Эволюционная модель частичного упорядочения
Этнологи девятнадцатого столетия считали, что очень большую долю этнографических данных можно организовать в частичные упорядочения, которые бы представили один эволюционный ряд. Термин "однолинейная эволюция", применяемый в отношении этих теорий, выводится из следствия, вытекающего из этой модели частичных упорядочений, состоящего в том, что любое общество, чтобы изменяться и переходить из одного состояния в другое, должно последовательно проходить через все промежуточные точки в определенной шкале состояний. Так, согласно этой модели, общества, пребывающие в состоянии i, должны были пройти в указанном порядке через состояния 1, 2… i-2, i-1. В этом смысле их эволюция и была однолинейной. Например, Тайлор (р. 20, 23–25) писал:
"В целом оказывается, что повсюду, где бы ни обнаруживались развитые искусства, тайные знания, сложные институты, наличествуют результаты постепенного развития от ранней, более простой и более грубой жизни. Ни одна стадия цивилизации не возникает сама собой, но вырастает или развивается из стадии, ей предшествующей. Это великий принцип, которого каждый ученый должен твердо придерживаться, если намеревается понять мир, в котором он живет, или историю прошлого… Человеческую жизнь можно условно разделить на три большие стадии: Дикую, Варварскую, Цивилизованную… Насколько позволяют судить факты, цивилизация в мире, по-видимому, и в самом деле развивалась через эти три стадии".
В ходе более подробного обсуждения Тайлор указывает, что варварскую или дикарскую родословную имеет не только цивилизация вообще, но и такие конкретные цивилизованные общества, как викторианская Англия, Древний Египет и Вавилон. Хотя позднее более релятивистски мыслящие антропологи признали, что по шкале располагается гораздо меньшее число культурных элементов и что многие из них располагаются по шкале только при особых значениях различных параметров – таких, как экологический и культурный ареал, – центральная идея об эволюции как частичном упорядочении, соотносимом со временем, продолжала пользоваться признанием. В новейших исследованиях Уайта и его коллег (см. особенно: Sahlins and Service, 1960) были выделены важные черты однолинейной точки зрения, во многом подпадающие под ту же критику, которая в прошлом была направлена против "эволюционизма". Было проведено различие между "специальной эволюцией" (историей филогенетических последовательностей) и "общей" эволюцией (частичным упорядочением первых проявлений основных культурных нововведений). Частичное упорядочение событий в общей эволюции не обязательно соответствует частичному упорядочению событий во всех, кроме одной, филогенетических последовательностях; кроме того, ввиду эффективности культурной диффузии каждая отдельная филогенетическая последовательность не обязательно должна быть локализована (и фактически не локализуется) в границах одной социальной или географической единицы.
Стохастическая эволюционная модель
В понятии частичного упорядочения имплицитно содержится представление о том, что система, находящаяся в состоянии i, может перейти в одно и только одно следующее состояние j. Это ограничение делает модель частичного упорядочения идеальной для предсказания направления изменения (хотя и не предсказывающей, произойдет или нет это изменение). При некоторых проблемах, однако, невозможно оправдать применение такой жесткой схемы; можно лишь желать установить вероятности движения системы, находящейся в состоянии i, в альтернативные состояния j, j…, j. Такие вероятностные процессы иллюстрируются эволюцией систем родства (как в трактовке Мёрдока (1949)), и – хотя антропологи, как правило, этого не делают – их можно концептуализировать как эволюцию периодических и непериодических стохастических процессов (в частности, марковских). Стохастический процесс есть множество событий, связанных друг с другом таким образом, что вероятность появления в ряду любого события в качестве следующего обусловлена тождеством предыдущего события или событий. Мердок прежде всего эмпирически доказывает, что между категориями социальной структуры существуют некоторые значимые статистические взаимосвязи; в частности, некоторые характерные черты родства влекут за собой другие. Например, в обществах с экзогамными половинами дочь брата отца обычно обозначается тем же термином, что и жена брата жены, а в обществах, где экзогамные половины отсутствуют, – другим термином. Однако наряду с этими статическими связями существуют также динамические связи в форме правил, устанавливающих, в каком порядке изменяются три параметра социальной структуры – правила определения местожительства, тип наследования и тип терминологии родства – и каковы вероятности изменений в значениях этих трех параметров. Кроме того, Мердок неявно предполагает, что данные правила постоянны на больших промежутках времени и что, стало быть, процесс "неизменен". Из этого в свою очередь вытекает – через гипотезу последовательных состояний, – что независимо от того, какими были первоначальные частоты появления разных типов социальной организации, эти типы постепенно будут принимать достаточно фиксированную относительную частоту появления в человеческих культурах. Гипотеза последовательных состояний утверждает, что, как только устанавливается некоторый набор правил, универсум событий – независимо от первоначального распределения состояний – более или менее быстро (скорость зависит от законов статистического процесса и от частоты событий изменения) приходит к единому асимптотическому равновесному распределению состояний. Можно, разумеется, усомниться, действительно ли "законы", определяющие процесс, постоянны на сколь угодно большом промежутке времени; однако даже при условии лишь временного постоянства закона данная теория предполагает, что крупные изменения в распределении типов социальной организации во всемирном масштабе могут происходить в течение относительно небольшого отрезка времени.
Модель "эпоха-ареал"
Диффузию культурного содержания (с модификацией или без) из одного общества в другое, если рассматривать ее в самом широком плане, иногда удобно отнести к так называемой модели "эпоха-ареал". Для каждого отдельного элемента, а часто и комплекса элементов можно расположить данные на карте так, чтобы прорисовался центр диффузии, окруженный (по крайней мере, теоретически) концентрическими кругами, представляющими границы распространения данного элемента в последовательные промежутки времени. Очевидно, что итоговое концентрическое распределение будет упорядочено (опять-таки, упорядочено на самом деле частично) таким образом, что относительная древность существования элемента в том или ином ареале будет идеально коррелировать с ранговым порядком его географической удаленности от центра распространения.
Этот метод широко использовался в анализе распределения данных физическими антропологами, археологами и этнологами, применявшими его с целью реконструкции длительных исторических процессов и анализа межгрупповых связей (например, в дифференциалах "народный-городской"). В настоящее время он, однако, значительно менее популярен по сравнению с эволюционными, собственно историческими и микровременными моделями ввиду сложности отделения процессов, заключенных в самой "диффузии", от чисто картографических синтезов (см.: Hodgen, p. 116–121, где критически обсуждаются модель диффузии и модель "эпоха-ареал").
Микровременные процессы
В исследованиях процессов изменения, охватывающих относительно небольшие промежутки времени – порядка нескольких (немногих числом) поколений или меньше, – удобнее пользоваться личностными конструктами. Не пытаясь разработать сложную типологию, мы рассмотрим только две категории таких процессов: процессы подвижного равновесия и процессы возрождения. Эти два типа важны для нас здесь постольку, поскольку их можно вывести из психологических рассуждений, представленных в последнем параграфе.
Процессы подвижного равновесия
О культуре при определенных условиях можно сказать, что она на протяжении некоторого периода времени является открытой системой, находящейся в состоянии стабильного, но подвижного равновесия: иначе говоря, она сохраняет свои очертания, принимает входы и производит выходы с примерно одинаковой скоростью и изменяется непрерывно, но постепенно в своей внутренней структуре. Входы в данном случае представляют собой принимаемые инновации, усваиваемые посредством нововведений, аккультурации или диффузии; выходы – отторгаемые элементы культуры. Степень организованности системы (являющаяся результатом ее сложности и упорядоченности) остается относительно постоянной либо медленно возрастает или понижается.
В условиях подвижного равновесия культурное изменение обладает рядом особенностей, некоторые из которых мы в этой главе уже обсудили. Прежде всего, ход изменения выглядит как последовательный ряд принятий и отторжений. Скорость его может быть относительно большой или малой, а сами изменения – крупными или незначительными; однако благодаря упорядоченной поступенчатой замене и перегруппировке частей происходит трансформация структуры. В силу феномена психологического экранирования и структуры функциональных интересов разные сегменты культуры будут обладать разной степенью восприимчивости к изменению. Вследствие этого будут возникать такие явления, как относительно частые изменения в областях так называемого культурного фокуса и относительно редкие изменения в областях культурного отставания. Кроме того, в силу наличия в любом обществе разных заинтересованных групп, реакции на любое предлагаемое нововведение будут различаться. Весьма обычным в отношении любых нововведений будет возникновение фракций принятия и отвержения. Те, кто обыкновенно благоволит нововведениям в "отстающих" областях культуры, будут характеризоваться как радикалы (утописты); те, кто противится нововведению даже в "фокусных" областях, будут характеризоваться как консерваторы. Совершенно очевидно, что чем сложнее культура, тем выше вероятность систематических интрасоциетальных различий в установках по отношению к предлагаемым нововведениям (даже в условиях равновесия), и тем труднее происходит общее принятие изменений. Эти трудности, в свою очередь, можно рассматривать как основную проблему политической организации в быстро изменяющихся сложных обществах. Для решения этой проблемы необходимы в той или иной форме конституционный демократический политический процесс и слаженное управленческое планирование: конституционный демократический процесс – для того, чтобы обеспечить адекватную коммуникацию, общественное доверие и приемлемый баланс выгод и ущербов для разных заинтересованных групп; а слаженное управленческое планирование – для того, чтобы не допустить крайних и неконтролируемых колебаний, непредвиденных функциональных блокировок и чрезмерной медленности или спорадичности изменения.
Процессы возрождения
В предшествующей дискуссии скрыто присутствовало допущение, что даже в периоды стабильного подвижного равновесия социокультурная система подвержена незаметным, но измеримым колебаниям в степени организации. Однако время от времени большинство обществ переживает и более неистовые флуктуации. Такие флуктуации особенно значимы в культурном изменении, поскольку часто находят кульминацию в сравнительно внезапном изменении всего культурного гештальта. Здесь мы обращаем свой взор к движениям возрождения, которые определяем как целенаправленные и организованные попытки некоторых членов общества сконструировать более удовлетворяющую их культуру посредством быстрого принятия образца (pattern) множественных нововведений (см.: Wallace, 1956с; Mead, 1956).
Серьезная дезорганизация социокультурной системы может быть вызвана воздействием любой силы или комбинации сил, которые выводят систему из равновесия. Некоторыми из этих сил являются: изменения климата или фауны, подрывающие экономическую основу ее существования; эпидемии, колоссально изменяющие структуру населения; войны, истощающие человеческие ресурсы общества или приводящие к поражению и вторжению врага; внутренний конфликт между заинтересованными группами, приводящий к тому, что по меньшей мере одна группа оказывается в крайне ущемленном положении; и, что очень типично, ощущение подчиненности и неполноценности в отношениях с соседним обществом. Последнее, в большей или меньшей степени используя принуждение (или даже вообще без принуждения, как, например, в таких ситуациях, когда сам пример доминантного общества вызывает завышенный уровень устремлений), побуждает к некоординированным культурным изменениям. В условиях дезорганизации система, по крайней мере с точки зрения некоторых ее членов, неспособна обеспечить возможность надежного соблюдения некоторых ценностей, считающихся существенно важными для сохранения благополучия и самоуважения. Лабиринтная структура разочаровавшегося в культуре человека представляет собой, соответственно, образ такого мира, который либо непредсказуем, либо убог в своей простоте, либо и то, и другое. Настроением такого человека (в зависимости от конкретной природы дезорганизации) будет паническая тревога, стыд, вина, депрессия или апатия.
Пример дезорганизации, о которой идет речь, показали две тысячи индейцев сенека, проживавших в конце XVIII в. на территории штата Нью-Йорк. У этого народа высшая ценность придавалась представлению об абсолютно свободном и автономном индивиде, неподвластном тяготам и невзгодам – как своим, так и чужим – и безразличном к ним. Такой индивид был способен полностью отдаваться эмоциональным порывам, но в момент кризиса добровольно подчинял собственные желания потребностям своего сообщества. Этот эго-идеал был центральным в организации личности, особенно у мужчин. Мужчины определяли роли, связанные с охотой, военным делом и политикой, как условия осуществления этой ценности; образами мужского успеха были, таким образом, стереотипы "хорошего охотника", "храброго воина" и "лесного вождя". Однако 43 года – прошедшие с 1754 г., когда началась французско-индейская война, до 1797 г., когда сенека продали свои последние охотничьи угодья и стали жить главным образом в границах крошечных обособленных резерваций, – принесли с собой такие изменения в их ситуации, которые сделали достижение этих идеалов практически невозможным. Хороший охотник не мог более охотиться: дичи было крайне мало, и было почти самоубийственно опасно уходить далеко за пределы резервации посреди многочисленных враждебно настроенных белых людей. Храбрый воин не мог более сражаться, лишенный нормального снабжения и брошенный на произвол судьбы своими союзниками; его женщинам и детям грозила растущая военная мощь Соединенных Штатов. Лесной вождь стал объектом презрения, и это разочарование было, возможно, самым разрушительным из всех. Ирокезским вождям почти столетие удавалось стравливать друг с другом англичан и французов, а затем американцев и англичан, вымогая у обеих сторон продовольствие и гарантии территориальной безопасности. Они поддерживали широкую систему альянсов и гегемонии с окружающими племенными группами. И вот они внезапно оказались лишены своего могущества. Белые люди не отзывались более с уважением о Лиге ирокезов; а их западные индейские вассалы и союзники считали их трусами за то, что они заключили мир с американцами.
Первая реакция сенека на прогрессирующую социокультурную дезорганизацию была квазипатологической: многие стали пьяницами; вырос страх перед колдунами; терзаемые раздорами фракции были неспособны выработать общую политику. Однако в 1799 г. набрало силу движение возрождения, базирующееся на религиозных откровениях, обнародованных одним из разочарованных лесных вождей, неким Благородным Озером, который проповедовал кодекс стандартизированной религиозно-культурной реформы. Распитие виски было объявлено вне закона; предполагалось искоренение колдовства; должны были быть отброшены прочь устаревшие ритуалы и преобладающие грехи. Вдобавок к тому, следовало осуществить разнообразные синкретические культурные реформы, равносильные переориентации социально-экономической системы, в том числе привлечь мужчин к занятию сельским хозяйством (которое было до той поры женским делом) и сконцентрировать родственные обязательства в пределах нуклеарной семьи (вместо клана и линиджа). Общее принятие Кодекса Благородного Озера, произошедшее в считанные годы, принесло чудесные на внешний взгляд перемены. Вместо деморализованных трущоб, затерянных посреди дикой природы, выросла группа трезвых, благочестивых, частично грамотных и технологически современных сельскохозяйственных сообществ.
Такие драматические трансформации, судя по историческим фактам, весьма типичны для человеческой истории и, вероятно, создавали условия не только для культурных изменений, но и для более медленных процессов равновесия. Кроме того, поскольку при этом такие широкие изменения образца втискиваются в столь короткий отрезок времени, зарегистрировать их несколько проще, нежели спокойные последовательные изменения в периоды равновесия. Как правило, процессы возрождения имеют общую процессуальную структуру, которую можно концептуально представить как модель темпорально накладывающихся друг на друга, но функционально отличных стадий: