5. Соотнесение ранней ИЕП с ареалом культуры Чатал-Гуюк основано на отражении её природных условий в реконструируемом праиндоевропейском языке. Авторы концепции подчёркивают, что "локализация ранней ИЕП должна связываться с районами Анатолии, так как там имеется вся сумма признаков: резко континентальный климат, горный ландшафт и мезолитические памятники с производящим хозяйством". Но для такого категорического утверждения нет оснований именно исходя из "всей суммы признаков". Континентальный климат (не менее резкий, чем на Анатолийском плоскогорье) с холодной зимой и замерзающими реками, дождливой весной и сухим летом (а равно и состав флоры и фауны, отмечаемый авторами концепции) характерен для многих предгорных и низкогорных регионов: Северного Кавказа, Северного Крыма, Прикарпатья, Трансильвании, Нижне-Дунайской и Средне-Дунайской низменностей, Динарского нагорья. Вопреки представлениям авторов концепции, что в период климатического оптимума голоцена "в Европе, освободившейся от ледника, всё расцветало во влажном и тёплом климате", климатическая картина этого периода не была такой однозначной. На юго-востоке Европы выпадало меньше осадков, чем в наше время, климат там был более засушливым. Зимние температуры в умеренной полосе Европы были ненамного выше, чем сейчас, поскольку многие виды деревьев (бук, тис), маркирующие зимнюю температуру, далеко на восток в это время не распространялись. Теплее, чем теперь, было главным образом в летние месяцы. Поэтому выводимая из праязыковой реконструкции характеристика ранней ИЕП может подходить ко многим территориям в Восточной и Юго-Восточной Европе.
6. Происхождение цивилизации Винча от культурного импульса (миграции), шедшего из Малой Азии, не может считаться доказанным. Датировки древнейших артефактов Винча (уже упомянутые надписи из Тэртэрии) делают эту культуру синхронной позднему Чатал-Гуюку. В то же время среди археологов есть немало тех, кто выводит культуру Винча из предшествовавшей ей на Балканах позднемезолитической культуры Лепенски-Вир.
7. Наконец, концепция Сафронова-Николаевой неоправданно жёстко детерминирует смену археологических культур или их элементов миграциями их носителей. В то же время она априори рассматривает археологические культуры как моноэтнические. На недостатки такого подхода указывалось ранее. Здесь добавим в качестве примера культуру воронковидных кубков в Западной Европе IV-начала III тысячелетия до н. э. Её главный маркирующий признак "мигрировал" независимо от остальных слагающих элементов культуры. Это даёт основание говорить о заимствовании как важном факторе распространения элементов культуры (не только данной, но и вообще) в древности. Малоправдоподобной представляется и такая миграция, при которой народ целиком снимался с предыдущего места обитания. Всё, что мы достоверно знаем о миграциях в истории, позволяет утверждать, что миграции были многовекторным расселением. При этом часть парода всегда оставалась на старом месте.
Гипотеза Вяч. Вс. Иванова и Т.В. Гамкрелидзс соединяет индоевропейскую атрибуцию ДЯКИО и представление о миграции её носителей на запад в III тысячелетии до н. э., как о главном факторе "индоевропеизации" Европы, с углублённой хронологией праиндоевропейской общности и сё связью с цивилизациями Ближнего Востока. Согласно этой гипотезе, ИЕП располагалась в V–IV тысячелетиях до н. э. в восточной части Анатолийского плоскогорья, Армянском нагорье и северной части хребта Загрос (Курдистан - восток Турции, север Ирака и северо-запад Ирана).
Важным аргументом в пользу близости ИЕП к культурным очагам Передней Азии исследователи считают изобретение колеса и одомашнивание лошади: "Для определения индоевропейской прародины едва ли не решающее значение имеет терминология колёсного транспорта". Считается, что эти рубежные сдвиги в развитии "техники" впервые были сделаны в Месопотамии в IV тысячелетии до н. э. Менее существенным для локализации ИЕП представляется наличие водного вёсельного транспорта, т. к. он мог быть и в других регионах.
Ещё одним аргументом в пользу переднеазиатской ИЕП авторам гипотезы послужила относительная архаичность анатолийских (хетто-лувийских) и армянского языков. Исследователи объяснили данное явление тем, что носители этих языков не мигрировали далеко с ИЕП, остались по сути в её районе. Гипотеза английского учёного Хеннинга, отождествившего кутиев (гутиев), вторгшихся в Месопотамию в конце III тысячелетия до и.э., с тохарами, также, по мнению Гамкрелидзе-Иванова, подтверждает их точку зрения. Движение тохар отражает часть миграции индоевропейцев со своей прародины, расположенной недалеко от Месопотамии.
По версии Гамкрслидзе-Иванова, основным вектором расселения индоевропейцев, уже расщепившихся на отдельные народы (позже давшие начало языковым группам), был восточный. Арийцы, тохары (за исключением кутиев) и носители "древнеевропейских диалектов" двинулись через Иранское нагорье к югу от Каспийского моря. При этом среди арийцев уже тогда произошло разделение. Часть их осталась в районе прародины и в будущем создала государство Митанни в Северной Месопотамии. Будущие индоарийцы пришли в Индию через Иранское нагорье. Путь нуристанцев в Гиндукуш пролёг севернее. В Среднюю Азию мигрировали иранцы, тохары и носители "дрсвнеевропейских диалектов". Первые расселились но широким просторам евразийской степи, впрочем, часть осталась па Иранском нагорье или вернулась туда позже. Тохары двинулись на восток в Центральную Азию.
Миграционный поток будущих "древнеевропейцев" двинулся па запад дальше иранцев и вторгся в Центральную Европу, где и дал начало славянам, балтам, германцам, кельтам и италийцам. В то же время греки, иллирийцы и фракийцы, по мнению исследователей, пришли на Балканы непосредственно из Малой Азии. На Балканах же и сомкнулись оба потока индоевропейской колонизации Европы.
От себя добавим, что заселение Иранского нагорья в III тысячелетии до н. э. арийцами хорошо объясняет существование там в это время высокоразвитой страны Аратта, знаменитой у шумеров. В арийских легендах о прародине часто упоминаются высокие горы Меру, за которыми лежит замёрзшее море. Эти признаки, хотя и с некоторой натяжкой, могут быть отнесены к высоким горам Эльбрус, к северу от которых находится Каспийское море, замерзающее в своей северной части. С этим образом могли соединиться и сведения о Кавказе, к северо-западу от которого лежит Азовское море, на зиму замерзающее. Воспоминания арийцев о долгой холодной зиме на их прародине соответствуют реальной климатической картине Армянского нагорья и сопредельных горных районов, где стоят суровые снежные зимы.
В период, когда она выдвигалась, концепция Гамкрелидзе-Иванова получила поддержку на государственном уровне. Их двухтомник "Индоевропейский язык и индоевропейцы", вышедший в 1984 году, был в 1988 году удостоен Ленинской премии. В иное время это была бы заявка на роль "единственно верного учения в языкознании". Но, конечно, она вызвала критику среди учёных не поэтому.
О.Н. Трубачёв в своей работе "Этногенез и культура древнейших славян", впервые вышедшей в 1991 году, подверг серьёзной критике ряд доводов этой и других теорий ИЕП. Касаясь одного из них, он писал: "Уязвимо заключение авторов теории ближневосточной прародины индоевропейцев: "Смещение общеанатолийского по отношению к первоначальному ареалу распространения общеиндоевропейского языка было сравнительно небольшим. Этим и объясняется исключительная архаичность анатолийских языков". Для нас совершенно очевидно, что из этой же самой посылки - архаичность хеттского и других анатолийских языков - может быть с гораздо большим основанием сделан вывод о дальней миграции, приведшей эти языки на периферию некоего ареала".
В пользу локализации ИЕП в Европе, по мнению Трубачева, свидетельствует распространение древне-европейских гидронимов, которые исследователь считает праиндоевропейскими. Участков их концентрации три: в Северо-Западной Германии, в Прибалтике и в Средней Италии. Поскольку "кучность однородных… названий как раз характеризует зоны экспансии, колонизованные районы, а отнюдь не очаг возникновения", то "центр древнего индоевропейского этноса в Среднем Подунавье определяется… как бы векторным способом - примерно посередине между тремя крупными скоплениями… индоевропейских гидронимов… выступающих здесь как на периферии ареала".
Постулируемая же теорией Гамкрелидзе-Иванова "вторичная северо-понтийская прародина индоевропейцев Европы, пришедших сюда очень давно будто бы в результате миграции в обход Каспийского моря или через Кавказ, не объясняет образования древнеевропейской гидронимии. Ничего отдаленно напоминающего этот компактный ономастический ландшафт нет ни в Малой, пи в Большой Азии, хотя там его зафиксировали бы древнейшие письменные традиции. Компактный древнеиндо-европейский ономастический ареал мы находим только в Европе, и диагностическое значение этого факта трудно переоценить в вопросе древней локализации индоевропейцев".
В пользу концепции Трубачёва говорит учёт ею всей сложности и динамизма этнической истории. Трубачёв выдвигает ряд важных теоретических положений дня поиска прародины славян, которые точно так же применимы и к поиску ИЕП: "(1) Постулат территориально ограниченной прародины неудовлетворителен так же, как (2) унитаристский постулат якобы изначального без-диалектного праязыка… (3) праславянский - живой язык со всеми атрибутами сложности живого языка, (4) чисто славянская гидро- и топонимическая область нереальна, наряду со славянскими всегда присутствовали и неславянские элементы". Следовательно, невозможно найти и чисто индоевропейскую территорию в древности. К этим положениям автор концепции прибавляет ещё несовпадение границ археологических культур с границами этноса.
Внелингвистическая основа концепции Трубачёва - в отстаиваемом многими археологами представлении о непрерывности культурного развития Европы начиная с мезолита. Энеолитические и более поздние культуры Балкано-Дунайского региона, в том числе Винча, принадлежат индоевропейцам, что, однако, "не исключает отнесения сюда же территории Украины [трипольская культура. - Я.Б.] и, возможно, других соседних областей, как не исключает оно и присутствия неиндоевропейских элементов хотя бы в части этого ареала".
"Аргумент колеса" для локализации ИЕП на Ближнем Востоке не может быть решающим, так как свидетельства использования колёсного транспорта имеются и для Европы IV тысячелетия до н. э. С одомашниванием лошади это никак не связано, так как первым тягловым животным был, скорее всего, бык (вол).
Добавим от себя, что упадок цивилизации Винча, выразившийся, в частности, в утрате ею письменности, не обязательно был вызван внешними вторжениями. Это могли быть миграции внутри комплота этносов данной цивилизации. В гл. 7 мы привели пример упадка микенской цивилизации Древней Греции в результате вторжения дорийских племён. В эпоху складывания классов цивилизация представляла собой непрочное образование элитарного характера, которое могло быть разрушено вследствие внутренних потрясений. К социальным движениям, которые в те древние времена выражались только в форме миграций, когда, по классическому определению, "избыток населения давил на производительные силы" (любая миграция - это и есть, прежде всего, именно социальное движение!), могли приводить климатические изменения. Одно из таких изменений как раз и произошло в конце IV тысячелетия до н. э. и выражалось в похолодании.
Есть и у версии Трубачёва, как и у любой другой, свои спорные моменты. Не все лингвисты согласны с индоевропейским характером древнеевропейской гидронимии. Также не все признают тезис, будто "ни германские, ни славянские языки не хранят никаких следов индоевропейско-доиндоевропейского билингвизма". Есть целое направление в лингвистике, занимающееся (и небезуспешно) поисками доиндоевропейского субстрата в германских языках.
Наконец, если логически развить положение о несоответствии границ археологических культур этническим границам, то следует признать полную невозможность точно определить этническую принадлежность носителей всех культур, от/о которых не осталось письменных свидетельств! В этом случае любые реконструкции этнической истории будут иметь смысл только для той эпохи, когда уже имеется читаемая нами (хотя бы фонетически) письменность, которую мы можем отождествить с тем или иным известным языком. Любая попытка выйти за пределы этих хронологических рамок открывает безудержный простор фантазии, имеющей мало общего с наукой.
Но кое-что определённое по проблеме ИЕП сказать всё-таки можно. Если и был когда-то в древности "арийский" расовый тип, то он не был тождествен нордическому расовому типу северных европеоидов. Последние стали говорить на "арийских", индоевропейских языках не раньше III тысячелетия до н. э., заимствовав эти языки извне. Если нордический элемент присутствовал в составе мигрировавших в IX тысячелетии на юг древних евразийцев (при условии, что эта миграция вообще имела место), то за несколько тысяч лет пребывания в "ностратическом союзе" он, как рецессивный, должен был раствориться. Среди первых индоевропейцев в Европе, были они "автохтонами" или пришельцами извне, нордический расовый тип если и присутствовал, то лишь в ничтожной примеси. Это подтверждается и антропологическими данными по всем культурам, претендующим на роль предковых для индоевропейцев. Миф об "истинных арийцах" и их якобы выдающейся роли в сложении древних цивилизаций не имеет под собой фактической почвы.
30. СЛАВЯНЕ СРЕДИ ДРЕВНИХ ИСТОРИЧЕСКИХ НАРОДОВ
Вопрос о месте и времени выделения славян из прочих индоевропейских народов всегда относился к идеологически заострённым вопросам. Вероятно, он таким останется ещё долго. Несмотря на неоспоримые доводы лингвистов, утверждающих, что формы, характерные для славянских языков, появляются не позднее II тысячелетия до н. э., по сей день во многих учебниках историю славян начинают только с первых веков н. э. А во многих учебных атласах территорию древних славян рисуют ограниченной узкими рамками Белорусского Полесья, Украинского Прикарпатья или долины Вислы в Польше.
Один немецкий учёный хорошо выразился о такой ситуации, что немцы, образно говоря, хотели бы утопить всех древних славян в болотах Полесья, а славяне всех германцев в устье Рейна. Однако это напрасный труд, поскольку ни те ни другие там не поместятся.
Многие учёные уже давно подчёркивали, что факт внезапного появления на обширном пространстве Восточной Европы в VI веке н. э. народа под именем славяне нельзя упрощённо понимать как взрывную этническую миграцию из небольшого ядра. В данном случае мы имеем дело не с миграцией, а с появлением на широкой территории общего этнического самосознания племён, доселе слабо осознававших своё родство. Этот феномен напрямую связал с процессом этногенеза на стадии разложения первобытнообщинного строя, развернувшимся тогда у славян, как он в разное время протекал у всех исторических народов. Этнические славяне, безусловно, жили на большей части той территории, где их впервые отмечают письменные свидетельства, и раньше. Но они были известны древним авторам под иными именами, а общего суперэтнического наименования у них ещё не было. До поры до времени, как подчёркивает Трубачёв, славяне (или, если угодно, праславяне) прекрасно без него обходились: "Этнонимия… представляет собой относительно самый молодой раздел ономастики". О том, что славяне в древности звались иначе, говорят и сами византийские и западноевропейские авторы VI века, упоминая имена венедов и антов. Эти этнонимы явно неславянского происхождения, и неизвестно, сами ли славяне так себя называли или же только их соседи. Были, вероятно, и другие праславянские этнонимы.
"Общеизвестный факт древнего наличия самоназвания slovĕne говорит о древнем наличии адекватного единого этнического самосознания… и представляется нам как замечательный исторический и культурный феномен", - пишет Трубачёв. О том, что древнее имя народа было именно словене, а не славяне, говорит сохранение этого имени в такой форме у двух современных славянских народов, а также у одного народа раннего Средневековья - у ильменских (новгородских) словен. "Славяне" как производное от "слава" - безусловно, позднейшая, чисто книжная этимология. Словене как говорящие словами, т. е. на понятном языке, противопоставлялись немцам - немым, не умеющим говорить понятно. Логика возникновения этнического самоназвания на основе такого противопоставления вполне соответствует первобытному сознанию с присущим ему разделением мира на "мы" и "они". Эта этимология настолько естественна и убедительна, что можно отбросить любые версии возможного происхождения самоназвания словепе из "послов венедов", как предлагал Б. А. Рыбаков, или из других сочетаний, использующих неславянские корни.
Не говорит против присутствия славян среди древних исторических народов и отсутствие у них типичных славянских личных имён. "У славян и антропонимия оказывается более молодой по составу и образованию на индоевропейском фоне, что вполне уживается с архаической характеристикой языка славян. Эту историческую особенность антропонимии упускают из виду… делая прямые заключения, скажем, на основе отсутствия славянских личных имён в античной северопонтийской эпиграфике об отсутствии в этих местах самих славян", - утверждает Трубачёв.
Поскольку однозначных письменных свидетельств о присутствии славян там или тут в древности мы не име-см, то древнейшая славянская история реконструируется на основе лингвистических следов контактов праславян с другими индоевропейскими народами. Эти реконструкции, надо сказать, далеко не бесспорны. Разные исследователи делают из них чуть ли не противоположные выводы.
Так, Б.В. Горнунг в работе "Из предыстории образования общеславянского языкового единства" (1963) утверждал, что "в славянских языках нет никаких древнейших черт, которые сближали бы их с древнейшими же чертами… италийских, кельтских, иллирийских, балтских языков и протогерманских диалектов". В то же время Трубачёв доказывает первичность центральноевропейских связей праславян, "преимущественно с древними италийцами", а также с иллирийцами и фракийцами. В дальнейшем на первое место выдвигаются связи древних славян с германцами, вместе с которыми (а также италийцами и венето-иллирийцами) они входят в обрисовываемый Трубачёвым на основе древнейших терминов ремесла "центральноевропейский культурный регион". Оба исследователя отвергают изначальную близость праславянского языка с балтским (тем более происхождение славянского и балтского из одного корня), доказывая позднее сближение этих языков (не ранее начала железного века). Балты в древности контактировали в основном с дако-фракийцами и анатолийцами, позже - с иранцами.
В гл. 5 мы отмечали, что имеются три основные концепции славянской прародины. Однако нет никаких причин противопоставлять их одна другой.