111 баек для журналистов - Николай Волковский 11 стр.


Кстати, почему-то интервью считается легким жанром. А на мой взгляд, это маленькая пьеса, выстроенная по законам драматургии. Часто журналист "реставрирует" бессвязную и путанную речь интервьюируемого: додумывает, что тот хотел сказать. И приходится объяснять дипломированным журналистам, что при подборе недостающего слова нужно "опробовать" его в устах своего героя, "услышать" произнесенным с характерной для человека интонацией. "Новодел" должен быть органичен. Все возникшие по ходу работы вопросы необходимо снять. Готовые тексты, если это возможно, согласовать. И всегда помнить, что интервьюируемый мог ошибиться или оговориться. Поэтому – проверять, проверять и еще раз проверять! Оправдание "Он так сказал" читатель не примет. Либо автор в его глазах будет выглядеть дураком, либо таковым журналист выставит своего героя. В любом случае, подрывается авторитет издания, а вместе с ним "вера в печатное слово", которая формировалась веками.

Подводя черту, мне хочется вернуться к книге Александра Савельева "Улыбнитесь, каскадеры!", которую я цитировал вначале. Автор рассуждал о том, что режиссеру-постановщику непростительно не знать, что в Древней Руси землепашцу не разрешалось иметь меч. Об этом говорилось на странице 24. А на странице 113 Александр Савельев допускает непростительный для человека, пишущего о кино, "ляп". Он рассказывает, как пришла в кино жена нашего выдающегося каскадера Александра Массарского – Элла Левицкая. Супруг предложил ей дублировать актрису, игравшую Марию Волконскую в сцене, где на той горит платье. Предложение поступило в деликатной форме. "Ты не бойся, это не страшно", – успокоил Александр Самойлович. И далее, цитирую Савельева: "Левицкой невольно вспомнились слова Горбатого из фильма "Место встречи изменить нельзя": "Ты не бойся. Это не больно"". Нелепость заключается в том, что Владимир Мотыль снимал фильм "Звезда пленительного счастья" к 150-летию Восстания декабристов, а сериал Станислава Говорухина вышел на телеэкраны в 1979-м, то есть четырьмя годами позже.

К чему я это говорю? В прошлом году в Петербурге на улице Рубинштейна открывали мемориальную доску на доме, где жил Сергей Довлатов. Главный редактор попросил сделать "большой и душевный" текст о выдающемся писателе. На следующий день на утренней планерке при обзоре номера материал Б. был отмечен как один из лучших. Похвалил его и Сергей Ачильдиев, но при этом заметил: "Хорошо бы еще автору знать, что фамилия поэтессы, которая рассказывает о Сергее Донатовиче, не Компан, а Кумпан". Пришлось нам с шеф-редактором (он же – выпускающий) каяться: в тексте было много грубых ошибок и неточностей; что знали – исправили, а как пишется фамилия поэтессы, не знали ни я, ни он.

Поэтому то, о чем я говорил выше, касается не только рядовых журналистов.

Мораль. Из выступления Владимира Желтова:

"Один из редакторов нашей газеты утверждает: газета живет один день. Мне же часто приходится повторять, перефразируя известное изречение Фаины Георгиевны Раневской: каждая публикация – плевок в вечность! Сотрудники публичных библиотек делают все возможное, чтобы как можно дольше сохранять не только наши шедевры, но и следы от кизяков. Прошу "Не плюйте в вечность, господа! По крайней мере, постарайтесь не плевать". Внушаю банальность: журналистика – это судьба, образ жизни, или, как говорит тот же Лев Сидоровский, состояние души. В журналистике не может быть восьмичасового рабочего дня. В противном случае не будет профессионального роста и накопления необходимого багажа знаний. Лишь в этом случае количество ошибок сводится к минимуму".

Комментарий. Незнание не освобождает от ответственности. Принцип простой: не знаешь – узнай, либо пиши о том, что знаешь. Не хочешь узнавать – меняй профессию.

Диапазон применения байки. При обучении и воспитании журналистов.

№ 49. Байка "В осажденном Ленинграде"

Небывалое мужество проявили в годы Великой Отечественной войны ленинградцы, работавшие в прессе. Об одном примере их героизма поведала заметка журналиста А. Вересаева, напечатанная в газете "Смена" 31 марта 1943 года.

"…Мастер-стереотипер Бартеньев оставил сменщику записку: "Пошел умирать". Добрался до дома, надел приготовленную чистую рубаху и лег. К нему пришли товарищи из типографии: "Твой сменщик не пришел и не придет". Мастер встал. Ему помогли надеть ватник, дойти. Он сделал последнюю отливку и умер, когда раздался шум ротационных машин".

Мораль. "На войне человек должен делать свое дело непременно изо всех сил… Это если человек настоящий и честный". Так сказала разметчица Лена Маликова, одна из героинь репортажа "Металлистки", автором которого тоже являлся А. Вересаев. Эти слова были произнесены по другому поводу, но созвучны подвигу мастера-стереотипера.

Комментарий. Можно найти много общего у тружеников осажденного Ленинграда, которых объединяли традиции героического города. Журналист умел видеть в обычных делах ленинградцев героизм, мужество, честное выполнение своего профессионального долга и рассказывал о нем в прессе.

Диапазон применения байки. В пропаганде традиций сотрудников отечественных средств массовой информации.

№ 50. Байка "…Считаем свою профессию ремеслом, а она ведь должна быть искусством"

Есть много интересных воспоминаний о Вадиме Святославовиче Синявском – известном спортивном комментаторе, легенде отечественной радиожурналистики. Например, журналист Юрий Ваньят рассказал, как однажды во время трансляции футбольного матча Синявский повернулся спиной к стадиону и в течение пяти минут импровизировал, причем чувствовал, у кого находился мяч. Он определял это по реакции трибун. Причем точно знал, был ли удар в створ ворот или мимо. "Я был просто поражен его внутренним чутьем радиокомментатора", – вспоминал Ваньят. Также бывший старший тренер сборной СССР по хоккею Анатолий Тарасов вспоминал, что на одном чемпионате мира перед решающим матчем, заметив его волнение, Синявский прокомментировал ход… завтрашнего поединка. На следующий день сорокаминутный воображаемый репортаж Синявского, по словам Тарасова, полностью подтвердился.

Мораль. Вадим Святославович Синявский (1906–1972) – пионер спортивного радиорепортажа, по праву считается легендой отечественной радиожурналистики. Не одно поколение болельщиков, да и просто слушателей воспитывалось на его репортажах, не одно поколение спортивных комментаторов идет по его стопам. Это ему принадлежат слова: "…Считаем свою профессию ремеслом, а она ведь должна быть искусством". К сожалению, сам Вадим Святославович, щедро передававший секреты мастерства молодым журналистам, не оставил фундаментального труда о своей профессии. Его устные рассказы, интервью, главы из начатой книги воспоминаний "С микрофоном за мячом" разбросаны по различным изданиям. В них Вадим Святославович скромен и сдержан в оценке собственной работы – он не желал и не умел себя "пиарить".

Комментарий. Большинство интересных деталей, которые придавали особую прелесть репортажам Синявского, были импровизацией, предопределены профессионализмом и глубочайшими знаниями Вадима Святославовича. Многие считали, что он никогда не готовился к репортажам, полагаясь исключительно на импровизацию. Но это не так. Синявский в первую очередь являлся профессионалом. Одаренный и талантливый человек, не без божьей искры, но профессионал, потому что не мог позволить себе небрежность в работе.

Ошибались те, кто считал Вадима Синявского просто талантливым рассказчиком. Он был чрезвычайно тренированным рассказчиком. Причем этот тренинг не прекращался ни на одну минуту, даже вне радийной жизни. Интересные наблюдения на этот счет сохранил Лев Филатов:

"Мы были вместе в 1961 году в Лозанне на хоккейном чемпионате мира, рядом жили и работали, много ходили вдвоем и, как всегда в таких случаях, обсуждали каждую малость из того, что удалось подметить. Не только на льду стадиона, но и на улицах, в кафе, скверах этого безупречного, непроницаемого и равнодушного городка. Вместе отправились взглянуть на Шильонский замок, на дом, где живет Чаплин, проехались по берегам Женевского озера. И все эти дни дружеского общения для меня были наполнены репортажем Синявского, потому что обо всем – случайно встреченных людях, пейзажах, вкусе кофе, глупо пропущенной шайбе, новеньких в нашей команде братьях Майоровых, Старшинове и Рагулине и о "старом" Сологубове он судил так, словно перед ним был микрофон: коротко, экономно, подбирая такие слова, которые заставили бы слушателя увидеть то, что видел он и, мало того, еще и согласиться с его оценкой, "его мнением"".

В ноябре 1945 года команда "Динамо" приехала в Лондон и в третьем матче встречалась с английской командой "Арсенал" во время густого тумана. "Я до половины поля видел все хорошо, – вспоминал Синявский. – Но как только игроки уходили к противоположной трибуне, они превращались для меня в силуэты. Я должен был ориентироваться по фигурам игроков. Это было трудно. Но если со своими еще можно было справиться, то с английскими приходилось обращаться довольно вольно.

…После матча мы с комментатором Би-Би-Си Раймондом Кленденингом уехали в аппаратную, чтобы прослушать контрольные пленки. Дело в том, что мой коллега не знал русского языка, а я не знал английского. Но мы нашли выход: включили две пленки синхронно. Когда у меня возникал какой-нибудь вопрос, я нажимал кнопку – обе пленки останавливались, и я получал подстрочный перевод нужного момента в репортаже. Он, в свою очередь, таким же способом пользовался комментариями моего репортажа. Это оказалось очень полезным новшеством. Во-первых, мы оба здорово посмеялись и получили удовольствие от того, что всех игроков назвали правильно, даже замены на поле были отмечены безупречно. Правда, тут помогла не только наша смекалка: мы слышали объявления на стадионе, а сообщали об этом чуть позже, вводили нового игрока уже с атаки и с темпераментом.

Я думаю, что этот рабочий прием найдет применение, даже если два комментатора ведут репортаж на русском языке. Никогда не помешает прослушать контрольную пленку в спокойной обстановке – сравнить что "да", а что "нет".

На одном футбольном матче мяч с огромной силой ударился о верхнюю штангу, та сломалась и упала. Хозяевам поля дается двадцать минут на восстановление ворот. В. Синявский вспоминал:

"Вы поймете мое положение, если вспомните, что в те годы не было никакого "Маяка", я не мог отдать станции на музыку и в нужное время спросить их обратно; продолжал вести репортаж. Вот тут я вспомнил справедливые слова английского комментатора Раймонда Кленденинга. Он как-то сказал мне:

– О, мистер Синявский. Когда на поле что-то происходит, можно просто говорить: направо, налево, удар! А когда на поле не происходит ничего, относящегося к футболу, здесь и надо быть комментатором. Ты должен выйти из положения и говорить.

Он рассказал мне любопытную историю о том, как в одном синхронном репортаже, который мы вели вместе, он в своем рассказе оттолкнулся от жены знаменитого футболиста, а я, простите, – тогда был очень молод! – все построил на стенографии полета мяча".

Имя и деятельность В. С. Синявского незаслуженно остаются в тени. Ему принадлежит выдающаяся роль в истории отечественного радиовещания и спортивной журналистики. Такие репортеры, как он, – редкое явление. Время идет, а равного ему пока нет.

Диапазон применения байки. При подготовке спортивных журналистов.

№ 51. Байка "…Она будет писать только очерки"

Татьяна Николаевна Тэсс (Сосюра), признанный мастер очерка, в советское время возродившая традицию "нравственной журналистики", вспоминала:

"– Моим первым редакционным заданием в "Известиях" был репортаж на пять машинописных страниц. Я помчалась на окраину столицы…

Готовую рукопись положила редактору отдела на стол. Внимательно ее прочитав, он сурово сказал:

– Я же просил вас написать репортаж, а это очерк.

Пришлось ехать на другой объект. И все снова повторилось… Редактор отдела не выдержал и стал кричать:

– Уважаемая Тэсс, нам нужен ре-пор-та-ж… Понимаете?

Я вышла из кабинета и заплакала, мысленно уже прощаясь с "Известиями". В это время по коридору проходил Михаил Кольцов. Выслушав мой рассказ, Михаил Ефимович повел меня к редактору и сказал ему:

– Если на дереве растут вишни, поверьте, там никогда не вырастут яблоки. Этот человек не будет писать репортажи, разве не чувствуете? Она будет писать только очерки".

Мораль. Часто спрашивают, можно ли развить индивидуальность? Если индивидуальность – награда за успех, она безгранична. И успеха в той или иной форме можно достигать ежедневно. Но благоразумнее и экономнее сначала выявить дарования, а потом их развивать.

Комментарий. В психологии личность – это понятие, обозначающее совокупность устойчивых психологических качеств человека как субъекта социальных отношений, социально значимой деятельности, носителя социально значимых качеств. А когда говорят об индивидуальности, имеют в виду оригинальность личности – неповторимую систему ее психических свойств, индивидуальные личностные качества человека, его особые психические возможности, сформированные на основе природных задатков и в определенной социальной среде. Обычно словом "индивидуальность" определяют какую-то главенствующую особенность личности, делающую ее не похожей на окружающих. "Индивидуальность, – по мнению американского психолога Генри Линка, – это степень превращения человеком своих способностей и энергии в привычки и действия, с помощью которых он влияет на других людей". По утверждению того же Линка, выдающаяся индивидуальность требует не только разнообразного мастерства, но и относительного превосходства в нескольких областях и неоспоримого превосходства в одной. Поэтому психологии индивидуальности в данном процессе должна принадлежать одна из ведущих ролей, так как, акцентируя единственность, неповторимость, исключительность конкретного человека, она закономерно обращается к наиболее значимому для самого человека – его внутренней цельности, единой сущности, глубинному средоточию потенциалов и источников активности.

В беседе с начинающей журналисткой Татьяной Тесс Михаил Кольцов сформулировал несколько заповедей журналиста.

Заповедь первая – по-настоящему ненавидеть то, что ненавистно, и по-настоящему любить то, что дорого. Без страха и колебания драться с ненавистным, без страха и колебания бороться за великое дело, которому служишь.

Заповедь вторая – всегда знать о предмете, о котором собираешься писать, по крайней мере, в десять раз больше, чем может уместить очерк.

Заповедь третья – перед тем, как сесть за машинку, иметь твердое убеждение, что не можешь не написать эту вещь.

Заповедь четвертая – верить людям. Без доверия к человеку, настоящей заинтересованности в его судьбе и без чувства ответственности за нее нет журналистики. Вместе с тем следует помнить, что журналист обязан тщательно проверять каждый факт. Это вторая сторона ответственности – за абсолютную и непреложную достоверность того, о чем пишешь.

Заповедь пятая – всегда помнить, что тебе дано очень сильное оружие, и необходимо держать его в чистоте, не баловаться и по воробьям не стрелять…

"Постарайтесь их запомнить, эти заповеди", – сказал Кольцов Татьяне Тэсс. И она не просто годы хранила их в своей памяти, а проверяла по ним каждый очерк и каждую строку, написанную для себя и сотен тысяч читателей.

Диапазон применения байки. При индивидуальном обучении и воспитании начинающих журналистов.

№ 52. Байка "Газетные штампы в арсенале журналиста"

Авторы этих историй уверяют в их абсолютной реальности, но поскольку главный герой жив-здоров, имя приводится вымышленное.

Герой первой истории, рассказанной журналистом А. Ломтевым, – его коллега, корреспондент районной газеты Вася Козин, – из-за поломки редакционного "Газика" не мог добраться в дальний колхоз, в котором дояр получил орден. Вася дошел пешком до ближайшего села и из сельсовета по телефону связался с председателем колхоза, где трудился орденоносец. Сквозь шорохи, треск и свисты ненадежной связи журналист ловил каждое слово и молился о том, чтобы связь не оборвалась. Все получилось, и очерк вышел на славу. Особенно удался монолог орденоносца. Голубоглазый колхозник у Васи сидел на крылечке дома, мусолил во рту соломинку и задушевно рассуждал о том, как хорошо ему живется в родном советском колхозе, как он любит свою тихую, но передовую глубинку, малую родину, и как эта любовь помогает ему добиваться рекордных удоев…

Газету отпечатали ночью и рано утром развезли по району. На планерку в кабинет редактора Вася шел с высоко поднятой головой. Но когда все расселись, он вдруг заметил, что редактор как-то странно смотрит и цвет лица у него нездоровый. Обычно такой оттенок появляется перед "бурей". Это почувствовал не только Вася…

– Гвоздем следующего номера, – без предисловий начал планерку редактор, – не побоюсь этого капиталистического термина – сенсацией, у нас будет материал под названием "Чудо!" с подзаголовком: "Простой журналист исцелил колхозника". И напишет его наш дорогой Василий Козин.

Редактор развернул газету и выразительно прочитал слова дояра: "А как хорошо в свободную минуту поговорить с товарищами о том да сем, видах на урожай и международной ситуации…" Конечно, хорошо! – редактор повысил голос. – Еще бы нехорошо поговорить. Только дояр этот немой от рождения!

Смеялись все, даже сам редактор, несмотря на нездоровый цвет лица. Смеялись долго, но не зло и даже сочувственно.

Сюжет второй байки, записанной Александром Молчановым, аналогичный. Но ее герой – воронежский радиожурналист Вадим Мизинцев (фамилия слегка изменена), который из-за своей любви к выпивке не попадает к заслуженному гуртоправу-орденоносцу из отдаленного села. Он получил командировочные и на три дня запил. Потом привел на работу своего друга-актера и за полчаса записал программу. Друг со знанием дела говорил о нелегкой работе гуртоправов, красоте дикой природы, любви к партии и о том, как он счастлив получить заслуженную награду.

Назад Дальше