобой пол мыть в коридоре. Завтра воскресенье, ко всем гости приедут. Ну-ка приведите себя в порядок, чтоб как светские дамы встретили родню. Пусть засохнут от зависти все, кто увидит вас! Ведь вы у меня настоящие королевы! Гляньте, какие розовые щеки, глаза ярче звезд. А талии, а ножки, а походка! Мужики у ваших ног снопами валяться будут. Оно и понятно, где еще такую красу сыскать?
Медсестра кулаком готова рот заткнуть, чтоб не расхохотаться в открытую. Умеет Любаня…
- Люб, а я с какой стороны красивше, спереду или сзаду? - подошла к санитарке старая Матрена.
- Тебе вообще тужить нечего! Пампушка, не баба! В сиськах банду хахалей спрятать сможешь от лягавых, и ни одна собака не отыщет. Уж молчу о других прелестях, но первое место по красоте в нашей больнице, конечно, за тобой.
- А я как же? - подала голос Варька, самая худая и блеклая из баб психушки.
- Молчи, шизофреничка! Глянув на тебя, мухи без дихлофоса дохнут!
- А от тебя даже у собаки сторожа хронический понос!
- Девчата, прекратите ругаться! А то завтра отменим свидание с родней! - пригрозила санитарка.
Но куда там! Варька швырнула в Мотьку тапку. Попала! Та, коротко рявкнув, ухватилась за тумбочку. Она оказалась привинченной к полу. Сорвать не удалось, да и бабы налетели сворой. За руки, за ноги схватили так, что не пошевелиться. А Мотька, вот паскуда, подол задрала и, заголив срамное, воняет и крутит всем бесстыдно, еще и подпевает гнусные частушки, от каких даже дур воротит.
- Мотька, угомонись! Не то уведу в холодную палату и поставлю в угол, еще и по заднице надаю! - грозит санитарка.
- А я через стенку пройду. Не поймаешь! - высунула язык Мотька и стала колотиться в стену головой.
Ее оттащили, привязали к койке.
- Научи сквозь стенку проходить! Ведь у тебя получается, а у меня - нет! - просила кого-то невидимого и тянула к нему руки: - Я тоже так хочу!
Покапризничав, Мотька после укола уснула, а Варька, забыв, за что на нее обижалась, разговорилась с Ленкой:
- Сама ты дура и рахитка, картавая хварья! Я вовсе не припадочная. Если хочешь знать, инкассатором проработала двадцать лет. Туда психов не берут. Ни знакомство, ни родство не помогут. Вот так-то оно!
- Как же в дурдоме оказалась?
- Из-за крутых! Чтоб они, козлы, через уши просирались, сволочи! Последнюю выручку из универмага забрали мы с напарницей. А дело зимой, вокруг темно и холодно. Пошли к машине, а они из-за двери хлоп меня по голове чем-то тяжелым. И враз все закувыркалось, загудело, засвистело, закружилось. Я мордой в напарницу. Та не видела, как мне саданули, и подумала, что я к бандюгам переметнулась, оттолкнула, в лоб шоковой дубинкой. А может, и не поняла, что это я. Мне от того не легче. До сих пор не знаю, кто мне мозги повредил, пробил корку и какую-то перегородку порвал, сосуд проткнул. А восстановить не получилось. Два года по всем хирургам возили. В каких только клиниках не лежала. А толку ни хрена. Восьмой год тут маюсь. Дети уже совсем большие стали. Дочка замуж вышла. Сын в армии последний год служит. Все ждали, что поправлюсь, да не получается никак. Уж лучше б наповал уложили бандюги, чем вот так окалечили.
- А их поймали?
- Кого? Крутых? Да кто их ловить станет?
- Ну, менты!
- Ты и впрямь дура! Кто самого себя ловит? Ведь менты и крутые - одна шобла!
- Небось не все?
- Даже моя внучка, хоть ей всего пять лет, умнее тебя. Пришла с дочкой навестить меня и сказала: "Бабуль! А я в юристы хочу, чтоб за жабры всех взять, кто тебя обидел. Прокурором стану. Самым главным. И легавого начальника посажу в тюрьму. Он самый виноватый за все". Понятно тебе? Дитенок знает, кто должен наводить порядок и отвечать за него.
- А деньги у тебя отняли? - спросила Ленка.
- Конечно! Для того караулили. Все подготовили и просчитали.
- Много взяли?
- Много! Да какое мне до того дело? У меня они отняли большее. Это не купишь, не отнимешь и не выпросишь. Свое, а не вернешь, - вздохнула баба, дрогнув подбородком.
- Муж имеется? Он ждет?
- Второй год как помер. Дочка сказывала, что не иначе как с горя и тоски ушел. Теперь он там меня ждет, на том свете. Авось доведется свидеться.
- Хороший был человек?
- Еще какой сердешный! А балагур, озорник! Без него в компании скучно было.
- Изменял тебе?
- Счетчик на хрен не цепляла, на слово верила. И от людей не слыхала о нем худого слова. Он был прекрасным отцом и мужем, хорошим хозяином. С таким до старости без седины дожила б. Коль еще раз Бог даст родиться бабой, пусть моего в мужья подарит, другого не надо, не хочу!
- Как? Ты только его знала, любовников не имела? - открыла Ленка рот от удивления.
- Само собой. Я же венчанная ему!
- И что с того? Тем слаще с хахалем оттянуться.
- Какой с вас спрос теперь? Совесть пропили, а может, с малолетства потеряли.
- Ай, брось, Мотя! Где была совесть, там хварья выросла. У нее глаз нет. Слепую чего стыдить без проку? А меня и вовсе бесполезно. Вы жили как в пещере, мы иначе, и слава Богу, иной век на дворе, другая жизнь и люди. Что лучше - о том всегда спорят. Но мне нравится нынешнее время. Я в нем как сыр в масле каталась. Другой жизни не хотела. И если б не сглупила и не пожадничала, не оказалась здесь.
- Слыхала я, что ты в проститутках была. Это верно?
- Ну и что с того? Теперь каждая вторая баба тем подрабатывает. И замужние в том проводят досуг. Теряем что-нибудь? Да нет! Мужиков пока на всех хватает! Я тоже поначалу мечтала о фате, свадебном платье, венчании, чтоб все до гроба пополам. А этот козел, за кого согласилась, поставил меня к плите и велел готовить жрать. А я не умела. После школы закончила бухгалтерский колледж, а о кухне, постирушках и уборке лишь краем уха слышала. На второй месяц брехаться стали. Ему суп не понравился. Он его оттолкнул, а я ту тарелку прямо с супом на башку ему натянула. Ох и поднял кипеш! Грозил пятак на жопу повернуть. Ну да я не из тех. И вякнула: коль от моей готовки рыло станет воротить, я его средь ночи урою, спящего. Он мне за это пиздюлей навешал. Я не простила, - рассмеялась баба громко.
- Нешто урыла благоверного? - выпучила глаза Мотька. И продолжила: - Потом под свихнутую косила?
- Нет! Не так все повернулось. Я на него натравила двоих амбалов, ну, хахалей своих.
- Еще до замужества блядовала? Ну и оторва!
- До замужества, как последняя дура, берегла себя. А стала бабой, чего терять? Тут уж размахнулась. Крутила со многими. Мужик на работе до ночи был. Бабки заколачивал, я гоже не теряла время зря. Но ему кто-то брехнул. И стал он меня выслеживать. Я о том ни в зуб ногой. Ну а грызлись с ним постоянно. И чуть скандал, я к отцу с матерью смывалась, ждала, пока козел остынет. Так и в тот раз было. Он меня никогда не искал. Я сама возвращалась. Здесь же уговорила хахалей навешать ему. Чтоб впредь меня не колошматил. Они встретили его, наподдали по полной программе, а через пару дней достала меня его кодла. Все трое - лучшие друзья мужа. Знаешь, чем дубасили? Плетками из колючей проволоки! Я чуть душу не посеяла от боли. Сознание теряла. Они не пощадили и подвесили голую за ноги под мостом. Я кричала, звала на помощь, а кто услышит в ночи? Под утро мне стало совсем плохо. Кто меня приметил и снял, я не знаю. С неделю, как говорили, билась в припадках. Думали, пройдет, да хрен там. Эпилепсия или что другое, никто не знает. Всю ночь я видела, как из-под моста ползут ко мне толстые черные змеи и обматываются вокруг тела, шипят. Я так орала! До смерти боюсь змей.
- А тех, кто повесил тебя, взяла милиция?
- Да что ты! Они исчезли из города вместе с мужем. Потом отец сказал, что они в армии, по контракту в Чечню поехали. Милиция узнала и ответила, что там хуже, чем на зоне, и не стала посылать запросы. Обо мне такое наплели родителям, что они отказались навсегда.
- И сколько ты прожила с мужиком?
- Чуть больше года. Но дело не в том - обидно, что за меня теперь никто не отомстит козлам.
- Детка имеется?
- Откуда? Он без гондона даже не целовал. А и я не хотела от него ребенка, - искривился рот бабы. Она смотрела под стол широкими глазами и, затаив дыхание, шептала: - Видишь, опять ползут! Они и здесь нашли. - Подобрала ноги, съежилась.
- Кто ползет? Где? - не поняла Матрена.
- Змеи…
- Никого здесь нет. Тебе кажется!
- Да вот она! - отбивалась баба ногами и руками от кого-то невидимого.
- Глюки это! Не бойся! Встань, дай руку!
- Уйди, гадюка! - замахнулась Ленка, резко столкнула Мотьку с койки, заорала в ужасе.
- О-о! Уже успела чужую койку обоссать! - возмутилась санитарка и, связав Ленку, потащила в ее комнату. - Спи у себя, если не умеешь прилично вести себя в гостях, - уложила бабу в постель.
О Ленке знал весь город как о потаскушке.
Мотьку жалели. Ее любили в семье и на работе. Ее даже теперь навещали соседи, и все искали по деревням бабку-зна-харку - может, сумеет травами и заговорами вернуть Мотьку к прежней жизни? Они присматривали за квартирой женщины, прибирали в ней, надеясь, что хозяйка скоро сюда вернется.
На эту веру было у них свое основание. У женщины стало меньше приступов. Ее отпускали гулять даже за территорию больницы. Сами приступы если и случались, то были короткими и тихими. Если Мотю никто не доставал, она быстро успокаивалась и в последнее время мечтала вернуться домой насовсем или к окончанию службы сына в армии.
Иван Петухов, как и другие врачи, следил за состоянием Моти. И не исключал для нее скорого возвращения домой. Он внимательно изучил историю болезни. Убедился, что женщина и впрямь идет на поправку. Понимал, если дома, в семье, все будет спокойно, Мотя доживет жизнь нормальным человеком.
Женщина, услышав такое, совсем приободрилась. Безропотно пила таблетки, терпела уколы, старалась ни с кем не ругаться, сдерживалась. И ждала…
Совсем иной была Ленка.
Избалованная вниманием мужского пола с раннего возраста, баба злилась на врача, что тот ее не замечает, не заговаривает, не сыплет комплименты, не приглашает в свой кабинет, реже других навещает палату.
Все это только казалось бабе. Она была помешана на мужиках и считала, что все они должны принадлежать только ей одной. Не важно, как выглядят, сколько лет, главное, чтобы вертелись вокруг нее целыми днями, а уж она сама разберется, куда кого применить.
Все больные знали об этой Ленкиной слабости и нередко подначивали ее. А потому, едва появившись в больнице, Петухов стал Ленкиным вожделением и беспокойством.
Баба подглядывала за ним всюду, где только удавалось, ходила тенью, пока он не приметит и не отправит в палату. Она кокетничала и строила глазки, пела любовные песни за дверью кабинета, но Иван не обращал на нее внимания.
- Ленка, отстань от человека, что так бесстыдно навязываешься? Здесь не панель. Успокойся! - урезонивали бабу, но она лишь смеялась:
- Не родился такой козел, чтоб устоял передо мной. И этого обломаю. Мой будет!
Но шли недели, месяцы, Ленка так и не смогла завлечь Ивана. А ведь в открытую, средь коридора, объяснилась ему в любви. Сказала, что жить без него не может. Он отодвинул ее с пути и прошел мимо, не обронив и слова.
Баба ревела всю ночь. Впервые в жизни отвергли, не увидели и не поверили. Это больно ударило по самолюбию. И Ленка мучилась: "Наверное, у него семья есть? Ну что с того, я не набиваюсь в жены! Я вообще не собираюсь замуж. Ни за кого! Чего боится, дурачок? Или он еще не имел бабу? Вряд ли. Теперь таких нет. Все до школы знают больше учителей. Особо о сексе. Нынче в каждой газете о нем. А уж по телику чего не увидишь! Ночью включи, того и гляди с экрана хер вывалится. А этот врач корчит из себя нецелованного! Ну, погоди, Ваня!"
А через неделю Ленку свалил нешуточный приступ. Ее трясло и выкручивало так, что больные мигом выскочили за санитарками. Но те никак не могли подступить к женщине, связать, дать возможность медсестре сделать успокоительный укол. Ленка орала на всю больницу.
- Ну и дела! Похоже, впервые влюбилась по-настоящему - в нашего Петухова, - посмеивались врачи.
- Наверное, ее судьба наказала за всех ребят, кому наказаньем стала. Сколько горя принесла она парням, не счесть. Нынче саму достало, пусть познает, - говорила санитарка.
А Ленка билась об пол, кричала, ей было безразлично мнение людей.
Когда-то в детстве мать отказалась купить платье, уж очень понравившееся Ленке. Ей стало обидно, и девчонка устроила истерику. Мать уступила. Это запомнилось и понравилось. Но отец был человеком жестким, с ним такие номера не проходили, и, дав пинка под задницу, он выкинул дочь на улицу. С того дня не брал с собой в магазин. Ленка затаила зло и больше месяца не разговаривала с родителем. Вскоре поняла, что истерика не новый способ. Им пользуются многие. Придумать ничего оригинальнее она не могла. Зато дворовые мальчишки, играя в прятки, заманили Ленку в гараж. Сколько им было? Всем от восьми до тринадцати. Ленке исполнилось десять лет. С ней впервые забавлялись по-взрослому. Ее накормили конфетами, дали попробовать покурить. И после того мальчишки двора защищали девчонку от всех чужих, ходили с ней как охрана. Едва начинало темнеть, тащили Ленку в подвал…
Тогда она еще ничего не понимала. Но однажды увлеклась, задержалась допоздна, и отец, обнаруживший дочь со сворой пацанов, вытащил ее за уши, а дома выдрал ремнем.
Мать вскоре объяснила дочке, чем опасны такие игры, но мальчишки показали презервативы и успокоили.
Вскоре Ленка поняла, что может иметь, помимо защиты. И стала требовать от мальчишек оплату. Те несли ей конфеты и деньги, которые брали дома на школьные завтраки. Ей показалось мало. Мальчишки потащили у родителей. Кто материны серьги или кольцо, кто отцовские деньги и бабкину пенсию. Но вскоре это заметили. Родители легко вышибли признания у своих пацанов и пошли скандалить к Ленке.
Ее не только грязно обзывали, но и побили так, что другая запомнила б на всю жизнь. Но не Ленка. Она была выше оскорблений и пощечин. Девка решила проучить всех, кто бил и ругал, но, поймав ее снова в подвале, родители вытащили своих мальчишек, а ее закрыли на громадный замок, зная, что отец и мать уехали на дачу на все выходные.
Девчонка просидела взаперти двое суток. Из подвала дочь вытащил отец. Ему сказали, где она и почему там оказалась. Мужик, сгорая от стыда, приволок Ленку домой. Порол ремнем, не щадя.
- Лучше сдохни, чем станешь проституткой! В кого уродилась сукой, грязная потаскуха! - Он не обращал внимания на вопли, на черно-синие рубцы на Ленкином теле.
Мать отняла дочь, когда та потеряла сознание.
Родители пытались много раз отправить Ленку в деревню к родне, но она вскоре убегала оттуда и, не заходя домой, слонялась по городу в поисках новых приключений. К ней мигом прилипали какие-то замызганные ребята, сомнительные мужики с корявыми помятыми рожами. Уводили ее цыгане.
- Тьфу, подстилка! - морщились соседи, завидев, как отец снова гонит девчонку в дом ремнем.
После этого, едва встав на ноги, девка надолго ушла из дома. Нашла ее милиция и вернула домой - пьяную, грязную.
- Что ж мне с ней делать? - отчаялся отец и спросил милиционеров: - Может, у вас есть что-нибудь, где наша выправится?
- Таких теперь полно. И моложе ее сучки на панель выскакивают. А попробуй забери, в жалобах утопят, мол, конституционные права нарушили на свободную жизнь и отношения. Ее пожалеют и отпустят, зато нам влетит! Так что помочь не сможем. Сами, родители, теперь справляйтесь. Раз нет на нее жалоб горожан, с нашей стороны тоже без претензий - был ему ответ.
Когда милиция ушла, отец за голову взялся:
- Только и осталось убить ее…
- Погоди, давай я поговорю. Может, получится, - предложила бабка.
Она убедила Ленку, и та вскоре поступила в колледж. Едва закончив его, вышла замуж. Муж попался не такой, какого хотелось. Не из крутых, со средним достатком - тут уж о ресторанах и прочих дорогих развлечениях речь идти не может, О магазине модной одежды лучше не вспоминать и не травить себе душу.