Основы гуманной педагогики. Книга 5. Учитель - Шалва Амонашвили 14 стр.


– Вот видите, если женщина упала на асфальт в результате сильного удара в лицо, во-первых, она должна была быть отброшена от того места, где она вначале стояла. Я прав?

– Вы правы, – подтвердил врач-эксперт.

– Во-вторых, – продолжал старик, – на той части тела, которой она, конечно же, рухнула, должны быть следы.

Тот принял и этот совет и даже с каким-то любопытством начал изучать те места на теле Марии Васильевны, которыми она могла удариться об асфальт. Для этого пришлось вырезать куски ткани на платье.

– Странно… странно… но никаких следов, она будто сама в постель легла, – и поблагодарил старика.

За всем этим наблюдал следователь и ухмылялся. У него уже был протокол чистосердечного признания задержанного. Для него дело было уже закрыто.

Тело Марии Васильевны уложили на носилки и закатили в кузов машины скорой помощи.

Полицейские тоже уехали, забрав с собой виновного.

Собравшиеся медленно расходились.

Старик с палкой и портфелем в руках побрёл по тротуару.

Пожилой человек с собакой всё время стоял лицом к стене продовольственного магазина и тихо плакал. Но теперь вытер слёзы и посмотрел вслед идущему старику.

– Эй, учитель! – крикнул он ему.

Тот обернулся.

– Пойдём со мной, поживёшь у меня… Мечтай и пиши, никто тебе мешать не будет!

Старик молча согласился.

– Только подожди минуточку.

Он оставил собаку на улице и зашёл в продовольственный магазин.

– Три бутылки пива – мне, моему гостю и собаке, – сказал он продавщице.

Она улыбнулась и уложила бутылки в пакет.

Учитель ждал.

– Знакомься, Сократ, – сказал пожилой человек собаке, – он наш друг, он – У-чи-тель! Пошли.

Закон причин и следствий торжествовал…

Уважаемые коллеги!

До этого я рассказывал вам о внешних обстоятельствах произошедшей трагедии и изредка задевал её глубинные причины. И о самой Марии Васильевне я практически ничего не говорил. Мы, конечно, жалеем, что всё так случилось, отдадим должное её памяти, потребуем, чтобы справедливость одержала верх.

Но что же дальше будет?

Какой будет в дальнейшем наша педагогическая жизнь: такой же, какова она сейчас, или всё-таки изменимся сами и изменим наши отношения к своим ученикам?

Чем вам не нравятся наши отношения к ученикам?

Учим по полной программе. Кто хочет, пусть научится; не хочет, пусть пеняет на себя. Наша ли вина, что все они такие распущенные, безалаберные, падкие на удовольствия, рабы компьютеров…

Нам нужно спасти поколение детей, помочь им… Это поколение новое, оно…

Теперь начнете, что это дети индиго, дети света, дети с миссией… Знаете что, это все вранье. Дети как дети, они хуже, чем было 20–30 лет тому назад… С чем они пришли – это их гиперактивность и неуправляемость, умственная недостаточность…

А вы еще говорите – помочь, спасти… Легко такое говорить. А если они не приемлют нашу помощь, не поддаются воспитанию, что тогда? Я понимаю, к чему вы клоните, опять будете говорить о любви к детям. Мы очень даже любим своих учеников и желаем им счастливого будущего. Но кто-то ведь должен внушить им, чтобы они тоже полюбили своих учителей, а не ненавидели их, обманывали и хитрили, срывали уроки, вели себя по-хамски… Родителям плевать на воспитание своих детей, государство всячески унижает учителей…

Размышления "философа":

"Учитель!

Для кого создана планета Земля и все, что есть на этой планете?

Для Человека – в это надо поверить, и тогда твое сознание расшириться!

Смотри, как красиво поет о величии Человека Омар Хайям:

Мы – цель и высшая вершина всей Вселенной,
Мы – наилучшая краса юдоли бренной;
Коль мирозданья круг есть некое кольцо,
В нем, без сомнения, мы – камень драгоценный!

Учитель!

Для чего рождаются дети?

Чтобы ты со своими "технологиями" и "образовательными стандартами" приковывал их как прометеев к Кавказским горам?

Дети – носители Нового Бытия, они принесли его с собой, и записано оно в них иероглифами Небес, а код их расшифровки заключен в тайниках сердца. Не дай им забыть об этом коде, ибо видишь, во что превращается жизнь: волки гонятся за овцами, овцы блеют от страха! Помоги каждому, учителем которого ты называешься, применить код, чтобы узнать свой истинный путь и приступить к служению строительства Нового Бытия.

Учитель!

Дай крылья своему воображению!

Вообрази, что именно тебя искали ученики и нашли, нашли в тебе своего учителя!

Если даже нет детей индиго, нет детей света, детей звездных, детей с космическим сознанием, вообрази, что они есть и вот они – твои ученики!

Вообрази и вдохновись, чтобы самому уподобляться Учителю Света, Учителю Индиго, Учителю с Космическим Сознанием!

С таким воображением поспеши к ученикам и твори свои таинства, и перед тобой откроется Новый Педагогический Мир, который станет источником одухотворенной и радостной жизни!

Забудь, Учитель!

Нет плохих детей, это от плохого зрения кажется так. Все дети – Божьи Творения, прекрасные, талантливые, нравственно чистые, духом устремленные и всемогущие!

Учитель, пойми!

Не в банкирах, не в богатых, не в президентах, не в полицейских, не в судьях, не в армиях, а в тебе вся надежда спасения мира!"

– Я принимаю во внимание вашу боль, попытаемся совместными усилиями найти выход из положения. Точнее, не выход из тупика, а путь к храму.

До того как я расскажу вам о Марии Васильевне, было бы полезно вспомнить несколько событий из нашей общей жизни. Они принесут нам пользу, если будем искать не ложные оправдания, а станем извлекать уроки. Я попытаюсь предложить вам психологические картины этих событий, которые в своё время потрясли нас, но мы дальше не пошли.

Вот одно из этих событий, произошло оно девять лет тому назад.

Был в третьем классе мальчик Ваня: красивый, весёлый, неугомонный, острый на язык, говорил прямо, что думал. Учительнице не нравилось его поведение, и она часто требовала от него, чтобы он прекратил балагурить, грубить, спорить с ней. Не раз она наказывала мальчика: то занижала отметки, то ставила в угол, не брала его на экскурсии в музей или за город, не брала в театры на коллективные просмотры спектаклей.

Возмущение "философа":

"Да, учитель имеет власть!

Но как опасен учитель, который любит властвовать!

А дети любят свободу.

Как же учителю подчинить их своей воле?

Требованиями, угрозами и наказаниями!

Но решает ли наказание проблему воспитания?

Для властолюбивого учителя это не важно. Для него важно не воспитание, а формальная дисциплина: пусть ученики знают, кто в доме хозяин, вот что важно!

Вряд ли примет он мудрость Николая Ивановича Пирогова: "Сделайте так, чтобы наказание за проступок было не вне, а внутри виновного, – и вы дойдете до идеала нравственного воспитания"".

– Часто вызывала родителей, обычно приходила мама. Призывала её привести в порядок ребёнка, серьёзно заняться его воспитанием, пугала будущим. Мама была молодой. Мальчик был первенцем. В разговоре с ней учительница узнала, что мальчик боится отца, что тот человек неуравновешенный, грубый и вообще отношения у неё с мужем неустойчивые. Мама искала поддержки, добрых советов и помощи в учительнице. Для неё же высшими педагогическими принципами были строгая дисциплина, послушание, выполнение заданного. Она занималась не воспитанием этих качеств, а требовала, чтобы дети уже проявляли их.

Однажды на уроке Ваня заявил, что ему хочется задать учительнице несколько откровенных вопросов. Учительница сперва растерялась, в её практике такого ещё не бывало, но разрешила. Между учителем и учеником состоялся следующий "диалог".

Ваня: Вы не ошиблись в выборе профессии учителя?

Учительница: Какое тебе до этого дело!

Ваня: Как какое! Вы же должны нас учить и воспитывать?

Учительница: А чем я с вами и лично с тобой занимаюсь?

Ваня: Вы же не любите нас! Вот меня не любите, и Васю, и Колю, и Настю не любите! Вам хорошо будет, если мы уйдём от вас, уйдём в другую школу?

Учительница: Если такой ученик, дерзкий и невоспитуемый, покинет мой класс, то нам всем от этого будет хорошо!

Ваня (обращается к одноклассникам): Вы правда хотите, чтобы я ушёл от вас?

Дети ответили не Ване, а обратились к учительнице с просьбой не выгонять его из класса.

Как же учительница поступает дальше?

Она пишет отцу Вани письмо, в котором требует забрать мальчика из школы, ибо он со своим необузданным нравом портит всех детей. Кладёт письмо в конверт, заклеивает и велит другому ребёнку, который живёт по соседству с Ваней, передать письмо отцу мальчика. Потом идёт к директору и ставит перед ним вопрос ребром: или я, или он.

В конце концов родители забрали Ваню, но этот их конфликт со школой спровоцировал развал семьи. Ваня собирался утопиться в пруду, его спасли. Потом вешался, но успели вынуть из петли. Он вырос без отца и очень страдал. Теперь он студент экономического факультета, говорят, талантлив. Зайдите в интернет на его блог. Там он пишет откровенно о своей судьбе и о первой учительнице тоже. Пишет без злобы, с чувством прощения.

Это вы о моём бывшем ученике?

– Да, уважаемая Ольга Сергеевна!

Я рассказал о нём не потому, чтобы осудить вас, а для того, чтобы нам всем сделать выводы для себя.

Мы иногда объявляем борьбу нашему ученику за наши личные права и достигаем победы. Но, по сути, эти же самые победы есть наши педагогические поражения.

Порой нам будет невозможно возвыситься до духовно-нравственных вершин наших же бывших учеников, они так опередят нас. Но почему не демонстрировать им наши духовно-нравственные вершины хотя бы в течение того периода, когда они ещё воспитываются нами и ещё не превзошли нас?

Пожалуйста, дайте мне слово! Спасибо вам, что вспомнили эту историю. Это я – первая учительница Ванечки. Да, я была тогда властной. Детей я ценила только по двум признакам: как они осваивали у меня знания, умения и навыки и как они слушались меня. Но Ванечка, инакомыслящий и свободолюбивый мальчик, не укладывался в мою педагогику. Вот я и избавилась от него… А потом, спустя год, моя коллега из другой школы уговорила меня поучаствовать в Москве в Международных Педагогических Чтениях. Тема Чтений для меня была странной, но она задевала моё самолюбие. Тема звучала так: "Почему не прожить нам жизнь героями Духа?" На Чтениях было много народу, я увидела там других, не таких, как я, учителей, и слушала непривычные для моего сознания речи об учителе… Я была потрясена. С тех пор я другой учитель, с другими мыслями и другой практикой. Я потом написала письмо Ванечке и просила прощения. И вы знаете, он простил меня. Он иногда ко мне в гости приходит. О-о-о…

А теперь заплакали вы, Ольга Сергеевна. Это уж никуда не годится. Нельзя ли без слез, сделались новым учителем – ну и слава богу, причём тут слёзы?

Как вы не понимаете… Как не можете понять, что те десятилетия, когда я могла нести детям радость и не сделала этого, я переживаю до сих пор. У вас есть чувство вины? Вы знаете, что это такое? Мне жалко всех, кто тоже может любить и радовать детей, сам радоваться своей учительской жизни и не делает этого… Вот к чему мои слёзы… Спасибо вам, Сергей Артурович, за правду…

Хорошо, садитесь… успокойтесь… Хотите валерьянки?

Обойдусь без валерьянки…

– А теперь об одной трагической истории, из которой в своё время мы все могли бы извлечь полезные уроки, но этого не сделали. А если занялись бы этим тогда, может быть, участь Марии Васильевны обошла бы её стороной.

История эта восьмилетней давности, и разыгралась она в восьмом классе.

Учитель литературы проводил последний урок этого дня. Урок как урок, как штампованные оловянные солдатики: проверка, выставление отметок, объяснение нового материала, задание на дом.

Учитель – строгий защитник правил традиционной дидактики – выступал против новаторства.

Разрешите мне говорить более открыто.

Учитель не занимался воспитанием своих учеников, воспитанием в них мировоззренческих начал, смысла жизни, упорядочиванием и расширением духовного мира каждого. Он не считал это своим делом, он верил, что его задача – дать ученикам знание текста и привить им установленную схему его анализа.

Поиск смысла жизни на его уроках не выходил за грани запугивания учеников сдачей Единого государственного экзамена.

На том последнем уроке, после очередного напоминания о пресловутых ЕГЭ, ему возразил Андрей; он заявил, что тот, кто придумал ЕГЭ, "не любит нас, школьников".

Это стало поводом для несдержанного учительского гнева, который проявился в самых грубых высказываниях. Тем самым был дан импульс рождению того самого рокового мгновения, которое учитель выращивал давно, хотя об этом, может быть, и не думал.

Учитель набросился на мальчика: "Какой ты идиот, да ещё воображаешь себя поэтом! Чем ты думаешь, когда стихосложением занимаешься? Вот мой совет: тебе лучше бросить любовную писанину и готовиться к сдаче ЕГЭ, понял, кретин?"

Мальчик был ошарашен.

Он действительно писал стихи, притом хорошие. Спустя год они были изданы в виде книги, каждый из вас получил в подарок этот чудесный сборник. Будет время, перечитайте, и вы поймёте, какой поэтический талант потерял, может быть, мир.

Учитель, конечно, знал о поэтическом даре мальчика, но этим он не интересовался.

Мальчик был чутким, эмоциональным, гордым, но беззащитно уязвимым. Видимо, действовали и другие причины. Он был влюблён в одноклассницу. Мы обо всех обстоятельствах уже не узнаем.

Дальше всё свершилось в течение одной, даже меньше, минуты. Это действительно было мгновение.

Он, взглянув учителю в глаза, сказал весьма сдержанно:

– Вас хорошим манерам не учили?

Учитель остолбенел.

– Ты, что ли, собираешься меня учить? – процедил он с издёвкой.

– Я сам бы хотел научиться, но не от таких, как вы. Хотя проучить вас могу! – ответил Андрей.

Учитель пришёл в ярость.

– Ах ты, недоумок… недоношенный… – закричал он.

А в это время мальчик уже подошёл к окну и открыл его.

– Закрой сейчас же окно, идиот! – заорал учитель.

Андрей осторожно отодвинул цветы и прыгнул на подоконник.

– Ненормальный…

Мальчик ещё раз взглянул на учителя и с грустью произнёс:

– Вы трус, скоро будете отрицать свои же слова. Но мой урок, может быть, окажется сильнее всех ваших уроков.

Кто-то из товарищей почувствовал, что могло произойти, и кинулся к окну. Но Андрей успел добродушно улыбнуться всем и с возгласом: "Ребята, я вас люблю" – выбросился с пятого этажа…

Что было дальше?

Как обычно: началось расследование, свершилось мнимое правосудие…

Слушайте, ведь это он о вас, если я не ошибаюсь?

Нет, не обо мне, обо всех нас…

– Дело это, как вы знаете, стало нашумевшим. Я не к тому, чтобы заново его расследовать, а к тому, чтобы спросить вас: почему весь коллектив был тогда потрясён только трагической гибелью мальчика, а не тем даром, который он нам всем преподнёс – уроком, чтобы мы осознали своё блуждание в образовании? Наш ученик хотел проучить всех нас, призывая к человечности. Почему мы остались глухими к его зову?

Дайте мне сказать… Это я тот учитель литературы. Вы думаете, за эти восемь лет я был на свободе? Я и сейчас заключённый, сам присудил себе пожизненное заключение. Образ этого прекрасного, великодушного мальчика сопровождает меня на каждом шагу, он присутствует на каждом моём уроке, он снится мне… Он оказался более сильным духом, чем я. До его нравственного урока я не смогу подняться. Я остался рабом своих взглядов, а он нуждался в свободе, чего запрещала ему моя старая педагогика, моя сталинская философия. Что мне теперь делать? Я уже стар, пытаюсь менять себя, как вы говорите, самосовершенствоваться, но понять новое, освоить его я уже не успею и не в силах. Но чувствую, что это необходимо совершить каждому из вас, чтобы действительно не погубить поколение. Властная педагогика, которая искалечила меня, а через меня учеников моих, ошибка. Исправьте эту ошибку, кто может, а если кто не может или не хочет, пусть поступит так, как я, – это будет честнее: завтра я подам заявление уважаемому директору об освобождении меня от должности.

Бог с вами, Вадим Данилович, что вы говорите! Хочу обратиться к литератору и учителям так называемого старого поколения: я тоже в возрасте, мы с вами, Вадим Данилович, одногодки. Но я не подам заявление об уходе, не надо себя бояться. Может быть, нам с вами, дорогие коллеги моего поколения, – кстати, нас не много, – стоит попробовать прожить свои последние учительские годы новаторами и реформаторами! Уважаемый директор, прошу вас, направьте меня на курсы повышения квалификации по гуманной педагогике.

С ума сойти! Какие кипят страсти…

– Могу продолжить?

И ещё об одном тревожном событии. Произошло оно три года тому назад в девятом классе и имело широкую огласку, хотя мы, – и не только мы, – изрядно постарались замять его. Класс этот тогда прославил всю школу на всю страну: пять девочек из класса участвовали в соревнованиях юных программистов, стали наконец победителями международного конкурса в Китае и вернулись с медалями, грамотами и денежными премиями. Их принимал министр образования страны. Школа прославилась. Директору и учителю информатики, он же руководитель класса, объявили благодарность, школе подарили новейшую, дорогостоящую компьютерную технику. Эти медали и грамоты до сих пор выставлены в холле школы в качестве нашей былой славы и гордости.

Воодушевившись успехами, учитель со своей девичьей командой начал подготовку к будущим конкурсам и победам. Ему было дано задание никому не уступать первенства.

Тем временем среди учеников класса складывались дурные устремления. Большинство мальчиков и девочек стали курить, некоторые пристрастились к спиртному. Ребята были помешаны на стильных и дорогих мобильниках, девочки изощрялись в косметике и нарядах.

Возник своего рода ночной клуб, где проводились бесконечные попойки и времяпрепровождения. В сообщество учеников вкрались посторонние люди, занятые бизнесом. Сказать, что обо всём этом никто среди нас ничего не знал, было бы неправдой. Но почему-то забота о будущих победах затмевала заботу о нравственной жизни подростков.

Вскоре одну ученицу родители тихонько увели из школы – она забеременела. Дирекция и родители скрыли от нас истинную причину ухода девочки.

Ой, вспоминаю… Я вела в этом классе английский язык. Девочку, по-моему, звали… как?

Тоже вспоминаю, её звали Надеждой. Я преподавала им биологию. Увели из класса и всё… Впервые слышу о причине. Что происходит, а?

Такая она, нынешняя молодёжь, – ей чужды нравы.

Назад Дальше