Тильзитским миром Александра будут попрекать до конца его дней. Что странно и несправедливо. Именно в Тильзите царь действовал (впервые!) в интересах своей страны. И успешно эти интересы защитил. Россия, потерпевшая поражение в войне, потерявшая в битве при Фридланде цвет своей армии, дипломатическими усилиями Александра I сумела оградить свои границы от вторжения победоносного противника, сохранить свой престиж, не разделить участь разгромленной, оккупированной, униженной Пруссии и оттесненной на вторые роли Австрии. Более того, произошло то, чего не случалось ни разу в истории войн: наголову разбитая страна не теряла, а приобретала новые земли.
Александр впервые мягко, но решительно отказался идти на поводу английской политики, так что нетрудно представить, как раздражено было его "своеволием" британское правительство, готовое драться с Наполеоном до последнего солдата, разумеется, русского, в крайнем случае – немецкого. Английские дипломаты и разведчики в Петербурге получили указания любой ценой добиться расторжения Тильзитского мира.
Не без их влияния любящая матушка встала во главе оппозиции собственному сыну. Тильзитский договор стал для неё прекрасным поводом продемонстрировать свою неутолённую жажду власти.
Сын откровенно писал ей из Тильзита: "Мы будем иметь возможность некоторое время дышать свободно и увеличивать в течение этого драгоценного времени наши средства и силы… а для этого нам надо работать в глубочайшей тайне и не кричать о наших вооружениях и приготовлениях публично, не высказываться открыто…" Но просчитать долговременные цели императора Марии Фёдоровне было не по силам, она продолжала в своём салоне открыто осуждать новую политику Александра, подогревать оппозиционные настроения.
Елизавета Алексеевна писала своей матери в Баден в августе 1807 года: "Императрица, которая как мать должна была бы поддерживать, защищать своего сына… вследствие самолюбия… дошла до того, что стала походить на главу оппозиции; все недовольные, число которых очень велико, сплачиваются вокруг неё, прославляют её до небес".
Именно приспешники Марии Фёдоровны начали в это время атаку на Сперанского, которая закончилась ссылкой самого талантливого из помощников Александра. Император не устоял против давления оппозиции. Можно сказать, что Сперанского он предал, чтобы хоть как-то обезопасить себя. Ведь шли разговоры о необходимости убрать его с трона и заменить более решительным противником Наполеона.
Шведский посол в Петербурге граф Стединг докладывал своему правительству 28 сентября 1807 года: "Недовольство против императора всё более возрастает, и со всех сторон идут такие толки, что страшно слушать… Забвение долга доходит даже до утверждений, что вся мужская линия царствующей семьи должна быть исключена и, поскольку императрица-мать и императрица Елизавета не обладают надлежащими качествами, на трон следует возвести великую княгиню Екатерину". Эти планы стали известны и Наполеону. Он встревоженно писал своему послу в Петербург: "Надо быть крайне настороже в связи со всякими дурными слухами. Англичане насылают дьявола на континент. Они говорят, что русский император будет убит".
Так что Александру I после Тильзита пришлось нелегко: нужно было нейтрализовать недовольство Англии, успокоить своих друзей – прусских короля и королеву, да ещё и противостоять внутренней оппозиции, грозящей переворотом. Анонимные письма, напоминавшие о судьбе отца, вздумавшего дружить с Наполеоном, он получал с завидной регулярностью.
"Польский вопрос"
Пишущие об Отечественной войне 1812 года часто умалчивают о том, что к новому военному столкновению с Наполеоном Александр начал готовиться сразу после подписания Тильзитского мира. В 1807 году годовые расходы России на армию увеличились в два раза. Не исключено, что это делалось, чтобы успокоить чрезмерно активную Марию Фёдоровну и её деятельных сторонников. Но – едва ли эта причина была главной. Александру самому претило положение вассала Наполеона, хотя вассалом он, конечно же, не был. Он был партнёром. Но – что греха таить – всего лишь "младшим партнёром". Это казалось унизительным… Тем более что император французов не шёл ни на какие уступки в самом для России важном: в решении судьбы Польши.
Собственно, такого государства – Польша – давно уже не существовало. Три могучие державы, Россия, Австрия и Пруссия, разделили между собой земли Речи Посполитой. Действовали с особой жестокостью – мстили: когда-то Польша побеждала их армии, захватывала их земли. И пусть это было давно – такое не забывается.
И вот наступает эпоха Наполеона. Он сокрушает всех обидчиков Польши и становится для поляков единственным, кто может вернуть их родине былое единство и могущество, – полубогом. Наконец великий воин (он же – великая надежда) прибывает в Польшу. Как его ждут! Как встречают! Адам Мицкевич пишет:
За нас, – все хором восклицают, -
Сам Бог: с Наполеоном – он,
А с нами – сам Наполеон!
Среди восторженно встречающих будущего освободителя (в эту его миссию верят все) – юная, прелестная Мария Лончиньская, недавно против воли выданная замуж за графа Валевского, годившегося ей в деды. Она тайком приезжает на почтовую станцию в маленький городок Блонь, где Наполеон должен остановиться, чтобы поменять лошадей. Сквозь толпу пробирается к карете императора, целует руку спасителя любимого Отечества, восклицает: "Мы счастливы, тысячу раз счастливы видеть вас на нашей земле! Наша родина ждала вас, чтобы воспрянуть!"
Пройдут годы, и она расскажет: "Я находилась тогда в каком-то безумном трансе, когда, словно ощутив какой-то взрыв внутри, выражала ему охватившее меня чувство. Не знаю, право, как мне, такой застенчивой по природе, удалось это сделать. Часто вспоминая об этом, я не могу всего объяснить, определить, какая же неведомая сила подтолкнула меня, заставила произнести эти слова". Похоже, эта неведомая сила – сила судьбы императора Наполеона: этой польской красавице, которая поступила вопреки воспитанию, обычаям, положению, бросившись встречать хозяина всей Европы, предстоит сыграть немалую роль в его жизни, да и в судьбе Франции. Восторженная патриотка произвела впечатление на Наполеона. Когда Марию нашли и передали ей желание императора встретиться с ней наедине, она возмутилась и отказала категорически: когда ехала, чтобы только взглянуть, только услышать голос, видела в нём спасителя Отечества, а уж никак не мужчину, способного покуситься на её честь.
Атаки продолжались долго и без всякого успеха. Наполеон, не знавший отказа ни в чём, был уязвлён. Его интерес к неприступной полячке рос… Вот лишь несколько слов из его письма: "Придите! Придите! Все ваши желания будут исполнены. Стоит вам только сжалиться над моим бедным сердцем, и ваша родина станет для меня ещё дороже". Вероятно, ему доложили, что Мария – пылкая патриотка, что её отец, Мацей Лончиньский, участник восстания Костюшко, умер от ран, полученных в сражении с русской армией, а значит, последние слова письма не оставят её равнодушной. Но она молчит…
И тут в дело вмешался человек, казалось бы, меньше всего годившийся на роль сводника. К графине Валевской приехал сам князь Юзеф Понятовский, военный министр правительства герцогства Варшавского, созданного Наполеоном на землях, освобождённых от пруссаков. Но дело не в том, какой пост занимал этот человек, дело в его репутации. Племянник последнего польского короля Станислава Понятовского (если кто-то не помнит, возлюбленного великой княгини Екатерины Алексеевны, будущей Екатерины Великой, она-то и возвела пана Станислава на польский трон) был известен умом, дипломатическими талантами, но больше всего – отвагой. Он отличился в русско-польской войне 1792 года, участвовал в восстании под руководством Тадеуша Костюшко и вместе с ним стал первым кавалером высшего польского военного ордена Virtuti Militari. С приходом французских войск князь перешёл на службу к Наполеону. Вот в это-то самое время и пришлось ему уговаривать Марию Валевскую уступить домогательствам императора. Его аргументы были просты и неотразимы: в её руках будущее Родины, солдат может и должен отдать за Отечество жизнь, от неё требуется куда меньшая жертва… Неужели она так мало любит свою страну, что отказывается ради её свободы пойти навстречу великому человеку…
И она соглашается. На жертву… И не может даже предположить, что скоро полюбит этого человека нежно и страстно, что их ждёт много счастливых минут и что никто (или почти никто) не осудит её поступка, что о ней не будут говорить: любовница, фаворитка, её будут называть польской женой императора. Эмиль Людвиг, посвятивший всю жизнь изучению эпохи Наполеона, писал: "Что она для него? Вторая живая душа на свете, которой ничего от него не надо: мать была первой. Он ещё не знал женщины, которая не ждала бы, чтобы на неё посыпались как из рога изобилия все земные сокровища: бриллианты, замки, короны, деньги. А эта ничего от него не хочет, а сама даёт всё…" Это, конечно, не совсем так. Она хотела от него многого, очень хотела. Но не для себя – для Польши.
Любопытно, что очень похоже будут складываться отношения между великим князем Константином Павловичем, ставшим после поражения Наполеона и провозглашения Александра I польским королём наместником своего брата в Польше, и другой польской красавицей, Иоанной (Жанеттой) Грудзинской. Тоже влюблённость с первого взгляда, тоже отказ за отказом, долгое ухаживание (на этот раз – пять лет!), те же надежды поляков на влияние, которое может оказать польская патриотка на всемогущего наместника. И наконец – нежная, верная любовь и морганатический брак великого князя, повлекший за собой серьёзнейшие события в жизни России (об этом – в главе "Александр. Мятежники").
Что же касается "польской жены" Наполеона, то он старался сделать её счастливой, но никогда прямо и определённо не обещал, что вернёт Польше полную независимость, ведь было очевидно: те, кто делили страну, этого не допустят. Значит – придётся воевать, посылать своих, французов, на смерть ради чужих интересов, даже если эти чужие – поляки.
И всё-таки хотя бы отчасти Наполеон сделал для Польши то, о чём молила его Мария, на что горячо надеялось большинство её соотечественников. Он создал на бывших польских землях, отвоёванных у Пруссии, Великое герцогство Варшавское, жителей которого освободил от крепостной зависимости (первый параграф конституции, дарованной новому герцогству, гласил: "Рабство отменяется. Все граждане равны перед законом"). Какой пример и какой укор Александру! А ещё – разрешил создать национальную армию (большую часть расходов по её содержанию взял на себя).
Польская армия дала императору французов талантливых и отважных военачальников, которые блестяще проявили себя в войнах с Испанией и с Россией. На нашей земле в наполеоновской армии воевал целый корпус поляков (это примерно сорок тысяч солдат, а вообще численность наполеоновских корпусов колебалась от двадцати до семидесяти тысяч). Командовал польским корпусом тот самый князь Юзеф Понятовский, которому выпала не самая почётная обязанность убеждать Марию Валевскую стать любовницей Наполеона. Но это – всего лишь частный случай в его вообще-то достойной и даже героической биографии. И уважение Наполеона он заслужил вовсе не тем, что помог овладеть прекрасной полячкой. Он заслужил его на поле боя.
Чтобы быть совершенно уверенным в лояльности новых польских властей, император назначил генерал-губернатором герцогства Варшавского неприступного и неподкупного маршала Даву. Именно ему поручил командовать всеми французскими и польскими войсками, крепостями и гарнизонами на территории герцогства и доверил всю полноту высшей военной и административной власти.
Военному министру князю Понятовскому служить под началом Даву было очень трудно. И дело не только в требовательности маршала. Тому всюду мерещились антинаполеоновские замыслы. Основания для этого были: на жизнь императора не раз покушались. Но Понятовский терпел. И заслужил неограниченное доверие и уважение "железного" Даву, что удавалось немногим. А ещё Понятовский учился. У Луи Николя Даву было чему поучиться. Он остался единственным из двадцати шести наполеоновских маршалов, ни разу не побеждённым на поле боя. Причём успех ему сопутствовал в самостоятельно проведённых сражениях, тогда как большинство маршалов и генералов добивались побед только под непосредственным командованием самого императора. И ещё одно качество прославленного воина: он единственный из оставшихся к тому моменту в живых не изменил Наполеону, не присягнул Бурбонам.
Но об этом князь Юзеф не узнает. За героизм в Битве народов Наполеон присвоит своему польскому сподвижнику звание маршала Франции. Увы, носить это звание Понятовскому придётся всего несколько дней. Он погибнет в 1813 году, прикрывая отступление французской армии от Лейпцига.
Что же касается столь желанной поляками самостоятельности, то эта идея Наполеона не увлекала (зато она пугала Александра, понимая это, Наполеон умалчивал о том, что создавать новую великую Польшу не намерен). Эта страна была ему интересна всего лишь как буфер при вероятном столкновении с Россией и Австрией и как источник пополнения и снабжения армии. Он добился желаемого без особого труда: в нём, как я уже писала, видели полубога, которому невозможно отказать ни в чём, к тому же большинство поляков симпатизировало Франции как носительнице идей национальной свободы.
Мария не скрывала горечи: он обманул её надежды. Но даже это уже не могло повлиять на её чувство. Любовь, которой она так долго противилась, захватила целиком эту женщину, сколь кроткую, столь и страстную…
Мария родит Наполеону сына. И это изменит его судьбу и судьбу Франции: он убедится, что может иметь детей. А значит – у него должен появиться законный наследник. А значит – придётся развестись с Жозефиной. Но… на Марии он не женится: ему, чтобы династия Бонапартов стала легитимной в глазах монархической Европы, нужна жена королевской крови.
И это станет началом конца… Когда военное счастье отвернётся от него, не только он сам будет считать, что потерял его, оставив свой талисман – Жозефину. В этом будут убеждены и его "ворчуны"-гвардейцы. Один из них прямо скажет товарищам в присутствии своего императора: "Не нужно было бросать свою старуху, она не только ему приносила счастье, но и всем нам!"
Об этом я расскажу в главах "Жозефина. Жена. Императрица" и "Мария Луиза. Императрица. Жена". Что же касается Марии Валевской, она его не предаст, не изменит, будет верна, пока не поймёт: даже на Эльбе, даже на Святой Елене, когда их уже не разделяет разница в общественном положении, он не хочет, чтобы она была рядом.
А потом, отвергнутая, оскорблённая, несчастная, она встретит свою вторую и последнюю любовь. Её мужем (любимым!) станет – какие странные бывают скрещения судеб – корсиканец, родственник Наполеона и его бывший адъютант Филипп Антуан д’Орнано. Будто заботясь о будущем Марии, император спасёт раненого, замерзающего в русских снегах боевого генерала, отдав ему свою карету.
Но и на этот раз счастье Марии длилось недолго: она умерла в конце 1817 года. Ей было двадцать восемь лет. Изгнанник узнал о её смерти почти через год. Скорбь его была неподдельной…
Но вернусь к Юзефу Понятовскому. На острове Святой Елены Наполеон говорил, что считал Понятовского рождённым для трона: "Настоящим королём Польши был Понятовский, он обладал для этого всеми титулами и всеми талантами… Это был благородный и храбрый человек, человек чести. Если бы мне удалась русская кампания, я сделал бы его королём поляков".
Так что поражение в походе против России стало причиной не только гибели наполеоновской империи, но и крушения надежды поляков на освобождение…
Тем не менее большинство польских солдат и офицеров, воевавших во французской армии, остались верны своему полководцу. Из них был сформирован эскадрон, сопровождавший Наполеона на Эльбу. Эскадрон этот участвовал в событиях 1815 года и погиб под Ватерлоо. Весь, до единого солдата…
Эрфурт
Наполеон не особенно скрывал, что, вернувшись из Тильзита, начал готовить армию для похода на Португалию через Испанию. Сегодня кажется странным, почему тогда многие удивлялись, зачем он это делает. Объяснить это удивление можно разве что полным отсутствием понимания главной цели, которую преследовал Наполеон и о которой много, подробно и доходчиво говорил. Этой целью – повторяю – было если и не физическое уничтожение Англии, то уничтожение её могущества. Самым надёжным для этого средством император считал континентальную блокаду. Ни один значительный поступок Наполеона невозможно правильно понять, если не связать его с этой блокадой. Только очень наивный человек мог удивляться: мол, какая тут связь? Где Англия, а где Португалия…
На самом деле всё становится ясным, стоит только взглянуть на карту. Протяжённость португальской береговой линии даёт возможность множеству судов привозить на континент любые товары из Англии и её колоний, а уж оттуда они легко разойдутся по всей Европе. Так что добиться соблюдения блокады, а значит, и полного удушения английской экономики можно, только взяв под контроль все порты Европы.
К решительным действиям Наполеон перешёл сразу после разгрома Пруссии. 21 ноября 1806 года он подписал свой знаменитый Берлинский декрет. Казалось бы, запрет торговать с англичанами – дело не новое. Ещё в декрете 10 брюмера V года республики (1796 года) этот запрет был изложен и мотивирован совершенно однозначно. Напомню, к тому документу молодой генерал Бонапарт отношения не имел, да и просто не мог иметь. Правда, став главой государства, он к этой теме обращался не единожды. Но все его предыдущие декреты имели силу только на территории Франции.
На этот раз он решил изгнать английские товары не только из своей империи, но из всей Европы. Первый параграф нового декрета гласил: "Британские острова объявлены в состоянии блокады", второй – "Всякая торговля и всякие сношения с Британскими островами запрещены". Декрет воспрещал почтовую и иную связь с Англией и повелевал немедленно и повсеместно арестовывать всех англичан и конфисковывать принадлежавшие им товары и любое их имущество. Помните, нечто подобное уже делал Павел? За что и поплатился.
У Наполеона были основания сомневаться, что правящие династии Португалии и Испании выполнят его указания. Он был убеждён в обратном: они не только не запретят своим подданным продавать англичанам необходимую им мериносовую шерсть и покупать продукцию английской промышленности, но и будут снисходительны к контрабанде. С их молчаливого благословения английские товары вновь появятся во всех европейских странах и все усилия по организации континентальной блокады будут сведены к нулю.
Значит, экономическая блокада Англии может привести к желанным результатам при одном условии: вся Европа должна находиться под прямой властью или, по меньшей мере, под жёстким контролем Наполеона. Вывод прост: нужно покорить не большую часть континента (что уже сделано), а всю Европу, захватить все европейские берега, установить везде французские таможенные посты, которые уничтожали бы контрабанду. Наполеон понимал, как прибыльна будет контрабанда и как непросто будет с нею бороться. Так что интерес императора к Португалии вполне закономерен.