Плейбек может являться таким театром, в котором эта необходимая "матрица единения" создается как старым, так и новым способом. Хотя мы часто имеем дело с аудиторией, ничем не отличающейся от любой другой современной аудитории, и таким образом наша общая культурная система ориентиров может оказаться в той же степени выродившейся, разница заключается в том, что наша "игра" берет начало в самой жизни людей. Нужда в традиционных культурных ценностях давит меньше, потому что мы - и зрители, и труппа - найдем свои собственные ценности в микрокосме перформанса, которые, вероятно, будут включать личностные триумфы и поражения и их жизненные воплощения, которые выходят за пределы специфической культуры. Мы представляем ритуалы, которые основаны на непосредственных нуждах самого действия, не деспотичные, не древние, не скрытые, они со всей очевидностью играют ту роль, для которой они вырабатывались. И в то же время мы, несомненно, "полагаемся на момент", мы объединены рождением сцены, откровением жизни.
ПЛЕЙБЕК И ЦЕЛИТЕЛЬСТВО
Театр, говорит Питер Брук, был создан для того, чтобы "отражать всеобщие священные тайны, а также чтобы поддержать и пьяницу, и одинокого человека". (Я думаю, что он имел в виду и одинокого мужчину, и одинокую женщину, и одинокого ребенка.)
В этом смысле Плейбек-театр всегда был театром поддержки. Приверженность к процветанию человеческого духа была частью изначального видения Джонатана, и в те первые годы, когда мы рассказывали свои собственные истории, мы открывали для себя способы воплощения этой приверженности. Когда мы стали работать для общества, мы увидели, что человек, рассказывающий историю, а затем наблюдающий, как она разыгрывается на сцене, часто испытывает искупительное переживание, по крайней мере, так может показаться в какой-то момент, и неважно, какого рода история была рассказана. Одни рассказчики историй в Плейбеке ощущают катарсис или просто самоутверждение, для других публичное раскрытие своих историй является важным шагом к социальному контакту. Для групп это может быть способом протянуть связующие нити друг к другу и укрепить или наглядно отметить уже существующие внутригрупповые связи.
Действенность целительства в Плейбеке происходит по нескольким причинам. Прежде всего, как говорилось выше, люди нуждаются в том, чтобы рассказывать свои истории. Это основной человеческий императив. Рассказ наших историй участвует в определении нашего чувства идентичности, нашего места в этом мире, пределов самого нашего мира. В раздробленном бытии, которое многие из нас переживают, где мала связность людей и территорий, где жизнь бежит слишком быстро для того, чтобы найти время внимательно выслушать друг друга, где многие люди ищут смысл, но кажется, что смысл все больше ускользает от нас, Плейбек-театр предлагает безоценочный форум для того, чтобы поделиться своей личной историей.
Во-вторых, микрокосм выступления Плейбек-театра (или другого мероприятия в Плейбеке) дружественный и благоприятный. Никто не будет действовать по принуждению, не будет осмеян или унижен. Атмосфера Плейбека безопасная и даже воодушевляющая. Она сама по себе проявляет целительные свойства. Люди, которые окунаются в нее на определенное время - участники плейбек-трупп, или группы, которые устраивают плейбек-представления на своих регулярных мероприятиях, или участники мастерских, длящихся несколько дней, - могут ощутить личностный рост просто от того, что находятся в среде принятия и великодушия.
Другая причина целительного эффекта Плейбек-театра - это его эстетика. История не просто рассказана, она получает отклик плейбек-команды с ее артистической чувствительностью и оформляется в театральный эпизод. Артисты совершают свой художественный выбор. Ритуальные аспекты, как мы отмечали в главе "Присутствие, представление и ритуал", служат обрамлением и усилением внутренней формы.
Что происходит в артистическом процессе, когда жизнь трансформируется в искусство посредством Плейбека или другого художественного акта? Артист - это тот, кто, подобно мечтателю или сновидцу, ощущает модель, рисунок, который связывает несопоставимые феномены нашего бытия. Он создает форму в пространстве, или во времени, или в обеих координатах вместе, которая некоторым образом выражает его восприятие этой скрытой взаимосвязи или какой-то фрагмент этой формы. Вот основа артистического процесса - ощущение смысла и изображение его в виде формы. Удовольствие, которое испытывает этот воспринимающий артист, когда он переживает процесс художественного творчества, также исходит из поисков смысла. Мы страшимся хаоса и бессмыслицы и слишком часто сталкиваемся с ними. Когда мы встречаемся с тем, что отражает наше собственное бытие в эстетической форме, мы самоутверждаемся и даже испытываем вдохновение. До какой степени это возможно, зависит от того, какой объем нашего жизненного опыта мы видим отраженным в работе артиста, сколько смелости, глубины и убеждения способен он выразить.
В Плейбек-театре мы говорим, что, позволяя себе быть артистами, мы раскрываем рисунок и красоту, скрытую в сыром материале жизни. Наше эстетическое внимание делает историю свидетельством онтологического смысла и цели. Эстетическое свойство – смысл в целостной форме, не обязательно гармоничной или прекрасной, - сам по себе есть фундаментальное и сильнодействующее средство исцеления.
Пьер рассказал историю о том, как в раннем детстве он был похищен дедушкой и бабушкой по материнской линии, которые хотели расторгнуть брак его родителей. Манера его рассказа ничего не сообщала о его чувствах по поводу этого необычного происшествия. Ведущий попросил его выделить одну сцену из истории, которую он хотел бы увидеть. Пьер выбрал сцену в суде, когда его бабушку и дедушку приговорили к депортации из США обратно в Европу. Актриса, игравшая судью, позволила некоторую творческую вольность в своей роли. Она превратилась в неистового мстителя. "Как вы посмели это сделать? - завопила она, поднявшись со своей судейской скамьи и возвышаясь над подсудимыми в своей ниспадающей судейской мантии. - У вас нет права разрушать семью. Неужели вы не понимаете, что напугали всех до смерти, включая малыша?" В другом конце сцены сидел актер, который играл Пьера в возрасте пятнадцати лет. Он наблюдал событие из своего прошлого в надежной компании своей тети.
Когда действие закончилось, Пьер в своем небрежном стиле кратко высказал свое резюме ведущему, однако перед этим мы видели, как сильно он был поглощен сценой. Он сказал нам, что скоро собирается поехать в Европу и навестить своих бабушку и дедушку, которых он не видел с тех пор, как был ребенком.
На семинаре Лэйн незамужняя молодая девушка вышла к стулу рассказчика без определенной истории на уме. Она сказала, что чувствует, что в ее жизни возникло некоторое перепутье, и хочет исследовать возможности своего будущего. Ведущий предложил ей вообразить какое-то событие в ее будущем, которое могло бы случиться через несколько лет. Интуитивные вопросы ведущего постепенно нашли отклик в творческом воображении Лэйн, и у нее возник живой образ будущего. Она представила себя актрисой, знаменитой и успешной, завершающей спектакль. Спектакль был забавным и трогательным. Затем она вместе со своей семьей едет домой.
- Сколько у вас детей? - спрашивает ведущий.
- Четверо, - отвечает Лэйн без колебаний. Она называет их имена и возраст.
- А какой у вас муж?
- Любящий. И веселый.
Когда сцена была разыграна, Лэйн вытирала слезы, выступившие в ее блестящих глазах.
- О, я надеюсь, что так и будет! Надеюсь, так все и будет! – сказала она.
Оба эти рассказчика рискнули обнажить свои слабости на сцене Плейбека. Возможно, что ожидание какой-то выгоды, которая может обнаружиться во время действия, подтолкнуло их рассказать свои истории. Что они приобрели? Что касается Пьера, ценность его рассказа в основном может заключаться в том, чтобы вынести на публику свидетельство его переживаний. В его общении с ведущим во время интервью было что-то вызывающее, возможно, он старался защитить свои чувства по поводу такого постыдного эпизода из истории своей семьи. Но он обнаружил, что его история вызвала сочувствие со стороны актеров и зрителей. В ответ на это к концу сцены его сарказм смягчился. Также, вероятно, Пьер извлек пользу для себя, просто увидев эту сцену, разыгранную вживую перед ним, вместо картины перед его внутренним взором, которую он, несомненно, прокручивал в течение своей жизни снова и снова. Самообладание, которое он приобрел, увидев свое болезненное воспоминание со стороны, может быть, послужит ему хорошей поддержкой, когда он встретится со своими бабушкой и дедушкой в первый раз в своей взрослой жизни.
Для Лэйн, которая рассказала свою историю в поддерживающей, камерной среде семинара, ценностью было сознательное включение в процесс коллективного творчества группы. Оно проявилось не только в непосредственном разыгрывании сцены, но и в общей атмосфере, предоставляющей широкие возможности для воображения. Это было ее собственное видение, однако она не могла самостоятельно вызвать его к жизни, даже при том, что ее воображение довольно свободно текло в поисках сценария, который отвечал бы ее еще несформированным потребностям и желаниям.
Многие люди, видевшие выступление Плейбек-театра или слышавшие о нем, спрашивают: "Так это театр или терапия?" Они видят людей, как Лэйн, с носовыми платками в руках, они видят тех, кто рассказывает о своей боли и утрате, они видят актеров, которые очевидно проявляют гораздо большее участие, чем этого можно было бы ожидать от театральных исполнителей, и, хотя актеры могут быть очень талантливы, они не демонстрируют ни отстраненности, ни превосходства. Некоторые зрители могут быть смущены образной структурой Плейбека, так как, на первый взгляд, в нее включены элементы, которые они привыкли рассматривать отдельно. Дело в том, что польза и практическая значимость Плейбек-театра не подчиняются функциональной категоризации, привычной для современного общества. Целительство и искусство неразделимо интегрированы в задачи Плейбека.
Практики Плейбека учатся жить в неопределенности и ее проявлениях в этом мире. Помимо того, что им постоянно приходится объяснять, что такое Плейбек-театр, что иногда они вынуждены доказывать важность своей работы перед скептически настроенными друзьями и родственниками, в обществе существуют устоявшиеся догмы. Многим из нас известно, что трудно снискать признание, включая такую его форму, как поддержка грантами. Художественные советы обычно говорят: "У вас слишком много терапии, очевидно, что вы не привержены театру в полной мере". Фонды социальных служб с подозрением относятся к тому, что мы серьезно увлечены искусством. По иронии судьбы, такая "поправка-22", похоже, в меньшей степени относится к вновь создаваемым группам, потому что теперь они могут сослаться на почти двадцатилетнюю традицию Плейбек-театра.
ПЛЕЙБЕК В ТЕРАПИИ
Многие из тех, кто сейчас занимается Плейбек-театром, работают также в области социальной помощи. (Некоторые из нас являются драма-терапевтами или психодраматистами, и они уже знакомы с терапевтическим эффектом использования драмы для исследования личностных переживаний.) Для расширения своих возможностей они начинают использовать целительные свойства плейбек-практики, работая в больницах, клиниках, стационарах и в частной практике. В той же степени, в которой ритуализированный рассказ историй является терапевтичным для широкой публики, он также может быть ценным инструментом при работе с детьми и взрослыми, страдающими эмоциональными расстройствами и психическими заболеваниями. Больные люди имеют острую нужду рассказать свою историю и, вероятно, имеют еще меньше возможностей сделать это, чем остальные.
Профессионалы в области психического здоровья, впервые столкнувшись с практикой Плейбека, часто выражают опасение по поводу того, что, приглашая рассказать свою историю, мы "раскрываем людей". Познакомившись с этой формой поближе, они понимают, что определенные факторы служат защитой от ослабления границ личности, которое они себе представляли. Один из них - терапевтический навык ведущего, которого обучают сопровождать рассказ истории с клинической чуткостью. Другой - элемент дистанции, заложенный в самой форме, - это внутренний контроль, когда рассказчик смотрит, но не участвует в драме. И в-третьих, почти все рассказчики - и пациенты психиатрических клиник, и обычные зрители - подчиняются своему природному чувству того, что уместно рассказывать в любом контексте. Я редко сталкивалась с тем, что это чувство было нарушено, даже если рассказчикам не дается никаких начальных директив о том, что уместно рассказывать. Рассказчики в Плейбеке инстинктивно оценивают, какой уровень самораскрытия для них безопасен, это зависит от того, насколько велика группа и кто из посторонних присутствует.
Человек делится своей историей в атмосфере, которая не просто безопасна, но и благоприятна и в самой своей основе проникнута любовью к нему. Это терапевтическая среда, которая чем-то напоминает "безусловное принятие" в клиент-центрированной терапии Карла Роджерса (подход, который, к сожалению, гораздо более распространен в индивидуальной терапии, чем в центрах социальной помощи). Эстетический аспект в той же степени является целительным для пациентов с психическими нарушениями, как и для обычных людей, а может быть, даже больше. Многие люди, имеющие психологические проблемы, остро нуждаются в каком-либо опыте, который дал бы им намек на существование скрытой модели, с помощью которой они могли бы осмыслить свое страдание. Красота в любом ее проявлении является дефицитом в жизни наиболее страдающих наших собратьев, и они нуждаются в ней больше остальных. Им также нужно иметь возможность испытать свои способности к творчеству, воображению и спонтанности. Может случиться, что в результате такого опыта у них начнет возрастать ощущение авторства своей собственной жизни и вследствие этого улучшится их самообладание и здоровье.
В доме для детей с сильными эмоциональными расстройствами десять детей пришли в спортивный зал на выступление Плейбек-театра. Десять мальчиков и девочек в возрасте от семи до десяти лет. Большинство из них уже несколько раз видели Плейбек. Актерами были члены персонала - медицинские работники, арт-терапевты, учитель, психолог. Они регулярно проводили выступления для детей и персонала. Вторая по счету история была рассказана Космо. Я выбрала его потому, что он был так сильно расстроен, что его не выбрали рассказчиком в первый раз. Он пожаловался, что ему не удалось рассказать свою историю и на предыдущем выступлении.
Он стал отвечать на первые мои вопросы, его история бессвязно кружилась вокруг нескольких различных тем. Казалось, он довольно слабо связан с реальностью, иногда это бывает с такими детьми, которые борются с травматическим опытом своей жизни. Я хотела помочь ему сосредоточиться и спросила, кого он хотел бы видеть в своей истории, поскольку обычные "что", "где" и "когда" ни к чему нас не привели. Свою маму, ответил он. Грустный сценарий начал вырисовываться. У Космо приемные родители. Они не понимают, как он беспокоится и переживает за свою мать, которая сидит в тюрьме за преступление, связанное с наркотиками.
Актеры, большинство из которых его хорошо знали, построили сцену совсем не из тех элементов, которые Космо им дал. Они устроили горький разговор между Космо и его матерью. Карен, которая играла мать, говорила из-за тюремной стены, построенной из молочных ящиков, в то время как актер лежал в своей кровати. Как будто это была область, где их сердца могли разговаривать друг с другом. Мама говорила ему, как ей грустно и плохо. Она говорила, что надеется, что дела пойдут получше, но она не знает, как будет на самом деле. Сын слушал ее и говорил, как он любит ее, как волнуется за нее. Актеры сделали лучшее, что было в их силах. В таких случаях нет легких ответов и счастливых концов.
Космо был очень поглощен сценой. Большинство остальных детей тоже. Не только у Космо жизнь была поломана родителями-наркоманами. Двое детей снимали свое напряжение, хихикая. "Это не смешно", - рассердился Космо. "Они знают, что это не смешно, - шепнула я ему. - Просто смотри свою историю".
После еще одной истории выступление закончилось. Дети под присмотром работников дома и участников плейбек-команды растянулись на полу спортивного зала и стали рисовать. Таким способом мы помогали им обрести завершение представления, прежде чем они вернутся к себе в отделение. Космо нарисовал огромное сердце, зарешеченное полосками, и свою маму, выглядывающую из маленького окошка посредине.
Какая терапевтическая польза для Космо была в этом случае? Во-первых, для него очень много значила возможность рассказать свою историю. Несмотря на путаницу в начале, рассказ, который вскоре возник, был самым глубоким, самым важным для него рассказом, тем, с чем он жил днями и ночами, что лежало в основе всех событий его жизни. У него было сильное стремление рассказать об этом, поделиться со своими сверстниками и взрослыми, идентифицировать себя в этих условиях для того, чтобы обрести собственное понимание себя и чтобы другие узнали и поняли его историю.
Очень важно, что его история была рассказана в атмосфере принятия. В плейбек-выступлениях мы всегда акцентируем важность того, чтобы рассказчика слушали в дружеской, уважительной атмосфере. Наш собственный внимательный отклик на слова каждого рассказчика помогает создать такую модель. Удивительно, что, учитывая все проблемы, которые давят на детей, и суровый климат, который господствует в детском доме, дети в целом способны слушать истории друг друга и смотреть их на сцене с сочувствием и вниманием. И хотя мне часто приходится их к этому призывать, но похоже, что дети до определенной степени могут временно прервать свои обычные грубые взаимоотношения. Так что Космо чувствовал себя достаточно защищено, чтобы рискнуть и рассказать одну из самых болезненных своих историй, зная, что формат Плейбек-театра создаст для этого вполне безопасный контекст.