"Трудно найти не только в русской, но и во всей мировой истории женщину, которая… вызывала бы столь противоречивые толки, яростные споры, длящиеся вот уже полтора столетия. Слишком много у нее было обвинителей и почти не было адвокатов. …Та же самая пуля, которая оборвала жизнь А. С. Пушкина, попала и в его жену – смертельный свинец людской клеветы".
Третий чтец (читает отрывок из стихотворения В. Звягинцевой "Пушкину"):
…И странный сон пал на чело поэта:
Огромный зал, цветы, шелка… шелка…
И вдруг из кружев – дуло пистолета
Наводит женская прекрасная рука.
И снегом рассыпаются колонны,
А сердце так болит, а сердце так болит,
И чей-то голос, до тоски знакомый:
"Жизнь кончена… дыхание теснит…".
От страшных снов дневная жизнь лишь краше,
Но то-то стукнуло в груди кусочком льда,
Когда, подняв персты, прелестная Наташа
Сказала слишком роковое "да".
Судьба, судьба! Божественного барда
И нищего – молчанью одному.
Так сердце женское рукой кавалергарда
Прекраснейшую жизнь щелчком швырнуло в тьму.
И плакали, и плакали метели,
Кустарником колючим шелестя,
Вчерашний след разостланной шинели
С ужасных мест испуганно метя.
Ведущий (читает отрывок из полемических раздумий Н. Доризо "Жена поэта"):
"Пушкин, как известно, дрался на дуэли за честь своей жены. Но дуэль продолжается. Вот уже полтора века каждой строкой своих писем Пушкин дерется за честь своей жены с теми, кто стремится во что бы то ни стало, по причинам, порою совершенно непонятным, осквернить ее образ. …Все, что мы говорим о Н. Н. Пушкиной, имеет прямое отношение к самому Пушкину. О ней надо говорить так, и только так, как будто он стоит рядом с нами".
Первый чтец (читает стихотворение Н. Доризо "Наталья Пушкина"):
Как девочка, тонка, бледна,
Едва достигнув совершеннолетья,
В день свадьбы знала ли она,
Что вышла замуж за бессмертье?
Что сохранится на века
Там, за супружеским порогом,
Все то, к чему ее рука
В быту коснется ненароком.
И даже строки письмеца,
Что он писал, о ней вздыхая,
Похитит из ее ларца
Его вдова. Вдова другая.
Непогрешимая вдова -
Святая пушкинская слава,
Одна на все его слова
Теперь имеющая право.
И перед этою вдовой
Ей, Натали, Наташе, Таше,
Нет оправдания живой,
Нет оправданья мертвой даже.
За то, что рок смертельный был,
Был рок родиться ей красивой…
А он такой ее любил,
Домашней, доброй, нешумливой.
Поэзия и красота -
Естественней союза нету.
Но как ты ненавистна свету,
Гармония живая та!
Одно мерило всех мерил,
Что он ей верил. Верил свято
И перед смертью говорил:
"Она ни в чем не виновата".
(Звучит фрагмент вокального цикла "Дорога к Пушкину". "Наталья Николаевна")
(Танец участников вечера, исполняющих роли Пушкина и Натальи Николаевны)
Второй чтец (читает стихотворение А. Дементьева "А мне приснился сон"):
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен
Сергеем Соболевским…
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
Дуэль не состоялась.
Остались боль и ярость
Да шум великосветский,
Что так ему постыл…
К несчастью, Соболевский
В тот год в Европах жил.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.
Все было очень просто:
У Троицкого моста
Он встретил Натали.
Их экипажи встали.
Она была в вуали,
В серебряной пыли.
Он вышел поклониться,
Сказать – пускай не ждут.
Могло все измениться
В те несколько минут.
К несчастью, Натали
Была так близорука,
Что, не узнав супруга,
Растаяла вдали.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.
Под дуло пистолета,
Не опуская глаз,
Шагнул вперед Данзас
И заслонил поэта.
И слышал только лес,
Что говорил он другу…
И опускает руку
Несбывшийся Дантес.
К несчастью, пленник чести
Так поступить не смел.
Остался он на месте.
И выстрел прогремел.
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.
Третий чтец (читает отрывок из стихотворения Э. Багрицкого "О Пушкине"):
И Пушкин падает в голубоватый
Колючий снег. Он знает – здесь конец…
Недаром в кровь его влетел крылатый,
Безжалостный и жалящий свинец.
(Звучит фрагмент вокального цикла "Дорога к Пушкину". "Черный ворон кружит")
Первый чтец (читает стихотворение Ф. Тютчева "29-е января 1837"):
Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В цареубийцы заклеймен.
Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью,
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах… знойной кровью.
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил -
И осененный опочил
Хоругвью гордости народной.
Вражду твою пусть тот рассудит,
Кто слышит пролитую кровь…
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..
Второй чтец (читает отрывок из стихотворения М. Лермонтова "Смерть Поэта"):
Погиб поэт, невольник чести -
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор,
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? Веселитесь… он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
Ведущий (читает отрывок из статьи Н. Доризо "Пушкин и Лермонтов"):
Во всей мировой литературе я не знаю более близкого духовного родства, чем родство этих двух гениев.
Вся жизнь Лермонтова вплоть до его трагической гибели была прямым продолжением жизни Пушкина.
Едва умолк выстрел на Черной речке, как всю Россию потрясли, словно мощнейшее землетрясение, стихи Лермонтова "Смерть поэта", и яростное горе потери, неистовая жажда возмездия сделали никому не известного юношу великим русским поэтом, видным со всех сторон Отечества, достойным преемником пушкинской музы.
В эту минуту Пушкин как бы стал Лермонтовым, чтобы потребовать высшего суда над "надменными потомками известной подлостью прославленных отцов":
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он недоступен звону злата
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Третий чтец (читает стихотворение В. Соколова "Стихи о Пушкине"):
Убит. Убит. Подумать! Пушкин…
Не может быть! Все может быть…
"Ах, Яковлев, – писал Матюшкин, -
Как мог ты это допустить!
Ах, Яковлев, как ты позволил,
Куда глядел ты! Видит бог,
Как мир наш тесный обездолел.
Ах, Яковлев…". А что он мог?
Что мог балтийский ветер ярый,
О юности поющий снег?
Что мог его учитель старый,
Прекраснодушный человек?
Иль некто, видевший воочью
Жену его в ином кругу,
Когда он сам тишайшей ночью
Смял губы: больше не могу.
На Черной речке белый снег.
Такой же белый, как в Тригорском.
Играл на печке – ну и смех -
Котенок няниным наперстком.
Детей укладывают спать.
Отцу готовят на ночь свечи.
Как хорошо на снег ступать
В Михайловском в такой же вечер.
На Черной речке белый снег.
И вот – хоть на иные реки
Давно замыслил он побег -
Шаги отмерены навеки.
Меж императорским дворцом
И императорской конюшней,
Не в том, с бесхитростным крыльцом
Дому, что многих простодушней,
А в строгом, каменном, большом
Наемном здании чужом
Лежал он, просветлев лицом,
Еще сильней и непослушней,
Меж императорским дворцом
И императорской конюшней.
Первый чтец (читает стихотворение М. Цветаевой "Нет, бил барабан перед смутным полком"):
Нет, бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили:
То зубы царевы над мертвым певцом
Почетную дробь выводили.
Такой уж почет, что ближайшим друзьям -
Нет места. В изглавьи, в изножьи,
И справа, и слева – ручищи по швам -
Жандармские груди и рожи.
Не диво ли – и на тишайшем из лож
Пребыть поднадзорным мальчишкой?
На что-то, на что-то, на что-то похож
Почет сей, почетно – да слишком!
Гляди, мол, страна, как, молве вопреки,
Монарх о поэте печется!
Почетно-почетно-почетно – архи -
Почетно, – почетно – до черту!
Кого ж это так – точно воры вора
Пристреленного – выносили?
Изменника? Нет. С проходного двора -
Умнейшего мужа России.
Второй чтец (читает стихотворение Л. Шишкиной "Над Святогорьем"):
Над Святогорьем полдень
Чуть задержался,
Отбушевала в поле
Белая жатва,
И просветлел купол
В легком буране.
Вольная слову куплена
Вечной раной,
Верою твоею, Пушкин,
А не смятеньем.
Зов твоей няни-старушки
В белой метели
Над Святогорьем ожил
И остудился.
Ах, отпустил бы ты вожжи
И воротился,
И воротился к дому,
Где тебя ждали,
Где ты изведал вдоволь
Горькой печали,
Где ты изведал вдоволь
Радость родниться
Светлой душою
И словом
С полем и птицей.
Ах, воротить бы,
Да поздно…
Что ж ты, Россия? -
Он – твои крылья и посох…
Ветер осыпал
Снег над бедою твоей
Заревом света.
Встань же, Россия, прямей -
Вровень с поэтом.
Ведущий (читает воспоминания Н. Тихонова):
"6 июня 1943 г., в день, когда исполнилось 144 г. со дня рождения А. С. Пушкина, в осажденном Ленинграде, на набережной Мойки появились одинокие пешеходы, шедшие в одном направлении. Набережная Мойки была пуста, разбита бомбами и снарядами. Среди камней росла трава. Было так тихо, что стук упавшего кирпича в развалинах казался громким.
Обстрел шел в другом районе города и не мешал этим людям, похожим на пилигримов, идти к небольшому старому дому. Что это был за дом? В нем была квартира Пушкина, и в этот день люди по традиции всегда приходили туда чествовать поэта. Бомба попала как раз во двор этого дома. Стена квартиры треснула, но не упала. В комнатах было пусто, все вещи из квартиры были эвакуированы. Стоял только на небольшом пьедестале бюст поэта. Перед ним говорили речи и читали стихи.
… И никакое торжественное заседание в зале, наполненном цветами и залитом светом люстр, не могло стать сильнее этого разговора с глазу на глаз, разговора о самом главном, когда сердце кипит и чувствует рядом такое же кипение сердец, переполненных восторгом от сознания своей силы и правоты".
Третий чтец (читает отрывок из стихотворения И. Кашежевой)
Когда до предела сужена
Щель бытия твоего,
Ищешь на полке Пушкина,
Пушкина!
Только его.
Он раздвигает муку
До горизонта мечты,
Он поднимает руку,
Он говорит на "ты".
Сам истекает кровью,
Но шутит -
А он умел!
Каждый его любовью,
Как корью, переболел.
Первый чтец (читает стихотворение А. Блока "В альбом Пушкинского дома"):
Имя Пушкинского дома
В Академии Наук!
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!
Это – звоны ледохода
На торжественной реке,
Перекличка парохода
С пароходом вдалеке.
Это – древний Сфинкс, глядящий
Вслед медлительной волне,
Всадник бронзовый, летящий
На недвижном скакуне.
Наши страстные печали
Над таинственной Невой,
Как мы черный день встречали
Белой ночью огневой.
Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук -
Имя Пушкинского дома
В Академии Наук.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.
Ведущий (читает слова А. Платонова):
"…Но в чем же тайна произведений Пушкина? В том, что за его сочинениями – как будто ясными по форме и предельно глубокими, исчерпывающими по смыслу, – остается нечто еще большее, что пока еще не сказано. Мы видим море, но за ним предчувствуем океан. Произведение кончается, и новые, еще большие темы рождаются из него сначала. Это семя, рождающее леса. Мы не ощущаем напряжения поэта, мы видим неистощимость его души, которая сама едва ли знает свою силу. Это чрезвычайно похоже на обыкновенную жизнь, на самого человека, на тайну его, скажем, сердцебиения…
Пушкину никогда не удавалось исчерпать себя даже самым великим своим произведением… Истинный поэт после последней точки не падает замертво, а вновь стоит у начала своей работы. У Пушкина окончания произведений похожи на морские горизонты: достигнув их, опять видишь перед собою бесконечное пространство, ограниченное лишь мнимой чертою".
Второй чтец (читает стихотворение А. Передреева "Дни Пушкина"):
Все беззащитнее душа
В тисках расчетливого мира,
Что сотворил себе кумира
Из темной власти барыша.
И все дороже, все слышней
В его бездушности преступной
Огромный мир души твоей,
Твой гордый голос неподкупный.
Звучи, божественный глагол,
В своем величье непреложный,
Сквозь океан ревущих волн
Всемирной пошлости безбожной…
Ты светлым именем своим
Восславил имя человечье,
И мир идет тебе навстречу,
Духовной жаждою томим.
(Звучит фрагмент вокального цикла "Дорога к Пушкину". "Над пушкинской строкой")
9. "Ангел-хранитель мой" (Литературно-художественная композиция, посвященная Наталье Николаевне Гончаровой)
СОДЕРЖАНИЕ
1. Светские сплетни.
2. Пушкин в Болдино.
3. Письма Пушкина к жене.
4. Наталья Николаевна Ланская.
ОФОРМЛЕНИЕ ВЕЧЕРА
Портреты Натальи Николаевны в разные периоды жизни; портреты А. С. Пушкина.
Музыкальное оформление:
"Сентиментальный вальс" (из цикла "Времена года" П. И. Чайковского); "Реквием" Моцарта; венчальная песня; вальс из "Пушкинских вальсов" Прокофьева.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
1) ведущий;
2) А. Пушкин;
3) 18 девочек в костюмах светских дам;
4) Моцарт;
5) Сальери;
6) первый чтец;
7) второй чтец;
8) 11 мальчиков в костюмах светских кавалеров.
ХОД ВЕЧЕРА
(Тихо звучит музыка "Сентиментального вальса" из цикла "Времена года" П. И. Чайковского. Голос из-за сцены)
Ведущий :
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
(Девочки танцуют вальс, а затем образуют группы беседующих)
Первая дама :
– Слыхали новость: Пушкин женится.
Вторая дама :
– Вот это пассаж! После стольких увлечений и амуров!
Третья дама :
– Но кто ж она?
Четвертая дама :
– Мадемуазель Натали, самая младшая из трех сестер Гончаровых.
Пятая дама :
– Это не те ли Гончаровы, которые живут в Москве? Так их состояние так расстроено, что им не до свадеб.
Шестая дама :
– Матушка их мечтает о выгодной партии, а Пушкин совсем небогат.
Седьмая дама :
– Поэтому Пушкин оставляет невесту и едет в свое имение в Нижегородской губернии, чтобы вступить в права наследования.
Восьмая дама :
– Но, слышно, там появилась холера!
Девятая дама :
– Ах, бедный Пушкин, это большое препятствие к его скорому счастию.
Десятая дама :
– Брак для поэта – это такая проза!
Одиннадцатая дама :